Czytaj książkę: «Тридцать лет спустя…»

                                                                  Посвящается женщинам, которые

не находят себе места, пока их мужчины шляются неизвестно где.

**

Ветер опять стих. Повисшие паруса время от времени вяло шелестели на легких движениях горячего

летнего воздуха. Движениях, почти неуловимых даже кожей обгоревшего на солнце лица. Катамаран едва ощутимо вздрагивал, отвечая на эти дуновения и снова застывал на гладкой, без морщинки, поверхности воды. Парусный катамаран был невелик, но на его деревянной палубе можно было спокойно разместить пять – шесть человек и, даже поставить небольшую палатку, если вдруг захочется провести ночь на воде. Но сейчас весь экипаж состоял лишь из трех мужчин, а почти половина палубы была завалена походными вещами.

На корме у руля на небольшом возвышении сидел голый по пояс человек лет пятидесяти пяти в ярко-красной бейсболке и, казалось, дремал. Щетина с проседью на давно не бритом лице уже претендовала на небольшую бороду. Глаз не было видно под низко надвинутым козырьком бейсболки, но подбородок, почти касающийся груди, выдавал полудремотное состояние. Левая рука мужчины то ли держала ручку руля, то ли сама держалась за нее. Звали человека Павел и исполнял он на катамаране обязанности капитана. Впрочем, легко отзывался и на легкомысленное обращение кэп.

Ближе к носу катамарана, по обоим бортам на надувных гондолах стального цвета расположились еще двое. На правом борту – крупный и хорошо сложенный молодой парень, лет двадцати – двадцати пяти в легких спортивных штанах и светлой майке. Короткие рукава майки выдавали пристрастие к силовым физическим упражнениям. Сверху на майку был одет спасательный жилет с большим количеством кармашков и надувным воротником. Правда и сам жилет и воротник по случаю штиля были полностью сдуты и, скорее, претендовали на аксессуар для создания образа «морского волка», чем на спасательное средство. Образ довершали бейсболка, козырьком назад и большие темные очки, закрывавшие пол лица и отсвечивающие на солнце темно-синим металлическим блеском. Парень уныло водил зажатой в руке толстой веревкой, прикрепленной к нижнему свободному концу переднего паруса, пытаясь поймать хотя бы какой-нибудь намек на ветер. Но редкие и слабые порывы были коротки и постоянно меняли направление, так что практической пользы от них не было никакой и все занятие больше напоминало ленивую игру с целью убить время.

Слева, слегка притопив носовую часть судна своими ста двадцатью килограммами веса, расположился третий член команды квадратный с виду и немного моложе рулевого по возрасту. Штаны до колен в мелкую клетку. Черная майка под ярко-оранжевым авиационным спасательным жилетом. Арафатка¹ камуфляжной расцветки, перетянутая вверху широкой резинкой. Все это вместе с густыми усами и окладистой темно-русой с обильной проседью бородой, а главное, с дымящейся трубкой в зубах создавало весьма колоритную картину. Клубы дыма из трубки, наверное поднимались бы вертикально вверх, если бы ни размахивания свободным концом паруса со стороны правого борта. Там юнга вел свою унылую борьбу с ускользающим ветром.

– Дядь, а дядь. – Раздался вкрадчивый голос с правого борта. – Соврал бы чего про годы молодые. Как с Эвереста на байдарке сплавлялись или Ниагарский водопад вверх по течению шли? –

      Кормчий медленно поднял голову и поправил козырек. Небритое лицо сложилось в ехидную ухмылку, а глаза совсем не сонно блеснули в сторону говорившего.

– Никакого тебе уважения ни к возрасту, ни к заслугам, ни даже, не к обеду будет сказано, должности на судне. Да Марок? –

Последняя реплика уже относилась к обладателю трубки.

– Давай тогда по субординации. Через боцмана. –

Боцман, он же Дядя Марк, он же обладатель трубки и клетчатых штанов перестал выдувать клубы дыма и, наклонив голову, с интересом прислушался к диалогу.

– Господин боцман, не могли бы вы передать мою просьбу кэпу. А то его должность настолько высока, что напрямую просьбы не доходят. Застревают где-то по дороге. – Продолжал изгиляться молодой.

Дядя Марк вытащил трубку изо рта.

