Czytaj książkę: «Гиперион восхождение»

1

И нет покоя грешным душам под луной!

***

Наслаждаясь вишневым компотом в бокале из-под вина, я задумчиво смотрел на молодую луну из своего окна. Вчера был мой шестнадцатый день рождения, и теперь я сам могу решать свою судьбу. Нет причин терпеть оскорбления от местных смердов и низших дворян, что забыли своё место. Я седьмой сын седьмого сына, и посему мне ничего не причитается. И это значит, что я предельно свободен.

Но у меня есть цель – вернуть былое величие дому Лисовских, а уж как я этого буду добиваться, решать лишь мне.

Мой отец, закоренелый алкоголик и неудачник, не мог ничем помочь. Он пропил все наследство и уже после этого сгнил на каторге из-за пьяной поножовщины. Мать умерла ещё в моём детстве, так что я был одинок и не имел никакой поддержки. Однако, как говорят, то, что тебя не убивает, делает тебя страннее…

Но были в этом и плюсы, если их можно так назвать, я мог делать то, что считал нужным, и мог взять жизнь в свои руки и начать создавать уже собственную историю.

Поместье продали в счёт погашения долгов отца, но, поскольку так и не смогли найти покупателя на такую громадину, то я всё ещё оставался здесь жить в компании штата слуг. Все прочие предприятия были утеряны ещё раньше или отданы в качестве «кормления» старших сынов, что с отцом и считаться не хотели, ну а меня винили в смерти матери. Так что выходил отверженным даже среди собственной родни и дома. И лишь слуги оставались со мной, но это, увы, не семья, пусть многих из них и знаю всю сознательную жизнь. И если подумать, то «слуги» и заменили мне семью и стали ближе всех прочих, но это так не работает, и всё равно хочется тепла и ласки и просто поговорить с родными. Но, увы, имеем то, что имеем.

Допив компот и оставив бокал на окне, я молча спустился по винтовой лестнице, служившей персоналу поместья. Не встретив на своём пути ни одной души, направился в сторону вишнёвого сада. Он был моим убежищем с самого детства. Здесь, среди густых ветвей и аромата цветов, я скрывался от гнева отца и безысходной реальности.

Проститься с землёй и выкопать свой тайник – вот цель моего сегодняшнего визита в сад. Ибо не мог уехать из этого поместья, не попрощавшись с любимым местом. Воздух наполнился прохладой и ароматом цветущих вишен. Я прошёл мимо старой беседки, где нередко читал книги или просто сидел, задумавшись о своей судьбе.

Остановился у большого дуба, что рос в центре сада. Его мощные корни были видны над землёй, словно гигантские змеи. Я присел под его кроной и закрыл глаза. В моих ушах звучал шепот листьев и далёкое пение птиц.

Вспомнил, как в детстве часами проводил время в этом саду. Как лазил по деревьям, играл с собаками и мечтал о великих делах, которые когда-нибудь потом совершу.

Я был ещё маленьким, когда отец впервые привёл меня сюда. Он показал мне старый дуб и рассказал легенду о том, что в его ветвях живут духи леса. И я верил рассказам старого выпивохи и часами сидел под деревом, глядя на его мощные корни и слушая шепот листьев.

В саду я чувствовал себя свободным и беспечным. Бегал по травянистым полянам, лазил по деревьям и играл с собаками. Мне казалось, что мир безграничен, и я могу достичь всего, чего захочу. И мечтал о том, что когда-нибудь стану великим рыцарем и буду защищать слабых. Представлял себя в блестящих доспехах, с мечом в руке, как на картинках из старых книг.

Но мои мечты были разрушены суровой реальностью. Ибо в этом мире нет места слабакам, и всегда приходится брать силой то, что ты хочешь или когда-то было твоим. Эту науку вбили мне на улицах нашего воеводства, когда я тайком покидал поместье.

Но я никогда не перестал мечтать. В саду я находил утешение и вдохновение. Я знал, что в моих силах изменить свою судьбу и достичь великих дел.

