Czytaj książkę: «Тимлиды»

Суббота, 23 января 2021 года

1. Разговор с отцом

– Я задумал кое-что, отец. Сложно подобрать нужные слова, но должен тебе рассказать об этом. Не до конца понимаю, зачем мне это. Не могу уверенно сформулировать свою цель, но точно знаю, что сделать это надо.

– Рассказывай как чувствуешь, – вздохнул старик, закуривая. – Уверен, задуманное тобой дело не такое уж плохое. Знаю это потому, что воспитали тебя с твоей матерью как надо, образование дали стоящее, книжки давали нужные и с людьми знакомили умными. Вся твоя жизнь подтверждает мои слова. Даже твои ошибки были частью тебя, частью твоего взросления, поэтому они были ценны. И если сейчас ты мнёшься рассказать мне о том, что потом назовешь ошибкой, я вот как думаю: лучше эту ошибку сделать и извлечь из нее пользу, чем не сделать. Разумеется, дело надо продумать, взвесить, без спешки, без суеты, ну да это ты и без меня знаешь. Рассказывай уже!

– Спасибо, отец, за поддержку, ты всегда был на моей стороне. А дело в следующем. Есть группа людей, с которыми мы и не пересекаемся обычно, но эти люди заметны в нашем городе, влияют на него сильно. Хорошего в этом влиянии мало. Занимая посты, они наживаются за счет города, не принося ему пользы, вредя людям. Я и мои товарищи долго за ними наблюдали, год собирали информацию, изучали их. Среди них много бывших чиновников и их детей. Жизнь меняется, и они уже давно хотят занимать не только теплые места на государственной службе, но и в бизнесе. Бизнесмены из них так себе, там бизнес всегда про государственный подряд по знакомству: половина из бюджетных денег будет украдено, вторая будет истрачена бездарно и без пользы. В этот раз десяток престарелых коррупционеров скинулись на интернет-банк – надстройку над обычным банком, работающую в основном через интернет, без физических офисов. Бизнесок затеяли традиционно – под прикрытием прорывных технологий банк отмывает их деньги, по-тихому отбирает бизнесы клиентов. Единственное отличие от того, чем они занимались ранее – это технологическая основа, здесь они вышли на нашу территорию и стали уязвимы. Раньше про такие аферы лишь изредка писали либеральные газеты, да все без толку. А сейчас мы этот банк можем своими силами закрыть, без всяких расследований.

– Как закрыть?

– Организуя интернет-бизнес, эти люди ввязались в предприятие, в котором не смыслят. Они не способны организовать разработку софта, не знают, как без принуждения привлечь и удержать команды. Своим принципом, что все «нужно вчера», они привели свое дело за год работы к плачевному состоянию. Плюс они воруют сами у себя. Повторюсь, мы их уже год наблюдаем. Сейчас отличный момент для небольшого толчка, который приведет их к краху.

– Падающего – толкни? – усмехнулся старик.

– Это первая половина истории, внешняя часть. Вторая – внутренняя. Я хочу сделать это силами моей команды, Профсоюзом. Я хочу понять для себя, на что мы способны, и хочу, чтобы мои товарищи почувствовали, чего они стоят. Хочу предпринять дело, которое покажет нас самих себе, кто мы есть.

– Кучерявый способ инициации ты придумал. Как вы это провернете? Вы же не хакеры, далеки от спецопераций.

– Ценность момента в том, что для дела не нужно совершать каких-то незаконных, хакерских операций. Ну или почти не нужно. Их организация разваливается, подтолкнуть – и рухнет.

– Так может просто подождать, если разваливается? Пусть сама и развалится.

– Она так стагнировать годами будет. Да и залить деньгами можно, временно пригласив вменяемых людей, выправив ситуацию, а потом опять в пике уводить, как они умеют.

– Какова ставка? Чем рискуешь?

– Хочется сказать, что риска нет, но обманывать не буду. Господа, которых я хочу потыкать палочкой, опасны. Постараемся, чтобы на нас ничего не указывало, но удастся или нет – не знаю. На всякий случай я привел все свои дела в порядок.

– Звучит так, будто ты к войне приготовился. Обычный семейный обед с родителями перерос в разговоры о заговоре? – попробовал скрыть волнение за иронией Сергей Станиславович, нахмурив брови.

– Отец, я не хочу тебя расстраивать, но и не поставить тебя в известность об этом деле не могу.

