Czytaj książkę: «Мастер выживания»

Когда самолет накренился вперед, в салоне наступило гробовое молчание. Все пассажиры с ужасом в глазах вцепились в спинки передних кресел. И в тот момент, когда общее напряжение готово было превратиться во всеобщую панику, нос самолета медленно пошел вверх и, встав горизонтально, выровнялся по линии горизонта. Две стюардессы ходили по салону и пытались как-то успокоить пассажиров, объясняя, что это всего лишь сильный поток воздуха, который часто бывает в горах, над которыми они сейчас пролетали. И только один человек оставался совершенно невозмутимым. Это был капитан спецназа ВДВ Иван Орловский, возвращавшийся после двухнедельного отдыха.

Полет изначально не заладился. Сначала сердечный приступ у одного из пассажиров, потом его неожиданная смерть, теперь непогода…

* * *

Аэровокзал из стекла и хрома был просторен и производил внушительное впечатление. Разветвляющиеся коридоры вели в элегантные залы ожидания. Целая сеть служебных помещений окружала пространство, отведенное для пассажиров. В вокзале размещались три специализированных ресторана – начиная от зала, где подавались изысканнейшие блюда на фарфоровых тарелках с золотой каймой, и кончая стойками, где можно поесть на бегу. Были здесь и два бара с затемненным уютным освещением и еще один, освещенный неоном, где пили стоя. Дожидаясь своего рейса, пассажир мог, не покидая аэровокзала, купить все необходимое, снять комнату или койку, сходить в турецкую баню с массажистом, постричься, отутюжить костюм и даже умереть и быть похороненным фирмой «Бюро святого духа», которая имела свое отделение на нижнем этаже…

Иван стоял в зале ожидания стамбульского аэропорта и наблюдал за людьми. На улице была тридцатиградусная жара, но большинство людей как будто и не обращали на это внимания, оживленно разговаривая друг с другом. Все ждали объявления посадки и поэтому находились в предвкушении скорейшего возвращения домой. Вот молодая парочка, взявшись за руки, смотрела друг другу в глаза, время от времени нежно целуясь. «Скорее всего, недавно поженились», – думал Иван. Молодая мама пыталась догнать своего малыша, который, тоже чувствуя общее настроение, разыгрался не на шутку и стал убегать.

Какой-то чересчур веселый мужчина приставал ко всем улетающим, что-то радостно объясняя. «Наш, русский», – заключил Иван, глядя на веселого мужика, явно не очень трезвого. Было видно, что окружающие не разделяли его радости, а некоторые даже пытались в резкой форме объяснить, чтобы он не приставал к ним. Но загулявший пассажир нисколько не обижался и продолжал от души веселиться. В какой-то момент мужчина поднял голову, посмотрел на Ивана несколько секунд, потом схватил свою сумку и решительно двинулся к нему. «Блин!» – подумал Иван, видя, что мужик собрался и с ним поделиться своей радостью. До посадки оставалось десять минут, и Орловский решил не «отшивать» веселого гуляку.

– Здорово! – весело сказал мужчина, будто бы увидел старого друга.

– И тебе не болеть, – спокойно произнес Иван.

– Меня Стасом зовут, – тот протянул руку. – Я нефтяник.

– Иван. Офицер, – представился Иван.

– Слушай, друг, у меня сегодня сын родился. Выпей со мной, – он достал бутылку водки и пластиковые стаканчики.

– Поздравляю с рождением сына, но пить не буду, – Иван пожал ему руку.

– А что так? Закодированный, что ли? – удивленно спросил мужчина.

– Нет. Я совсем не пью. – Иван посмотрел на часы, понимая, что мужик так просто не отстанет.

– Я тебе налью, а там сам смотри, пить тебе или не пить. – Стас протянул Ивану наполненный стаканчик, выпил и начал наливать снова.

