Czytaj książkę: «Кулуары кафе»
Приветствие
Привет, дорогой читатель. Ты держишь в руках (или читаешь в смартфоне) сборник рассказов, навеянных как конкретными событиями и идеями, ежедневно возникающими в наших головах, так и банальным креативом в духе “а было бы здорово, если бы…”
Сборник представляет собой набор обособленных историй, объединённых (а может, и нет?) единым миром. В нём переплетаются как неординарные события и персонажи, так и лёгкая мистика, жаждущая пронзить своей загадочностью ваше сердце.
Сугубо на всякий случай – сборник не стремится никого оскорбить или обидеть. Все события вымышлены – реальны лишь идеи и последствия, которые могут развиваться стремительно. А могут тянуться, словно резина, вовлекая в повествование прекрасным описанием.
Этот сборник – моя первая работа. Что вас ждёт? Неожиданные повороты, плот-твисты, огромное количество вау-моментов, а также неповторимый художественный стиль, который я оттачивал несколько лет кряду.
Приятного чтения!
Вдоль воды
Золотая осень – странная пора года. На улице все красочно, сочно, мир пестрит разномастными красками, а листва словно пытается вырвать глаза. Но в то же время холодает. Уже не выйдешь в лёгкой курточке на улицу: пронизывающий ветер сразу изменит твое мировосприятие. И вряд ли в лучшую сторону.
Именно поэтому Карл выбрал пальто. Серое, строгое, с прошитыми черными нитками манжетами. Он вообще любит стильно одеваться, даже на простую прогулку с собакой. Темно-серое пальто цвета гранита, бежевые штаны с коричневыми ботинками на небольшой платформе и шляпа в цвет брюк. Образ обычно дополняет шарф или платок, который Карл на манер галстука повязывает у себя на шее.
Карл всегда повязывает шарф с первыми опавшими листьями. И делает он это постоянно в период с первого упавшего листа до первого распустившегося дерева, то есть до весны. Всю зиму он носит на шее шарф, что позволяет ему не замерзать и, как следствие, обходиться без простуды.
Вот и сегодня Карл решил выбрать всё тот же стильный шарф цвета песка. Повязав его на шею, Карл, подозвав к себе Мэнни, взял в руки поводок и аккуратно пристегнул его к ошейнику. Вообще, Карл давно уже мог этого не делать: Мэнни был старым, но послушным мопсом и без разрешения или команды от хозяина предпочитал не отходить. Однако при всем при том сам Карл – законопослушный гражданин и потому предпочитает держать Мэнни на поводке.
Защелка ошейника приятно клацнула. Похлопав себя по карманам и убедившись, что всё необходимое (смартфон, ключи, документы на случай проверки и пакеты для уборки за Мэнни) на месте, Карл удовлетворенно хмыкнул.
– Ну что, старик, идем на прогулку?
Мэнни лишь удовлетворенно хрюкнул. У него постепенно развивалась болезнь дыхательных путей, отчего активность собаки изо дня в день падала. Однако пёс все еще был бодр и готов покорить не одну и даже не две мили вдоль водоканала, протекающего рядом с кондоминиумами.
Закрыв дверь и подозвав к себе собаку, Карл аккуратно спустился по крутой лестнице своего небольшого домика и, помахав выглянувшей в окно миссис Норптон, которая снимала у него первый этаж, двинулся в сторону канала. Мэнни трясся рядом, периодически похрюкивая да попискивая: на старости лет у него всё чаще болели суставы, отчего время от времени кряхтение пса переходило в легкое повизгивание. Карл в который раз освежил в памяти, что приём у ветеринара назначен на четверг, к 16:00, и, проверив напоминалку в телефоне, позвал Мэнни.
– Держись, старина. Сходим к доктору, посмотрит тебя. Выпишет лекарств каких. И все будет хорошо. Главное, чтобы эти лекарства меня не разорили, хе-хе.
Собака лишь сильнее засопела. Мэнни нравилось, когда хозяин обращался к нему по имени. Карл любил своего пса, а потому произносил его имя словно имя любимого человека.
– Мэнни, Мэнни… нормально все будет. Не волнуйся. А сейчас давай к каналу пройдем. Хочу у воды погулять.
