Czytaj książkę: «Эфирион»

ПИСЬМО ОТ АВТОРА

Приветствую тебя на страницах книги, дорогой читатель! Погружаясь в историю “Эфирион”, ты побываешь не просто на страницах книги, но и надеюсь, в несуществующих уголках знакомых городов и совершенно новых спрятанных от наших глаз местах; познакомишься с людьми, к сожалению, как и в жизни, не все будут тебе рады, а кому-то не будешь рад ты, возможно кого-то даже осудишь…

История вымышлена, но переживания; проблемы; конфликты – с подобным каждый мог столкнуться в реальности. Изведуя новый мир, пожалуйста, будь осторожен. Некоторые сцены могут быть неприемлемы для сильно чувствительных и тревожных читателей, из-за своей жестокости и бескомпромиссности. Автор не поощряет подобное отношение, но отрицать существование чего-то негативного равно отказать в рассказе этого приключения целиком. Это не сказка. Это не в коем случае не быль. Это именно приключение. Книга. Не больше, не меньше.

Мир новый. Но его построили люди. А люди даже если их не существует…

(Ваша нетлеющая Сирин)

Сказание о несуществующем городе

Во времена человеческой глупости.

Люди вели Беспощадную Войну.

Они верили, что мир на Земле наступит только тогда,

Когда прольётся чья-то кровь.

И она пролилась.

Небо оплакивало дурные мысли своих детей,

Но как повелось, сыны делали все вопреки отцам.

Алые реки разлились по свету,

Сметая всё на своём пути.

Поглощая один город за другим.

Люди одумались. Взмолились Небу.

Но было уже слишком поздно.

В воздухе навсегда останется гарь. Облака заменили пепел и сажа.

Небо раскололось.

В густой топи захоронена целая цивилизация.

За что же ты так наказываешь нас?

Вопрошали люди Небесам.

Но Небо уже не имело сил для ответа.

Истерзанное оно затаилось среди своих детей.

В надежде, что однажды они найдут ключи от дома.

Шли годы. Эпохи сменяли друг друга.

Никто уже не помнил какое оно – Небо.

Никто о нем и не слышал.

Ветер унес всю сажу и пепел по разным сторонам.

А вместе с ними ушла и боль человеческая.

Уж так устроено наше сердце.

Коли оно не разрывается и не тоскует – значится всё хорошо.

Но Ветер всё помнит. И однажды кто-то откроет дверь.

ЧАСТЬ 1 | ОНЕЙРОИД

Глава никакая (которую тем не менее рекомендую к прочтению)

ДАРТМУР

Он воткнул лопату в сырую землю и также непринужденно шлепнулся в грязь рядом со свежей могилой. На нём было дорогущее кашемировое пальто…

Эта дрянь никогда не жалела вещи, которые её окружали.

Сидел так с минуту. А потом завалился на бок, хохоча так громко, что в рёбрах сжимало у рядом стоящих. Перебирал в руках комочки земли, а когда казалось, наконец успокоился, рванул к насыпи, разгребать её, подобно последней псине в подворотне в поисках пищи.

– Авель, прекрати!

Пришлось оттащить его.

– Слышишь? Она зовёт… – Все помнят его голос, этот надрыв передавался каждому, застревая где-то поперек глотки, всем кроме одной… – Вы слышите?! Она же кричит!

В ушах начинало свистеть.

Он порывался вернуться, но алый плащ возник перед носом.

– Авель, тебе нужно подняться.

– Почему её никто не слышит… Почему ТЫ её не слышишь?!

– Потому что она мертва. Ты сам её закопал. Помнишь? Это было пару минут назад. Хочешь я напомню?

И с каждым словом свист становился громче.

– Почему ты их не остановила? Это была и твоя дочь тоже…

– Теперь нет.

Его съедала изнутри. Если у Вас нет детей, то просто закиньте своего хомячка в блендер и испытаете похожее чувство. Я же могла его понять, но у меня не было сил на чью-то еще боль…

Голоса сливались в тончайший писк, пульсируя под виском. А когда чайник вскипел, уже и не хотелось… Не пить, не говорить, да и не…

– Мама, а папа чашку уронил!

– Авель, ты в порядке? Опять приступ?

Теперь всё прояснилось. И кажется, я вернулся в своё сознание. А когда тонкие пальцы скользнули по моей щеке, получилось что-то и сказать

– На счастье, Лер, у нас его так мало. Давай еще что-нибудь разобьём?