И вот теперь, когда я стою перед дубом и вспоминаю свои детские мечты, я чувствую, что моё время настало. Я готов взять свою жизнь в руки и сделать то, о чём всегда мечтал.

Теперь всё это ушло в прошлое. Сад уже не был моим убежищем, а поместье – моим домом. Но я не жалел о том, что остался здесь на некоторое время. Здесь были мои «корни», и я не мог уехать, не попрощавшись с ними.

Я встал, и в душе зародилось чувство ностальгии. Вспомнил, как в этом саду, под кроной этого дуба, я закапывал свои детские сокровища: блестящие камушки, перья птиц, высушенные цветы. Места, где прятал свои тайны, были моими маленькими святынями.

Теперь, взглянув на землю около дуба, я увидел небольшие холмики, которые раньше были моими тайниками. Я улыбнулся, вспоминая те времена, и почувствовал, как в сердце зародилась нежная грусть.

Взял в руки садовую лопату, лежащую рядом с деревом, и начал копать. Лопата была старой и деревянной, её ручка была гладкой от многолетнего использования. Я чувствовал, как она легко входит в мягкую, влажную от недавнего дождя землю. Копал неглубоко, но достаточно, чтобы добраться до своего старого тайника.

Земля была мягкой и влажной от недавнего дождя. Вскоре показался и металлический ящик, что служил тайником. В нём лежали не только мои личные вещи, но и реликвии моего рода: старинные книги, письма предков и другие ценности, что были мне дороги. Молча зарыл уже пустой тайник и утрамбовал землю.

Оттуда я извлёк старинное кольцо с гербом рода – хитрым лисом с застывшей на морде хитрой улыбкой. Кольцо было из серебра, потемневшего от времени. На нем были выгравированы древние руны, смысл которых я не знал.

Нацепив кольцо на палец, я зажмурился, сделал глубокий вдох и почувствовал, как холод по спине прошёл. Словно руны на кольце вдруг ожили и начали светиться внутри. В голове мелькнула мысль, что кольцо – это ключ к пространственному хранилищу рода.

Я вспомнил рассказы почившей тетушки о том, как их род владел древней магией. И о том, что в кольце главы нашего рода заключена сила, что может переносить любые предметы в тайное место, доступное только главе рода. Нажал на руны на кольце и представил перед собой все вещи, что лежали в шкатулке. В следующую секунду я почувствовал странное покалывание в пальце. И в следующий момент я уже держал в руках пустую шкатулку, которую вытащил из тайника.

– Достоин своего отца? Не так ли, братья? – прошептал я, улыбаясь. – Ну а вы обойдётесь и без титула…

И всё так же без лишних слов убрал все свои ценности в магическое хранилище, ключом к которому служило кольцо. С этого момента я был не просто седьмым сыном седьмого сына. Я был главой рода Лисовских. И отныне вся ответственность за род лежит на мне. Осталось лишь не сгинуть по глупости.

Затем отправился в сторону дома, уже не оглядываясь назад. Молча собрав свои небогатые пожитки и серебреную шашку деда, что мне удалось спрятать от «изъятия» в честь долга, я всё так же молча покинул родной дом, и я не вернусь сюда, пока не смогу купить его сам! По-детски? Да. Но мне как-то плевать.

Город засыпал, но не спал. Его тихая жизнь мерцала тусклыми огоньками уличных фонарей, которые, как редкие звезды на ночном небосклоне, едва пробивали тьму. Улицы, обычно кишащие жизнью, пустели, погружаясь в безмолвное одиночество. Поблескивающие витрины магазинов, словно застывшие в ожидании, отражали пугающую бездну пустоты. Даже ветер, проносящийся между высокими домами, казался испуганным и шептал свои истории на ухо прохожим.

В этом мрачном антураже я двигался к своей цели, сливаясь с тенью. Мои шаги, глухие и неуверенные, не нарушали тишины, лишь поскрипывали мокрые от дождя булыжники. Я старался не привлекать внимания, не делать лишних движений. Одежда, пропитанная сыростью, лежала на мне тяжелым грузом. Даже мое собственное дыхание, холодное и прерывистое, казалось громким в этой глухой тишине.