И тут наконец прозвучал приятный голос из динамиков, приглашающий всех улетающих рейсом Стамбул – Нальчик пройти на площадку. Люди, взяв свои чемоданы, двинулись по направлению к турникету.

– Так, я все, – Иван отдал мужчине свой не выпитый стаканчик и пошел вместе с другими пассажирами на посадку.

Он заметил, как молодая мама не может справиться сразу и с чемоданом, и с малышом, и предложил ей свою помощь.

Женщина посмотрела на него с удивлением и, взяв своего малыша на руки, сказала:

– Пожалуйста, если вам не трудно.

Иван чувствовал, что она с интересом смотрит на него. Впрочем, для Орловского это было привычно – еще с юности он привык к женскому вниманию.

Иван был удивительно хорош собой: под метр девяносто ростом, со спортивной фигурой, крепкий, мускулистый. Русые волосы, белозубая улыбка и голубые глаза. Рядом с Иваном все парни начинали нервничать и инстинктивно старались увести подальше от него своих подруг. И, наверное, правильно делали, потому что было в Иване что-то, позволявшее получать непонятную власть над женщинами.

В семнадцать лет он стал чемпионом по боксу среди юношей. Его портреты печатали в журналах, его узнавали на улицах. Журналисты восторженно описывали филигранные приемы и сокрушительные удары чемпиона, а тренеры спорили о том, кто же открыл Ивана. В школе с ним почтительно здоровался за руку директор, мальчишки на улицах заискивали, а девчонки, которые год назад не обращали на долговязого подростка никакого внимания, пускали в ход все свое женское обаяние, чтобы потом похвастаться таким поклонником.

Его тренер, сам в прошлом известный спортсмен, знал цену хвалебным одам, посмеивался над ними и учил своего воспитанника с юмором относиться к подобным вещам. Иван делал вид, что именно так и поступает, но, изучая свое отражение в зеркале, думал о том, что тренер просто завидует ему.

Учился он плохо. Учителя бунтовали на педсоветах, но директор напоминал о престиже школы, и они со скрипом исправляли двойки на тройки. Лишь Татьяна Евгеньевна, молодая, только что с институтской скамьи учительница химии, не шла на компромиссы. Ей и было суждено сыграть большую роль в судьбе Ивана, который и самому себе боялся признаться, что из-за желания увидеть Татьяну Евгеньевну пропустил уже несколько тренировок. И вот однажды на уроке химии Иван, совсем забывшись, уставился на учительницу горящими глазами. Татьяна Евгеньевна вспыхнула, вызвала нахала к доске и несколькими колкими вопросами сделала из него посмешище.

– Что же ты молчишь? – иронизировала она под хихиканье класса. – Кулаками легче работать, чем головой, правда? Нечего сказать, да?

Здесь и разразился скандал. Никто не мог безнаказанно смеяться над Иваном.

– Почему это нечего? – облизнув пересохшие губы, сказал он. – Можем и ответить.

Он подошел к учительнице, рывком поднял ее на руки и, прижав к своей могучей груди, поцеловал в губы. Иван не знал, что она была дочкой какого-то чиновника из администрации, и поэтому ему не мог помочь даже директор. Чтобы как-то уладить скандал, Орловскому выдали аттестат и отправили в армию, благо на тот момент ему уже исполнилось восемнадцать. Прослужив год, Иван поменял свои взгляды на жизнь – из избалованного мальчишки он превратился в бесстрашного солдата (а впоследствии из неопытного срочника – в мудрого офицера). Но от этого женщины не перестали его любить и по-прежнему сходили от него с ума…

Очень часто случайные знакомства потом приводят к повороту в нашей судьбе. «Но это не про нас с ней», – понял Иван, занимая свое место совершенно в другом ряду от понравившейся ему молодой мамаши. Не привыкший расстраиваться по мелочам, он посмотрел в окно и мысленно попрощался с красивой и загадочной Турцией. Когда лайнер побежал по взлетной полосе, Иван помолился, как делал всегда, садясь в самолет. Это, наверное, был единственный случай в жизни, когда он не мог влиять на ситуацию. В случае крушения он не мог взять на себя управление самолетом. Не мог он и возить с собой парашют, хотя за время службы совершил сотни прыжков. Поэтому оставалось только рассчитывать на профессионализм пилотов и на Господа Бога.