Какой прекрасный жест, наверно на него способны лишь любовники. В нём столько нежности, но лжи, пожалуй, больше.

Звонкий треск отдёрнул её от меня.

– Лера!

– Папа же разрешил разбить…

– Так, хорошо, давайте-ка мы просто позавтракаем, и никто больше ничего не будет бить. Хорошо?

Со звоном вторая тарелка встретилась с полом.

– Вот ещё! Я уже настроился разбить сегодня всё!

Самые тягучие дни ты проживаешь в страхе или в принятии решения. Наиболее отвратительно, когда это один день. Принятие неизбежности катастрофы смешивается с кровью, как мёд в чае – медленно. Ты можешь либо смириться и делать вид, что всё хорошо, пока не сдох. Либо. Повернуть всё в свою сторону. В конце концов, мёд лечит. А когда катастрофа воспринимается, как простуда, от неё проще избавиться.

– Меня беспокоит, что в последний месяц, так много скачков. Почему они не выписали препараты? Это же должно лечиться.

Конечно, тебя это беспокоит. Тебе ужасно это усложнит работу, стоит начать мне их контролировать…

– Ты же видела сводку. По всем показателем я неприлично здоров для своего возраста.

– Давай уедем? Возьмём Лерку махнём в горы. Куда-то, где никто не подумает нас искать… – Она перевернулась на бок, потянувшись ко мне, из-за чего вода вышла за границы ванны. Пена почти растворилась, эти изгибы… Нет. Ничего кроме раздражения не вызывали. Раздражало и то, что я всё ещё любил её и что всё ещё она была желанна. И эти изгибы… – Мама говорит, что стресс может , быть триггером и если найдём его источник…

Раздражали 12 лет брака. Раздражала улыбка. Раздражала её красота – жестокие всегда красивы! Раздражало, что месяц назад я нашёл чёртовы красные перчатки, подписав смертный приговор.

Когда твои мысли неспокойны. Самый простой способ собраться – это расставить всё по полочкам – прибраться. С возрастом уборка перестаёт быть в тягость. Но если Вы живёте не одни, будьте готовы к тому, что раскладывая всё по полочкам, можете наткнуться на вещи Вам незнакомые и очень пугающие, поэтому заглядывая в шкаф человека, которому Вы доверяете больше всего в жизни, побеспокойтесь о том, что некоторые находки из его вещей эту жизнь разрушат.

Таким как я известно за что дают красные перчатки. Перчатки не простые. Кожаные. Если ты их вывернешь в подкладке будет штамп. Дата. Время. Место. Имя. Имя человека, что когда-то носил эту кожу на себе. Такие перчатки дают, говоря на вашем, за нарушение 6 заповеди в первый раз. Такой милый трофей, как золотая медалька после 11 класса.

Я отрицал. И на этом. Надо было остановиться. Но в отрицании ты не молчишь, ты ищешь… Объяснения…? Оправдания? Нет. Опровержение! И я искал. Не ройтесь в вещах своих близких, иначе Вы поймёте, какие они незнакомцы на самом деле… Будете сидеть, держа красные перчатки со штампиком, в окружении красных конвертов на полу, инструкций, свежих координатов, полной своей биографией, да и, наверное, могли бы узнать, что с Вами знакомились по чёткой инструкцией под строгим контролем, так сказать, чтоб наверняка Вам понравиться. И, что когда всё закончите, отчёт надо прислать по этому доисторическому мобильнику. А ещё узнаете, что под отчёт попадаете не только Вы, но и Ваша дочь. И заканчивать нужно побыстрее, а то время поджимает, с Эфирными шутить нельзя, они опасны – ВЫ опасны! Коридор скоро откроется, нельзя упускать из виду! Нельзя давать им спуска! Они всё разрушат! – ВЫ всё разрушите! – Если решите прибраться заодно в шкафу человека, которому доверяете больше всего, и по исключительной случайности, ударитесь об стенку с чёртовым механизмом откуда выпадут эти чёртывы красные перчатки. Но это такой пустяк, правда? Медалька после 11…

– Авель?