– Слушаю вас, господин юнга. Только обращаться к старшему по званию надлежит стоя смирно и, поправив головной убор, козырьком вперед. –

– Блин! Замучили! Где я вам тут встану на гондоле? Ну погодите! Будете старыми подслеповатыми. Попросите за водкой сгонять или слуховые аппараты починить. А я вам: А ну-ка смирно! Встать по росту! Животы убрать! А куда вы их уберете? Убрать то некуда. А я буду сидеть и ухмыляться. Как вы теперь! –

– Ладно, Паш. Давай что-нибудь из раннего. Когда еще я с вами не ходил. -

Это боцман решил проявить милосердие. На катамаране, как и на берегу, царила атмосфера постоянного беззлобного подтрунивания, прекращавшегося лишь на сон. И, конечно, ни кэп, ни боцман, ни юнга по имени Антон, который приходился кэпу родным племянником, не собирались ни становиться смирно, ни настаивать на этом. Этот элемент легкой игры был настолько привычен, что на него никто всерьез не обращал внимания. Форма общения, позволявшая держать друг друга и держаться самим в тонусе.

– Раз нос настаивает – придется уступить. А то опять в обед тушенки не доложите. Вот только облачко мне это не нравится. – И кэп кивнул в сторону пока еще далекого и небольшого темного облака, совсем недавно появившегося из-за горизонта. Других облаков на небе не было с раннего утра.

– Я расскажу, а вы посматривайте. И, Тош, если ветерок, хоть какой, то будем подтягивать потихоньку к берегу. Сейчас километров шесть, а надо два –три. Если грозу поймаем, то лучше на берегу. Береженого бог бережет. –

*****

Итак. Год, чтобы сильно не соврать, – кэп задумался – …надцатый.

Москва. Кутузовский проспект. Милицейский УАЗ, включив мигалку несется по разделительной полосе. В середине семидесятых, теперь уже прошлого века, эта картина встречалась не часто и водители, воспитанные на «Дяде Степе» и «Знатоках»², уважительно уступали дорогу.

Но, вместо группы специального назначения, спешащей на задержание до зубов вооруженных преступников в машине группа туристов, опаздывающих на поезд. Группа эта: семь студентов – физиков. И дорога им – в тайгу, на север. Сначала, пешком по тайге, а потом на деревянных плотах по порожистой реке. Это они себе так рассчитали, сидя в библиотеке туристического клуба и перерисовывая схему маршрута, способы постройки и управления плотами, раскладку продуктов и другую жизненно важную информацию. Ну, а как это все получится – посмотрим.

Группа опаздывает потому, что это их первый большой поход и вещей набрали неподъемно много. Даже в огромные станковые рюкзаки влезло чуть больше половины. Остальное привязывается и перевязывается снаружи, а время идет…

Хорошо, что у Игорька отец – мужчина опытный и к тому же – высокий милицейский чин. Он, как будто бы знал, что группа собраться вовремя не успеет. А потому подогнал к подъезду этот самый УАЗ. И вот теперь до отхода поезда меньше двадцати минут, а машина мчится к вокзалу. Но молодые нервы – крепкие и ребята беззлобно поругиваясь распределяют роли по выгрузке вещей на вокзале. Время надо экономить. И не зря эти роли распределялись! Используя боевую милицейскую раскраску и мигалку УАЗ забрался практически на перрон, когда до отхода поезда оставалось всего несколько минут.

Крайний был рюкзак Замазки. Высокий жилистый Володя Миронов, а в просторечии – Замазка и возглавил процессию. Бегом это назвать было трудно. За плечами примерно пятьдесят пять килограммов на нос у каждого и еще кое-что в руках. Больше это было похоже на разогнавшийся небольшой товарный состав. Так же опасно было пытаться остановить этот караван или, хотя бы, изменить направление движения. Студенты-физики на практике постигали понятие инерции.

Миронов семенил впереди на своих длинных ногах и, как заправский носильщик из старых фильмов голосил противным фальцетом: – Поберегись! Зашибу! –

Народ, с непривычки, шарахался, роняя детей и вещи, но дорогу освобождал исправно.

