Czytaj książkę: «Когда Мой Мир узнает об Этом. Все части», strona 59

Два или три дня после разговора, видясь с Юлькой мы проходили мимо друг друга, даже не общаясь больше, чем просто сказать привет.

Я думал, что она на меня обиделась и не хочет со мной разговаривать. Плюс я еще растревожил в ней то воспоминание, которое она наверняка хотела забыть, как жуткий сон, а она боялась со мной говорить, потому что считала, что рассказала мне слишком личную для себя вещь, и что я отношусь к ней как к прокаженной и не смогу понять, что такое для девочки такая ситуация.

Нам не нужно было тогда молчать, я должен был ее поддержать. Но это сейчас я смог бы смог подобрать хоть какие-то слова, хотя, наверное, даже сегодня, в своем зрелом возрасте какие бы в той ситуации не были подобраны слова, это вряд ли бы сберегло психологическое состояние ребенка, который прожил, и испытал на себе эту жестокую несправедливость, с которой даже взрослые люди не всегда могут справиться.

Мы жили в грязи, невидимой многим, где все было перемешано и где творился этот больной разврат, когда ты не случайно это замечаешь, а обязан видеть, потому что идешь по этой грани человеческой сущности.

Ведь Юлькина история, к сожалению, не единственная во всей эпохе нашей человеческой жизни.

С каждым годом люди становились в своих деяниях страшнее и страшнее. Совершающее подобное, словно стараются переплюнуть предыдущего.

А через двадцать лет после этого происшествия с Юлькой, человеческое общество слишком многое изменило. Оно стало просто отвратительным.

Ты все прекрасно помнишь сама… Мы не раз с тобой это обсуждали. Про этих людей, которые не могут выбрать кто они, про смену своего пола, когда мужчина становиться женщиной, а женщина превращается в мужчину, все препараты, способствующие этому и медицинские операции.

Про подобные случаи который произошел с Юлей снимали целые передачи, на центральных телеканалах, но это не останавливало, это словно подогревало сумасшедший интерес озабоченных.

Многие мужчины предпочитали не только девочек в своих деяниях.

И такие ужасы происходили и в двадцатом веке…

Это были даже не единичные жертвы, весящие на руках одного человека совершившего преступления в отношении несовершеннолетних и против воли, это были серийные преступления. Были те, которые подвергались огласки, и все это было не только в нашей стране, это происходило в мире.

А сколько таких происшествий не известных человечеству, сколько подобных инцидентов не раскрыто и просто прошло мимо?

И как же в большинстве случаев ребенок должен себя спасти в этой ситуации? Он ли виноват в этом? Или это больное общество, само себе взращивает больное поколение, которое будет и дальше продолжать нести это сумасшествие, усугубляя с каждым веком ситуации пока всему этому не будет общего конца?

Снова немного ушел от своей истории, прости. Ты сама все прекрасно знаешь по этому поводу.

В общем, после того как мы с Юлькой промолчали пару дней друг с другом, наше общение начало потихоньку восстанавливаться с банальных вопросов, «как дела?», но это все не продлилось долгое время.

До нового года оставалась неделя. В школе, уже сами учителя были настроены на зимние каникулы, поэтому все уже пахло предстоящими праздниками.

После учебы я вернулся в детский дом и ждал пока так же с учебы вернется Юля, и мы сядем с ней и поговорим как раньше, потому что я уже очень соскучился по-нашему с ней общению за этот непонятный период моего поведения.

Все ребята, которые обычно возвращались с ней пришли, а ее все так и не было.

Я ждал целый час выходя периодически из своей комнаты, и прохаживаясь по коридору заглядывал к ним в общую комнату.

Начав немного переживать, я решил найти Алену и поинтересоваться у нее, но ее тоже нигде не было.

Не сдержавшись, я все-таки решил узнать, в очередной раз проходя по коридору и заглянув, к девчонкам спросил:

– А кто-нибудь знает где Юлька?

Две девочки, сидящие на стульчиках возле кровати, которая стояла возле выхода из комнаты отвлеклись на меня, от своего разговора и повернувшись обратно переглянулись.

Одна из них была более общительная и знала все слухи, которые происходили в нашем корпусе.

