Czytaj książkę: «К огонькам созвездий»

Czcionka:

Иллюстратор Юлия Сергеевна Ростовцева

© Сергей Ростовцев, 2019

© Юлия Сергеевна Ростовцева, иллюстрации, 2019

ISBN 978-5-0050-6270-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero


К огонькам созвездий

 
Когда земная тень, обычною порой
Укроет огоньки селений и созвездий
Автобус, словно сорванный паром,
Асфальтовой рекой смывает в бездну.
 
 
Вдали сольются в массу огоньков
Жилища фонари и жар костров военных,
И звездный жар потерянных веков
Холодного безвременья Вселенной.
 
 
Я потеряюсь если к ним пойду
Сойдя на остановке незнакомой.
И замер я, чтоб не попасть в беду
Таинственным движением влекомый.
 
 
Движеньем галактических систем,
Вращением пространств,
Времен
И судеб.
Все мимо
Мимо
Мимо, лишь за тем,
Чтобы не быть.
И никогда не будет.
 
 
Попутчики отправятся в беду.
И может только я желаю чуда,
Что вдруг мне повезет,
И я сойду,
Где был вчера,
Но где уже не буду.
 
 
Уйдет земная тень,
И миражем,
Слепящим взгляд на мимолетность истин,
Мир будет брошен солнцу нагишом
Плодить богов, селения и листья.
 
 
Но вот автобус уплывает в ночь
Асфальтовой рекой
вплывая в бездну.
И я плыву, и уплываю прочь
От звезд селений
К огонькам созвездий.
 

«Берег и море осколки бутылочные…»

 
Берег и море осколки бутылочные,
Терли камешками в пенных ладонях.
И было светло, и лениво было
Даже валяться на этом раздолье.
 
 
Тогда я взглядом, по пенным гребням
Качаясь, допрыгал до горизонта,
И соскользнул в голубое небо,
Иглою войдя в черноту над озоном.
 
 
И спикировал между галактиками
Пролетая вселенных тысячи…
 
 
А она мне сказала:
– Валяться хватит.
Пошли ракушки, какие-нибудь поищем.
 

«С тех пор, когда топили углём…»

 
С тех пор, когда топили углём,
А растапливали газетами и дровами,
В конце двора,
Набитые разным хламьём,
Стояли покосившиеся сараи.
 
 
И дома были тоже не ах.
Подвалы да крыши, капающие как небо.
Но место ценилось в этих домах,
И лишних вещей в них не было.
 
 
И раз дома теперь топят газом,
Сараи заполнялись вещами:
Примус, картина с коровами, тазик…
И полка, с консервированными овощами.
 
 
В моем, был старый кухонный стол,
И старая, чёрная, настольная лампа.
И с кончиной деда, потерявшая толк
Чугунная сапожная лапа.
 
 
В столе хранил я свои секреты.
В доме негде, там места нет.
А здесь, ну буржуйский почти кабинет.
Вот только жалко, что не было света.
 
 
Да и зачем он, в тот самый час,
Когда звездное небо ночью.
А приспичит, так есть свеча.
Разве, дорого это очень?
 
 
А когда свеча догорит,
Жжёшь фитиль, что из банки с маслом.
И рифмуй себе до зари,
Хоть не ярок огонь, не гаснет.
 
 
Возмужал я, завёл жену,
Обзавелся и новой квартирой.
И сменил я ее, не одну
И жену я сменил, и страну,
Путешествуя жизнью по миру.
 
 
Вот еще одно в жизни жильё.
Замечательный съем, по случаю.
Хоть чужое, а не своё,
С каждым разом, все лучше и лучше.
 
 
Но когда я последней жене,
Говорил, что уж тут нам, рай.
То она отвечала мне.
– И в дворце ты устроишь сарай.
 
 
Это правда. Но что из того,
Что здесь, уж точно, с крыши не капает?
Я жалею о многом, но больше всего,
О сапожной дедовской лапе.
 

«Миллиардом зеркальных осколков…»

 
Миллиардом зеркальных осколков
Океан безразлично жесток
Но оскалились линией тонкой
Острова во всесильный поток
 
 
Океан их ломает и точит
Беспощаден ракушечий зуд
И возможно закончится к ночи
Их оскал,
Но вулканы внизу.
 
 
Города. Сквозь века и пространства
На тропинках извилистых рек
Пред стихией, орудьем упрямства
Их оскалил вовне человек
 
 
Только вонь,
Только боль,
Как расплата
Из-под мусорных баков и тел.
Страх в лесу от зверей…
Здесь солдаты,
И решетки в стальной наготе.
 