Оставалось еще метров десять до последнего вагона, когда поезд медленно тронулся. В проеме тамбура стоял проводник и с неподдельным интересом на улыбающемся лице наблюдал за событиями на перроне. Однако улыбка, вместе с проводником, мгновенно пропали из тамбура, как только Замазка показался в проеме двери. Как же своевременно проводник растворился в вагоне! Не задерживаясь в проеме, один за другим, все участники каравана начали впечатываться в тамбур. Первый, не имея физической возможности остановиться, налетел на закрытую противоположную дверь тамбура. Дверь устояла. В первого врезался и остановился второй. Во второго третий. И так до последнего седьмого, который и поместился-то в тамбуре лишь потому, что не то третий, не то четвертый, не выдержав напряжения упал вдоль стены, а следующий упал на него. Стало посвободнее и шестой с седьмым могли даже с комфортом стоять.

Казалось, что можно попытаться хоть немного прийти в себя? Не тут-то было. Замазка неожиданно вспомнил, что его должна была провожать невеста. Дело в том, что Володя Миронов планировал сразу по возвращении из похода жениться. И невеста, а заодно и отец Володи, известный профессор-физик, ожидались на вокзале. Отец-профессор, который по совместительству читал лекции всем этим туристам, обещал принести шампанское. Это шампанское они планировали выпить по кругу из старого прокопченого походного котла прямо на перроне. А нежный поцелуй влюбленных при расставании должен был скрасить Миронову месяц среди болот, злобных кровососущих насекомых и грубых товарищей по палатке. Так вот, в суматохе отъезда он не только не обнял невесту на прощание, но даже не понял: была ли она на перроне? С шампанским проще. Оно подождет. А вот невеста…?

Эта мысль настолько поразила Замазку, что он немедленно приступил к действиям. Выскользнув из лямок рюкзака и с изумлением обнаружив, что тот висит в воздухе, зажатый между телами и дверью тамбура, Миронов, продемонстрировав недюжинную гибкость, извернулся, лег на пол и пополз в сторону открытой двери. У пола было значительно больше свободного места и он быстро продвигался вперед. Оставалось не более полуметра и вот-вот можно будет выглянуть в открытую дверь тамбура, и увидеть провожающих на перроне, и послать прощальный поцелуй… Но надежда, наверное, вылетела в эту же открытую дверь, не успев осчастливить влюбленного: кто-то из замыкающих, не выдержав напряжения последних минут, вместе с рюкзаком упал на Замазку. Тот издал булькающий звук и затих. Его длинная правая рука, успевшая наполовину вырваться на свободу за пределы тамбура прощально-конвульсивно дернулась. Володя попрощался с невестой. Видела ли это невеста? Лучше бы не видела.

Поезд набирал ход. Из тамбура надо было как-то выбираться. Причем осторожно: ведь при резких движениях кто-то из замыкающих мог вывалиться в открытую дверь. А закрыть ее, пока все в тамбуре, возможности не было.

При первых же усилиях раздался подозрительный хруст. И это был не Миронов. Тот все так же лежал на полу, не подавая признаков жизни. Но лежал в стороне от хруста. Скоро стало ясно, что это гитара. Гитару нес Игорь. Аккуратно. В руках. Перед собой. Так она и осталась: между Игорем и рюкзаком впереди. Гитара была в прочном брезентовом чехле. Поэтому ничего не потерялось. Даже гриф не поломали. Правда гитара стала больше напоминать набор для растопки печи. Хорошо высушенные щепочки, почти одинакового размера. Гитару было жалко. Из семи человек – четверо играли. Это Игорь, Генка, Володя и Олег. Игорь классно играл и имел сильный голос с приятным бархатистым тембром. А романсами в его исполнении можно было зарабатывать на жизнь. Генка легко, с ходу на слух подбирал любую мелодию. Замазка с Олегом несколько проигрывали в качестве игры, но обладали неплохим слухом, громкими голосами и обширным репертуаром. В оставшейся троице Лесик и Коля не играли и не пели, но с удовольствием слушали. Серега пел и знал много песен. Правда, когда он начинал петь – остальные теряли тональность, а самые нервные забывали слова. Короче компания была музыкальная и потеря гитары не порадовала никого.