– Она что тебе не говорила? – немного протягивая спросила она.

– Что не говорила? – немного испуганно произнес я.

– Ее три дня назад приемные родители выбрали и разговаривали с ней. А сегодня за ней в школу с Аленой заехали и забрали, собирать вещи чтобы домой поехать.

Повезло ей, люди такие добрые…

– И Алена их хорошо знает… – добавила еще одна девочка, которая слушала этот разговор находясь в комнате.

Почему она мне ничего не сказала? Алена же видела наше общение с Юлькой в последнее время, почему она меня никак не предупредила? Или Юля, зная, как я могу отреагировать, попросила Алену этого не делать?

– Как? Вот так просто? – с неподдельным удивлением спросил я.

Девочка, отвечающая мне, посмотрели на меня как на инопланетянина, который только что пришел в человеческий мир и не понимает земных правил. Через секунду молча повернулась к своей подруге и забыв про меня начала разговор о новых родителях Юли, обсуждая их одежду и манеры.

На меня словно ведро с помоями вылили.

Я опять почувствовал внутреннее одиночество проходя мимо всех этих людей, которые бегали по коридору, выбегая из своих общих комнат смеясь и занимаясь своими обычными делами.

Она даже ничего мне не оставила, ни адреса, ни записки.

Неужели она так сильно меня возненавидела? Или она просто не успела в суете этого сделать?

Я отправился в надежде в комнату и заглянул в свою тумбочку, но, к сожалению, кроме моих вещей там не было от нее ничего.

Грустный я скатился на кровать хоть нам и не разрешали на них валяться днем, и начал думать о том, что наше с ней общение прекратилось на очень нехорошей ноте.

Вся моя надежда была только на Алену, которой Юля передала хоть какую-нибудь записку для меня.

Примерно через час Алена приехала в детский дом, я услышал ее голос, прорывающий мои мысли. Она со всеми здоровалась и что-то шутя говорила.

Как всегда, все были рады встретиться с ней и что-то рассказать.

Я не спеша вышел из комнаты и пошел узнать у нее о Юле.

– Так, давайте я разденусь, и мы с вами все обсудим… – сказал Алена заходя в воспитательскую, облепившим ее ребятам, которые пытались пересказать в голос со всеми, ей свою историю за школьный день.

Они разбежались по комнатам дожидаться ее появления для новых разговоров, а я целенаправленно подходил к комнате воспитателей.

Алена сидела на стуле и расстёгивала свои зимние сапоги, меняя их на тапочки, в которых ходила в помещении.

– Она ничего мне не передавала? – немного напряженно спросил я.

Алена посмотрела на меня немного растеряно. Видимо мой вид выдавал внутренние переживания. Я же воспринял ее взгляд как отрицательный ответ на свой вопрос.

– Почему вы мне ничего не сказали? – расстроенно произнес я и тут же почувствовал, как к горлу подступает ком последствий моего вопроса, которого я не хотел, чтобы видела Алена.

Я развернулся и ушел обратно в свою комнату, лег на кровать и отвернулся к стенке.

Это не было призывом или показной истерикой, в которой меня нужно было успокаивать. Это было переживания без трех месяцев, четырнадцатилетнего ребенка, который вновь почувствовал душевную пустоту.

Алена прекрасно понимала детей, которых воспитывала в детском доме.

Отбросив все интересные разговоры и переживания остальных, она первым делом пришла к нам в комнату.

Я не слышал ее шагов, и вообще если честно не ждал ее. Мне хотелось просто в этой шумной суете сверстников побыть одному, наедине с собой.

Мне нужно было вдалеке от всех зализать свои открытые раны, чтобы никто не видел моих слабостей.

Моя кровать немного просела, а теплая ладонь прикоснулась к моей руке.

– Не обижайся на нее… – тихо проговорила Алена.

Я молча смотря в стену продолжал думать о том что она не права.

Алена просидела пару минут рядом, видимо собираясь меня как-то утешить.

– Не хочешь поговорить? – спросила она у меня.

Так же я оставил этот вопрос без внимания, продолжая смотреть в стену.

– Если все-таки захочешь поговорить, я здесь.