Луна, полная и холодная, как ледяная глыба, покачивалась на небосклоне, но ее свет, рассеянный облаками, едва пробивался сквозь узкие улочки. Холодный воздух пронизывал до костей, заставляя кутаться в плащ. Я знал, что путь предстоит долгий и опасный, и каждая минута могла стать последней. Каждая тень, каждый звук в этой бездне вызывал в моей душе ледяной ужас.

Я остановился у тёмного перекрёстка и вслушался в ночь. Тишина была такой глубокой и плотной, что казалось, будто её можно потрогать.

Внезапно вдалеке раздался пронзительный звук сирены, и я почувствовал, как по моему телу пробежала холодная дрожь. Это был не просто звук оповещения, это был крик отчаяния, который пронзал до самой души. Он значил только одно: демоны!

Прорыв Инферно случался раз или два в месяц, и каждый раз это было как игра в русскую рулетку. Ты никогда не знал, что тебя ждет за поворотом: пара мелких демонов, которых можно было бы быстро убрать местными охотниками, или же полномасштабное вторжение, когда город погружался в хаос и безумие.

Эти прорывы были как раны на теле города, которые никак не заживали. Однажды в ночь появились только два огромных паука, чьи лапы были усыпаны острыми шипами. Они разнесли в пух и прах весь рыночный ряд, и местным охотникам еле удалось их победить. А в другой раз появились целые легионы демонов, которые захватили половину города и устроили настоящий ад на земле. В той битве погибло немало охотников, и город был разрушен до основания.

Каждый раз, когда звучала сирена, жители города замирали в страхе, не зная, что ждет их в эту ночь. Дети прятались под кроватями, женщины молились всем святым, а мужчины сжимали в руках оружие, готовясь к смертельной битве. Город был словно корабль, который постоянно дрейфовал в бушующем море бедствия, не зная, когда его накроет следующая волна.

И в этой неуверенности жизнь продолжалась. Люди старались жить нормальной жизнью, но каждый день они чувствовали, что живут на пороховой бочке. Их жизнь была как игра в русскую рулетку, где каждый прорыв мог стать последним. Но меня это всё мало касалось. Местных я, мягко говоря, не любил, да и они меня тоже, так что пускай этот город хоть сотрут в пыль, грустить не буду. Но мне нужно успеть до вербовочного пункта, а там, может, и получится показать себя. Но сначала нужно пробраться туда.

В этот раз сирена звучала особенно пронзительно, и в ее звуке слышалось что-то безысходное. Я почувствовал, как сердце забилось быстрее, а в жилах стыла кровь. Все эти прорывы были следствием ошибки, которая стоила городу больше, чем какое-то там золото. Царь, увлеченный карточной игрой, проиграл демонам устройство, которое должно было защищать от иномирных порталов. С тех пор город стал мишенью для всяких тварюк, которые пытались проникнуть в наш мир.

Впереди показались какие-то арахниды, их силуэты резко выделялись на фоне тусклого фонаря. Их членистые лапы двигались с нечеловеческой скоростью, а сверкающие красные глаза наводили ужас. Я быстро оценил ситуацию: их было трое, и они нападали сразу, не давая шанса на отступление.

Я схватил свою серебряную шашку, которая висела в ножнах на бедре. Она была легкой, но смертоносной, и в ее острие была вложена вся моя сила и ненависть к этим тварям. Но я не мог позволить себе колебаться, иначе они разорвали бы меня в клочья.

Без лишних слов бросился в атаку, рассекая воздух с криком. Шашка пронзила первого арахнида, рассекая его панцирь на две части. Вторая тварь бросилась на меня, но я уклонился от ее атаки и с разворота ударил ее по голове. Третий арахнид пытался схватить меня за ногу, но я увернулся и с силой ударил его в грудь. Он завалился на землю, издавая пронзительный визг.