Поезд шел на восток. Время в дороге – несколько суток, вагон – общий. Общий – это когда не предполагается, что люди в дороге спят. Причем: сколько бы поезд не шел. То есть, на каждую нижнюю полку продавалось по три билета. Были и вторые полки, на которые кто первый залезет, тот и считает ее своей. Правда, были еще и третьи, под самым потолком – багажные. Так что, если умудриться залезть на багажную, то получиться по полке на нос и проблем выспаться не будет. А рюкзаки можно и на пол – горой до третьего этажа.

Но спать еще рано. Много мелких дел сделать в Москве не успели. Например, наточить топоры и пилы. Ведь сплавляться планировали на деревянных плотах. Чтобы сделать такой, надо валить серьезный лес. А для этого требуется инструмент: топоры, пилы. И хорошим острым инструментом все делается гораздо быстрее и легче.

Вытащив и разложив две двуручные пилы и два больших плотницких топора, а заодно и ножи, и занятые своими точильными делами, ребята не сразу обратили внимание на то, что соседние купе начали пустеть. Им даже в голову не пришло, что визгливые звуки напильников по металлу могут настолько не понравиться окружающим. Положение быстро исправила мужская команда проводников этого вагона, усиленная женской бригадой соседнего. Эти две представительницы прекрасного слабого пола, недвусмысленно намекая на возможность вызова наряда милиции на первой же остановке и, умеренно используя нецензурные выражения, попросили спрятать подальше инструмент. Ребята неконфликтные – согласились сразу.

На каждой остановке, а у пассажирского поезда их предостаточно, Игорек таинственно исчезал из вагона и, рискуя отстать от поезда, слонялся по территории очередного вокзала. На вопрос: что он там делает? – членораздельного ответа не давал. Наконец, радостно улыбаясь, появился в купе держа в руках три мелких деревянных ящика, вымазанные раздавленными помидорами. Молча выслушал шутки про недобрых пожарников, которые запрещают разводить костры в вагонах и про отличную идею: ехать в тайгу со своими дровами и приступил к ремонту гитары. Точнее, наверное, будет сказать: к изготовлению гитары. Из материалов в наличии были щепочки от старой гитары и щепочки от фруктово-овощных ящиков, а также клей для обработки мелких ран и порезов в аптечке. Из инструментов – нож и треугольный напильник для заточки пилы. Да, главное! Из инструментов – еще руки Игорька, растущие из очень правильных мест. День работы и гитара выглядит вполне пристойно. Ну, только просушить, да лаком, когда-нибудь потом, покрыть. Как тут не вспомнить «Белое солнце пустыни» и пулемет Сухова, рожденный сценаристом из песка и фантазии. Да, это не классическая гитара Ramirez³. Но, настроить можно и “строй держит”. Остальное – дело техники исполнителя и благодушия слушателей. И то, и другое – в наличии.

А поезд подходит к большому городу, где пора выходить. Дальше заброска на север, еще километров пятьсот с лишним. Время в дороге потрачено не зря: вещи плотно набиты в рюкзаки и в руках уже почти ничего нет. Все за плечами. Плечи бы выдержали!

Но на перроне группу встречает милиция. Судорожно работающие мозги: да что же мы такого уже успели натворить? – не позволяют обратить внимание на то, что ранг встречающего – а это полковник – никак не соответствует возможным прегрешениям, какие бы они ни были. Но задача разрешилась быстро. Оказывается, это отец Игоря предпринял последнюю попытку отговорить от похода или на крайний случай помочь с заброской. Поэтому, оставив поклажу в камере хранения, ребята отправились в местное управление транспортной милиции. Здесь в обширном кабинете начальника этого самого управления с интересом поизучали карты, занимавшие пол стены, чтобы представить себе: насколько это глухие места. Достоверные карты достать по тем временам было почти невозможно. Доступны были лишь туристские схемы, плохо привязанные к местности и изобилующими ошибками. Сусанины от географии и комитета были всерьез озабочены тем, чтобы возможный противник, оказавшись в любом месте необъятного Союза в этом бы месте и остался, ходя по кругу и очумело озираясь по сторонам. Можно было еще купить глобус. Глобусы продавались свободно.

После изучения карт последовал рассказ о том, что место старта находится среди лагерей, где заслуженное наказание отбывают не самые добродушные граждане нашей Родины. И из лагерей, случается, бегут. А такие встречи в тайге редко заканчиваются милыми посиделками. Но выяснилось, что суровые подробности местного быта не останавливают московских романтиков, по-видимому еще слишком молодых и упрямых, чтобы почувствовать в этих словах не наигранную тревогу много повидавшего на своем веку мужчины, к тому же хорошо знающего эти места.

