Czytaj książkę: «А упало, Б пропало»

– Телефонная будка на Прокофьева есть, – просветила меня Леночка, в темпе подкрашивая мой глаз, – тебе ведь сейчас позвонить надо будет, я правильно поняла?

– Абсолютно, – подтвердил я, – телефончик я наизусть помню, так что стереги сокровища и жди меня назад через… ну через десять минут максимум. Справишься?

– Накрыть бы их чем-нибудь, – озабоченно сказала она, глядя на ящик, который я прихватил на местной помойке… показался он мне подходящим по виду, явно ему не меньше полувека было.

– Вон лист фанеры лежит, – показал я в сторону реки, – им и накроем, помоги.

Вдвоём мы быстренько произвели необходимые действия, после чего я убежал на улицу великого композитора Прокофьева (ещё одна жгучая загадка – как он оказался связан с нашим рабочим районом… ну будем считать, что транзитом через Александра Невского, он же помер где-то тут поблизости). Дозвониться удалось с первого же раза, на месте нужный человек оказался, в двух словах объяснил ему (ей, если уж точно) проблему, она быстро въехала и согласилась приехать как можно быстрее. Как только транспорт достанет. Так-то от них до того места, где мы с Леной якобы нашли клад, по прямой километра три всего было, пять минут на машине, но учитывая время на поиски машины, я умножил всё на пять. А потом вернулся к Леночке.

– Всё тихо? – первым делом спросил я у неё.

– Да, никто мимо не проходил, – ответила она, а потом задала наболевший вопросик, – ты подсчитал, сколько там и чего именно лежит? Это же у нас первым делом спросят.

– Конечно, дорогуша, – вытащил я из заднего кармана сложенный вчетверо тетрадный листочек, – можешь ознакомиться.

– Так, – возбуждённо сказала она, выхватив у меня листок из руки, – монеты жёлтого металла, 117 штук… писал бы уж прямо, что золотые они.

– Не, так не пойдёт, – твёрдо осадил её я, – мы же не специалисты-материаловеды, а вдруг это позолоченная бронза, например? Или латунь какая… короче что видим, то и пишем.

– Убедил, – продолжила изучать список Лена. – Бусы из шариков перламутрового цвета – это жемчуг что ли?

– Возможно… а вдруг подделка какая.

– Крест из чёрного металла с фигурой Иисуса Христа и четырьмя камнями красного цвета… наверно рубины.

– Да, скорее всего.

– И сколько вся эта музыка может стоить? – вспомнила она соответствующую цитату из «12 стульев»?

– Я прикидывал примерно, – осторожно начал я, – сильно зависит от того, что напишут оценщики в Гохране.

– Где-где? – переспросила она.

– В Гохране, контора такая при Минфине, занимается хранением и использованием драгоценных металлов и камней. Читала «Бриллианты для диктатуры пролетариата»?

– Это Юлиана Семёнова что ли? Просмотрела и отдала назад – не понравилось мне.

– Вот там довольно подробно расписана работа этого самого Гохрана. Ребята оттуда должны проверить каждый предмет из нашей находки и определить его стоимость на текущий момент. По моим прикидкам может выйти и семьдесят тысяч, а может и двадцать с копейками, как подойти.

– И нам от этого четверть причитается, да?

– Правильно, четверть, причём освобождённая от налогов – от 5 до 20 тысяч выходит.

– Деньги хорошие, но что-то разброс уж больно большой, почему так?

– Сохранность ценностей можно как «хорошую» оценить, а можно как «неудовлетворительную», раз. Состояние монет как very fine или даже uncirculated, а можно как poor. Да и камни, как ты правильно заметила, могут оказаться совсем не рубинами, а к примеру пиритами, а это две большие разницы.

– Откуда ты всё это знаешь? – подозрительно прищурилась она.

– Да как-то попалась в руки книжонка про коллекционирование, вот и проштудировал её от нечего делать. О, а это, кажется, приехали те, кого мы ждём.