Если бы Мэнни мог ответить, он бы рассказал хозяину, как любит гулять вдоль воды. Однако вместо этого он лишь повернул голову и, убедившись, что человек не отстаёт, затрусил в сторону водоёма.
Водоканал, вдоль которого Мэнни и Карл так часто гуляли, представлял собой некое подобие стихийного парка, который добрые самаритяне привели в более или менее надлежащее состояние. Дорожки были выложены тротуарной плиткой, скамейки – покрашены, а листва дважды в неделю убиралась муниципальной службой, которая и обустроила этот “парк” за счет пожертвований граждан, проживающих рядом.
Сам же водоем протекал почти через весь город, переходя в полноценную реку ближе к южной границе города. Большая его часть протекала по трубам, однако здесь канал выходил на поверхность, демонстрируя удивительно прозрачную воду. Его стабильно чистили и облагораживали, отчего сама вода, да и речные рыбы, чувствовали себя более чем комфортно. Как и жители близлежащего здания высотой в 20 этажей, имеющие прекрасный вид не только на сам канал, но и на половину города. Само здание представляло собой прямоугольную новостройку с живописно раскрашенными стенами. Узор напоминал некую дисгармонию из цветов, выстроенных мудрёным образом в единую композицию, состоящую из градиентных кос, квадратов и шаров. И вся эта дисгармония жила своим чередом. В окнах загорался и гас свет, из форточек слышались потоки музыки или сухие реплики новостных ведущих. Некоторые окна совсем не подавали жизни – видимо, квартира продавалась.
Карл ухмыльнулся. Каждый раз, проходя мимо этого дома, он смотрел на одно и то же окно. Восьмой этаж, вторая квартира справа. Раньше лампа в этой комнате загоралась нечасто. Однако в последние несколько дней свет начал гореть постоянно. И Карл неизменно останавливал свой взгляд на этом окне, аккуратно завешенном полупрозрачным тюлем.
– Хм… интересно, а кто там живет вообще? Мужчина? Женщина? Семья? А может, какие-нибудь милые бабушка с дедушкой? Что думаешь, Мэнни?
– Кхр… кхр… кхр…
– Ты, как всегда, красноречив. Но… интересно ведь, а? Кто же так электричество нещадно сжигает…
Мэнни вновь прокряхтел что-то невразумительное, сильнее натянув поводок. Карл же, напротив, остановился. И поднял голову к окну. Тюль мешал разглядеть хоть какое бы то ни было убранство комнаты кроме белого потолка. Однако у Карла откуда-то была чёткая мысль о том, что в квартире кто-то живет. Причем живет постоянно и занимается чем-то… творческим.
Карл не имел ни малейшего понятия, откуда в его голове родился такой образ. Он видел какого-то человека, днями и ночами рисующего картины для аукционов. Или, например, создающего дизайн новомодных пентхаусов, строящихся на краю города. Или просто кого-то с боязнью темноты и у которого не доходят руки приобрести ночник. В общем, никого из ряда вон выходящего.
– Давай представим, что там живет… живет… хм… допустим, Жаклин. Хотя нет, вряд ли женщина допустила бы такую расточительность. Пусть будет… Мэрл. Как Мэнни и Карл в одном флаконе.
***
– И вот он выходит из кабинета, и такой: “Эй, Карл, что за хрень?”, а я ему: “Хрень – это твоя жизнь!”. Неплохо, а?
Мэрл был, как всегда, немногословен. Он вообще мало разговаривал. Разве что сиял своим желтым, теплым светом глаз на сидящего на лавке Карла. Рядом с лавочкой, на траве, сидел уставший от прогулки Мэнни. Пёс кряхтел, сопел, но все равно смотрел на хозяина влюбленным взглядом.
– Фух… хорошая шутка вышла. И впрямь хорошая. Даже Карен – и та улыбнулась. Я тебе, кстати, говорил, что мы с ней на свидание идем в среду?
Молчание. Карл понимал, как глупо он выглядит со стороны – взрослый мужчина, обращающийся к горящему окну. Просто к окну, даже не к человеку в нем. К обычному предмету, за прозрачным стеклом которого уже вторую неделю горел свет.