Она положила свою теплую руку мне на плечо, и встала с кровати.

– Алена! – все-таки собравшись с внутренними силами обернулся я.

Она остановилась и как-то виновато посмотрела на меня.

– Они хорошие люди?

Она с легкой улыбкой на лице покачала головой, которой подтверждала правдивость своего ответ.

Увидев ее реакцию, я отвернулся и продолжал опять всматриваться в стену погрузившись в свои мысли. Стараясь дать тем людям, которых я не знаю, шанс на доверие, что именно они смогут позаботиться о Юльке гораздо лучше, чем я, у которого уже это не получилось.

26

После новогодних праздников, когда мы вышли на учебу я продолжил ходить на дополнительный кружок по шахматам и познакомился там с Марком, который пришел туда в первый раз, и немного стеснялся всех находящихся там ребят.

Я предложил ему присесть со мной за доску, и рассказал ему о правилах игры. Он с интересом выслушал меня, и в конце нашей тренировки у нас получилось с ним сыграть полноценную партию.

Марк, был младше меня на два года и у него не было отца.

Его отец был связан в девяностые с криминальным миром, и на очередной «стрелке» его жизнь оборвалась. Марку рассказывала эту историю мать, которая после смерти отца воспитывала его одна.

Я пару раз видел ее, когда она забирала Марка после занятий.

По возрасту она была примерно сверстницей Алены, но на вид ей было около сорока. Ее уставший вид выдавал всю внутреннюю боль, видимо ей очень трудно было забыть.

Однажды Марк сказал мне что, когда его мама узнала, что у меня нет родителей, она попросила его со мной не общаться, но он все равно продолжал это делать. Мы же ходили в один кружок, где играли между собой.

Ближе к весне, я познакомился с ним.

Он тогда, конечно, не был еще тем Автором, которого ты знаешь. Его привел на пробную тренировку по шахматам дедушка.

Пока Автор стоял и внимательно разглядывал обстановку и тех, кто был в помещении, его дедушка разговаривал о чем-то с нашим тренером. Договорив, он подошел к Автору и что-то сказав ему присел на лавочку, в ожидании пока закончиться тренировка.

Я не знаю почему я так проникся к его деду. Наверное, все дело в том, что у меня старше родителей никого и не было, и я вообще не видел никогда свою бабушку и своего деда, ни со стороны отца, ни со стороны матери.

Мне было интересно хоть раз пообщаться с такими взрослыми людьми.

За Автором я заметил изменения после первых занятий. Ему было тогда около десять лет, он был совсем еще ребенок. Сначала он стеснялся как Марк, но потом, познакомившись со всеми ребятами и немного погрузившись в обстановку, стал баловаться со своими сверстниками до того, как начинались занятия.

Тренер решил сделать наши группы раздельными, и занятие у младших начинались после наших.

Автора посменно приводили на занятия то дедушка, то бабушка и пока Автор слушал, о чем рассказывает им наш тренер в начале занятия, я пытался пообщаться с его дедом, когда он его приводил. Нам даже пару раз тренер разрешил сыграть с ним в шахматы. Дед у Автора был очень общительный человек.

Я помню, когда с ним здоровался и какие-то вопросы задавал, пацаны с моей группы тоже подходили и дедушка рассказывал нам свои истории из детства, добавляя в них шутки. Я бы с удовольствием послушал их все, но пацаны как обычно начинали баловаться между собой, выкрикивать свои шутки, и тренер выгонял нас всех на улицу, чтобы мы не мешали молодым.

С Бабушкой Автора, мне пообщаться кроме как поздороваться не удавалось. По виду она была властная дама, как сейчас ее помню, она все время следила за Автором и постоянно делала замечания если он баловался, даже если наш тренер этого не видел. Не потому, что она хотела выделиться или привлечь к себе внимание.

Куда уж там взрослому человеку внимание привлекать?

Явно она хотела в нем развить дисциплину, но разве разовьешь ее у мальца, который полон энергии и ему сложно усидеть на месте?

Вот так я познакомился с Автором, и его старшими родственниками.

К концу учебного года в майские праздники в детский дом приехала семья, которая захотела, не смотря на возраст взять меня под свою опеку и усыновить.