С проспекта Сорокина свернула белая Волга-24, попрыгала немного на ухабах и остановилась рядом с нами. Из Волги выкатились двое – женщина средних лет в нарядном разноцветном сарафане и мужик, тоже не первой молодости, в серых льняных брюках и рубашке навыпуск. У женщины в руках был блокнот и ручка, у мужика фотоаппарат довольно наворочанной модели – не Кэнон конечно, и даже не Лейка, обычный Зенит, но объектив у него весьма солидных размеров был.

– Это вы нам звонили? – сразу же взяла нас в оборот женщина, я кивнул. – Меня зовут Зинаида Яковлевна, я заместитель главного редактора «Заводчанина», а это Миша, фотокорреспондент. Слушай, а я же тебя знаю…, – сказала она после недолгого изучения моей физиономии. – Ты сын Виктора Малова с Завода, да?

Моего отца тоже Виктором звали, так что я получаюсь Виктор Викторович.

– Так точно, Зинаида Яковлевна, я его сын – мы с вами встречались в прошлом году, когда газета репортаж про него готовила.

– Отлично, – обрадовалась она, – но давайте ближе к делу. Показывайте скорее свои сокровища.

– Так вот они все, прошу любить и жаловать, – и я откинул в сторону картонку.

– Миша, сначала делаешь снимок издали, – быстро отреагировала журналистка, – потом крупно вещи, потом девочку и мальчика на фоне всего этого… потом меня снимешь с монетами, на всякий случай. А вы давайте рассказывайте, что, как и почему. А потом мы все вместе в милицию едем.

Я подождал, пока Миша снимет нас с Леной, а потом начал рассказывать свою сагу.

– Мы с Леной вообще-то в теннисной секции занимаемся, на Торпедо…

– Ааа, видела я там новые корты, красивые, – вклинилась Зина.

– Да, на этих красивых кортах мы сегодня с утра отзанимались, а потом решили на Реку сходить, вон туда, к водозабору, – и я махнул рукой примерно в ту сторону. – А тут по дороге Лена почему-то обратила внимание вот на эти развалины…

– Просто так, без всякого повода обратила? – уточнила журналистка, чиркая в своём блокноте.

– Да, наверно без видимых причин, правда, Лена? – спросил я у неё подтверждения.

– Без повода, – твёрдо сказала она, – глаз зацепился за ровную линию фундаментов, а Витя мне и объяснил, что тут раньше было.

– И что тут было раньше? – продолжила свой опрос журналистка.

– Так называемый Американский посёлок, – ответил я, – тут специалисты из Штатов жили, когда наш Завод монтировали и запускали. Ну а дальше, надеюсь, всё понятно – этот вот ящик торчал одним углом из-под вон той стены. Мы его вытащили, открыл, а там вон оно чего оказалось, дальше позвонили вам.

– А почему не в милицию? – спросила Зина.

– Потому что больше всего мы доверяем нашей родной советской журналистике, – сказал я, выпятив грудь. – И вам такой репортаж в номер ведь нисколько не помешает, да?

– Ты совершенно прав, не помешает, – подтвердила она, – давай к кладу перейдём – что там в нём?

– Пока ждали вас, я небольшое описание сделал, вот, – и я отдал ей тетрадный листок. – А если кратенько, то тут больше сотни монет, очень похожих на червонцы царской России, а также с десяток украшений.

– Миша, сними ещё и этот листочек, – попросила Зина. – Хорошо, а теперь собираем всё это и едем… куда мы едем?

– Можно вас на минуточку? – попросил я её, отвёл в сторону и шепнул на ухо пару слов.

Зина посмотрела на меня немного задеревеневшей улыбкой, потом сказала «надеюсь, ты знаешь, что делаешь» и скомандовала Мише «поехали в город». Все сокровища мы запихнули в тот самый древний ящик, я было хотел дать его Лене в руки, но поколебавшись, засунул всё это добро в багажник Волги, спросив предварительно разрешения Миши, он заодно и водителем в газете подрабатывал. И мы покатили через новый мост в центральную часть нашего города.

– И куда мы едем? – спросила меня Лена, когда мы миновали Реку, – милиции и в нашем районе предостаточно.

– Сейчас увидишь, – туманно отвечал ей я. – Сюрприз будет.

А журналистка Зина продолжила нас пытать на предмет газетной статьи.

– Значит, вы оба ходите в теннисную секцию?