Однако с другой стороны… с другой стороны Карл был одинок. Единственным его другом был старый добрый Мэнни, век которого постепенно подходил к концу. На работе же… на работе у него были лишь приятели. Была симпатичная маркетолог Карен, к которой он по совету воображаемого друга Мэрла все-таки смог подойти с предложением об ужине. Был Боб, болтливый, но при этом крайне аккуратный и щепетильный бухгалтер. Была Маргарет – женщина в стальной чешуе, чью меланхоличность не мог пробить ни один кадровик мира. И были, были, были… были еще многие. Список фактически бесконечен. У Карла было великое множество знакомых. А вот друзей – не было. Не было и любимого человека: с женой ему не свезло, и, когда та ему изменила, Карл просто-напросто выгнал ее на улицу.
Так что… теперь он сидел на скамье у воды, одетый в черные брюки, синий пуховик, и всё с тем же шарфиком на шее. Его щуплое, но широкое лицо с редкими усиками выражало крайнюю степень удовлетворения: в последнее время он стал всё чаще приходить сюда, на это место, чтобы пообщаться со своим воображаемым другом Мэрлом. И ему это чертовски нравилось.
– И вот я подхожу к ней весь такой при параде, и выдаю: “Карен, всегда хотел тебе сказать: ты настолько мила, что маленькие котята и щенята отправляют друг другу открытки с тобой”. Это был и впрямь неплохой комплимент, буду честен. И… сработало!
Золотая осень плавно подходила к концу. Конец октября переходил в ноябрь, уступая всё еще тёплые осенние вечера порывам ветра, дождю и бесконечной сырости, которая, казалось, просачивалась в душу человека, навевая мысли о тщетности бытия. Однако Карла это нисколько не смущало. Он был тепло одет, дома его ждал горячий ужин (духовка должна была закончить свою работу через 20 минут), а рядом с ним сидел его верный друг Мэнни. Еще один верный друг молчаливо взирал на него своим единственным желтым глазом сквозь тюль.
– В общем, вот. Завтра в 19:00 мы идем в “Голубого Марлина”. Я думаю лучший костюм надеть: надо ведь на барышню впечатление произвести. А там… кто знает, в какую сторону вечер повернёт.
Карл мечтательно вздохнул. Ему нравилась Карен. Очень нравилась. Настолько, что он не пожалел всего аванса на этот вечер. Он хотел заказать самое лучшее вино и провести этот вечер так, чтобы у девушки не было и шанса против его обаяния. Карл улыбнулся.
– Пожелай мне удачи, друг. И… вот еще что. Мне не хватало такого… кхм… такой личности, как ты. Пусть я и еду крышей – зато мне хотя бы есть с кем пообщаться на этот счет. До завтра!
С этими словами Карл встал. Аккуратно потянулся, разминая конечности. Мэнни встал вслед за ним. Оба они мягко зашагали по тротуару в сторону жилища Карла. А свет в окне позади них всё продолжал гореть, мягко озаряя окружающий мир светом желтой лампы.
***
Дождь мерзко стучал по капюшону дождевика. Холодные капли скользили по кромке ткани и, падая на асфальт, разбивались на миллиарды более мелких капелек. Дождь лил уже третий день подряд. Почву вокруг канала начинало размывать – там, где на поверхность земли проступала глина, образовалось маленькое болото, в котором можно было легко упасть. Очень уж скользкой была почва.
– Почему так, Мэрл?
Ветер шумел в кронах редких деревьев. Он перепрыгивал с ветки на ветку, срывая последнюю листву с полуголых растений. Метая клубы листвы по дорожкам, ветер гнал ее куда-то к небу, уносясь к низко висящим серым облакам. Гранитно-серое небо молчаливо взирало на одинокую фигуру, стоящую напротив многоэтажки.
– Вот ты можешь мне сказать – почему? За что?
В руке у человека был ошейник. Потрепанная защёлка, красная, замызганная окантовка, блестящая исцарапанная табличка с именем – все это больно резало сжатую до белых костяшек ладонь Карла.