Для меня это конечно было очень радостное событие, в том году. У них была большая квартира и у меня теперь появилась своя комната, в которой я мог делать все что мне вздумается.

Я очень не хотел потерять такую возможность.

Дело было даже не в том, что они были обеспеченными, а в том, что они показались мне достаточно добрыми людьми, которые с первых дней проявляли ко мне заботу, от которой я уже давно отвык.

Катя и Виктор, так звали моих новых родителей.

С ними я прожил четыре года. Именно про них я тебе рассказывал, когда мы познакомились.

Лучше примеров у меня для рассказа не было. Только если бы я выдумал каких-нибудь не существующих.

Виктор занимал руководящую должность в кокой-то крутой продовольственной компании на тот момент, а Катя была правая рука начальника мебельной фабрики в нашем городе.

Несомненно, тогда мне было совершенно все равно где они работают и чем занимаются, у меня внутри была не передаваемая радость что адекватные люди спустя почти семь лет моего заточения в детском доме, решили меня забрать.

У меня не было никаких медалей и достижений, чтобы понравиться им больше остальных, поэтому все для меня казалось каким-то чудом.

После того как я переехал к ним, и начал жить официально, они по очереди, когда у них было свободное время после работы, пытались обучить меня всей своей математике, которую знали и в которой варились.

Интересно мне это было?

Совсем нет.

Видимо они хотели, чтобы нам было проще общаться сидя вечером за кухонным столом, обсуждая цены, рабочие процессы, и мировые новости.

Все это было в том возрасте совсем не по мне, тем более после того, как я воспитывался в постоянном коллективе.

Я только больше недели привыкал к своей комнате.

Ты представляешь себе такое?

Переезжая к ним, я считал, что смогу обрести новые знания. И наконец обрести, познакомившись с ними, ту долгожданную свободу благодаря новым людям, которые мыслили совершенно иначе, чем, например мои родители и многие из тех родителей, о которых я слышал от ребят с кем жил в детском доме.

Они постоянно пытались куда-то направить меня спрашивая о моих интересах.

Но, учебы и шахмат, мне было достаточно. Недостаточно было им…

Катя говорила, что пока я делаю тоже самое, что делал до того, как попал в их квартиру, мои мысли не изменяться, и соответственно ничего и в целом тогда не поменяется.

Я вот пересматривая отношения взрослых, с которыми мне приходилось встречаться в то время, понимаю, что лишь пара человек знали, как вести себя с детьми, чтобы хоть как-то попытаться раскрыть в них потенциал, а не спрашивать у ребенка тупо, «Что тебе интересно?». Хотя он вообще в своей жизни кроме как в карты и в шахматы больше не во что и не играл.

Но вот нравилось мне, например, с пацанами после школы пройтись пообщаться… И какое это занятие тогда мне подходило?

Глупо!

Это еще хорошо, что я у них выпросил, чтобы они меня в школу новую, не переводили, а то опять бы знакомства по новой начались.

Так, в течении первого года мы с Катей и Виктором привыкали друг к другу.

Ну точнее сказать я привыкал к их распорядку, и правилам проживания в их квартире.

Мне пришлось многому научиться.

Я привык что в детском доме за нас и готовили и убирали, и стирали. Теперь дома мне приходилось это делать самому, потихоньку привыкая к такого рода самостоятельности.

Меня конечно передергивало, когда я получал от родителей какие-то задания по дому.

Почистить картошку или выбросить мусор…

Они что раба себе взяли? – думал я.

Но со временем, я осознал, что это минимум что я могу сделать для них за то, что они приняли меня к себе.

Была очередная весна, и на тренировке по шахматах Марк рассказал мне историю пока мы с ним играли партию, что его на разборки со старшиками из другого района позвал друг, что там скорей всего стенка на стенку будет, и как старшего, он меня приглашает тоже поучаствовать.

Мне, за тех, кого я считал своими ребятами, даже не нужно было дважды переспрашивать, я сразу согласился на его предложение.

После тренировки мы вышли на улицу, а там нас уже ждал его друг Рома.