– Так точно, товарищ зам главного редактора, – бодро ответил ей я.

– А учитесь вы где?

– До этой весны в 160-й школе учились, а в новом сезоне вместе переходим в 38-ю, физико-математическую.

– Это похвально, – чиркнула она очередную строчку в своём блокноте, – а ещё чем в жизни увлекаетесь?

Я посмотрел на Лену, но она не мычала и не телилась, поэтому я продолжил рулить диалогом с Зиной.

– Ещё мы записаны в театральную студию при нашем Дворце культуры. Будем ставить там спектакль к началу учебного года.

– Получается, что вы кругом гармоничные и всесторонне развитые личности, – задумчиво пробормотала Зина, – прямо с обложки журнала «Советский Союз»…

– Получается, что так… – задумался я, – а если вам надо внести чуточку реализма в наши портреты, напишите, что мы увлекаемся современной эстрадной музыкой, правда, Лена?

Лена согласно кивнула головой, а я продолжил.

– Из отечественных авторов любимые у нас Цветы, Ариэль и композитор Тухманов, а из импортных – Пинк Флойд, Иглз и Квин. И ещё мы оба любим танцы, а зимой ходим на каток.

– Ясно, – записала себе в блокнот журналистка. – Ну и последний вопрос тогда уж задам – на что планируете потратить премию за находку клада.

Лена опять ничего сформулировать не сумела, а вместо этого толкнула коленкой меня – отдувайся, мол, если ты такой разговорчивый. Я и стал отдуваться.

– Мотоцикл хочу купить, это моя давняя мечта, – начал загибать пальцы я, – потом съездить куда-нибудь далеко, где никогда не был.

– Это куда, например? – осторожно поинтересовалась журналистка, а я не стал её разочаровывать и бухнул:

– На Байкал или на Камчатку. Очень экзотические места, давно посмотреть хотел.

– И на этом всё? – спросила она.

– Нет, – подумав немного, я решил разбавить свои хотелки чем-нибудь общественно-полезным, – часть нашей премии мы с Леной хотели бы отдать на реставрацию памятников нашего района. А то ей-богу, стыдно смотреть на того же пионера у стадиона «Волга», знаете наверно, где это?

– Довольно необычно, – наморщила лоб Зина, – но в статью хорошо ляжет.

– Опять же скульптурная группа «Горький и дети» перед входом в нашу новую школу…

– Да-да, есть такая, – припомнила журналистка.

– Разваливается же на глазах, стыдно даже перед великим пролетарским писателем.

На это Зина совсем ничего сказать не сумела, а только написала ещё пару строк в блокнотик.

– А мы, кажется, приехали, – сказал я, глядя на здание в сталинских тонах прямо по ходу нашей Волги, – надо выгружаться.

На здании висела табличка «Комитет государственной безопасности СССР», а чуть ниже «Управление по городу Эн и Энской области». Я смело зашёл в дверь, там имели место обычный турникет и суровый прапорщик за стеклом рядом с ним.

– Добрый день, – поздоровался я с ним.

– Тебе чего, мальчик? – сурово спросил он меня, – дверью ошибся?

– Никак нет, товарищ прапорщик, – чётко доложил я ему, – дверями я не ошибался, прямо к вам и шёл – хочу сдать найденный клад государству.

– Правда что ли? – перешёл на простой тон тот, – а не врёшь?

– Честное пионерское, – ответил я, – там сотня монет и штук двадцать украшений. Привёз всё в целости и сохранности, лежит в машине у входа.

– Подожди за дверью некоторое время, – сказал он мне, снимая трубку с зелёного телефона, – к тебе сейчас подойдут.

Я пожал плечами и вышел на улицу.

– Ну что там? – спросила Зина.

– Сказали, что сейчас подойдут специально обученные для таких случаев люди и всё устроят.

И точно, не прошло и минуты, как к нам из приёмной вышел целый капитан, молодой и суровый, но мне-то видно было, что ему самому очень интересно предстоящее дело.

– Капитан Крылов, – козырнул он нашей группе, а потом обратился прямо ко мне, – где клад?

– Вот там, – показал я на багажник, – грязный ящик был, мы его туда и засунули.