Вот и теперь, когда самолет выровнялся, он понял, что ему остается лишь надеяться на то, что они благополучно доберутся до запасного аэродрома, который им предоставляли для экстренной посадки. Об этом сообщила стюардесса, когда они, попав в неожиданно начавшуюся бурю, не смогли приземлиться в нальчикском аэропорту. А ведь когда вылетали из Стамбула, ничего не предвещало беды…

* * *

Ровно в два часа дня началась подготовка к полету. Прежде всего нужно было загрузить еду. За час с четвертью до вылета диспетчер позвонил на кухню и заказал питание в соответствии с числом предполагаемых пассажиров. Сегодня в первом классе будет всего пять свободных мест, зато туристический класс заполнится на три четверти. Первому классу, как всегда, выдавалось шесть лишних порций, туристическому же классу – по количеству пассажиров.

Хотя число пассажиров точно учитывалось, тем не менее, если в последнюю минуту появлялся дополнительный пассажир, он не оставался без еды. Порцию всегда можно взять из специальных шкафчиков, расположенных у выхода на поле. Если пассажир зашел в самолет, когда уже закрывались двери, его питание вносили на подносе следом за ним.

Погружали на борт и ящики со спиртным, которые стюардессы получали под расписку. Пассажирам первого класса спиртное давалось бесплатно. Пассажиры туристического класса платили по доллару за стакан (или соответствующую сумму в рублях), но им неизвестно было одно обстоятельство. Оно заключалось в том, что стюардессы не получали мелочи для сдачи и по инструкции должны давать пассажиру выпить бесплатно. Поэтому те, кто многие годы летал в туристическом классе, пили бесплатно – просто протягивали пятидесятидолларовую бумажку и утверждали, что меньше у них нет.

Пока на борт загружали еду и напитки, шла проверка и других припасов. А на самолете должно быть несколько сот разных предметов, начиная с детских пеленок, одеял, подушек, гигиенических пакетов и кончая Библией. Тем и отличаются сейчас частные авиалинии от государственных. И все это выдается безвозвратно. По окончании полета компания не производит инвентаризации; ни одного пассажира, выходящего из самолета со свертком в руке, не остановят. Если же для нового рейса чего-то не будет хватать, запасы просто пополнят, и всё.

В тот момент, когда в аэропорту началась регистрация, на борт самолета стал поступать багаж. Сданный пассажиром чемодан по системе подачи переправлялся от регистрационной стойки в помещение, находящееся глубоко под выходными воротами, которое грузчики из багажного отделения называли между собой «львиной клеткой». Это название, видимо, возникло потому, что только храбрые или наивные люди способны сдать ценные вещи в багаж. Случалось, что чемоданы, попав в «львиную клетку», пропадали в неизвестном направлении.

В «львиной клетке» за поступлением каждого чемодана наблюдал дежурный. Взглянув на прикрепленный к ручке ярлык с указанием места назначения, он нажимал на соответствующую кнопку, и автоматический рычаг хватал чемодан и ставил его на платформу рядом с другим багажом, отправляемым тем же рейсом. Затем команда, обслуживающая багажное отделение, переправляла весь багаж на самолет.

Эта система отлично продумана, и все идет хорошо, если она работает без сбоя. К сожалению, часто бывает наоборот. С багажом дело обстоит хуже всего. Ни один пассажир не может быть уверен в том, что его багаж прибудет одновременно с ним, да и вообще благополучно доберется до места назначения. По крайней мере один чемодан из каждой сотни улетает не по адресу, задерживается в пути или теряется. Служащие в аэропортах лишь сочувственно разводят руками – просто уму непостижимо, отчего такая путаница! Специалисты периодически изучают систему регистрации багажа и улучшают ее. Однако никто еще не додумался до создания безупречной системы. Поэтому во всех авиакомпаниях есть люди, которые занимаются только розысками пропавшего багажа. И надо сказать, что они не сидят без дела.