Но если Вы всё разложите по местам, как было, все и подумают, что у Вас всё как обычно и ничего не изменилось. Только побеспокоятся немного о ссадине на руке, поворчат, что свою пыль они и сами могли протереть. А Вы скажите, что Вам несложно было, это такой пустяк. Ещё так искренне улыбнётесь. Вы же любите её. Да? И всё будет как раньше. Для неё. Не для Вас. Вы то знаете, что это был не пустяк. Ты же не конченный кретин, в конце концов!

– Да?

– Я просила полотенце…

– Да, извини! Я… Я задумался о своём. Сейчас подам…

– Сбился со строчки? Я люблю, когда ты мне так читаешь, но я правда беспокоюсь… Я перебила не со зла.

–Пустяки…

Когда твои мысли неспокойны. Самый простой способ – это расставить всё по полочкам…

– Эй! Подожди, ну, не вставай. Я может ещё не насмотрелся.

– Конечно, ты же читал, когда тебе было смотреть… Да и за столько лет, давай уже полотенце, ты меня знаешь! Давай, я замёрзла.

– Ха! Нет, не знаю. Я так не думаю…

И ты сначала убираешь влажные волосы за её ухо. Убираешь это ресничку с щеки. Пытаешься догнать полотенцем эту капельку от виска до края подбородка. Но осторожно. Ты же её любишь. Поэтому так нежно, как если бы обычно, приподнимаешь его одним только пальцем, чтобы она сама поняла, что нужно запрокинуть голову, чтобы Ваши взгляды встретились.

– У тебя такая красивая улыбка, Авель. Ты стал реже улыбаться. Я скучаю…

– Я тоже…

– Ладно, хватит, вода, правда, холодная.

И ты запускаешь руки в её волосы. Она смеётся. Ей щекотно. И ты продолжаешь щекотать затылок, спускаясь к шее, плечам, щекотать под лопаткой… Ведь её смех такой убийственный!… Он помогает потерять равновесие. И она переворачивается на спину, хватая с улыбкой твоё запястье. Ведь ей весело, ей щекотно, это просто игра. Вы же любите друг друга. А ты не останавливаешься. Потому что в этой игре либо ты, либо она. И почему-то она перестаёт справляться с твоим запястьем. И вот твоя рука уже становится тяжелее. Ведь ты перестаёшь ей поддаваться в этой игре. Потому что тебе уже месяц не смешно, не весело, не хочется улыбаться, тебе страшно. Ты выбираешь между дёгтем и мёдом.

– Авель!

И твоя рука так невзначай уже на её шеи. А она пытается всё ухватиться за тебя. Но ты давно отдалился. Потому что это не любовь – это игра, в которой ты перестал следовать правилам. Потому что, когда ты их узнал, они тебе не понравились. Потому что тебе жить больше нравится.

А из соседней комнаты вас двоих перебивает вот это “ТЫР – РЫР! ТРАР – РАР!”

– Где-то за стенкой возле шкафа. Я не ошибаюсь?

– Хватит!

И вот уже как-то не так звонко у неё получается. Смеяться перестала. Ей тоже страшно. Вы теперь на равных. И она уже за тебя не хватается, ей бы ухватиться за бортик. Да так, чтобы опора была надёжная, а то кислорода уже не хватает. И вот она уже не цепляется за бортик, а стучит по нему. И продуманная такая, умная, дыхания смогла задержать, кричать перестала. Ну я дуру и не полюбил бы (так если подумать). Да я поддамся, конечно. Я подниму тебя за шею, пожалуйста, дыши, ты же мне разрешала дышать все эти годы. Мне не жалко! Я поддамся ещё раз! Хватай меня за запястья! Я даже улыбнусь для тебя, ты же любишь. Да?! А потом затылком ударю тебя об кафель. Ну чтобы ты понимала, что я чувствую этот месяц. Ты же спрашивала, переживала. Вот я отвечаю! А потом опущу тебя опять на то дно, откуда ты ко мне пришла. Ой! Извини! У тебя не получилось задержать дыхания, потому что болить голова? Мне так жаль, милая. Не переживай. Мы на равных. Мой кислород тоже закончился. Месяц назад. И вот тебе уже легче, потому что ей тяжелее. Сука. Эти изгибы. Какая красивая дрянь. Она никогда не жалела вещи, которые её окружали. Она никогда тебя не жалела. Помни об этом, Авель, ты – вещь. Это игра. Всё понарошку. Ты – заказ. Твоя дочь – заказ! ТВОЯ! Не её. Теперь не её!