– Вот за что, а? Чем он провинился? Или… или, может, в этом – моя вина? Я не уследил, наверное. Наверное, он слишком много бегал в детстве. Или это от того, что… что…
Мысль потерялась в очередном порыве ветра. Метая капли в лицо мужчине, ветер выл в ушах, шумел на крышах домов, гонял волны по каналу. Карл стоял в одиночестве перед домой Мэрла, задрав голову в сторону окна. Свет не долетал до него, однако Карл кожей чувствовал, как тот внимательно слушает каждое слово человека.
– Наверное, в этом все-таки моя вина. Я недостаточно хорошо следил за ним. Не уделял нужного количества времени. Я не уделял…
Слезы смешивались с дождём, падая с подбородка на тротуар. Мужчина стоял, задрав голову к небу, и плакал.
– За что его так? А? А меня за что? Чем я виноват? Кому я насолил в этом мире, а? ЗА ЧТО?!
Крик потерялся в шуме мира. Шумел ветер. Шумел дождь. Шумела листва, канал, дом. Казалось, сама земля гудела под натиском стихии.
Мэрл взирал на Карла всё тем же единственным глазом. Он был молчалив и мрачен, как и настроение самого мужчины. Однако при этом тёплый свет, лившийся сквозь окно комнаты, словно… согревал. Пытался успокоить. Дарил призрачную надежду на то, что по приходе домой Карла встретит не гробовая тишина, а радостный цокот лап по плитке. Веселое кряхтение. И довольная морда старого доброго Мэнни.
– Нет. Уже больше не встретит…
Карл посмотрел на зажатый в руке ошейник. Предмет вымок, однако формы не потерял. И табличка на нём все еще гласила: “Лучший на свете пёс Мэнни”. Карл тяжело вздохнул. Дождь все хлестал его по дождевику, однако мужчина словно не замечал этого. Он лишь стоял, молча рассматривая ошейник своего некогда очень хорошего и доброго друга, который и стал его семьей. Вернее, был таковой.
– И с Карен ничего не вышло. Оказалось, у нее есть бойфренд, а со мной она пошла просто потому что… пошла. Развела меня на деньги, как последнего идиота. А я уж было надеялся… и всё зря. Всё…
Слезы всё так же катились по его щекам. Кулак всё так же сжимал ошейник. А вокруг бушевала осень, растворяя в своей бесконечной серости всю боль и отчаяние маленького человека, стоящего в одиночестве у двадцатиэтажного строения, отделанного разноцветной штукатуркой. Которая скорее добавляла общей картине отчаяния, нежели скрашивала ее.
***
У Карла была странная особенность: когда он нервничал, у него непроизвольно сжимался кулак. Только один и только на левой руке (хотя сам Карл был правшой). Причём сжимался он самопроизвольно, а вот самопроизвольно разжиматься никак не желал. Совсем.
Не имело значения, что у Карла в тот момент находилось в руке – будь то бутылка пива, кухонный нож или телефон. Рука просто начинала сжиматься в кулак, сдавливая предмет со всей возможной силой. Сам же Карл далеко не всегда замечал, что рука сжата. Это порой приводило к не самым красивым последствиям.
– Чёрт…
Как, например, сейчас. Слишком сильно сжал ключ. Результат – царапина на ладони и вымазанный в крови ключ. Карл с трудом разжал руку и, осмотрев царапину, недовольно цокнул языком.
– Надо бы отучивать себя от этого. Осталось только понять, как именно.
Еще раз осмотрев руку, мужчина выудил из кармана небольшой платок. Аккуратно промокнув рану, он недовольно скривился и принялся перевязывать ладонь. Весь процесс занял от силы несколько секунд: в своё время Карл ходил на курс оказания первой помощи, где грузный инструктор с сальными усами настойчиво вдалбливал в головы студентов правила перевязки ран любой сложности, размера и цвета.
– Так-то лучше.
Осмотрев свою руку, Карл удовлетворенно хмыкнул. После чего поднял голову, вернувшись к изучению дома.
– Хм… восьмой этаж. Вторая квартира… это, получается, что-то в районе 55-57 квартир. Дверь должна быть по центру коридора. Хм… получается, 56-я квартира. Что-ж… в таком случае, пора.