Рома стоял с накрученными эластичными бинтами на двух руках готовый для кровопролитной войны. По нему сразу было видно, что ему только дай повод. Мы познакомились с ним, пожав друг другу руки, и отправились на место общего сбора.

Подходя к большому футбольному полю, которое находилось примерно через километра полтора от школы, я увидел большую компанию стоящих там молодых ребят, моего возраста и примерно на год на два старше.

– О, наши! – с гордостью произнес Рома, улыбаясь глядя на нас с Марком, и ускорил свой шаг.

С каждым новым шагом я чувствовал, как слабеет уверенность ребят, с которыми я направлялся в сторону толпы, что между собой что-то громко обсуждала.

Как оказалось, когда мы подошли еще ближе, разговор в толпе был не в компании между собой, а две компании уже встретились в словесной перепалке.

Ребята, с другой стороны, явно чувствовали свое численное преимущество.

Именно поэтому, они начали свой разговор без более взрослых ребят, которые смогли бы хоть как-то урегулировать напряженную ситуации и более конструктивно побеседовать, и обсудить между собой суть претензии.

Все естественно переросло с оскорбления и выяснения, «где у кого старшие? И кто вообще кого позвал?» на следующий уровень, толкание. Буквально через две секунды, под общие возгласы негодования первого физического контакта, все как по сценарию превратилось в драку, которую уже невозможно было остановить, даже если бы старшие приехали именно в этот момент.

Для меня после детского дома, это была необычная массовая драка. В детском доме у нас были похожие выяснения, когда собиралась группа и шла выяснять отношение с обидчиком, но масштаб этих встреч был гораздо меньше.

Поэтому в момент, когда Марк и Рома побежали в гущу событий впрягаясь за своих пацанов, я замер на месте и секунд пятнадцать смотрел как две лавины сходятся в одной точке. Борясь за свое превосходство, как падают на землю ни в чем не виновные ребята, которые пришли возможно просто посмотреть, для массовки, чтобы поддержать своих дворовых или школьных друзей, слышал крики и слезы подающих, на которых наступая бежали за теми, кто пытался сбежать и сохранить целостность своего лица и тела.

Я видел, как Рома влетал в троих пацанов, которые запинывали одно лежащего на земле, возможно с нашей стороны. Как Марка кто-то прихватил за кофту.

Эти пятнадцать секунд в воспоминаниях кажутся мне гораздо большем временем, в котором я успел все это увидеть, и в первый раз ужаснуться происходящей зверской бойне, где малолетние ребята, как дикаря сражаясь кто как умеет, пытаются отстоять события, в которых они косвенно задействованы.

Там была полная неразбериха.

Не понятно было, где свой, где чужой, я ведь там никого не знал. Все сновали туда-сюда. Бежали сначала в одну сторону, чтобы догнать убегающих, потом в другую, чтобы помочь оставшимся в этой драке.

Большинство из ребят явно пришли не разговаривать, и не смотреть за тем, как старшие будут разбираться между собой. Они изначально шли с мыслями кулаками решить все споры и вопросы. Как это делал Рома. Шли на великую бойню, где возможная травма будет радостным или печальным воспоминанием прошлого. Иногда даже не до конца понимая сути и не разбираясь в честности, изложенной информации того, кто позвал на помощь, рассказав свою «правду» ситуации.

Из этого пятнадцатисекундного наблюдения сцены, где один из парней схватил Марка за рукав кофты, а второй уже замахивался на него кулаком меня вывел приближающийся звук, на который я повернул свою голову.

– А ты что стоишь?

Я хлопнул глазами не успев среагировать и открыл глаза в следующую секунду уже лежа на земле. Толи от удара, толи от столкновения с приближающимся объектом я оказался на ней, я так и не понял. Но в этот самый момент, меня как током прошибло от старого воспоминания, когда я заступился за Юльку, при нашем с ней первом разговоре в детском доме.

Я вспомнил свою борьбу, которая у меня была никакая, и то, как этот задира меня душил.

Я мгновенно вскочил на ноги с внутренним пониманием, что если кому-то из бегающих на этом «поле битвы» в голову придет мысль меня задушить, то мне уже точно никто не поможет, потому что никто не поймет с какой я стороны.