Многоопытный пассажир всегда старается проверить, правильно ли указано место назначения на бирке, которую прикрепили к его чемодану при регистрации. Очень часто на ней значится не тот город. Бирки прикрепляются с поразительной быстротой, и, если ошибка вовремя замечена, их надо тут же сменить. Но даже если с биркой все в порядке, у пассажиров возникает ощущение лотереи, когда его чемодан исчезает из поля зрения.

Вот и решено было послать рейсом «девятьсот шестьдесят шесть» сопровождающего, который мог бы проследить за отправкой одного блестящего чемодана от стойки регистрации до погрузки в самолет. И, соответственно, проследить весь его путь до конечного пункта, до Нальчика, где груз должны были встретить прямо на летном поле.

Высокий парень с восточной внешностью раздобыл себе нагрудную карточку, указывающую на то, что он действительно работает в стамбульском аэропорту, и, беспрепятственно проникнув в багажное отделение, стал помогать остальным грузить чемоданы и сумки в самолет. После того как багаж был загружен, он не стал торопиться с выходом, а, наоборот, спрятавшись среди стеллажей, ждал, пока пустой кар не отъехал от самолета. Никому и в голову не могло прийти, что какой-то грузчик захочет «зайцем» прокатиться в незнакомую страну, поэтому его появление на борту осталось незамеченным. Расположившись в багажном отделении самолета, сопровождающий стал ждать взлета. Неприятный холодок в душе был у него еще некоторое время, но как только авиалайнер тронулся с места и стал выруливать на взлетную полосу, «грузчик» полностью успокоился…

Буквально за несколько минут до объявления посадки на рейс на взлетную полосу вышел подтянутый молодой человек в новенькой синей форме со сверкающими знаками отличия.

Виктор Ревин засунул руки в карманы и забылся на какое-то время, глядя на махину «Боинга-747», чья дюралевая обшивка отражала солнечные лучи. Он подумал, что эта большая железная птица кажется чем-то нереальным. Тяжелая многотонная машина способна поднять в воздух столько людей, повинуясь одному движению его пальцев в нужный момент. И он в ответе за эту махину и за всех этих людей. «Я – Виктор Ревин, второй пилот», – он улыбнулся про себя. Ему нравилась его профессия. Это внушало всем уважение. Что еще нужно современному парню вроде него? Виктор очень серьезно подходил к своей работе и надеялся, что в скором времени и сам станет командиром корабля.

Когда компания «СевКав-АвиаЛайн» Нальчикских авиалиний приобрела этот «Боинг» за приличную сумму, на место командира воздушного судна было много кандидатур. После тщательного отбора осталось двое. Одним из них являлся Михаил Стародубцев. Он был старым опытным пилотом, но часто принимал свои решения, не выполняя приказы диспетчера, поэтому было принято решение сделать проверочный полет в Стамбул и обратно. В управлении на Виктора тоже возлагали большие надежды, и поэтому его послали вторым пилотом в этот рейс. Полет из Нальчика в Стамбул прошел отлично. «Теперь осталось только вернуться обратно, и, если все пройдет нормально, можно будет поздравить Михаила с назначением на место капитана «Боинга», – думал Виктор, поднимаясь на борт. И где-то в глубине души надеялся, что полет и для него самого станет каким-то значимым. Но этому не суждено было случиться…

Проблемы начались буквально сразу, не успели они подняться в небо. Как только они оторвались от земли, в кабине пилотов зазвенел звонок вызова от стюардессы, причем не один. Такой сигнал не подразумевал никаких происшествий. Михаил нажал кнопку внутренней связи, посмотрев на Виктора, который следил за каждым его движением.