Миша предусмотрительно открыл багажник, капитан внимательно туда посмотрел, а потом скомандовал:

– Берёте всё это в руки и за нами… да, а почему вас так много? Вы все вчетвером клад нашли?

Зина тут же объяснила ему, кто она с Мишей такие, тот похлопал глазами, но сказал, чтобы шли за ним все вместе, я осторожно взял в руки ящик, чтобы не испачкаться. Через турникет нас пропустили беспрепятственно, а дальше мы поднялись на второй этаж и зашли в кабинет номер 221. Без таблички на двери.

– Ставь ящик сюда, – капитан расстелил газетку на столе в углу (это была, как ни странно, Пионерская правда), – а вы садитесь вон туда.

И мы уселись на ряд стульев вдоль стенки без окон.

– А теперь рассказывайте все подробности, – капитан вытащил пачку Родопи, вопросительно посмотрел на Зину, та кивнула, а я вышел на первый план и в очередной раз пересказал ему сагу про теннисную тренировку, прогулку к Реке и развалины Американского посёлка.

Капитан выслушал всё это с серьёзным лицом, потом забычковал родопину в пепельнице и произнёс следующее:

– Специалист из областного Гохрана уже едет, скоро здесь будет, а мы пока перепишем все ценности.

– Так чего переписывать-то, – встрял я, – всё давно переписано – вот здесь.

И я протянул ему уже немного замусоленный тетрадный листочек с описью.

– Хм, – задумался капитан, – ну давай пройдёмся по твоему списочку… с карандашиком.

И мы все вместе сгрудились возле стола с ящиком, я начал вынимать из него монеты, а остальные хором считать. На это увлекательное занятие у нас ушло наверно с полчаса, после чего в дверь постучали.

– Входите, – крикнул капитан, – не заперто.

Вошёл абсолютно лысый товарищ, но с бородой и с усами, одет он был в строгий костюм и даже с галстуком, невзирая на июль месяц.

– Моя фамилия Абрамович, – с порога сказал он, – я старший оценщик областного отделения Гохрана.

– Очень хорошо, – отозвался капитан, – тут вот товарищ ээээ… Малов с товарищем Проскуриной обнаружили закопанный в земле клад…

– В стене он был, тщ капитан, а не в земле, – поправил его я.

– Замурованный в стене клад, – продолжил тот, – и сдали его, так сказать, государству в лице меня. Надо запротоколировать и описать всё, как положено.

Абрамович согласно кивнул, никак не выразив своих эмоций (ну подумаешь, клад нашёлся, да мы в них, как в сору, роемся, в этих кладах) и прошёл к столу.

– Попрошу посторонних очистить помещение, – строго сказал он, глядя на россыпи монет и бижутерии.

– Это кто тут посторонние? – поинтересовалась Зина.

– Клад кто нашёл? – продолжил командовать оценщик, – вот они пусть и остаются, а остальным тут делать нечего.

––

Вышли мы с Леной из этого дома часа через два, основательно замученные. Зина с Мишей нас естественно не дождались, так что домой нам пришлось добираться на рейсовом автобусе типа Икарус. Напоследок я успел шепнуть Зине, чтобы они ничего не печатали без нашего добро, она, кажется, это поняла и приняла.

– Ну вот мы и разбогатели, – грустно сказала Лена, подпрыгивая на ухабах на заднем сиденье автобуса.

– Во-первых, – ответил ей я, – пока ещё нет, в Москве всё это проверят десять раз, возможно, что и фальшивым что-то окажется, во-вторых, деньги нам в лучшем случае через месяц перечислят и на сберкнижку родителей, свою мы только через год сможем завести. Ну и в-третьих – а чего таким грустным тоном-то? Что-то не нравится?

– Да всё не нравится, – отвечала она, – на нас теперь, как на богачей смотреть станут, надо это?

– Так я же специально ввернул пункт, что мы кучу бабок на реставрацию отдадим, – напомнил я, – так что будут смотреть, как на богачей, но справедливых и нежадных… родителям поосторожнее про это дело рассказывай.

– Может я им ничего пока говорить не буду… а скажу завтра-послезавтра, когда статья в газете появится, – с надеждой посмотрела на меня она.