Я встал, теперь уже более погруженным в обстановку этого «мероприятия». Адреналин в груди участил мое дыхание, и тогда-то, я и столкнулся впервые с тем психологическим термином в человеческом восприятии как «бей или беги».

И это не было абстрактным термином, это было реальным ощущением происходящего.

Подняв руки к голове и немного подсев на ногах, как меня учили старшики из детского дома, я принял боевую стойку для драки, встречая бегущих на меня ребят.

Трое бегущих в мою сторону несли мне мысль о том, что это скорей всего и будет моя последняя драка.

Двое резко повернули и побежали за теми, кто старался убежать, подставляя им подножки, чтоб свалить на землю, а один направился ко мне.

– Ты за кого? – подбегая ко мне кричал он, вставая тоже в стойку для драки.

Да я-то откуда знал за кого я?

Я ничего ему не ответил, лишь пожав плечами.

Он улыбнулся и полетел на меня. Я, немного сместившись чуть в сторону, уходя от удара выкинул руку и попал ему прямо в нос.

Упав на землю, он застонал, а я подняв голову увидел, как один из двух ребят с которыми он бежал возвращается обратно.

Я не знаю, что происходило с моим соперником, лежавшим на земле, потому что он закрыл лицо руками, а мой мозг уже перенастраивался на нового потенциального соперника.

– Да я тебя сейчас завалю! – подбежав ко мне крикнул второй и начал ковыряться в кармане.

Я думал он напугать меня хочет, поэтому никак не реагировал, а ждал пока он на меня нападет, чтобы так же положить его ударом рядом с его другом, который извивался от боли на земле.

Но когда он достал из кармана складной ножик, и раскрыв его посмотрел на меня с немым вопросом «Ну что?», я понял, что шутки закончились, и теперь мой выбор падает на «беги».

Секунда.

И этот парень с раскрытым ножичком падает рядом со своим другом, и получает еще дополнительно удар ногой в живот. Ножик вылетает из его рук и скользит к моим ногам.

– Не жди больше! – слышу я знакомый голос и поворачиваю голову к бьющему.

Это Рома с улыбкой и разбитой бровью, дает мне советы как правильно себя вести с незнакомыми людьми.

– Спасибо! – улыбаясь ответил я, чуть отойдя от шока.

– Надо валить отсюда, их больше. – констатировал Ромка и крикнул Марка, который кому-то с нашей стороны помогал подняться.

К тому же кто-то из прохожих, или из рядом стоящего дома, я не знаю, крикнул что вызовет милицию.

Поэтому схватив лежащий у моих ног ножичек, собрав его я сунул его к себе в карман, пока хозяин и друг хозяина лежали на земле неподалёку.

Дождавшись Марка, вместе с этим пацаном, которого он поднимал, мы вчетвером побежали с футбольного поля.

Сзади в нашу сторону были слышны крики победителей этой битвы, но это было только начало.

Пробежав через пару дворов и поняв, что за нами уже никто не бежит мы решили остановиться и оценить в безопасном месте свои физические потери.

У Ромы уже к тому моменту застыла тонкая струйка крови на щеке, которая прежде бежала из рассечённой брови, а его эластичные бинты на руках, были грязно красно цвета. Рома как раз был одним из тех, кто шел подраться больше, чем просто постоять и посмотреть, как будут развиваться события.

Марку разорвали кофту подмышкой и разбили нос.

Парень, которого он поднимал, тяжело дышал после бега, поднимал алые припухшие губы, хватая воздух ртом, в котором виднелись розовые зубы.

Ребята сказали, что у меня на щеке чуть виднеется небольшая припухлость и ссадина.

Этот незначительный синяк был гораздо дешевле для меня, чем трофей, который мне удалось прихватит с места первого «великого побоища», где я уже не был в статусе воспитанника детского дома.

– Я видел, как ты ему вдарил… – сказал, выпрямляясь с улыбкой еще тяжело дыша Рома. – Занимался чем-то раньше?

– Да нет, случайно так получилось. – ответил самодовольно я, с той же отдышкой.

– Не хочешь к нам на рукопашку походить?

– Не знаю, можно попробовать. – улыбаясь сказал я.