Карл наконец решился. Долгих 4 недели с момента, когда он дал имя окну, до сегодняшнего дня на подсознании у него крутилась одна и та же мысль: “Нужно узнать, кто там живет”. Карл хотел попасть в эту квартиру. Увидеть ее изнутри. Увидеть ее убранство. Увидеть хозяина (или хозяйку). А вдруг там окажется молодая симпатичная особа, которой крайне одиноко жить в такой немаленькой квартире.
Фантазия Карла разыгралась не на шутку. Напомнив самому себе, что особа вполне может быть мужчиной, он аккуратно поправил своё гранитное пальто. И, глубоко вздохнув, пропел:
– А я приду, приду к тебе, узнаю, кто ты, принесу еды тебе…
Пакет в правой руке Карла и впрямь содержал продукты. В таре, покачиваемой Карлом во время ходьбы, из угла в гол перекатывались купленные намедни конфеты, несколько небольших пирожных (очень уж он любил готовить), а также аккуратно цокали друг о друга две банки отличного немецкого пива. Карл решил предусмотреть оба варианта развития событий: и в случае мужчины, и в случае женщины.
– Добрый день! Я в квартиру номер 56, 8-ой этаж.
– К кому?
На редкость противный голос…
– К… Мэрлу!
– Проходите.
Мда… голос вахтёрши и впрямь был на редкость мерзким. Трескучий, высокий, нередко, судя по тембру, срывающийся на визг. Впрочем, сама она представляла собой крайнюю степень собирательного образа, который человек способен составить лишь по двум произнесенным словам. Морщины, большой нос, водянисто-злые глаза…
– Спасибо, что пустили!
– Ходят тут… вы вот зачем…
Карл, разумеется, проигнорировал разворачивающуюся тираду. Жизнь научила его, что перед ответственным моментом, каким бы он ни был, ни в коем случае нельзя отвлекаться на подобных людей. И уж тем более не ввязываться в пустые конфликты на фоне глубокой неудовлетворенности оппонента своей жизнью.
– Не суди, да не судим будешь.
Лифт прошуршал дверьми, запуская мужчину в своё нутро. Кнопка восьмого этажа аккуратно дзынькнула, контур ее засветился приятным голубым светом. Двери закрылись. Лифт тронулся.
Карл вновь сжал кулак. Закрыл глаза. И принялся медленно считать до десяти. Так медленно, как только мог. С приступами клаустрофобии он свыкся примерно настолько же, насколько привык игнорировать злобных консьержей. Единственное, что от него требовалось в данном вопросе, – это полностью погрузиться в процессы дыхания и подсчёта. Что он и делал, пока лифт легко скользил в шахте.
– Девять… десять…
“Дзынь!”. Лифт достиг пункта назначения. Карл открыл глаза, и, аккуратно разжав вновь сжавшуюся левую руку, покинул кабину. Он вышел. Огляделся. Нащупал глазами табличку навигации. Повернул направо. Прошел несколько шагов. Распахнул смежную дверь. Вышел в коридор, соединяющий квартиры. Повернул налево. Прошел несколько шагов. Вновь повернул налево. Прошел еще с десяток шагов. И… застыл.
– Квартира номер 56. Восьмой этаж. Мэрл…
Мэрл. Выдуманное имя выдуманного друга. И… неожиданно Карл почувствовал себя невероятно глупо. Какого, в конце концов, чёрта? Он – взрослый самодостаточный мужчина с хорошей работой и отличной квартирой в красивом доме. А стоит перед дверью незнакомого человека в неизвестном ему доме, надеясь на… чудо?
– Неужто я так отчаялся?
Ответа на этот вопрос ему, разумеется, никто не дал. Карл стоял перед дверью, и нерешительно… ждал. Ждал, пока внутренние весы сделают свой выбор в пользу одной из чаш.
– Черт возьми. Чем я вообще занимаюсь?
Фразу эту он произнёс на одном дыхании. За этот выдох его рука успела метнуться к дверному звонку и нажать. Внутри у мужчины всё затрепетало. Вот он, момент, когда ему откроется правда. Когда он узнает, кто же такой этот Мэрл. Когда он познакомится с жильцом этой квартиры. Возможно, они даже станут друзьями. А, может, и супругами (если окажется, что это все-таки девушка). Может, она будет небольшого роста, с тёмными карими глазами, аккуратным носиком и милой улыбкой. Может, она будет совсем одна, и глубоко внутри она будет ждать такого человека, как Карл. Или, может быть… её не будет дома.
