Czytaj książkę: «Ожог», strona 2
Ну, как же, – будничным тоном произнесла Лиза, сделав глоток лимонада. – Новая коллекция капроновых гольфов для рыбаков, весна-лето. Ты что, не носишь?
Антон уставился на нее, задержав глоток лимонада во рту.
Я же говорила, гольфики и балаклава в трех цветах, прорези для глаз. От самых разных насекомых… На этот раз пробуем не сто, а сорок ден, потому что расцветка хаки не то чтобы не добавляет феминности, то и напоминает о позорной эпохе милитаризма, – Лиза поморщилась. – Но увы, ничего лучше для походной одежды не найти. От летающих гадов – самое то. А потоньше будут – так хоть токсичную маскулинность убавят.
С агендерностью твоего дизайна понятно, – торопливо сказал Антон. – Никак не могу допетрить, что у тебя за травма.
Я быстро посмотрел на Лизу, но ее лицо было приветливым и невозмутимым. Обсуждать свою травму считается абсолютно нормальным, а мне все еще кажется это диким и чересчур интимным. Более того, в специальной анкете на поступление в вузы есть графа “Ваша наиболее значимая детская травма”.
Она определяет всю жизнь. То горе, которое случилось в детстве, устанавливает наш тип привязанности, жизненные стремления, способы справляться с трудностями. По типу травмы подростки выбирают себе профессию. Очень рационально: вместо того, чтобы, как раньше, ломать себе голову в семнадцать лет и выбирать вуз из-под палки, мы пользуемся давним шаблоном. В зависимости от того, что мы пережили в детстве, выбор работы будет примерно следующий:
сексуальный харассмент: врач, дизайнер верхней одежды, секс-просвет-коуч;
буллинг в школе: психолог, учитель, вожатый, профессиональный снайпер;
падение с высоты: авиация, туризм, строительство;
побои: боевые искусства, дрессировщики;
эмоционально холодные родители: художник, ветеринар…
И так далее, иные методички насчитывают более трехсот страниц с поясняющими таблицами. Я могу оправдать свое пренебрежение к этой традиции тем, что сам так и не нашел свое предназначение и бешусь от зависти. Но у Лизы был действительно особый случай.
Такое дело, Антон, – загадочно начала она, придав лицу самый кислый вид. – Когда мне было восемь, я играла на даче у бабушки. Дед разрезал арбуз, и я села на скамейку со своим куском. Ела так, что за ушами трещало – то было свое, приморское… И как-то так вышло, что сок капнул на ноги, потом под коленом что-то укололо, смотрю – шмель сидит. Я как бросила этот арбуз, как закричала, бабушка подбежала и отогнала его, с тех пор аж вздрагивала, когда рядом кто-то жужжал. Укус, кстати, прошел, но тот внезапный укол, – Лиза как-то горько цокнула языком. – До сих пор перед глазами темнеет, как вспомню. Ну, а потом выросла, и мне в выпускном классе уже сказали, что работа будет связана с тем, чтобы защищать людей от насекомых. Тем и живу – балаклавы, перчатки, всякие цветные обмотки, ну и гольфы – последний писк.
Антон понимающе кивнул головой, но было видно, что он с трудом сдерживает улыбку.
Как я тебе благодарен, что ты не размусолила это на подкаст о ментальном здоровье! – я хлопнул в ладоши, и девушки хихикнули. – В лучших традициях следовало бы принести тебе салфеток и два часа слушать с понимающим видом, при этом раздавая социально одобряемые советы.
Какой ты злой, – буркнула Наташа, но тоже с улыбкой на лице. – Когда ты уже сам пойдешь мусолить твою шизу к терапевту, м?
Ты мне дай направление не эко-нёрду с подходами из разряда “все проблемы – из детства” или “как ты хочешь свою мать?” – там и посмотрим.
Ребята игриво переглянулись между собой, и, прежде чем я открыл рот, Наташа мягко ускользнула из-под моей руки и вытянулась во весь рост, заставив меня приковать взгляд к ее талии.
Витя, – торжественно начала она, подходя в сторону ребят, чтобы они находились в моем поле зрения, словно на фотографии. Лиза отставила стакан, и все смотрели на меня так, будто я уже лежал в психлечебнице, а они приехали проведать меня с нескрываемой жалостью и любовью. – Знаем, ты просил без подарков, но мы хотим дать тебе, так сказать, не материальную вещь, а впечатление. Это – тебе, – Антон протянул мне белый конверт, и я бережно взял в его в руки. – С днем рождения!
Я всматривался на надписи на плотной, дорогой бумаге. “Доктор Бржевски. Сеанс, который изменит Вашу жизнь” – гласила не печать, а строгий почерк черными чернилами. Я потрогал края конверта и прижал его к груди, поднимая глаза на друзей.
Очень старомодный чувак, приверженец доказательной медицины, – махнула рукой Лиза, прищурившись на слове “доказательной”. Скорее всего, она не была уверена, но, в любом случае…
Спасибо, ребят, – сказал я и добродушно усмехнулся, но мое сердце и правда было переполнено благодарностью. Я распахнул объятия, начиная с Антона, чтобы оставить Наташу напоследок.