Тогда полковник предложил вертолет. Вертолет мог забросить туда, куда старший группы ткнет пальцем на карте. Этого ребята точно не ожидали. И предложение откровенно смутило. Во-первых, в планы не входило напрягать кого бы то ни было своими проблемами. Тем более, что и проблем-то пока еще никаких не было. Во-вторых, личный вертолет по тем временам – это очень большая экзотика. Хотя и не сразу, но переборов соблазн и смущенно переглядываясь, от вертолета отказались.

И карта, и вертолет будут вспоминаться на маршруте еще не раз, но обо всем по-порядку …

Еще пять – шесть часов до местного поезда, идущего на север. Добираться надо до самой последней станции по железной дороге. Дальше только местные лесовозные дороги да тропы. А пока на рынок. Задача: обеспечить защиту от кровососущих.

      На рынке обнаружился лишь один продавец по этой части. Это был здоровенный мужик в потертом ватнике, заросший бородой до глаз и отличавшийся любопытством и словоохотливостью. Торговал он в разлив не то дэтой⁴, не то еще чем-то. Толком он не знал, но уверенно заявил, что это лучшее и многократно проверенное средство без которого в тайгу не выезжает ни один уважающий себя охотник. Поскольку опыт москвичей ограничивался подмосковными комарами, да Верхне-Волжскими слепнями, оставалось лишь положиться на опыт словоохотливого продавца. Наливая в пол-литровую банку мутную желтоватую резко пахнущую жидкость, он поинтересовался: – А куда собрались ребята? -

– Да по железке – на север до упора, а потом через Хребет на Реку и по Реке до населенки. – вразнобой ответили ребята.

Руки продавца на мгновение замерли. Он оценивающе оглядел группу столичных туристов. Долил банку до горлышка. Аккуратно закрыл пластиковой крышкой. – Не разольете? –

– Да нет. Мы перельем и нормально закупорим. –

– Тогда ладно! А туда не ходите. Не надо. –

– А что так? –

– Да там комары. – И мужик, демонстрируя размер тамошнего комара, показал половину грязного указательного пальца. – Лося насмерть заедают. –

Ребята с улыбкой переглянулись: какие-бы комары не были, но до четырех сантиметров они точно не вырастают. Стрекоза какая-то… Но мужик не улыбался и разговорчивость его враз закончилась. Возникло ощущение, что это не охотничьи байки и излагает он не с чужих слов. Правда – это плохо вязалось с имеющимися у ребят убогими сведениями по биологии насекомых и никак не вязалось с собственным опытом. Однако, помявшись, они взяли у него еще одну банку. Кто его знает, как там эта жидкость пойдет…? Походили еще немного по рынку и, у самого выхода обнаружили большой киоск с надписью: «Все для пчел». Жужжа для конспирации, подошли ближе. И не зря! На стекле – витрине висела маска пчеловода. Все-таки слова мужика не шли из головы. Как-то он слишком задумчиво излагал. И маски эти – невесомые. Две проволочки в каркасе, да тряпочка с сеточкой. Короче, на вокзал они приехали как друзья Винни-Пуха перед налетом на соседскую пасеку.

**

– Так, народы! Историю ставим на паузу. Придется поработать. Пора делать ноги. –

Это была реакция кэпа на докатившийся до озера первый звук грома. Пока еще слабый, едва слышный предвестник приближающейся грозы.

– Все-таки лучше на берегу переждать. А то, как зацепит нашу люминиевую мачту нежный искровой разряд под названием «молния» – прожариться не успеем, сразу обуглимся. –

Будто подтверждая эти слова налетел резкий порыв ветра. Паруса, хлопнув, надулись. Движение передалось катамарану и он начал набирать ход. Но шквал стих так же быстро, как и налетел. Судно продолжало скользить по гладкой поверхности воды еще секунд десять, но инерция закончилась и катамаран тоже замер в ожидании нового порыва ветра.