– Кабина слушает, – сказал капитан.

Встревоженный женский голос ответил:

– Капитан, это Лариса. По-моему, здесь у нас сердечный приступ!

– Так вам кажется? Или действительно кому-то плохо в салоне? – спросил Михаил немного нервно.

– Пожилой мужчина. Лена дала ему лекарство, но ему легче не стало.

– Понятно. Спросите, нет ли врача среди пассажиров, – посоветовал командир в приказном порядке.

– Да. На борту оказался врач-терапевт, но он летит с отдыха, и у него с собой ничего нет. Он сказал, что положение серьезное.

– Ладно, Лариса, держи меня в курсе.

– Хорошо, – ответила Лариса и выключила связь.

Когда «Боинг» набрал нужную высоту, Михаил включил автопилот, откинулся на командное кресло и задумался. Угораздило же его получить взыскание, да еще перед самым выбором кандидатур на право управления этим кораблем! Теперь вот еще устроили проверочный полет. И нынче от него будет зависеть, станет ли он, Михаил, пилот с тридцатилетним стажем, командиром «Боинга». Последнее время он словно оказался на маленькой лодке во время шторма, которую бросало на волнах то вверх, то вниз. Все началось с того, что от него ушла жена. В какой-то момент она захотела, чтобы Михаил сделал себе пластическую операцию, сказав, что ей не хочется, чтобы рядом с такой шикарной женщиной, как она, находился человек, который с каждым днем становится все больше похож на дряхлого старика. Стародубцев, конечно, не принял ее просьбу всерьез. А зря. Через месяц жена покинула его дом, и теперь Михаилу приходилось коротать вечера в полном одиночестве. А тут еще после очередного медицинского освидетельствования доктор сказал ему, что обнаружил какое-то затемнение при ультразвуковом обследовании в области паха. Слова доктора сильно напугали Михаила. Доктор попросил позвонить через три дня, когда он проведет более тщательную экспертизу. Сегодня как раз и был третий день, и поэтому Михаил, пока шла подготовка к вылету, решил связаться с доктором и узнать результат.

Пятнадцать минут спустя он сидел в пилотской кабине самолета. Но все его мысли были заняты только что состоявшимся телефонным разговором с врачом.

– Мы обнаружили у вас затемнение в области паха, – начал объяснять доктор. – И я подумал, что вам надо пройти еще одно обследование для подтверждения, но не стал торопиться и устраивать панику.

– Честно говоря, я сильно перепугался, – откровенно признался Михаил.

– Я вас понимаю, капитан, вы же еще не старик.

– Вы говорили о затемнении… – не выдержал Михаил долгих объяснений врача. – Это что? Опухоль?

Михаил приготовился к самому худшему – раку простаты. От страха он сам себе поставил диагноз и решил, что ему потребуется операция. Но он знал, что этим не спасет себя от мужского бессилия. Михаил много раз слышал подобные истории о сложных последствиях. Он не мог себе представить свою жизнь без женщин. И неважно, что после того, как от него ушла жена, он стал почти монахом. Он знал, что это временно. Но могло стать постоянным. А это уже страшно.

– Рад вам сообщить, капитан, что это всего лишь очередная медицинская ошибка. Вы – абсолютно здоровый мужчина, – сказал доктор.

– Не понял. Вы сказали, что я здоров? – еще не веря до конца в свое счастье, спросил Михаил.

– Да. Полностью. Мне искренне жаль, что я заставил вас волноваться. Еще раз извините.

Михаил с облегчением вздохнул и мысленно поблагодарил Бога за то, что все это оказалось всего лишь врачебной ошибкой. И теперь, проверяя педали управления рулями, пробегая пальцами по клавишам на передней панели, щелкая тумблерами, он сам себе улыбался. Если не считать присутствия проверяющего, то Михаил сейчас чувствовал себя как приговоренный смертник, получивший помилование.