Некоторое время мужчины молчали. Старик, сидя в кожаном кресле за массивным дубовым столом, на котором лежали лишь макбук и пепельница, задумчиво вглядывался в выпускаемый им дым. Вячеслав любил говорить с отцом, и такие паузы в диалогах были ему знакомы: они будто сгущали все сказанное ранее в выкристаллизовывающийся смысл. Сергей Станиславович внимательно посмотрел на сына.

– Я тебе не рассказывал одну историю, которая со мной приключилась примерно тогда, когда ты родился. Почему-то пришла на ум сейчас. Я тогда начальником цеха работал, это ты знаешь, рядом тут, на заводе. Хороший у нас был коллектив. Я правда самый молодой был, новичок по их меркам. Десяток цехов, в каждом по начальнику вроде меня, все инженеры, за каждым полсотни рабочих, плюс-минус. А над всеми – директор, но он сам редко появлялся, непосредственно руководили его замы. Короче, так получилось, что тот заместитель, который нами рулил, вышел на пенсию. Хороший был мужик, войну прошел, при нем и порядок был, и настроение в коллективе дружеское, теплое, семейное почти, как отец. Ну так вот, вместо него поставили нового зама, но не повезло нам. Новенький этот был чей-то там родственник, кому-то свойственник, дурак полный, ещё и орать на нас, инженеров, пытался. Уж не помню, что именно, но как-то он неприятно нам порядки менять стал, конфликтовал, пытался как-то неуклюже то ли уважение, то ли страх к себе внушить. Градус напряжения высоко поднялся, и наш десяток начальников цехов будто оборону держал от этого упыря. Я-то молодой, сам недавно пришел, мой голос был не шибко громкий, а вот товарищи постарше, поопытнее, те его совсем ни во что не ставили, ну я на них равнялся, по-тихому. Однажды задержал он всех допоздна, совещание какое-то придумал, сидит за столом: наглый, вальяжный, выпивший уже, хамит, мы вроде как слушаем, кто-то спорит, отвечает. Вдруг один из наших не выдерживает, вспыхивает, вскакивает, что-то грубое говорит и уходит на лестницу, курить. Остальные, не торопясь, встают, за ним. Этот орет, не отпускал, мол, но его никто уже не слушает. Все идут на перекур, а управление пустое уже, нет никого, поздно. Одни мы этого клоуна слушаем. На лестнице стоим. А тогда ведь не было курилок, прям на лестницах курили. Мрачные стоим, дымим. Врывается этот упырь и давай дальше свою чушь нести. Достал он всех уже страшно, но видать совсем это не чувствовал. Или, может, думал, что это успех у него такой, что он кричит ерунду какую-то, а мы молчим. В общем, как сейчас помню, один наш, не буду говорить кто, ты его знаешь, вернее знал, почил он уже, вздохнул, громко так, тяжело, папиросу взял в зубы, освободив руку, и двинул ему. Мы ж все на спорте, как вы говорите, тогда были. Ну а товарищ мой был мастер спорта по боксу. Начальничек после удара приложился еще головой об стену, а потом кубарем с лестницы. Неожиданно как-то все это вышло, случайно. Проверили – не дышит. Постояли, докурили, выдохнули, прибрали за собой немного, и пошли домой. Вместе все через проходную. Нас потаскали-поопрашивали с месяц, мы все одно: после совещания вместе ушли, как только закончилось. У следствия два гипотезы: первая – убийство десятью инженерами, второе – несчастный случай: выпил, оступился, упал на лестнице. Первое – скандал, улик никаких, даже мотива толком нет. А второе правдоподобно, ну то и выбрали. А жизнь на заводе лучше стала.

– Если б ты не сказал про мастера спорта, я б и не понял, про кого ты. Не так много боксеров у тебя в друзьях было.

– Проболтался на старости лет. Ну да он уже на небе, не страшно. Да и хорошее дело сделал. Я к чему это все? Уборка – дела важное, грязь разводить не надо. Если есть непорядок, раздражающий непорядок, грязь, это надо менять. Терпеть нет смысла, долго терпеть – на здоровье сказывается. В квартире ты как уборку делаешь? Раз в неделю, не ждешь вдохновения, особого случая, берешь и убираешься. Ну так и везде надо делать, а если грязь сопротивляется, не хочет уходить, держится за свое место так, что всем житья вокруг нет, ну как ее убрать? Хорошо, когда эта грязь далеко, тебя не касается. А что если она вот, рядом, ещё и сама к тебе лезет, навязывается. В Библии сказано: возделывайте свой сад. Ну вот надо пропалывать сорняки, убирать плохое, сажать хорошее. Вопрос весь в том, что ты своим садом считаешь: сорокометровую клетушку на окраине, куда тебя загнал несправедливый порядок, или весь мир.