– Правильное решение, я тоже пока промолчу. А уж завтра будем отдуваться по полной программе. Кстати завтра же у тебя смотрины в театральной студии, не забыла?

– Да помню я, помню… вместе с Сёмой Босовым будем просматриваться.

– Да, – вспомнил я один непрояснённый вопрос, – а что у тебя с младшим братаном-то? Он мне усиленно намекал на какие-то ваши отношения…

– Врёт он всё, не было никаких отношений, – строго отбрила меня Лена, – подкатывать он ко мне подкатывал, но без успехов. Я белобрысых на дух не переношу.

– Это почему? – без особого интереса уточнил я.

– Личные причины, не хочу об этом распространяться. Кстати-кстати, дорогой Витя, поясни уж и ты мне такой момент – зачем я тебе сдалась при находке этого клада? Ты один не мог это сделать? Тогда бы и делиться не пришлось, и объяснять мне ничего не надо было… я, если честно, не совсем въехала…

– Личные причины, – подмигнул я ей в ответ, – может, потом как-нибудь объясню, но только не сегодня.

На этом мы с Леной и расстались, она двинулась налево через парк, а я направо к своим Топтыгинским пенатам. Только до квартиры я дошёл не сразу, потому что на пути моём вырос бравый участковый капитан Сизов… весь сизый какой-то, так что он прекрасно оправдывал свою фамилию. Он одиноко сидел на лавочке возле нашего тринадцатого подъезда и лениво отмахивался от мух.

– О, Малов, – обрадовался он, увидев меня, – мне как раз тебя-то и надо.

– Здравствуйте, товарищ капитан, – вежливо поздоровался я, – как жизнь, как семья, как здоровье?

– Спасибо, помаленьку. А с тобой мне бы надо один вопрос закрыть, пойдём-ка в опорный пункт.

– Может здесь вопросы порешаем? – предложил я, – погода хорошая, вон доминошный стол пустует, давайте за ним и поговорим, а?

– Ну пойдём туда, – нехотя согласился он, и мы сели напротив друг друга.

– Заодно можно и козла забить, – вытащил я контейнер с костями из-под стола, – чисто как разрядка для мозга…

– А давай, – согласился капитан и с этим, – мешай.

Я тщательно перемешал кости, вытянул себе семь штук и выставил ребром дубль 1:1. Сизов пристроил к нему 1:3 и продолжил свою тему:

– Зубного врача Файнштейна знаешь?

– Это Самуил Абрамыч который? – переспросил я. – Заходил я к нему на днях, было такое дело…

– И какое же, если не секрет, у тебя к нему дело было?

– Не секрет, зубы хотел полечить. В нашей поликлинике не лечат их, а калечат, новокаина жалеют, хотя он копейки стоит. А Файнштейна мне посоветовали, как хорошего специалиста-стоматолога. Вот и весь секрет.

– Не сходится, – припечатал капитан баян к моим 2:6, – концы с концами у тебя тут не сходятся.

– Какие концы, тщ капитан? – сделал я удивлённую морду.

– Да не работает он никаким зубным врачом, уже полгода как лишён, так сказать, права заниматься врачебной деятельностью.

– Ну надо же, – лихорадочно начал соображать я, – наверно те, кто мне его советовал, не в курсе были… а может он бы мне порекомендовал ещё кого-нибудь, у кого права на месте.

– Ну и что, встретился ты с ним? – продолжил Сизов.

– Не получилось, два раза я к нему заходил, оба раза в один день, позавчера, и его дома не оказалось ни в первый, ни во второй раз. Вот и все мои с ним контакты. А вы с какой целью интересуетесь, тщ капитан?

– Всё очень просто, взяли мы вчера этого Абрамыча, совсем по другому делу, но получит он на этот раз на всю катушку… и при обыске у него обнаружилось… ну угадай что?

– Даже предположить боюсь, – ответил я довольно-таки издевательским тоном, – пистолет Макарова? Алмаз «Шах»? Секретные документы с нашего Завода?

– Кончай придуриваться, – прикрикнул Сизов, – монету мы у него обнаружили, один-в-один такую же, как и у брата Синельникова. Тот же номинал, тот же год, тот же профиль последнего царя. Может, пояснишь, как она у него могла оказаться?