Я стоял, запыхавшись, но не теряя бдительности. Ибо знал, что это еще не конец, что в этой тьме могут скрываться и другие опасности. Но я не мог отступить. Но я должен был продолжить свой путь, каким бы он ни был. Тряхнул головой, отгоняя от себя усталость и страх. Сбросил с плеча одеяло, которое тяжелым грузом лежало на мне, и пошел дальше, оставляя за собой освещенные фонарем трупы арахнидов. Впереди меня ждал долгий и опасный путь, но я был готов к нему. Был готов сражаться до последней капли крови. Ибо жизнь ничто, а честь и слава обесмертят тебя и твоё имя!

Впереди, словно из тумана, материализовался рослый демон. Он был одет в тяжелые доспехи, которые сверкали в тусклом свете фонаря. Его фигура была грозной, а в руках он держал огромный топор, который издавал угрожающее шипение.

Но что заставило меня задуматься, так это то, что его голова была совершенно незащищена. Ни шлема, ни какой другой защиты. Это было странно, даже нелепо для существа, которое должно было быть готово к смертельной битве.

Однако я не позволил себе колебаться. Демоны были хитры и коварны, и их сила была в непредсказуемости. Резко схватил свою серебряную шашку, которая была уже покрыта кровью арахнидов, и приготовился к атаке.

Демон замахнулся топором, но я уклонился от удара и бросился в атаку. А затем нанес быстрый и точный удар по незащищенной голове демона. Шашка прошла сквозь его череп, как раскалённый нож сквозь масло. Демон издал пронзительный визг и рухнул на землю, увлекая за собой и свой топор.

Остановился, чтобы перевести дух. Кровь демона покалывала меня холодом, и я чувствовал сильный удар по нервам. И я не мог останавливаться. И посему должен был продолжать свой путь. Ускорил шаг, оставляя за собой тело демона, и продолжал двигаться вперед, в глубину тьмы. Я понимал, что в этой ситуации нет пощады. Демоны не пощадили бы моих родных, и я не пощажу их. И буду идти до конца.

Углубляясь в ночной город, я заметил, как парочка мародёров пытается куда-то утащить сопротивляющееся тело девушки. Они были в грязных одеждах, с дикими глазами и злыми улыбками на лицах. Девушка боролась с ними, но ее силы были на исходе. Она кричала от боли и страха, и ее голос разрывал тишину ночного города.

Устало вздохнув, я почувствовал прилив ярости. Я не мог просто стоять и смотреть, как эти злодеи творят беспредел. И кинулся в бой, не раздумывая, ибо негоже пользоваться всеобщим несчастьем, дабы «развлечься».

Первым же ударом шашки я снес половину черепа тому, кто стоял ко мне спиной. Его тело вздрогнуло, и он свалился на землю, не издавая ни звука. Второй мародёр, увидев, что произошло, закричал от ужаса и бросился на меня с криком. Он попытался остановить меня рукой, но я не дал ему этого сделать. Вторым ударом я отрубил ему пальцы, и он отшатнулся от боли, закричав пронзительным визгом.

Но я не дал ему прийти в себя. Сильным пинком я отправил его в нокаут, а затем добил уколом в кадык. Его тело обмякло, и он упал на землю, безжизненно и неподвижно. Огляделся вокруг. Девушка лежала на земле, ослабленная и испуганная. Она смотрела на меня с недоверием, не понимая, что произошло. Я поднес к ней руку, и она взялась за нее, словно за спасательный круг.

– Я помогу тебе, – сказал я ей, и она кивнула в ответ. Я поднял ее на ноги и помог ей встать. Она была еще слаба, но в ее глазах я видел надежду.

Молча продолжил свой путь, оставляя за собой тела мародёров. Я не мог позволить себе остановиться, пока не доберусь до цели. Но я знал, что я сделал правильный выбор, что я спас жизнь и защитил слабого. И это давало мне силу и надежду двигаться дальше.

В этот день я решил, что отныне буду жить не для себя, а для возрождения величия моего рода. Я не буду ждать, пока судьба бросит меня в пропасть отчаяния. А буду сам творить свою судьбу, и ничто не сможет остановить меня на пути к достижению моей цели. Ибо игра началась, карты розданы, и пускай победит сильнейший, ибо горе побеждённым!