Карл еще раз позвонил в дверь. Ответа не было.
– Хм…
Карл в нерешительности топтался на месте. Может, она в ванной? Или слушает музыку в наушниках? Или Мэрл просто спит и не слышит его звонка?
Он помялся на одном месте. Воровато оглянулся. Опустил руку на дверную ручку. И аккуратно нажал.
К величайшему удивлению Карла, дверь открылась. Собственное безрассудство и смелость лишили мужчину дара речи – ему невообразимо сильно хотелось увидеть ту самую Мэрл, мысли о которой терзали его уже несколько недель. Он вошел в квартиру. Красивый серый ламинат, несколько курток разных размеров на вешалке у входа. Аккуратно выставленная женская обувь. Девушка! Он был прав!
Сердце в груди запрыгало из стороны в сторону. Оглядев прихожую, Карл сделал несколько шагов по небольшому коридорчику квартиры. На побеленных стенах коридора висело несколько фотографий животных, а также видов гор и лесов севера США. Судя по качеству снимков, девушка была отменным фотографом. Нос ему приятно щекотал сладковатый запах каких-то отдаленно знакомых конфет. Разглядывая снимки, Карл не заметил, как наступил на лежащий на полу теннисный мячик. От этого нога его подвернулась, и, охнув, мужчина завалился на стену. Мяч отскочил от него, с силой ударив в одну из нескольких дверей коридора.
– Ах… черт… эй! Извините! Меня зовут Карл!
Восстановив равновесие, мужчина собрал всю свою волю в кулак и направился к распахнувшейся двери, из-за которой и лился ярко-желтый, тёплый, почти домашний свет.
– Я зашел к вам потому, что у вас дверь была откр…
Комната представляла собой некое подобие лаборатории по проявлению снимков. На подвешенных к потолку ниточках красовались фотоснимки – парень лет 25 в военной форме, обнимающий девушку. Таких фотографий было сразу несколько, причём все они так или иначе отличались. Одежда, выражения лиц, декорации. На некоторых фото оба были в камуфляже и позировали на фоне какого-то гигантского дерева.
Весь потолок был украшен этими самыми ниточками. На всех висело по дюжине фотографий. На всех были парень и девушка. Оба улыбались.
На стенах комнаты красовались не менее живописные фотоснимки, схожие по композиции с теми, что Карл видел в коридоре. Поля, леса, горы, острова – в общем, пейзажи завораживающей красоты. В углу комнаты стоял письменный стол – на нем лежал открытый ноутбук с запущенной программой по редактированию фото. Карл едва смог разглядеть надпись: “Не дождалась”.
По центру же комнаты стояло мягкое кресло. Оно было повернуто спиной к Карлу. И в этом самом кресле сидела девушка.
– Кхм… мэм, здравствуйте. Меня зовут…
Карл сделал два шага в сторону кресла. И неожиданно замер.
Сладковатый запах в комнате был до рвоты мерзко-гнилым. В кресле перед Карлом сидел полуразложившийся труп девушки. Вены её были вскрыты, нож лежал на коленях. В остатках лица покоилось выражение бесконечной тоски. Глаза запали, в остатках носа копошились невесть откуда взявшиеся личинки. Живот её под одеждой вздулся. От мертвенно-синей кожи рук и ног бросало в дрожь, висящие лоскуты кожи на лице и открытой части груди отвратно смердели. Карл отшатнулся от Мэрла. Споткнулся. Повалился на спину. Задел торшер, стоящий неподалёку. Рухнул. Не отводя взгляда от Мэрла, отполз. И, наконец, заорал.
На берегу безымянной реки
Джон недовольно поморщился. У него уже вторую неделю к ряду болела голова. И он не понимал – почему.
Вернее сказать, он догадывался о причинах. Джон слишком много сидел в офисе и, как следствие, мало двигался. Да еще и на свежем воздухе не бывал. Однако сейчас, сидя на обрывистом берегу вяло бегущей реки, Джон с новым рвением принялся разглагольствовать на тему болящей головы.