Запустив программу диагностики бортового радиолокатора, он решил сразу по прилете домой сделать то, что так долго откладывал. Он снова станет встречаться с женщинами. Хватит уже горевать о своей бывшей.

Большинство стюардесс жили рядом с аэропортом. Обычно две-три девушки снимали одну квартиру, и те, кто заглядывал к ним, называли эти квартиры «стюардессиными гнездышками». Здесь в часы, свободные от работы, частенько устраивались веселые пирушки, завязывались романы, которые возникали между стюардессами и мужской половиной экипажей.

Как всегда, в начале полета старшая стюардесса Лариса Красавина почувствовала облегчение, когда передняя дверь самолета захлопнулась; еще несколько секунд, и самолет тронется с места.

Как только двери герметически закрылись, воздушный корабль тронулся с места и снова оказался в своей стихии. И перемену эту особенно остро ощущают члены экипажа: они возвращаются в привычную, хорошо знакомую обстановку, в которой могут действовать самостоятельно и умело выполнять то, чему их учили. Здесь никто не вертится у них под ногами, ничто не мешает их работе. Они точно знают свои возможности и пределы этих возможностей, потому что в их распоряжении – приборы самого высокого класса, действующие безотказно. И к ним возвращается уверенность в себе. Они опять обретают чувство локтя, столь важное для каждого.

Даже пассажиры – во всяком случае наиболее чуткие – настраиваются на новый лад, а когда самолет поднимается в воздух, эта перемена становится еще более ощутимой. При взгляде сверху вниз, с большой высоты, повседневные дела и заботы представляются менее значительными. Некоторым, наиболее склонным к самоанализу, кажется даже, что они освобождаются от бренности земных уз. Но у Ларисы Красавиной не было времени предаваться размышлениям подобного рода. Пока остальные четыре стюардессы занимались хозяйственными делами, Лариса по трансляции приветствовала пассажиров на борту самолета. Она старалась, чтобы приторно-фальшивый текст, записанный в руководстве для стюардесс (компания настаивала, чтобы его читали в начале каждого полета), звучал по возможности естественно:

– «Командир и экипаж самолета искренне желают, чтобы в полете вы отдыхали и не чувствовали неудобств… Сейчас мы будем иметь удовольствие предложить вам… Если в наших силах сделать ваш полет еще более приятным…».

Поймут ли когда-нибудь руководители авиакомпаний, что большинству пассажиров эти объявления в начале и в конце каждого полета кажутся скучными и назойливыми? Гораздо важнее были объявления относительно кислородных масок, запасных выходов и поведения при вынужденной посадке. С помощью двух других стюардесс, проводивших демонстрацию, Лариса быстро справилась с этой задачей. Самолет все еще бежал по земле. Оставалось только сделать последнее объявление – наиболее неприятное для экипажа. Его произносили перед каждым вылетом из международного аэропорта, будь то Стамбул или Амстердам – неважно.

– «Вскоре после взлета вы заметите уменьшение шума двигателей вследствие уменьшения числа их оборотов. Это вполне нормальное явление, и происходит оно из-за нашей заботы о тех, кто живет вблизи аэропорта и его взлетных полос».

Данное утверждение было откровенной ложью: снижение мощности двигателей являлось не только ненормальным, но и нежелательным. В действительности это было правило зарубежных аэропортов, где ради спокойствия общественного мнения пренебрегали безопасностью самолета и находившихся на борту пассажиров. Поэтому многие пилоты ожесточенно боролись против такого фальшивого утверждения, доказывая его несовершенство. Многие из них, рискуя своим служебным положением, отказывались подчиняться указанию авиакомпании.