– Ну на мир мы пока не замахиваемся, – приободренный тихо произнес Вячеслав.

– Замахиваетесь-замахиваетесь! Это мы не замахивались, сидели за железным занавесом да помалкивали, а эти упыри вроде бы от нашего имени мир своими рылами пугали. Сейчас иначе, у тебя же каждый второй из знакомых зарубежом работает. Чем не экзистенциальный выбор: не работать на этих ублюдков, не тратить на них свои силы, свой талант, а вложить в то, что считаешь верным. Мы так не могли, редко кто мог. А теперь даже я могу! Новость же тебе не рассказал: работа новая у меня! Я разрабом в американский проект устроился, на будущей неделе приступаю. Представляешь, на старости лет какое развлечение нашел?

– Горжусь тобой, отец. Хотел бы я дожить до твоих лет и писать код.

– А я тобой горжусь, сынок. Я в твои годы коммунизм строил, в который не верил ни секунды, а у тебя вся жизнь в руках, ты все сможешь, верю в тебя.

Кивком поблагодарив отца сквозь дым накуренного и еле сдерживая сентиментальные слезы, Вячеслав поймал чувство, переживание, которое не раз подсказывало ему верные решения: что он на своем месте, что путь верный, что задача по плечу.

2. Встреча в поезде

За окном поезда проносилась деревня за деревней. Серый пейзаж, припорошенный снегом, и разруха российской провинции не трогали Павла, который впервые в жизни ехал в Петербург. Скорый поезд через час должен был доставить его в самый центр бывшей столицы. Он ехал по приглашению человека, которому был обязан стремительным развитием своей карьеры за последний год. Наконец-то стал тимлидом и совсем недавно сменил проект на более интересный, придя в него уже в качестве руководителя. Павел не до конца понимал роль и мотивацию своего покровителя, чувствовал что-то приятное в небезразличии другого. Телефон известил о полученном телеграм-сообщении.

– Павел, вы в поезде, успели на рейс? – интересовался неизвестный собеседник.

– Да, все в порядке, – уклончиво ответил Павле, не будучи уверен, с кем общается.

– Прогуляйтесь, пожалуйста, до шестого вагона. Там вы найдете компанию мужчин. Среди них будет один в яркой приталенной рубашке, которая ему явно мала. Спросите у него, не на профсоюзную ли конференцию он едет.

– Мне просто подойти к незнакомому человеку и спросить про конференцию?

– Да, именно так. Он поймет. До скорого!

Павел чувствовал себя странно, ему будто предлагали следовать за белым кроликом. Что дальше? Выбирать из двух таблеток? Впрочем, в поезде было безопасно, и Павел продолжил приключение. Войдя в шестой вагон, он сразу заметил шумную компанию мужчин, занявших добрую треть всех мест. По обрывкам фраз было понятно, что программисты рассказывают друг другу анекдоты из профессионального опыта. Медленно проходя вдоль сидений и ища глазами нужного человека, Павел встретился взглядом с улыбающимся мужчиной в черном худи. Показалось, будто он подмигнул. Павел смущенно отвел взгляд и прошел мимо. Пройдя весь вагон, он остановился у двери и обернулся. На него смотрел полный мужчина в бордовой рубашке, две верхние пуговицы были расстегнуты, вряд ли он смог бы их застегнуть. Нужно было подойти. Павел чувствовал стеснение, ситуация была не из обычных. Он сделал вид, что читает что-то со смартфона, медленно подошел к нужному ряду и спросил: «Добрый день! А вы случайно не на профсоюзную конференцию едете?»

На секунду громкая беседа стихла, а потом тишина взорвалась хохотом. Человек в бордовой рубашке широко улыбнулся и ответил:

– Да-да, на конференцию, присаживайся. Павел, верно?

– Да, – смущение ощущалось чрезвычайно остро, Павлу хотелось убежать. Казалось, что все вокруг смотрят на него и смеются над ним.

– Меня зовут Рустам, – протянул руку собеседник. – Это Женя и Костя, знакомься. Остальных потом представлю. Большая у тебя команда?