– … и что самой главное – таблетки не помогают! Хоть ты вешайся. Болит и болит, блин. Сколько мы тут уже?
– Вторые сутки.
– Почти три дня, ты только вдумайся! А голова всё не проходит!
Лили лишь отмахнулась. Она уже привыкла к жалобам мужа на головную боль. А еще на болящую спину, сбивающееся с ритма сердце и плохо слышащее левое ухо. Список жалоб Джона пополнился головной болью. Что с того? Разве что раздражать еще больше начал.
– И ты только вдумайся – я был у четырех врачей. Четырёх. Специалистов. И хоть бы один помог, блин!
– Ага…
Лили тяжело вздохнула. С берега, на котором они удобно расположились, открывался шикарнейший вид на бескрайний зеленый простор. Вокруг бушевала листва, деревья мягко шумели в плену ветра. Бегущая река плавно огибала подтопленный участок березовой рощи, над водой возвышалось несколько почерневших стволов. Однако даже они умудрились распустить почки, ознаменовав приход долгожданного лета. Лили сладко потянулась, полностью отключившись от жалоб мужа на головную боль. Или на коллег. Или на проигранный его любимой бейсбольной командой матч.
– Нет, ты слышала? Он сказал…
Он сказал. В очередной блядский раз он что-то сказал. Она что-то сказала. Оно что-то сказало. Ей-богу, если бы деревья и собаки умели разговаривать – они непременно полили бы говном ее мужа. Новоявленного мужа. Да, они были женаты всего год, и это была их первая крупная совместная поездка со времен медового месяца. Сейчас, сидя на обрывистом берегу прямо на траве, Лили всё больше погружалась в воспоминания о том прекрасном времени. О том, как они поженились. О том, как вместе не вылезали из постели почти 4 дня. О том, как он трахал её в душе. О том, как у них лопнуло колесо, пока она делала ему минет за рулем.
Вишенкой на торте стал момент, к которому она шла несколько недель. К которому готовилась. И который ознаменовался ответом “да”.
– А я ему в ответ: “Да пошел ты в жопу, Алэн! В жопу!”
Ага. В жопу Алэна. В жопу Донни. В жопу Мироса. Всех их, уродов, в жопу. Мы ведь не умеем по-другому. Совсем не умеем.
Лили вновь вздохнула. На этот раз уже более легко и непринужденно. Она аккуратно поправила свою коричневую бейсболку. Смахнула с красивого ровного лба локон светлых, словно колос, волос. И улыбнулась.
– Слушай, Майкл, а ты помнишь, как мы с тобой гуляли под луной в Венеции?
Майкл замолчал. Ненадолго задумался.
– Хм… да… припоминаю. Это в тот раз, когда меня гондольер водой облил за то, что я ему мятую купюру вручил. Вот уж точно – гондон… льер.
– Да, именно тогда. Ты еще так смешно его ругал. А он ругал тебя в ответ. Забавно вышло в тот раз.
– Кому как. Меня-то он водой облил. Да и… Лили, а что ты в этом забавного-то нашла?
– Да ничего, Роджер. Ничего. Ровным счетом ни-че-го.
Она отчеканила слова. И вновь уставилась на водную гладь. Река всё так же ползла мимо. Птицы все так же голосили, требуя то ли корма, то ли самку. Ветер всё так же терялся в кронах деревьев, норовя сбросить на людей пару шишек да пронырливую белку. Которая, однако, позиции свои сдавать не спешила и ветру в настырности уступать не собиралась. Она носилась по стволам, прыгала с ветки на ветку, иногда забавно повизгивая, а иногда, словно шурша газетой, кушала.
– Слушай, Лили, а как давно мы тут сидим?
Лили взглянула на часы.
– Достаточно долго, Нико. Достаточно. Думаю, мы можем собираться в обратную дорогу. До лагеря еще дойти нужно, и я бы хотела сегодня пожарить креветок. Если ты не против.
– До лагеря… креветок… что-ж, звучит аппетитно! Давай я помогу тебе встать.
Мужчина поднялся на ноги. И протянул девушке руку. Та улыбнулась. Протянула ему свою руку. Она поднялась. Прильнула к нему. И, на секунду застыв, сняла кепку и поцеловала его. Сладко, нежно. И страстно. Он ответил ей тем же. Они стояли так добрый десяток минут, целуясь и наслаждаясь друг другом.