– …Тоже… Тоже буду скучать. Правда.

И этот чёртов мобильник: “ТЫР – РЫР! ТРАР – РАР!” Названивает. Названивает! НАЗВАНИВАЕТ!

– Да, ты права. Вода холодная.

А потом ты разбиваешь последнее, что у тебя осталось, потому что этот чёртов мобильник: “ТЫР – РЫР! ТРАР – РАР!” От того, что отчёт должен был поступить сегодня…

– Ты издеваешься? Время восемь утра! День рождения не является освобождением от школы. Будильник уже так орать начал это: “ТЫР – РЫР! ТРАР – РАР!” Что я с первого этажа слышу!

– Аглая, ещё не выбрасывали мусор в моей комнате?!

Рома подскочил с кровати, стоило мачехи сдёрнуть с него одеяло. Кошмары обычное дело, но такой реалистичный – впервые. Тот карлик знал больше, чем сказал. Нужно только найти письмо, которое он всучил и…

– Рома, первый урок уже идёт! Какой мусор? Тебе дополнительный аксессуар нужен? Не переживай, ты и без него похож на бомжа.

– Я пойду в школу в одежде, и даже умоюсь. Буду походить на приличного человека больше.

– Мне это говорит мальчишка в рваной пижаме, с гнездом на голове и мусоркой в руках. Пустой. Потому что всё почему-то на полу. М?!

– Ааа… Домашку искал! – Рома потряс смятый конверт с пятном. – Обидно двойку получить в “день рождения” – не без язвительности было сказано.

–А убрать за собой?

–Потом! Опаздываю. Первый урок уже идёт… – Последнюю фразу он сказал менее разборчиво, потому что руки натягивали форму, а в зубах зажат конверт. – М, это джем…?

–Ты же сказал, что умоешься!А завтрак?

–В шко-ле!

Заставив себя всё-таки умыться и надеть линзы, Рома с приличным опозданием выбежал из подъезда. Кинул рюкзак в машину, поздоровался с водителем…

–Ой не! Я сегодня ноу спик инглиш!

И задернул окно между пассажирскими и водительскими креслами.

Руки дрожали. Хотелось побыстрее открыть свёрток, который ещё день назад был признан помойкой.

– Дорогой бла-бла-бла… Если ты читаешь бла-бла…Ты можешь не верить… ААА ближе к делу!

“…Я лишь надеюсь, что ты не потерял часы…

– Часы! Твою мать…

Глава 1| Ромашка

Свист становится ГРОМЧЕ.

Помню, как конверт полетел вверх. Я посмотрел в окно. Это была ошибка. Ничего не видно, только слышно, как стекло дробилось. Сзади. Это было заднее стекло – осколки летели вперёд. Потом всё закрутилось. Мы перевёрнулись… В живот впился ремень безопасности. Слышал как упало что-то – рюкзак. Все формы стали размытыми и никак не могли собраться во что-то конкретное. Что это? Рука? Собака? Я всегда так дышу? Тяжело… и свет так раздражает, слишком ярко, хочется просто закрыть глаза…

– Рома!

– Всё болит…

“Выясняются обстоятельства аварии на Медвежьем переулке. На данный момент установлено, что ДТП произошло из-за неисправности тормозов, однако очевидцы утверждают, что был ещё один участник происшествия. По данным наших источников пострадал Роман Венглевский – 15-ти летний сын небезызвестного адвоката Максима Александровича Веглевского. Так что это? Неосторожность на заснеженных дорогах или возмездие после громкого дела? Как вы помните неделю назад был вынесен приг…

Аглая выключила телевизор.

– Как такую ерунду пропускают на федеральные каналы.

Я хотел сесть, но тело не слушалось. Сил хватило только разлепить глаза.

– Что с… – Вопросов было много, но почему-то начал с учести водителя. Живой. В реанимации. А я где? – Почему я не в больнице? И не дома… – Я пробежался взглядом по странной комнате. Всё было выкручено на максимум: высокий потолок; огромная люстра – слишком ретро, чтобы быть дизайнерским решением; рядом стояло пурпурное кресло с высокой спинкой и стол из тёмного дерева, лакированный до такой степени, что видно было отражение; паркет, шкафы до потолка с хрусталём и книгами на полках – всё было слишком старым, а глаза начинали болеть от переизбытка цвета и деталей в одном месте, не смотря на довольно таки мрачный интерьер. – Боже скажи, что я не умер. Если так выглядит Рай извергните меня в преисподнюю…

– Мы у бабушки.