– Так Николай таких червонцев начеканил знаете сколько? – попытался увильнуть я.

– Не знаю – сколько?

– Только в 1899 году больше миллиона штук, а если все года суммировать, то миллионов 30 выйдет. Специально проштудировал один справочник по нумизматике, когда вы мне ту монетку показали, – пояснил я свои знания, – так что эти монетки много у кого обнаружиться могли.

– Ты мне зубы-то не заговаривай, – строго сказал капитан, – мало ли что там до революции было начеканено, к нашему времени оно отношения не имеет. Бритву Оккама такую знаешь?

Ни хрена ж себе, внутренне восхитился я, какая у нас милиция продвинутая.

– Слышал, – ответил я, – не следует привлекать сложные объяснения, если есть простое.

– Молодец, правильно, – похвалил он меня, – а самое простое объяснение этим летающим червонцам такое – кто-то откопал клад и то ли потерял несколько монет, то ли расплатился ими с другими лицами. И самый главный подозреваемый по этому делу у меня ты, Витя.

Я немного подумал, а потом решил, что скрывать мне уже нечего, и вывалил всё скопом на голову капитана.

– А я и не буду отпираться, что откопал этот клад.

– Так-так-так, – возбуждённо затараторил Сизов, – значит, явку с повинной желаешь оформить? Это хорошо, это тебе зачтётся – ну давай продолжай, раз уж начал.

– А тут немного продолжать-то осталось, – со скрытой усмешкой ответил я, – сегодня в районе обеда я нашёл клад в развалинах Американского посёлка… ну знаете наверно, возле Реки…

– Знаю, конечно, ты не останавливайся, – подтвердил он.

– Нашли мы его вместе с одноклассницей, Леной Проскуриной, потом вызвали корреспондентов нашей заводской газеты, они быстро приехали, всё сфотографировали и застенографировали…

По мере продвижения моего рассказа капитан всё скучнел и скучнел лицом.

– А дальше мы все вместе на редакционной машине поехали в областное управление КГБ… ну которое на Голубева… и там сдали все найденные ценности государству. Взамен получили расписку от Гохрана, могу показать.

И я без дальнейших понуканий со стороны капитана выудил оную расписку, написанную товарищем Абрамовичем, и сунул ему в руки. Он снял фуражку, вытер пот со лба, затем ознакомился с бумагой, затем вернул её мне и произнёс следующее:

– Ты, конечно, думаешь, что самый умный и хитрый…

– Совсем я так не думаю, товарищ капитан, – вклинился я, – с чего вы это взяли?

– Но смотри, – не заметил он моей ремарки, – поскользнёшься ты когда-нибудь на скользкой дорожке…

– Так июль же месяц на дворе, – попытался увести разговор в сторону я, – какие тут скользкие дорожки?

– В общем, я тебе всё сказал… – встал капитан со скамейки, – сейчас ты очень серьёзного врага себе нажил, так и заруби себе на носу.

Да в гробу я видел твои угрозы, мысленно произнёс я, когда у меня сейчас более серьёзная крыша имеется, но вслух сказал так:

– Никак я не пойму, товарищ капитан, что за претензии у вас ко мне? Я отличник, занимаюсь спортом, хожу в театральную секцию, ни в одном нехорошем деянии не замечен… лучше бы Северной командой занялись, чем ставить палки в колеса законопослушным гражданам.

– Не надо учить меня, что мне делать, – бросил напоследок Сизов и растворился в своём опорном пункте.

А я наконец-то добрался до своей родной квартиры, забросил теннисную ракетку на антресоли и сполоснулся под душем. Только было собрался пожарить яичницу с ветчиной (отец принес с работы в заказе, жутко вкусный и жутко натуральный продукт), как затрезвонил телефон. Чертыхаясь, снял трубку и услышал приветливый голос Зиночки-журналистки, которая приглашала меня посмотреть готовый макет статьи. В полном соответствии со своим обещанием. Поблагодарил её три раза, сказал, что подойду буквально через полчаса, а сам сел за стол и съел пережаренную яичницу-глазунью, хотя терпеть её не могу в таком виде… пока болтал по телефону, она и пережарилась слегка.