– Парни! Паруса убираем. Шверты⁵ поднимаем. Идем на моторе. Ветер, конечно, сейчас поднимется, но шквальный и крутить будет. А мы далековато от берега. Под парусом до грозы зачалиться не успеем. -

Последние слова капитана уже сопровождались шуршанием спускаемых парусов. Мерно затарахтел двигатель и катамаран, быстро набрав скорость, пошел к берегу. Правда гроза оказалась проворнее. До берега полчаса хода, но, как раз под грозу. Уже через несколько минут подул резкий порывистый ветер. А еще минут через двадцать все вокруг потемнело так, что береговая кромка леса потерялась где-то между водой и небом. Зловещее грязно-синее, местами до черноты, небо отражалось в воде и приходилось напрягаться, чтобы избавиться от неприятного ощущения, что движешься в какую-то бездонную черную дыру и только редкие вспышки молнии освещают тебе путь.

      До берега оставалось не больше километра, когда упали первые крупные капли дождя. Когда катамаран ткнулся в берег – пошел уже дождь, но еще не ливень. А вот, когда еще через пару минут заканчивали натягивать между деревьями тент от палатки ливануло по-взрослому.

– Почти успели – Сказал Антон, выжимая майку. – Ну что там дальше-то? Пчелы не покусали? –

Ливень усиливался. За стеной воды с трудом угадывался небольшой кусочек голубого неба в той стороне, откуда только что стремительно удирал катамаран и этот кусочек съеживался на глазах. Молнии сверкали уже со всех сторон. Вот тебе и маленькая невинная тучка. Откуда что взялось? Во всяком случае это атмосферное буйство точно не на десять минут и маленькая команда начала устраиваться под тентом поудобнее, периодически встряхивая провисающую крышу. Тент быстро становился бассейном для сбора дождевой воды и грозил оборвать все веревки, которыми был растянут между деревьями. А вылезать под мощнейший ливень в поисках палки, чтобы подпереть тент в центре и организовать слив воды, уже совсем не хотелось.

*****

Местный поезд шел неспешно. Останавливался часто и люди постоянно входили и выходили, сменяя друг друга. Мужчины, женщины, дети, сумки, кошелки, коляски – все это непрерывно двигалось по вагону навстречу друг другу. Кто-то искал свободные места, кто-то пытался пристроить вещи или накормить грудью детей, кто-то нетрезвый – поделиться жизненным опытом… И этот протянувшийся на несколько сотен метров и грохочущий колесами на стыках железный муравейник не затихал ни на минуту. Но, с каждой станцией, народу становилось все меньше и последние часа два – три удалось даже немного поспать.

Ну все! Железная дорога закончилась! До начала пешей части еще под сотню километров и их тоже хочется проехать. Во всяком случае дорога пока есть и этим грех не воспользоваться. Первые две трети пути, до небольшого селения, удалось преодолеть достаточно быстро. Попутных машин было много. А вот дальше, на оставшиеся километры, найти машину долго не удается. Наконец, через пол дня хождения и уговоров, вариант находится. Правда некоторые моменты в будущей поездке настораживают.             Во-первых, водитель пьян. Не смертельно. Вполне себе связно изъясняется. И даже передвигается почти по прямой. Но сильнейший запах перегара выдает его с потрохами. Этот запах напрочь перебивает ароматы солярки и смолы, которыми пропитана вся его одежда. Но другого варианта доехать пока нет. За пол дня не нашли. Ждать пока водитель очухается смысла не имеет. Он либо напьется еще больше, либо протрезвеет и поймет, что ему туда не надо.

А во-вторых, машина эта – лесовоз. Причем, груженый под завязку. У лесовоза кузова нет вообще. То есть, рюкзаки положить некуда, так же, как и сесть самим. А груженый лесовоз – это связка из толстых бревен, расположенных вдоль машины за кабиной водителя. Вот на этой связке и надо ехать и рюкзаки везти. Понятно, что никто в здравом уме и трезвой памяти этого не делает. Да и в Москве они обычно передвигались иначе. Но здесь же не Москва. Может правила другие? А проехать несколько часов вместо того, чтобы идти под грузом несколько дней хочется. Пикантности ситуации добавляло еще и то, что этот самый груженый лесовоз не далее, как вчера приехал как раз оттуда, куда обещает отвезти. Причем ехать собирается такой же, как приехал. То есть полностью загруженный.