– А я думал ты эскортница. Если у тебя такие родственники, зачем тебе отцу на шею садиться или куда вы там об…

Она закатила глаза.

– Мы у твоей бабушки.

– У меня есть ещё родственники? А как же вот это вот…его: “Рома, мы вдвоем против целого мира”.

– Я надеюсь, что ты просто бредишь спросоня. Иначе сейчас ты совершенно невыносим.

Она наклонилась ко мне неприлично близко для мачехи и пригрозила пальцем. Был бы я в состоянии – отгрыз. Эта женщина старше меня лет на 6, а ведёт себя так, словно я взаправду её сын. Несносная, невыносимая, отвратительная… Состояние. Почему она здесь? А не он…

– Где папа?

– Рома… Он остался в Москве. Сейчас пакует вещи.

Я смог пристать на локти.

– У меня сотрясение? Я тебя слушаю, а целое предложение не выстраивается. “Остался в Москве”, “собирает вещи”… Какие-то звуковые галлюцинации…

– Нет, ты всё правильно услышал. Я перевезла тебя в Петербург. С аварии прошло порядка 16-ти часов, даже чуть больше, неужели ты всё забыл? Ты был в сознании, когда мы ехали. Даже разговаривал со мной.

– Не понимаю…

– Это была твоя идея. Ты написал номер телефона, адрес и просил с ней связаться. Макс был очень недоволен, поэтому остался в городе. Он наотрез отказался, как-либо с ней коммуницировать.

– Эту шутка?

Аглая протянула мне клочок тетрадки. Знакомый почерк – мой. Но всё остальное – первый раз вижу.

– Всё ещё не понимаю…

Я попытался вспомнить хоть что-нибудь, но в голову ударил только какой-то писк. Я зажал ухо. Зажмурился. Осколки летели вперёд. Я не сгруппировался… А искал почему-то часы. Царапина на ладоне очертила треугольник, под ним глубокий след от ногтей. Значит всё-таки достал…

***

За 1 день и 16 часов до…

– Короче. Меня все кинули.

16 января. Четверг. Примерно 7:30 утра.

Рома сидел на самой верхней ступеньки у входа в школу. До первого звонка оставалось минут 25. Пусто. Из-за мороза все старались поскорее забежать в помещение. Рядом с ним топталась девчонка.

– Мне стоило бы привыкнуть, но почему, Жень, я не могу?

Он посмотрел на кусок торта и закрыл коробку, так и не притронувшись к нему.

– Забей! – Она заикалась? – Прими это как данность, у твоего отца этот день – траур. Родишься завтра. – Нет, просто в конец замёрзла, что с трудом говорила.

– Ты жестока. – Рома лёг, раскинув руки в разные стороны.

– Я говорю факт. И ещё один факт в том, что на улице холодрыга и я иду в школу!

– О нет! – Он проскулил. – И ты меня кидаешь!

Выдох. Небольшое облачко с губ растворилось в воздухе. Женя обхватила его за руку и одним рывком потянула на себя.

– О нет! – Он протянул. – Мой торт. Я его не брошу.

Но сдвинула его, правда, на сантиметра два. А потом хлопнула ладонями по коленям. Женя смотрела сверху. Покрасневшая и раздражённая.

– Торт, значит… – Она взяла цветную коробочку и побежала в сторону главного входа.

– Эй! Это мой кусок!

– Я его приготовила!

Пришлось догонять.

В школе движение уже было более оживлённое. Обучающиеся слонялись то там, то тут, иногда сбивая кого-то с ног. Рома не успел и расстегнуться, как до ушей донеслись соседние “это он?” и “это же его отец был?” Молния перебила перешёптывание. Он повесил куртку на первый же крючок, до которого дотянулся. У расписания тоже шептались “это бесчеловечно”.

– Так 10 “В”… – Провёл пальцем по строчкам, но слух сфокусировался на очередном “это же его работа”. Рома протёр лицо, растягивая кожу к верху, нарочито громко вздохнул. Дуэт сплетников тут же рассосался.

– У тебя Право в аудитории 113 – констатировала Женя. – А мне на третий топать.