Ну а следом я побежал в редакцию «Заводчанина», благо это совсем рядом было, в конце проспекта Свердлова, в стеклянном кубе футуристических форм, на третьем этаже.

– О, привет ещё раз, – улыбнулась, увидев меня, Зина, – ты представляешь, из-за этого материала у нас вся редакция на ушах стоит. Главный раза три созванивался с вышестоящими инстанциями и получил полное добро на публикацию. На тебя посмотреть теперь хочет.

– Буду рад познакомиться с таким большим человеком, – вежливо ответил я, следуя транзитом через приёмную в кабинет главного редактора, звали его, судя по табличке на двери, Зозуля Борис Николаевич.

«Зозуля» это ж «кукушка» по-украински, подумал я, а ещё это символ пробуждения природы после зимней спячки – эко тебя занесло-то, Николаич, с бескрайних степей Украины. А оказался он нисколько не большим, а очень средних размеров и вполне себе моложавым товарищем, далеко не дотягивающим до сороковника, в тяжёлых роговых очках и дорогом костюме явно не фабрики «Большевичка».

– Витя? – радостно улыбнулся он мне, – ну тебе повезло, так повезло. Богатым скоро будешь, а после нашей статьи ещё и знаменитым. Садись, чай-кофе будешь?

– А что, и кофе есть? – удивился я, – давно его не пил.

– Зиночка, организуй, пожалуйста, – попросил он, – а мы пока побеседуем. Расскажи про себя поподробнее, – сказал он мне, усаживаясь в своё кресло.

– Охотно, – ответил я, – только ничего же необычного не будет. Живу в Сером Топтыгинском доме, хожу в обычную среднюю школу, с сентября перевожусь, правда, в 38-ю. Занимаюсь в теннисной секции на Торпедо и театральной студии во Дворце. Собственно и всё.

– Отец у тебя большой начальник ведь на Заводе, правда?

– Не такой уж и большой, – осторожно ответил я, – есть там и побольше. Начальник цеха машин малых серий.

Тут вошла Зина с подносом, где стоял кофейник, три чашки на блюдечках и тарелка с конфетками.

– Класс, – восхищённо сказал я, попробовав кофе, – сто лет не пил бразильского.

– Это индийский, – поправила меня Зина, – вот баночка из-под него.

И она выудила откуда-то из-под стола круглую жестяную банку с надписью «Indian instant coffee».

– Богато живут журналисты, – заметил я, – я такого никогда не видел. Очень сильно отличается от кофейного напитка «Балтика».

– Я рад, что тебе понравилось, – заметил редактор, отодвигая чашку, – давай теперь про собственно находку поговорим.

– Пожалуйста, спрашивайте, – предложил я.

– Эти монеты, они тяжёлые? – задал он наболевший вопрос.

– По отдельности нет, около 10 грамм, кажется. Но если их сто штук, то уже достаточно весомо.

– А там и правда Николай изображён?

– Чистая правда, на решке, как сейчас говорят, портрет Николая 2-го в профиль… с бородой, да. И надпись по кругу «Его величество Николай 2 император и самодержец всероссийский». А на орле соответственно орёл, двуглавый, герб Российской империи, плюс номинал монеты и дата выпуска. У всех моих монет номинал был 10 рублей, а год выпуска 1899-й.

– А на ребре у них что-то есть? – задал он неожиданный вопрос.

– Хм… – задумался я, – я специально не присматривался, но какие-то буквы там вроде были… о, вспомнил – там написано, сколько чистого золота в монете.

– А правду говорят, что золото со временем никак не меняется, всё так же блестит? – продолжил пытать меня он.

– Теоретически да, – осторожно заметил я, – золото же инертный металл и в реакции ни с чем не вступает… почти ни с чем. Но как показала практика, помутнения были на всех монетах, вовсе они не блестели, как те, что только что из-под пресса вышли. К тому же это не чистое золото, там его только 90%, остальное медь, возможно из-за этого…

– А остальные драгоценности?