– Смотря с чем сравнивать, – все ещё не понимая, как себя вести, тихо ответил Павел. – А почему вы спрашиваете про команду?

– Да не бойся ты. Просто раз ты здесь и едешь на ту же конференцию, что и мы, – на этих словах окружающие стали улыбаться, сдерживая смех, – то ты, скорее всего, программист и тимлид. Ну может быть тестировщик или аналитик, но это менее вероятно. И уж точно не менеджер, менеджеры не умеют так стесняться!

Рустам рассмеялся, обводя взглядом соседей, довольный своей шуткой. Павел понемногу успокаивался.

– Да, вы правы: я разработчик. Недавно стал тимлидом. Команда у меня – девять человек, включая меня.

– Девять – это немало! Я знал тимлида, у которого в команде никого не было. Руководитель команды без команды! Работодатель так продавал разрабу низкую зарплату, платил титулом! – рассмеялся сидевший на соседнем ряду хипстер.

– Ясно. Новенький, значит, – довольно подытожил Рустам. – Добро пожаловать на борт! Дальше едем вместе. Не волнуйся, это у питерских такие ролевые игры. Отпишись в телеграм, что нашел нас.

3. Спор

Свежий снег хрустел под ногами. В парке людей было не много. Вячеслав шел по тропинке вдоль проспекта и издалека увидел мужчину, стоявшего у мостика, перекинутого через небольшой пруд. Прикоснувшись к наушнику, Вячеслав выключив музыку. Последнее, что он услышал, был жизнеутверждающий пассаж: «Sterben kannst du überall¹». Подойдя к мосту, метрах в трех от мужчины Вячеслав остановился и произнес:

– Летом здесь приятнее: зелено, мамаши с детьми гуляют, подростки играют в фрисби. А ещё здесь много уток.

– Сейчас тоже неплохо. Для зимы. Готов? – не оборачиваясь проговорил мужчина.

– Это нужно сделать. А вот готовым я себя не чувствую совершенно. Разве можно быть готовым к такому? Често скажу: страшно, опасаюсь и за себя, и за наших.

– Ты всегда таким был: чересчур осторожным, опасливым. Возможно, из-за этого все и началось. Если бы ты был другим, мы бы тебе не понадобились. Завалил бы тот проект, научился на своих ошибках и дальше был бы умнее, – мужчина повернулся к Вячеславу и криво усмехнулся.

– Я стараюсь сделать все от меня зависящее. От меня зависят люди, мои друзья в том числе, этим нельзя рисковать.

– Но завтра ты этим рискнешь.

– Это неизбежно. Рано или поздно мы должны были начать. Эти люди всерьез называют себя новыми дворянами. Если они дворяне, то кто мы? – Вячеслав нахмурился. – Знаешь, почему этот проспект так называется?

– Нет.

– 120 лет назад рабочие одного из заводов здесь недалеко подняли бунт против несправедливости. Тогда, ещё до революции, в России был промышленный бум. Быстро появлялись заводы, здесь у нас в Петербурге был один из промышленных центров. Конечно, место, где мы сейчас, тогда Петербургом не считалось. Это был пригород, рабочий пригород. Вдоль Невы было много заводов, некоторые из них работают до сих пор. Так вот, тогда эти заводы стремительно разрастались, крестьяне приходили сюда и становились рабочими, почти городскими жителями. За свой труд профессиональный опытный рабочий мог получать весьма приличные деньги, снимать квартиру, содержать жену и детей. Советская пропаганда рассказывала, что рабочий был нищ и убог, но таким рабочий стал уже при них. До революции эти люди требовали, среди прочего, чтобы начальники говорили им «вы», а не «ты». И в 1901 году рабочие Обуховского завода, крупного сталелитейного завода, только что получившего государственный заказ, остановили производство. Они требовали уважительного к себе отношения, соблюдения своих прав, роста объема этих прав. А после остановки производства они построили баррикады и несколько дней отбивали атаки полиции, матросов и военных. Сдались, только когда на них в атаку пошла армейская кавалерия. Это считается первым крупным выступлением рабочих в России.

– Как они говорят: можем повторить, да? – ухмыльнулся собеседник Вячеслава.

– Меньше чем через двадцать лет после этого режима уже не было. Те, кто мог прислушаться к голосу восставших и изменить что-то в стране, не сделали ничего. Царь, как символ этих бездельников, подставил себя и всю свою семью под пули.