Рома проследил за её пальцем – русский у Пуртовой – бедолага.

– Да, давай ускоримся.

Стоило войти в класс, все замолчали. За привычной партой не оказалось соседа. Не пришёл? Но Рома нашёл его на задних рядах ( тот старался не смотреть на него). Что за байкот?

– Не встаём. Открываем тетради. Тема урока: этика.

Кто-то поднял руку. Учитель позволил сказать.

– Насколько этично защищать преступника?

Все загалдели.

– Понятно. В интернете наделали много шума по делу Леона Рамберга? Да? Но полагаю, что публика была более снисходительна, если бы на стороне защиты не выступал его друг. Однако закон не запрещает адвокату защищать интересы своего подопечного будь он родственником или другом.

Рома уткнулся в учебник.

– Или убийцей? – Послышалось где-то на задних. Бывший сосед. – Родители в ярости, что такой человек будет на свободе.

– Вы не думаете своей головой. Я такому вас не учил. Слушаете волнения общества и не хотите углубиться в процесс. Вам не удасться прогнуть под себя мир. Он наступит Вам на глотку и раздавит, быстрее, чем Вы это осознаете.

– Значит Вы тоже на стороне обвиняемого?

– Я не принимаю ничью сторону. – Смешок. – Моё дело дать вам пищу для ума, наличие собственного мнения профессия педагога не предполагает. Однако, если вам интересно, я считаю, что была проделана колоссальная работа и… Роман, может Вы сможете нам лучше рассказать об этом? Что думаете?

Вдох.

Все замолчали.

Рома осмотрелся.

Сглотнул.

Вытянул руки, разжал кулаки. Выдох.

– Я думаю, что это не этично. – Пауза. – Неэтично обвинять человека за то, что он хорошо делает свою работу. Неэтично распространять конфиденциальную информацию, чего мой отец однозначно не делал. Не в СМИ, не в семье. И я не собираюсь выслушивать обвинения ни в сторону своего отца за его работу и уж тем более не буду выслушивать осуждения за то, что я его сын.

Рома скинул тетрадки в портфель и вышел из кабинета, игнорируя учителя – так бы он обязательно поступил, но это провокация. Один раз поддашься и будешь падать всегда. Поэтому:

– А ещё. Я думаю, что меня очень интересует вопрос номер 3 на странице 140: “Особенности Декалога как нормативной программы”. Не уверен, что эти принципы актуальны в современных реалиях.

Посыпались вопросы: от обычных “что это” до полноценных умозаключений. Учитель одобрительно кивнул и принялся отвечать по теме. Урок шёл невыносимо долго, казалось дыхание синхронизировалось со стрелками часов. И звонок был глотком кислорода.

– Дай телефон.

Рома выхватил смартфон из руки Жени без особых сопротивлений, стоило ей только появиться в поле зрения.

– Рома, когда ты уже начнёшь пользоваться своим?! – проскулила.

Поисковой запрос. Достаточно было одной “Л”, чтобы на первой же строке вышел “Леон Рамберг”.

“… Художник, чьё искусство убивает. Молодой живописец был обвинён в убийстве и износилование своей малолетней подапечной в собственной студии.

… Процесс занял…

… Случай получил огласку в интернете со стороны родителей…

На стороне защиты выступал лучший друг Леона – Максим Венглевский, и без того известный адвокат своими скандальными выигрышами…”

– Ты знала?

– Разумеется, я знала, эту девочка стала так популярна, что её скоро к лику мучеников приставят…

– Почему не сказала? Я хожу, как идиот и не могу понять почему на меня все косо смотрят.

– Зачем, Рома? Это всего лишь очередная скандальная новость, которая потеряет свою актуальность через неделю. Я более, чем уверена, что это хорошо спланированный пиар ход. Картины Рамберга выросли почти в пять раз в цене! К тому же твой отец не сделал бы ничего такого, что могло навредить его имиджу. Он всегда проявляет себя, как профессионал. Он популярен исключительно за счёт подобных дел. Рано или поздно кто-то да возмутился бы…

– Но…

– Брось! Они зацепились за историю, только потому что Рамберг в тайне спал с ней. Малолетняя? Смеётесь? Ей было почти 20! Здесь от правды только слово “умерла”. А как на самом деле сейчас выясняют. Даже если это не вброс со стороны его менеджера то факт, что бедненькие родители хотят откусить кусок его денег любой ценой, поймёт даже тупица.