– Ещё там жемчужные ожерелья были, две штуки, брошки какие-то блестящие и крест с большими красными камнями по всем четырём концам. На фотографиях же это всё видно должно быть…

– Да, повезло тебе, Витя, – который раз повторил редактор, протирая свои очки, – а правда, что ты премию хочешь потратить на реставрацию памятников?

– Угу, есть такое намерение, – подтвердил я.

– А почему именно на памятники? – продолжил пытать меня он.

– Как вам сказать, Борис Николаич, – начал подбирать слова я, – всё моё детство прошло рядом вот с этим увечным пионером и побитым писателем Горьким, и сколько я себя помню, всегда они какие-то страшные были… потёртые жизнью что ли. А хочется, чтобы… чтобы… про это хорошо сказал Жорж Милославский в своей песне, помните?

– Песню из этого фильма помню, конечно, – отвечал редактор, – а в каком месте он про памятники там говорит?

– Про памятники там не было, но вот так он говорил – «тот, кто ждёт, всё снесет, как бы жизнь не била, лишь бы всё, это всё не напрасно было»…

– А дальше там царь говорит «танцуют все», – напомнила Зина.

– Точно, но это уже к делу не относится, – ответил я, – я этот кусочек к тому привёл, что каждый может дождаться того, чего хочет, надо просто этого сильно захотеть… вот и памятники, похоже, дождались своего звёздного часа.

– Лихо завернул, – задумался Борис Николаич, – ну ладно, не буду тебя больше мучить вопросами, иди согласовывай статью… хотя нет, Зина, оставь нас на минутку пожалуйста, одна конфиденциальная тема осталась.

Зина молча вышла из кабинета, а он продолжил.

– Насчёт хотения и дожидания пару слов – знаешь, какая у меня мечта с детства была?

– Даже представить себе не могу, Борис Николаич, – честно ответил я ему.

– Заиметь в коллекцию николаевский червонец – я же коллекционер-нумизмат со стажем.

– Всё понял, товарищ редактор, – поднялся я со своего стула, – я постараюсь, чтобы ваша мечта сбылась… и чтобы всё остальное тоже не напрасно было.

Он мне лихо подмигнул, а я повернулся через левое плечо и строевым шагом вышел из кабинета. Оставил я себе один червонец из клада, оставил, причём запрятал его очень хорошо, как знал ведь, что пригодится – для хорошего человека не жалко. А в статье почти ничего править и не пришлось, так, в паре мест поменял слова местами и ещё одну фразу предложил убрать – Зина согласилась без слов.

А вечером я сидел в своей комнате и сочинял синопсис представления к первому сентября, грызя карандаш фабрики «Сакко и Ванцетти»… если кто-то не знает, кто эти люди, то скажу – рабочие-анархисты, оба выходцы из Италии, жившие в Бостоне, борцы за права рабочих. Их несправедливо обвинили в разбойных нападениях и казнили обоих на электрическом стуле, а прогрессивная общественность подняла их как факел, так сказать, в борьбе за всё хорошее. Но хватит про эти давние дела, давайте лучше про современность…

Результатом моих двухчасовых мучений стал коротенький сценарий на полтора тетрадных листочка – там я честно передрал школьные темы выступлений команд КВНа «Фёдора Двинятина», «ХАИ» и «Новосибирского университета». Всё, что вспомнил, десять штук сценок образовалось, если на каждую по пять минут плюс подходы с перерывчиками – на полтора часа вполне можно растянуть. Пойдёт.

А совсем уже вечером мне позвонил друг мой Колька и предложил выйти на разговорчик – вышел, как тут отказать.

– Привет, – сказал он, – это правда, что люди про клад болтают?

– А что люди болтают? – решил уточнить я.

– Что вы с Ленкой его сегодня нашли и сдали в КГБ.

– Да, Коля, это чистейшей воды правда.

– Это тот самый, из ЛТО?

– Нет, конечно, не было в ЛТО ничего, а тут простое совпадение… – попытался прогнать пулю я.

– Странное совпадение, – изучающим взглядом посмотрел на меня он. – Чтобы за неделю в разных местах найти два клада…

– Один клад, Коля, один – в ЛТО не получилось, а здесь свезло. Как там в песне пелось «тот, кто ждёт, всё снесёт, как бы жизнь не била»…