Czytaj książkę: «Контакт третьей степени»

Всем сохранившим рассудок

от командира взвода охраны

старшего лейтенанта Сморкалина В.П.

ДНЕВНИК

1

Я полностью отдаю себе отчет в том, что нарушаю приказ о введении режима секретности и подписку о неразглашении известных мне сведений. Но я уже не представляю, что еще можно сделать – меня никто не слышит. Поэтому я решил записывать все происходящее. Те, кто столкнется с этой заразой, должны понимать, с чем они имеют дело.

Здесь все считают Это мертвым, но Оно живо. Я знаю. Я это чувствую. Каждую ночь Оно скребет мой череп, пытаясь проникнуть в мозг. Я отчетливо слышу, как трещит и раскалывается моя голова, когда Оно сжимает ее своими невидимыми щупальцами. Но Оно охотится не только за мной. Я своими глазами видел, как по ночам искажаются болью лица солдат, когда Оно забирается к ним в мозги. При этом одни начинают что-то бессвязно бормотать во сне, другие метаться по кровати, а вчера рядовой Дегтярев голыми руками так согнул металлическую спинку своей койки, что на следующий день ее с трудом смогли выпрямить несколько человек, да и то лишь с помощью молотка и кувалды. При этом никто из солдат, включая Дегтярева, не помнит, что они чувствовали во время ночного транса. Неужели нечто подобное происходит и со мной? Какой кошмар! Что же тогда чувствуют ученые, которые непосредственно работают с Этим? Или Оно уже окончательно укоренилось в их сознании?!

Нашему взводу отведена узкая задача – охрана периметра, и никто не посвящает нас в детали проводимых в бункере исследований. Но я точно знаю, что бы там ни происходило – это обман. Оно играет с исследователями, как кошка с мышью. Оно заманивает их своими подачками. Так опытный рыбак сначала прикармливает рыбу, прежде чем подсечь и выловить ее. И Оно вовсе не так бессильно, как кажется. Авария, которая произошла на испытательном полигоне, – вовсе не несчастный случай. Это Оно устроило ее. Оно уже начало убивать людей, но почему-то никто не хочет этого замечать.

Здесь все считают Это величайшим открытием и бесценным даром человечеству, забывая, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке. И дверца этой мышеловки вот-вот захлопнется. Оно – зло, страшное зло, которое себя еще обязательно проявит. Я боюсь, что этот момент уже близок.

ГЛАВА 1
Чрезвычайная ситуация

Полночь, словно обрушившийся нож гильотины, отсекла нервную суматоху минувшего дня. Еще недавно беспрерывно надрывавшиеся телефоны, включая и аппарат прямой связи с министром обороны, непривычно молчали. Сидящий за столом немолодой мужчина с усталым, осунувшимся лицом и покрасневшими от недосыпания глазами поймал себя на мысли, что уже как минимум полчаса ему не приходится отвечать на звонки. Его, наконец, оставили в покое. Похоже, одолевавшие его в течение дня кураторы проекта из ближайшего окружения министра устроили себе ночную передышку, чтобы с утра наброситься на него с новой силой. Или же в руководстве Минобороны окончательно утвердилось мнение, что начальник отдела экспериментальных исследований полковник Панов не контролирует ситуацию.

Ситуация вышла из-под контроля еще девять дней назад, когда с «Хрустальным небом» пропала связь. Но ни у Панова, ни у его подчиненных, ни у самого министра, которому ежедневно направлялись подписанные начальником отдела сводки о ходе эксперимента, не хватило духа признаться в этом. Правда, Панов тогда еще надеялся, что в ближайшее время все разрешится, что потеря связи – это не более чем обычная поломка или чья-то досадная оплошность. И он был не одинок в своих заблуждениях. Так думали практически все сотрудники отдела, а кое-кто из них и сейчас в этом уверен.

Панов поднял глаза от расставленных на его рабочем столе телефонных аппаратов и посмотрел на сидящую напротив молодую женщину. Ее лицо, поза, прямой, открытый взгляд, несмотря на поздний час полный энергии, выражали абсолютное спокойствие. Полковник невольно вспомнил самого себя. Когда объект «Хрустальное небо» и связанная с ним исследовательская программа «Арена» существовали только на бумаге, его тоже переполняли энтузиазм и энергия. Еще бы! Тогда у любого специалиста, знающего об истинных целях исследований, от рядового сотрудника экстренно созданного совсекретного специального отдела до министра обороны, от открывшихся невероятных перспектив кружилась голова.

Но за девять дней, минувших с момента аварии, вся энергия куда-то растерялась. Возраст и напряжение последних суток взяли свое, и сейчас Панов не чувствовал в себе ничего, кроме безграничной усталости. Пожалуй, он уже действительно слишком стар, чтобы руководить отделом. Вот Ольга… Панов снова взглянул на женщину, уверенно расположившуюся за приставным столом, на ее ухоженные руки с безупречным маникюром, лежащие по обе стороны от папки с документами, в которую она, кстати, за все время доклада ни разу не заглянула. Если кому и можно доверить отдел, так это ей. Ольга прекрасно осведомлена о ходе эксперимента. Именно она составляла все аналитические справки для министра обороны, подбирала и тестировала персонал «Хрустального неба». Ольга отличный специалист и способный организатор. У коллег, не считая нескольких завистников, пользуется уважением, причем совершенно заслуженно. Объективно она лучший кандидат на должность руководителя, но новым начальником отдела министр все равно назначит своего протеже Феоктистова. Хотя, кроме сбора слухов и сплетен, которые он регулярно передает кураторам проекта, Феоктистов не сделал ничего полезного и лишь один единственный раз побывал на «Хрустальном небе», да и то не спускался ниже второго уровня. И это первый заместитель начальника отдела!