– Так рассказываешь, будто для тебя это не просто история из учебника.

– Мой прадед участвовал в тех событиях. Вернее, был их свидетелем – молодой был для участия. Он только-только в Петербург на заработки тогда пришел, устроился на завод. Не на Обуховский, на другой. Прадед в юности опасным парнем был, долго на одном месте не задерживался. Драки, даже с ножами, тогда были частым делом в рабочих окраинах. За неделю до этих событий он повздорил с кем-то, и в пьяной драке его ударили ножом в живот. Провалялся три месяца, это его и уберегло. Сам говорил потом, что не удержался бы и поддержал обуховцев.

– Кажется, эти люди не боялись за себя драться, – для Вячеслава это прозвучало как упрек. Секундное молчание удержало от резкого ответа, даже нашлась шутка.

– Ну, 120 лет эволюции не прошли даром. Мы ведь сейчас не собираемся баррикадироваться и отбивать атаки кавалерии, сделаем элегантнее.

– А если привлечем к себе внимание, натравят на нас кавалерию, – угрюмо возвращал разговор на серьезный лад собеседник.

– У нас хороший план. Если будем его придерживаться, все пройдет как по маслу. Большую часть работы эти ребятки сделали сами: развалили все, что могли, – ответил Вячеслав.

– Всегда что-то идет не по плану. Знаешь, при совке было «Дело врачей», а у нас будет «Дело тимлидов».

– Там была политика, а у нас не политическая акция.

– Не политическая акция, но ты мне прочел лекцию о забастовке с баррикадами и боями. Или это тоже не политическая акция была?

– Да не было в Обуховской обороне никакой политической акции, у них все требования касались только их самих: уменьшить рабочий день, повысить оплату, прекратить увольнения без причин. Политика там появилась уже потом, когда советские историки писали свои диссертации, – Вячеславу стал надоедать этот спор.

– Если все, что ты перечислил про требования тех работяг – это не политика, то что тогда политика? Все, что ты мне рассказал – это спор труда и капитала, классический конфликт классов по Марксу. Это же не хозяйственный и не семейный спор. Рабочие хотят больше прав и денег, но если они их получат, меньше прав станет у капиталистов и, в конечном итоге, у дворян. Права же не появляются с неба: если у кого-то они появились, значит у кого-то они пропали. Вот и у нас конфликт похожий. Есть людишки, вообразившие себя элитой, новым дворянством. Мы этот взгляд не разделяем и бьем на упреждение. Потому что если не ударим сейчас, завтра будет поздно.

– Я не хочу считать это политической акцией. Мы вне политики. Ты правильно сказал: гнилые людишки, от которых нужно избавить город. Это частная история, не политическая.

– Ты в своем духе. Боишься произнести то, что витает в воздухе, – хмуро произнес собеседник Вячеслава.

– Я не имею права уходить в радикализм, в крайности. В нашем коллективе есть разные взгляды. Если я буду рассказывать людям про Маркса, коллектив поредеет. И я тебя очень прошу: давай придерживаться плана, без импровизаций. Не хочу, чтобы случайность, неосторожность подставили нас.

– Знаешь, когда мы начинали, ты был смелее. Сколько лет я предлагал сделать что-то подобное, года три? Ты все время отказывался: политикой не занимаемся. И даже сейчас, согласившись, ты только и говоришь про осторожность, опасности и тревогу.

– С тобой нельзя иначе. Тем, кого надо мотивировать, кого надо взбодрить, я скажу другие слова. А ты слишком горяч. Даже не знаю, откуда у тебя эта горячность в нашем-то возрасте взялась. Да, кто в юности не был радикалом – у того нет сердца, но кто в зрелости не стал консерватором – у того нет ума.

– Консерватором? Нет ума? Ты вообще следишь, что с твоей страной происходит? Или тебя только твой городишко и этот проспект волнует? Знаешь, что государство развязывает войны с соседями? Слышал, что за твои налоги разрабатывают яды и травят граждан? Или может радуешься экономическим успехам? Сколько там сейчас бедных: миллионов 20 из 146 за чертой.

– Миш, давай заканчивать этот разговор. Мы должны сделать наше общее дело. Разыграть его как по нотам, без отступлений. А потом, когда все получится, вернемся к этому разговору, – Вячеслав развернулся и пошел в сторону своего дома.