2

Хаос – это море, и когда одни утопают в нём, то другие просто двигаются вперёд.

***

Луна, обычно мягкая и серебристая, налилась алым цветом, как будто кто-то разлил по ночному небу кровь. Её неровные края казались зубастыми, а блеск, пронизывающий темноту, вызывал не столько восхищение, сколько тревогу. Словно зловещий глаз, она следила за происходящим, наблюдая за тем, как над городом разверзлась бездна.

В центре площади, где обычно кипела жизнь, зияла огромная трещина, как рана на теле города. Она настолько широка, что могла поглотить целую карету, а ее края, словно обугленные клыки, изъедены пламенем. Из недр земли клубился густой черный дым, что застилал небо, заслоняя даже кровавую луну. Он пах не просто гарью, а чем-то более отвратительным, чем-то нечеловеческим. Этот запах проникал в кости, вызывая тошноту и ужас.

Из трещины, подобно злым духам, выползали чудовища. и не просто уродливы, а выглядели неестественными, сотворенными из огня и кости, отвратительными и зловещими. Их тела обтянуты черной, словно обугленной кожей, из которой торчали кости и шипы. Из глаз лился красноватый свет, похожий на тлеющие угли. Некоторые из них выглядели высокими и тощими, с острыми когтями, которые со скрежетом пронзали брусчатку площади. Другие же казались низкими и широкими, с громадными пастями, полными острых зубов, которые щелкали в предвкушении жертвы.

Они выползали из трещины один за другим, их шепот и рычание смешивались с треском огня, заполняя площадь невыносимым ужасом. Каждый шаг этих монстров сопровождался треском и грохотом, словно сама земля трещала от их присутствия. Они являлись предвестниками апокалипсиса, воплощением самых глубоких кошмаров.

В лунном свете, отражавшемся в огне из трещины, видно, как люди бегут, укрываясь от чудовищ. Их крики смешивались с грохотом падающих зданий, обрушившихся под натиском нечисти. Город стал ареной кошмара, где каждый угол грозил смертью. На мостовой лежали тела, некоторые еще дышали, но большинство уже мертво. В воздухе висела густая атмосфера страха и отчаяния.

Дети плакали, прижимаясь к матерям, которые пытались защитить их от ужаса, но страх везде, он проникал в самые глубины души. Мужчины бежали с мечами в руках, их лица искажены гневом и отчаянием, но они бессильны перед этим злом. Старики сидели на порогах своих домов, уже примирившись со своей судьбой, их глаза пусты и безрадостны.

Луна светила на этот ад, освещая смерть и отчаяние. Ее кровавый свет падал на лица людей, делая их еще более бледными и ужасающими. В этом свете было что-то зловещее, словно сама ночь превратилась в соучастника этой трагедии. И в этой атмосфере безысходности каждый человек понимал, что шансов выжить мало.

Цена победы крайне высока, но и стоимость поражения еще выше. В этой битве не выходило победителей, только жертвы. И среди этих жертв были не только те, кто уже погиб, но и те, кто еще жив, но уже потерял все, что ему дорого.

И эта напасть выкашивала все наши города с колоссальной последовательностью, словно коса смерти косила жизнь на своем пути. Страх и бессилие охватывали людей, но власть имущим, казалось, плевать на этот кошмар. Их золотые палаты и уютные жилища оставались нетронутыми бедой, которая сжирала их народ. Они жили в своих иллюзиях безопасности, полагаясь на толстые стены и защиту своих армий, но на практике видно, что они не способны справиться с этим злом.

Я нёсся по пустынным улицам города, среди развалин и обугленных остатков жизни. В моем сердце лишь гнев и отчаяние. Вижу страх в глазах людей, слышу их мольбы о помощи, но ничего не могу сделать. И вообще, где городская стража и охотники, когда они так нужны?