Лариса много раз слышала, как командиры в узком кругу пародировали подобного рода объявления:

– «Уважаемые пассажиры! В наиболее трудный и ответственный момент взлета, когда нам необходима вся мощность двигателей и когда дел у нас в кабине по горло, нас заставляют резко сократить число оборотов и производить крутой взлет тяжело нагруженного самолета с минимальной скоростью. Это совершенно идиотская затея, за которую любой курсант с позором вылетел бы из авиаучилища. И тем не менее мы проделываем это по приказу наших хозяев, которые тоже вынуждены исполнять эти дурацкие правила зарубежных аэропортов, потому что кучка людей, построивших свои дома вблизи аэропорта, когда он уже существовал, настаивает на том, чтобы мы поднимались в воздух, задержав дыхание. Иначе в противном случае мы, видите ли, нарушаем права человека. Им наплевать на требования безопасности, наплевать на то, что мы рискуем своей жизнью и вашей. Так что мужайтесь, ребята! Пожелаем друг другу удачи и помолимся!»

Лариса улыбнулась, вспомнив об этом. Ставя микрофон на место в переднем салоне, она заметила, что движение самолета замедлилось, – значит, они подрулили к взлетной полосе. Истекали последние минуты, когда еще можно подумать о чем-то своем, потом она уже не будет принадлежать себе. Когда они поднимутся в воздух, не останется времени ни для чего, кроме работы. Помимо выполнения своих непосредственных обязанностей по обслуживанию пассажиров первого класса, Лариса должна еще руководить остальными четырьмя стюардессами.

Самолет остановился. Ларисе были видны в окно огни другого самолета впереди; еще несколько машин выстроилось сзади. Передний самолет уже выруливал на взлетную полосу. Рейс «девятьсот шестьдесят шесть» следовал за ним. Лариса опустила откидное сиденье и пристегнулась ремнем. Остальные стюардессы сделали то же самое – сели на свои места. Шум двигателей нарастал, переходя в рев. Через несколько секунд они поднимутся в воздух.

Пока они катили по рулежной дорожке, Михаил сказал Виктору:

– Я сегодня не намерен выполнять требования насчет шума.

Виктор кивнул в ответ.

Огни в салоне притушены, предполетная проверка закончена. Дополнительное топливо, затребованное Михаилом на случай, если в предвзлетный период они истратят больше обычного, в конце концов оказалось неизрасходованным. Но даже при таком количестве топлива их общая загрузка, по подсчетам, которые второй пилот Виктор только что произвел, не превышала нормы.

Оба пилота настроились на волну наземного диспетчера.

На взлетной полосе «два-пять» прямо перед ними «Боинг-747» получил разрешение подняться в воздух. Он двинулся вперед, сначала медленно набирая скорость, затем все быстрее и быстрее. И тотчас вслед за этим раздался размеренный голос диспетчера:

– Рейс «девятьсот шестьдесят шесть», выруливайте на взлетную полосу «два-пять» и ждите.

Полоса «один-семь левая» пересекала полосу «два-пять». Одновременное пользование обеими полосами таило в себе опасность, но опытные диспетчеры умели разводить взлетающие и идущие на посадку самолеты так, что в точке пересечения никогда не могли оказаться два самолета сразу, и вместе с тем не терялось зря ни секунды драгоценного времени. Пилоты, получив информацию, что обе полосы находятся в работе, и учитывая опасность столкновения, со скрупулезной точностью выполняли все указания диспетчеров.

– Говорит рейс «девятьсот шестьдесят шесть». Вырулил на взлетную полосу и жду дальнейших указаний. Вижу идущий на посадку самолет, – доложил Михаил диспетчеру.

Садившийся самолет еще не успел пронестись над взлетной полосой, как снова раздался голос диспетчера:

– Рейс «девятьсот шестьдесят шесть», взлет разрешаю. Давай, давай, друг!

Последние слова не входили в диспетчерскую формулу, но для пилотов и диспетчеров они означали одно и то же: «Ну же, взлетайте, только быстрее! Еще один самолет идет на посадку».

Командир «Боинга» не стал медлить. Он нажал на педаль тормозов, затем сдал все четыре сектора газа вперед почти до упора, давая двигателям полную тягу.