 
Миллиардом безумных осколков
Это город горит и болит.
Но плевать на решетки,
Поскольку
Мы оскалим себя
Изнутри.
 

«В открытые двери парадного…»

 
В открытые двери парадного
Влетали снежинки и тишина.
Я тебя целовал и радовался,
И не верил, что мне ты дана.
 
 
Но смахнув поцелуев безумие,
Ты к двери подошла, и её,
Словно клироса створки ажурные,
Затворила,
чтоб слышать
лишь безумье моё.
 
 
А потом я ушел, но когда оглянусь
Вижу желтую лампочку в жестяном колпаке,
Стучащем по водосточной трубе.
Лишь одну…. Лишь одну.
Вдалеке. Вдалеке. Вдалеке.
 

«А мне, в мои пятнадцать лет…»

 
А мне, в мои пятнадцать лет,
Была награда —
Прозрачная, как лед на свет
Гроздь винограда.
 
 
И я унес через забор
Чужого сада,
Пусть небольшую, но зато
Гроздь винограда.
 
 
А после, схоронясь в траве,
Ел воровато,
Прозрачную, как лед на свет
Гроздь винограда.
 
1974 год

«Лань из черной проволки…»

 
Лань из черной проволки
По белой стенке скачет.
Девочка в розовой кофточке
Смотрит на лань и плачет.
 
 
Я не знаю, что она чувствует.
Может ей убежать хочется…
Но не пускают на улицу
Одну ее, полуночницу.
 

«Рассвет уносит темноту…»

 
Рассвет уносит темноту
И листья в парке порыжели
И замирают на лету
С облезшей краскою качели.
 
 
И замирает тихий звук
Шуршанья листьев о подошвы.
И замер на листе паук,
Согнувшемся, под этой ношей.
 
 
И замирает стук волны
В корму в песке уснувшей лодки
Но вот уж волны вновь слышны
Своею музыкой холодной.
 
 
А к лодке подошел рыбак
А я остановил качели.
Не надоело мне,
А так,
Чтоб не скрипели.
 

«На зелёный откос…»

 
На зелёный откос,
Средь дубов вековых
Я взбегал в ожиданье волшебных чудес.
И шуршаньем стрекоз,
И ворчаньем листвы,
И прохладой, и тайной,
Манил меня лес.
 
 
А потом строил плот на зелёной реке.
Отпустил. И как плыть
Я ему рассказал.
В долгий путь меж болот.
Но зато налегке.
Камышовая нить,
Старый пень и лоза.
 
 
Попрощался я с ним
Под лягушечий хор.
Как прекрасно вязать
Камышовую нить.
Но предстанет иным
Беспощадный простор,
Неподвластный глазам,
А в него уходить.
 
 
А в волшебном лесу
На зелёной реке
Колдовская вода
Старый пень и лоза,
Увозя стрекозу
Не увязнут в песке,
И уже никогда
не вернутся назад.
 

«Я ухожу, а ты всё спишь…»

 
Я ухожу, а ты всё спишь.
А дождь, дробясь, стучит о стекла.
Горит камин, и плащ мой мокрый.
Я ухожу, а ты всё спишь.
 
 
Тогда к тебе я подхожу
И опустившись на колени,
Целую грудь своей Елене,
И молча в двери выхожу.
 
 
Но жарче, чем рассветный дождь
И легче, чем листа паденье
Твое ко мне прикосновенье.
Но дверь уже открыта в ночь.
 

«Нас обоих бросало в жар…»

 
Нас обоих бросало в жар
Среди холода и мороза.
Тело к телу.
Закрыты глаза.
В них от счастья и холода слезы.
 
 
Вдруг нам стало совсем тепло,
Только двое нас в целом мире.
Мы вспотели морозу назло,
В сквозняках не согретой квартиры.
 

Пресной, нет!

 
– Капитан! Зачем опять Вы против?
Не до шуток.
Бросьте арбалет!
В вашей крови, как и в нашем поте
Пресной нет!
 
 
– Капитан, зачем корабль будет
Без команды.
Слушайте совет —
Все мы люди…
Мы пока, что люди
Пресной…
Нет!
 
 
– Капитан, скажите, неужели
Вам так тяжело ответить: «Да»?
И вперед меж рифов, прямо к цели,
Там за ними, капитан… …!
– Капитан мы в шторме…
– Вот он остров…
– Двадцать дней…
– И вот реки просвет…
 
 
Он стоял один среди матросов.
Пересохло в горле.
Пресной нет!!!
 

Darmowy fragment się skończył.