В этот момент мой взгляд упал на фигуру, выделяющуюся на фоне других демонов. Он стоял в глубине площади, окруженный своей черной свитой, но он не похож на них. Высок и крайне статен, с безупречной осанкой и холодным взглядом. Его кожа выглядела бледной, как у мертвеца, но глаза горели ярким зеленым огнем. Одет в черные доспехи, отражающие лунный свет, и держит в руке длинный меч, который казался искриться неземным огнем. Красив, как змей, и в то же время отвратителен по своей природе.

Но при этом напоминал аристократа, попавшего в грубое общество черни. Его холодная красота и необыкновенное величие отделяли его от его сородичей, делая его еще более опасным и угрожающим. Он стоял там, словно призрак, и наблюдал за всеми с высоты своего превосходства. В его взгляде не было ни жалости, ни сочувствия, только холодный расчет и бесконечная власть.

Гнев, кипящий внутри, подталкивал меня вперед, и я бросился на демона с нечеловеческой скоростью. Мои мышцы работали на пределе возможностей, и я летел вперед, словно пуля, стремясь к своей цели. Я не думал о страхе, не думал о риске. Думал только о том, чтобы убить этого монстра и чтобы остановить это безумие.

Сближаясь, я увидел в его глазах удивление, перемешанное с презрением. Он, видимо, не ожидал от меня такого натиска. В его руке вспыхнул меч, и он бросился в атаку. Но я оказался быстрее. Молниеносно отклонил удар и сразу же нанес в ответ по броне демона, целясь в места ее сочленения.

Сталь моих мечей сверкала по доспехам демона, но не проникала в них. Я рубил и рубил, не давая ему передышки, не давая ему прийти в себя. Демон попытался что-то сказать, но я не дал ему договорить. Стоически отбивал удары, перехватывал его меч и вновь наносил удар за ударом.

Его фигура дрожала от усилий. Он пытался сопротивляться, но я вновь оказался слишком быстр, слишком яростен. И не давал ему возможности восстановить силы, не давал ему дышать. Его глаза потускнели, рука ослабла, и он упал на землю, словно срубленное дерево. Я стоял над ним, задыхаясь от усилий, но не останавливаясь. Продолжая рубить и рубить, пока он не превратился в кучу мяса и разбросанных костей.

Сухо отметив, что тварь таки испустила дух, я бросился бежать дальше. Но я не испытывал ни облегчения, ни удовлетворения, только холодную пустоту. Мои движения отточены, как у машины, уже не человека. Я чувствовал, как время утекает сквозь пальцы, словно песок из перевернутой песочных часов. Но я знал, что это только начало, и что их еще много. И вскоре «ловушка» точно захлопнется, если я не успею добраться до цели.

Я бежал, не оглядываясь, не думая ни о чем, кроме того, чтобы успеть. Бежал по улицам, усеянным телами погибших, мимо огненных развалин домов, мимо криков и стонов умирающих. И вот вскоре появилось оно, здание комендатуры, яркий оазис архитектуры арт-деко в этом огненном аду. Оно выстроено в стиле монументальной красоты, с гладкими линиями и геометрическими формами, характерными для эпохи рационализма. Высокие окна с металлическими рамками и геометрическим узором отражали пламя и дым, создавая изысканный и ужасающий контраст. Стены украшены рельефами в виде стилизованных растительных мотивов и абстрактных композиций, которые сейчас казались странно и жутко причудливыми на фоне разрушения.

Но сейчас это здание охвачено пламенем. Оно горело ярко, устремляясь столбами дыма в самое небо, словно последний крик отчаяния. Я не успел… Не успел добраться до цели вовремя. Не успел спасти город. Я не успел…

Я стоял на месте, парализованный ужасом. В моей душе царила пустота. Ведь я сделал всё, что мог, но этого не хватило. Теперь город будет разрушен. И в моих глазах не было более ни надежды, ни гнева. Только глубокая, неизлечимая тоска.

– Отставить панику, салага. – Из тени соседнего здания вышел офицер в синей шинели ликвидатора с наполовину обгоревшим до костей лицом. Его глаза глубоко посажены, и в них нет ни страха, ни отчаяния, только холодная решимость. На лице застыла не улыбка, а скорее гримаса, которая казалась еще более ужасной из-за ожогов.