Она забрала свой телефон.

– Чего уставились?! Прежде чем кого-то осуждать попробуйте вникнуть, что вообще происходит.

Люди, что аккуратно толпились вокруг них всё это время, начали рассасываться.

– А знаешь что? Сегодня четверг. К чёрту четверг. Сегодня твой день рождения! Я не дам каким-то некомпетентным журналистам окончательно тебя разбить. Нет. Всё. Решено. Мы идём развлекаться!

– Жень, – протянул. – урок сейчас начнётся, а потом ещё четыре.

– Точно! Нужно проскочить мимо охранника, пока в холле толпа из тех кому ко второму. А то придётся придумывать оправдание. Я видела в шёртсах крутую ярмарку. Тебе понравится!

Женя сгребла столько снега, сколько поместилось у неё в руках и, подпрыгнув, рассыпала его над головой.

– Конфетти!

– Мы в Сокольниках. Это обычная, ежегодная, новогодняя ярмарка, которая закончилась.

– Да ладно, ща что-нибудь откопаем!

Они прошлись вдоль закрытых домиков. Украшения ещё не сняли, но ажиотажа вокруг поубавилось.

– Смотри! Шатёр. Сейчас найдём тебе эксклюзивный подарок…

В самом центре у полуразобранной ёлки стоял шатёр. Из-за цвета он почти с ней сливался. Внутри он был значительно просторнее, чем казалось на первый взгляд, но это ощущение создавалось исключительно из-за миниатюрных вещей. Все стены увешаны зеркалами, вокруг столики с разными драгоценностями, но их было крайне мало, что давало понять – здесь никто не работает, здесь собирают вещи и закрываются.

– О! Детки пришли на распродажу!

За спиной послышался хлопок. Это был мужичок с удивительно длинным носом и очень смешным ростом, он буквально дышал Жене в коленку.

– У меня почти ничего не осталось… – В его голосы слышался акцент, но он замолк так внезапно, что понять какой именно не представилось возможности. – Но для вас мы что-нибудь подберем.

Он смотрел не на Рому, а словно немного в бок – в его отражение.

– И для дамы, разумеется! Нет! Ни слова больше. Мой сказочный шатёр сам найдёт идеальный… Сувенирчик! – Он растопырил пальцы и широко улыбнулся.

–Позвольте Вашу ручку, прекрасная незнакомка.

Женя хихикнула, снимая варежку. Ей пришлось присесть, чтобы быть на одном уровне.

– О да… Линии… Нет, самые настоящие нити тончайшей работы. Я видел однажды похожую ручку. И уверен, знаю, что Вам нужно!

– Он странный… – Шепнул Рома на ухо.

Мужичок растянул в руке серебряную цепочку, такую тонкую, что она правда напоминала нитку. В центре была гранёная стрела, совсем крохотная, чуть меньше мизинца.

– Рубин. – Протянул мужчина. – Недорого, отдам за пять.

– Берём! – Женя улыбнулась и подтолкнула Рому вперёд. – Теперь он!

– Конечно…

Рома сунул руки в карманы.

– Вы недоверчивы. Это выглядит смешно на человеке, что врёт каждый день.

– Что простите?

– Ваши глаза, они обманывают окружающих! – Он хлопнул в ладоши. – Я знал человека с фиолетовыми глазами…

– Фиолетовыми?

– Жень, потом. – Рома отдёрнул её.

– Он сделал эту вещицу.

– Часы?

– Извергнет мирозданье пламя, когда Фиалка расцветёт…Это гравировка на древнем языке. Сейчас его не считают даже мёртвым, скорее навсегда исчезнувшем, совершенно несуществующем!

И всё-таки для такого роста у этого чудика были несуразно большие ладони. Карманные часы на них, казались совсем крохотными. Но в руке Ромы – как влитые.

Странные – треугольные. Серебряные. С действительно непонятной гравировкой на крышке. И совершенно не рабочие.

– Ауч…

И крайне острые.

– Осторожно. Старым вещам свойственно не принимать первое время нового владельца. Вы ещё подружитесь…

– Они даже не заводятся. – Рома облизнул порезанный палец, но пара капель уже обмазала часы.

– Разумеется! Это развалюхи лет сто не меньше! Отдам даром. Просто избавьте меня от этого хлама.