Мы понимали, что если кто-то вызвал милицию и она, приехав на месте никого не обнаружат, то господа милиционеры отправятся кружить на своем «бобике» по дворам, чтобы найти молодые группы ребят, которые подходят под описания участников драки и обязательно захотят провести с ними беседу, ну или забрать в отдел пока их не заберут родители. Поэтому мы, слегка придя в себя, решили отправится по домам.

Конечно, вернувшись домой, моим новым родителям совсем не понравился мой неподобающий внешний вид.

Ну а что поделать?

Через пару дней, я сходил попробовать позаниматься на первую тренировку куда меня позвал Рома, на которой мне было очень тяжело, потому что всеми потраченными силами я хотел доказать тренеру, что достоин заниматься этим видом спорта.

Придя домой в очередной раз, я обозначил родителям что выбрал себе дело, которым заинтересовался, они сразу очень обрадовались, услышав это, но как только они поняли в чем заключается мой интерес, их радость стала менее заметной.

Ну, зато теперь я был полностью погружен в дела и у меня не было времени без дела сидеть дома. Выполнив все свои домашние задания со школы, я шел то на шахматы, то на рукопашку, прогуливаясь после этого теперь уже с новой компанией.

В субботу и воскресение, приемные родителей занимали меня своей жизнью цифр, которая мне совсем не нравилась, но немного пригодилась в будущем. Я потом еще не раз думал об этом, о том, что я зря что-то у них не спрашивал или где-то невнимательно слушал, потому что их слова явно помогло бы мне сэкономить время, которое я потратил на собственное набивание шишек, чтобы все получалось так как есть сейчас.

Но это уже совсем другая история.

А знаешь кто через пару недель вернулся заниматься на рукопашку, после своей болезни?

Наверное, да! Ведь ты же с ним общалась сама, да и сестра наверняка тебе немного рассказывала о его жизни.

Конечно же это было тот самый Женя, с которым нас жизнь связала еще при моей жизни на улице.

Только теперь он был чуть здоровее в плечах, и шея была уже не такая гусиная.

И повторись бы такая ситуация, когда его отпустили бежать за мной в обновленном физическом состоянии я бы, наверное, не остановился вообще никогда.

Он зашел в раздевалку перед началом тренировки, а мы переодеваясь общались с ребятами, и я немного обалдел и напрягся, потому что он, во-первых, мог рассказать тренеру о моем прошлом, а во-вторых, мог наподдавать за старые обиды и это было бы официально, потому что спарринги на тренировках никто не отменял, а уж тем более не запрещал.

Но, когда он сам меня заметил, он слегка прищурил веки и улыбнулся.

– Ты что ли, хулиган? – радостно сказал Женя, и протянул мне руку.

Немного смутившись такой встречи, я как застенчивый первоклашка, протянул ему руку в ответ.

– Ну я. – с тупой ухмылкой на лице волнуясь, что это какой-то подвох проговорил я.

– Рад тебя видеть! – воскликнул он и как-то по-свойски, по-братски что ли, приобнял.

– Я его знаю… – отпуская меня из своих объятий проговорил он, для всех, кто был в раздевалке. – четкий пацан, своих не сдает.

Мне, конечно, его признание было бальзамом на душу, но только пока он болел, он не знал, что мы уже довольно хорошо все сдружились, и я благодаря Роминому рассказу о нашей драке со старшиками, нашел общий язык с ребятами с тренировок гораздо быстрей.

Мы потом как-то разговаривали с Жекой наедине.

После того случая с телефоном, когда я с дворовыми старшиками «прижал» его, отец решил, что бегать по отделам милиции и забирать сына «терпилу» у которого забрали телефон, совсем не для него, поэтому, он решил отдать его в секцию самообороны. Чтобы если и забирать своего сына из милиции, то из-за того, что он устроил со своим обидчиком драку, и надавал ему неплохих оплеух.

Так вот все повернулось от ненависти до любви, хотя, судя по тому, что рассказывал мне тогда Жека, в кабинете у следователя, и ненависти то у него никакой ко мне не было. Это была подготовительная встреча, которая должна была нас с ним познакомить еще до того, как мы встретились в зале где нашу встречу уже, организовала сам ее величество судьба.