– Мы должны пробиться к зданию ратуши и запустить аварийный маяк, иначе войска не сдвинутся с места, – пояснил ликвидатор, двигаясь в сторону горящей комендатуры. Он не оглядывался на пламя, не замечал тела погибших, его взор устремлен вперед, на цель.

Без какого-либо сожаления он прикурил от горящего здания и сладко затянулся целебными травами самокрутки. Этот жест выглядел настолько безразличным, настолько холодным и рациональным, что меня пробрало до мурашек. Он не видел в этом ничего неправильного, ничего непристойного. Для него это просто необходимость, еще один шаг на пути к выполнению задания.

– Чего застыл? Пошли до ратуши, салабон. – удерживая самокрутку зубами, он страшно улыбнулся, и меня аж пробрало до мурашек в пятках. Эта улыбка не выглядела дружелюбной, не радостной, а скорее зловещей и угрожающей. Она говорила о том, что он не испытывает никаких эмоций. И сделает все необходимое для выполнения задания, даже если это будет значить убить всех, кто попадется ему на пути.

В его словах нет никакого сомнения, никакого страха, только холодная решимость. Он более не являлся человеком, а оставался лишь орудием, которое не знает сострадания. И я понимал, что должен следовать за ним, что должен быть таким же холодным и жестоким, как он. Иначе мы все погибнем. Его ужасающий пример по-своему меня зарядил, и я уверенно отправился следом за ликвидатором.

Уверенно иду вперёд и, даже не задумываясь, перерубаю какой-то твари с телом человека и головой голубя сухожилия на ногах и следом, не давая ему упасть, срубаю голову, двигаясь дальше.

Ветер, пронизанный запахом гари и гниения, нес с собой вопли и стоны, доносящиеся из-за баррикад. Казалось, что сама атмосфера напряжена до предела, словно грозовая туча над городами. На фоне этого мрачного пейзажа величественно возвышались баррикады, сооруженные из всего, что попалось под руку: разбитых вагонов, деревянных щитов, кирпичей. На них уже появились следы сражения: осколки, пробоины и опалины, а в некоторых местах и остатки демонов, похожих на густую слизь.

Стражи с серьёзными лицами уверенно стояли в своих постах. Их доспехи, составленные из пластин стали и кожи, носили следы недавних битв. На многих из них видны вмятины от ударов, а на некоторых пластинах еще белели засохшие пятна крови. Их шлемы, украшенные гербами города, пусть и не идеально гладкими, на них видны царапины и сколы, свидетельствующие о тяжелых сражениях. За спиной у каждого стража висел меч с деревянной рукоятью, а на боку прикреплена кобура с пистолетом, который, судя по затертой от многократного пользования рукояти, не раз в бою.

Рядом с ними стояли ополченцы. Их экипировка выглядела значительно проще. Многие из них одеты в простые кожаные куртки с подкладкой, а на ногах лишь грубые сапоги. В руках держали длинные копья или топоры, некоторые из них уже заточены с помощью камня, а другие еще ждали своей очереди. Их лица закопчены, а глаза полны осторожности. Некоторые из них еще не справились с трепетом, но все готовы защищать свой участок и дом. Лицо одного из ополченцев особенно запоминалось. Он выглядел молодым, и в его глазах не видно страха, а лишь твердое решение защищать свой дом.

По бокам от баррикад остатки некогда прочных преград горели ярким пламенем, перемешанным с густым черным дымком. Огонь лизал деревянные щиты, остатки разбитых вагонов, и даже некоторые из кирпичей под действием жара трескались и раскалывались. Яркие языки пламени танцевали в ночном воздухе, отбрасывая дрожащие тени на лица стражей и ополченцев.

В огненных языках можно разглядеть остатки демонов, которые атаковали соседей. Их тела, похожие на густую слизь, с черными глазами и острыми когтями, но уже обгоревшими и искаженными. Они лежали на земле, словно отброшенные в сторону игрушки.