Мужичок противно улыбнулся.

– Берём! – Констатировала Женя.

Хотели уже уходить, однако у выхода, снова послышался хлопок.

– К часам было приложено письмо. Читать чужое грех. Но они теперь ваши…

Женя забрала письмо и поспешила на выход, догоняя Рому.

– Неужели тебе совсем не интересно, что в этом письме!

– Нет.

– А вдруг это красивая история любви. Подарок с фронта, что так не дошёл до получателя или…

Рома взял письмо. Треск сургуча слился с общим треском сугробов на улице. Осмотрелись по сторонам, но прохожих рядом не оказалось. Женя затаила дыхание…

“Mon sher…

– Переводи сразу! Ты у нас за иностранные языки отвечаешь.

Рома пробежался по первым строчкам. Вздохнул. И продолжил.

… Если ты читаешь это письмо, мои худшие опасение подтвердились. Наше путешествие на ту сторону оказалось провальным (я никогда тебе не признаюсь в этом лично, ты бы жалел меня, искал помощи и не нашёл, от чего горевал значительно больше). Эти экспедиции усугубили мою болезнь, по прогнозам… Мне осталось чуть больше года. Я хочу прожить этот год счастливо со всеми вами, в кругу семьи. Ты можешь не верить мне, но я продолжила наработки отца и, кажется, мне удалось создать шкатулку, что сохранит мои воспоминание навеки. Я лишь надеюсь, что ты не потерял часы. Механизм работает очень просто, достаточно лишь…”

– Дальше чернила смазались. Очень старое письмецо… Эй ты что ешь мой торт?!

– Жесть! Тебе подарили машину времени. -Женю было плохо слышно. Чавканье сильно заглушало речь.

– Брось. Это мусор. Может когда-то это и был один из первых изобретателей фотоаппарата, а в часах, наверное, хранились миниатюры фотографий. Дома попробую их разобрать. Посмотреть, что сломано в механизме и что внутри корпуса…И, пожалуй, лучше их хорошенько помыть… А то вдруг они сохранили и ту заразу…

– Тогда тебя уже не спасти…

Женя показала на порезанный палец и громко засмеялась.

***

События четверга восстановились в одну цепочку, а вот после – сплошные пробелы. Я посмотрел на ладонь.

– А почему мы решили уехать?

Аглая помолчала, а потом положила руки на колени и отчеканила, будто репетировала весь день:

– У Макса… У папы твоего сейчас сложности на работе. И мы решили, что нужно сменить обстановку. И… Уехать на какое-то время в Румынию. Мы подумали, что на новом месте для начала нужно обосноваться, наладить связи… И, поэтому решили ехать без тебя. Не сразу, конечно! Но ты узнал как-то про бабушку. И Макс хоть её почему-то недолюбливает, но был уверен, что здесь тебе будет лучше, чем на коробках в незнакомой стране.

Я моргнул. И ещё раз. А потом ещё.

– Что?!

Вскочил с дивана и начал отмерять шаги по комнате, удивительно резво. Этот монолог звучал так абсурдно, что даже предавал энергии, на более эффектное негодование. Как похоже на отца. Он всегда выстраивал какие-то авантюры и также гениально их решал, но когда дело доходило до семьи он становился автоответчиком, что идёт по пути наименьшего сопротивления и просто делает, что уже было когда-то установлено в его голове – сбагрить сына куда-нибудь. Больше всего угнетало, что из этой истории выпадал я и моя память.

Аглая достала из сумки часы и телефон, что-то пробубнила про остальные вещи, и ушла. Я остался один. Снова.

Телефон был разряжен. Кажется, я не пользовался им с неделю. Искать розетки не хотелось, но пройтись стоило, просто так без цели – осмотреться. Я взял часы. Найти бы кого-то из обитателей этого музея, что вряд ли сейчас исполнимо. Есть хочется. Было около двух ночи, когда я вышагивал по просторному коридору первого этажа.

Как не странно, но гнетущее чувство одиночество меньше всего хотелось скрасить паранойей о том, что за тобой кто-то наблюдает. В этом ночном полумраке всё казалось неестественно знакомым. Я прокручивал в голове последние сны и с лёгкость находил аналогии в местном интерьере. Это пугало, но больше будоражило воображение. Хотелось разобраться.