– Уравнять тягу, – приказал он второму пилоту, подбирая между тем положение секторов, при котором все четыре двигателя получали топливо поровну: ровное гудение их постепенно переходило в грозный рев. Когда Михаил отпустил тормоза, «Боинг» рванулся с места.

Второй пилот передал на КДП:

– Рейс «девятьсот шестьдесят шесть» пошел на взлет.

И тут же отдал от себя штурвал, в то время как командир, управляя левой рукой носовым колесом, правой взялся за секторы газа.

«Боинг» набирал скорость. Михаил взял на себя штурвал. Носовое колесо приподнялось, самолет находился в положении отрыва от земли. Еще мгновение, и самолет, набирая скорость, поднялся в воздух.

– Убрать шасси, – приказал Михаил.

Виктор протянул руку и толкнул вверх рычаг на центральной панели управления. Звук убираемого шасси прокатился дрожью по фюзеляжу, и створки люков, куда ушли колеса, со стуком захлопнулись.

Самолет быстро набирал высоту. Еще несколько секунд, и он уйдет в облака.

– Закрылки на двадцать градусов.

Когда закрылки, облегчая набор скорости, слегка приподнялись, самолет на какой-то миг «просел», и возникло ощущение падения в воздушную яму.

– Закрылки убрать.

Теперь закрылки были полностью убраны.

Прошло всего несколько секунд с тех пор, как они оторвались от земли. Продолжая забираться все выше, самолет пролетел над краем взлетного поля. Михаил перестал смотреть в окно и сосредоточил все свое внимание на приборах.

Второй пилот Виктор Ревин, наклонившись вперед со своего кресла, взялся за секторы газа, чтобы уравнять тягу всех четырех двигателей.

В облаках сильно болтало – начало полета не могло доставить пассажирам особого удовольствия.

Еще до того, как самолет поднялся в воздух, никто из пассажиров и членов экипажа рейса «девятьсот шестьдесят шесть» не подозревал, что этот полет для многих из них окажется последним…

* * *

– Посадка в самолет, вылетающий в Нальчик рейсом «девятьсот шестьдесят шесть». Экипаж готов принять пассажиров на борт. Всех пассажиров, прошедших регистрацию, просят…

Разные люди слушали объявление о посадке, и для кого-то оно означало одно, а для кого-то – совсем другое. Для одних оно звучало совершенно обыденно, являлось лишь прелюдией к еще одной скучной деловой поездке, от которой они, будь на то их воля, с удовольствием отказались бы. Для других в нем было что-то многообещающее, манившее к приключениям, а еще кому-то оно сулило скорое окончание отпуска и возвращение домой. Одним оно несло разлуку и печаль, другим, наоборот, обещало радость встречи. Были и такие, которые, слушая это объявление, думали не о себе: улетали их родственники или друзья, а для них самих названия городов звучали загадочно, рождая смутные образы каких-то отдаленных уголков земли, которые они никогда не увидят. Кое-кто слушал объявление о посадке со страхом, и лишь немногие – с безразличием. Объявление было сигналом, означающим, что процесс полета, в сущности, уже начался. Самолет переведен в готовность, пора подняться на борт, ждать больше нельзя. Лишь в крайних случаях авиакомпании задерживали рейс из-за отсутствия какого-либо пассажира. Пройдет немного времени, и самолет окунется в непривычную для человека стихию, взмоет в небо, и именно поэтому объявление о посадке всегда несет в себе привкус приключений и романтики.

Однако в том, как рождаются эти объявления, нет ничего романтического. Их делает машина.

Почти все объявления (если не считать экстренных случаев) даются по ранее сделанным записям. Каждое из них всегда состоит из трех отдельных фрагментов. В первом называются номер рейса и маршрут, во втором говорится о посадке на самолет – предварительное оповещение, начало посадки или ее окончание, в третьем указываются зал ожидания и номер выхода на летное поле. Поскольку все три записи следуют одна за другой без перерыва, они звучат как единое целое.