Некоторые из ополченцев смотрели на остатки баррикад с тревогой. Они знали, что те, кто стоял на этих баррикадах, уже не с ними. Знали, что среди них остались их друзья, их соседи, их родственники. И что это может быть их судьба уже пару минут.

Воздух наполнился тяжелым запахом гари, перемешанным с резким запахом крови, который еще не успел исчезнуть. Казалось, что самый воздух пропитан страхом и отчаянием. Он прилипал к горлу, заставляя каждый вдох становиться мучительным. Это запах смерти, запах поражения, который висел над городом, как непроницаемый туман.

В этой тяжелой атмосфере, ожидающей новой атаки, звучал шепот страха. Что проникал в каждую щель, в каждую трещину в баррикадах, в каждую душу, которая осталась в живых. Шепот был негромким, но всепроникающим. И говорил о том, что это еще не конец.

Но в этом шепоте страха звучало и ожидание надежды. Не яркой, не громкой, но твердой и неумолимой. Надежда на то, что все выживут, что они смогут защитить свой город, что они смогут победить. Надежда на то, что их дух не сломлен, что они готовы сражаться до конца.

И в этом шепоте страха и надежды, в этой тяжелой атмосфере ожидания, лежала вся суть этого города, всей его жизни, всей его трагедии. В этой атмосфере было все: страх, отчаяние и неугасимая надежда на лучшее будущее.

Как только мы оказались у самых баррикад, ликвидатор с невозмутимым лицом показал страже свой жетон. На нем выгравирована эмблема города, а также написано его звание и номер. Страж бегло проверил жетон, кивнул и дал нам знак подняться на баррикаду.

Мы поднялись на деревянный настил, который уже покрыт пылью от разрушенных зданий и засохшей кровью. Сверху открывался вид на опустевший переулок. Баррикады стояли крепко, но везде видны следы сражения.

Покинув этот сектор, мы натолкнулись на группу зеленокожих дикарей, которые с упоением грабили овощную лавку старого еврея. Их лица искажены злобой, а в глазах блестел бесконтрольный огонь. Они бесцеремонно рылись в ящиках с овощами, бросая их на землю, и забирали все, что им попадалось под руку. Старый еврей, с изможденным лицом и грустными глазами, бессильно стоял в стороне, отчаявшись остановить грабителей.

Я узнал этого еврея. Он держал овощную лавку уже много лет. И я часто покупал у него бакалею, и он всегда был вежлив и добр ко мне. Гнев тут же вспыхнул в душе.

– Пойдем, – сказал ликвидатор хмуро, и мы направились в сторону дикарей. Его шаги выглядели уверенными, каждый звук по брусчатке эхом отдавался в тишине переулка. Лицо невыразительным, но в его глазах блестела холодная решимость, от которой по спине пробежал холод. – Пришло время показать вам, что такое настоящая магия, – проговорил он с улыбкой, которая казалась не человеческой, а скорее даже более демонической, чем у убитых мною демонов.

На кончиках его пальцев заискрились синие искорки. Они казались яркими и живыми, словно капли синей жидкости, застывшие в движении. Танцевали вокруг его рук, играя и переливаясь от голубого к темно-синему. С каждой секундой они становились ярче, больше и в то же время более непредсказуемыми.

Его лицо, как и раньше, выглядело невыразительным, но в глазах блестел не только гнев, но и удовольствие, и ожидание. Он словно хищник, который приготовился к охоте. И в этот момент стало понятно, что перед нами не просто человек, а нечто более мощное, нечто более опасное.

– Ненавижу ксеносов… – сплюнул он и на миг застыл, повернувшись ко мне лишь своей обгоревшей до кости стороной. Это воистину ужасающее зрелище. Одна сторона его лица выглядела целой, но вторая представляла собой пугающую картину опустошения: кожа выглядела чёрной и сгоревшей, словно дерево, которое прошло через пламя. Череп проглядывал через трещины на коже, а оставшиеся куски мяса остались обгоревшими и черными, как уголь.