А птицы всё горланили. Лес всё шумел. Белка все прыгала. И лишь едва различимый писк нарушал столь изящную картину умиротворения.
– Ну что, дорогая. Пойдем?
– Пойдем, милый.
Пуля разворотила ему полчелюсти. Кровь брызнула на лицо Лили, залила ей грудь и глаза. Его тело покачнулось и, мягко завалившись, упало вниз с обрыва. Словно тряпичная кукла, оно несколько раз зацепилось за сучковатые стволы торчащих из берега деревьев и, насыщенно шлёпнув о камни остатками черепной коробки, скрылось в речном потоке.
Лили протерла глаза от крови. Спрятала пистолет в карман. Вытащила из кармана трубку и, не глядя, набрала номер.
– Да, эксперимент прошел удачно. Ровно четырнадцать минут. Установка работает в штатном режиме, никаких сбоев. Можете вести следующего.
– Отличная работа, Мартина. Ты прекрасно справляешься. Не забудь принять дозу препарата. Иначе…
– Знаю, знаю. Не улыбается мне такой же блаженной становиться. А что вы ему в итоге показали?
– Лес, реку. Вы вдвоём сидели рядом. Ему накинули пару воспоминаний про коллег. Ну и всё в таком духе. Разве что про головную боль мы не упоминали – видимо, развивающийся в процессе обработки побочный эффект дублирует кратковременную память на длительный срок. А вот с именами ты здорово придумала, снимаю шляпу.
– Ага, спасибо. Мне за это и платят, в общем-то.
– Это точно. Так… всё. Коллектор очищен, тело уничтожено. Смени одежду, и давай приступать к следующему испытуемому. Мне еще после этого дела блок убирать и к Коннохи на совещание бежать.
– Привет ему передавай. И напомни про мою страховку.
– Обязательно. Так… далее у нас идут горы, небольшой поход – в общем, сама всё знаешь. Её зовут Кристина. Итак… 3… 2… 1… пуск!
Рапорт
Начальнику департамента полиции
штата Филадельфия
по г. Филадельфия
полковнику полиции
Д.Дк. Ростому
Рапорт
Довожу до Вашего сведения, что 04.07.1992 года я совместно с четырьмя офицерами ФБР по г. Филадельфия выехал на адрес: г. Филадельфия, Хэндерсон парк, с целью расследования возможного убийства в ходе расследования дела М.К. Лоныца, находящегося на рассмотрении ФБР и FPD по г. Филадельфия.
В 21:24 мне поступил телефонный звонок от диспетчера К. Э. Сэмюэльса, который отдал мне приказ о выезде на место предполагаемого убийства. Спустя несколько минут, примерно в 21:30, К.Э. Сэмюэльс связался со мной по моему личному номеру телефона и передал, что на место происшествия также выехало несколько агентов ФБР по подозрению в причастности данного случая к череде дел, связанных с убийствами М.К. Лоныца. Сэмюэльс был взволновал и попросил меня воспользоваться служебным джипом вместо обычного служебного автомобиля. Я, как старший офицер, имеющий доступ к данному транспортному средству, попытался выяснить причину волнения Сэмюэльса, а также выяснить причину, по которой я должен сменить транспортное средство. Он не смог ответить мне на вопросы, а лишь сбросил звонок. Дозвониться я до него не смог.
Экипировавшись, я выехал на служебном автомобиле в сторону Хэндерсон парка. Примерно в 22:00 я был на месте, где меня встретили трое агентов. Они отказались назвать свои фамилии, продемонстрировав лишь свои значки. На мои просьбы предоставить документы для рассмотрения они не отреагировали, сославшись на приказ номер 2142469 округа Филадельфия о нераскрытии личности агентов ФБР, находящихся при исполнении.
После встречи и определения района, на который указал Сэмюэльс, мы приступили к поискам. Парк был пуст, свидетелей или потенциального заявителя не было видно. Также в парке отсутствовало освещение ввиду проведения ремонтных работ, о которых нас уведомил самаритянин, встретившийся на входе в парк.