Панов презрительно хмыкнул, и сидящая напротив него женщина сразу это заметила.

– Вы не согласны со мной, Михаил Александрович? – удивленно спросила она.

– Нет-нет, Ольга Максимовна. Продолжайте, – виновато потупился он.

– Собственно, я уже закончила, Михаил Александрович. Вот список кандидатов, из которых я предлагаю сформировать досмотровую группу. – Ольга вынула из своей папки верхний лист и протянула через стол Панову.

Полковник пробежал глазами список, в котором значилось восемь фамилий, и положил его перед собой.

– Еще восемь человек. Вам не страшно за них?

– Простите, Михаил Александрович? – переспросила Ольга. Ее тонко выщипанные брови взлетели вверх, отчего лицо приобрело растерянное выражение, которое Панову прежде не доводилось видеть. – Но ведь необходимо выяснить, что произошло на объекте. А без досмотра, одними техническими средствами, это сделать невозможно.

– Вы действительно считаете, что так уж необходимо знать, что там произошло? Может быть, правильнее было бы остановить эксперимент? – «И уничтожить „Хрустальное небо“ вместе со всем содержимым», – мысленно закончил он.

На этот раз у Ольги вовсе не нашлось слов. Несколько секунд Панов смотрел в ее вытянувшееся изумленное лицо, но так и не дождался ответа.

– Не обращайте внимания. Я, видимо, сильно устал за последние дни, вот и лезут в голову всякие глупости. Итак, вы подобрали кандидатов в досмотровую группу. Что это за люди?

– Мы все устали, Михаил Александрович, – охотно согласилась она, и на ее лице появилось облегчение, а на побледневших щеках вновь выступил румянец.

Ольга придвинула к себе папку и начала быстро перебирать бумаги. Наблюдая за ее суетливыми движениями, Панов подумал, что таким образом она просто пытается занять руки. Наконец женщина справилась с волнением и подняла на него глаза.

– Отобранные кандидаты – бойцы спецназа ГРУ, сослуживцы из одного подразделения специальной разведки. Что я считаю крайне важным, так как разведчики представляют собой слаженную команду и способны четко взаимодействовать между собой в любых, в том числе и экстремальных, условиях. Все побывали в командировках на Северном Кавказе. Двое из восьми имеют боевые награды.

– Вы считаете, для разведки на «Хрустальном небе» этого достаточно? – с издевкой спросил Панов. Ольга не заслужила такого обращения, она всего лишь выполняла свою работу, причем делала это хорошо, но он ничего не смог с собой поделать.

Женщина вздохнула.

– Михаил Александрович, мы не знаем, с чем им там придется столкнуться. И никто этого не знает, ни один человек! Но бойцы специальной разведки как раз и готовятся действовать в незнакомых, быстро меняющихся условиях. И не просто действовать, а успешно решать поставленную им боевую задачу.

Она замолчала, ожидая от начальника слов согласия и одобрения, но Панов только молча кивнул. Выдержав паузу, Ольга извлекла из своей папки несколько скрепленных металлической скобкой листов и положила их перед начальником на стол.

– Командир разведгруппы, старший лейтенант Глухарев Павел Аркадьевич, участник девяти боевых операций. Двадцать шесть лет, был женат, два года назад развелся, детей нет.

С распечатанной на первом листе фотографии, скопированной, очевидно, из личного дела, строго глядел плотный широкоплечий офицер с мужественным, грубоватым лицом. Его чуть сведенные к переносице брови и широкий подбородок с поперечной вертикальной складкой свидетельствовали о жесткой воле и решительности своего обладателя, а глубоко посаженные внимательные глаза указывали на богатый жизненный опыт. Если бы не слова Ольги, Панов решил, что изображенный на фотографии человек как минимум на пять лет старше.

– Его заместитель, лейтенант Рогожин Дмитрий Антонович, год назад с отличием окончил Рязанское высшее командное училище воздушно-десантных войск. Кандидат в мастера спорта по рукопашному бою, двадцать три года, не женат, в училище и на месте службы характеризуется положительно.

На стол перед Пановым легла новая подборка листов с материалами о следующем кандидате. Они тоже содержали распечатанную фотографию, причем изображенный там молодой розовощекий лейтенант со смешными сморщенными ушами разительно отличался от своего командира любопытным, по-мальчишески пытливым взглядом. Стоило Панову взглянуть на эту неумелую фотографию, сделанную неизвестным гарнизонным фотографом, как незатихающая неотступная боль врезалась ему в сердце острым шипом. Лейтенант на фотоснимке совсем не походил на сына Панова, погибшего месяц назад при испытаниях экспериментальной авиабомбы объемного взрыва, и в то же время чем-то неуловимо напоминал его. В следующее мгновение Панов понял, что объединяет незнакомого лейтенанта на черно-белой фотографии и его трагически погибшего сына – вот этот пытливый взгляд. Взгляд исследователя, экспериментатора, а проще говоря, взгляд человека, стремящегося во что бы то ни стало докопаться до истины. Панов не сомневался, что именно желание как можно скорее выяснить причину отказа толкнуло его Алексея отправиться с группой саперов к неразорвавшейся бомбе. Отказы опытных образцов вооружения во время испытаний не редки. Ситуация даже не выходила за рамки штатной. Поэтому ни начальник полигона, ни руководитель эксперимента даже не попытались остановить его. Никто на наблюдательном пункте и предположить не мог, чем все это закончится.

После трагедии Панов, пользуясь своим служебным положением, скрупулезно изучил все материалы следствия и убедился, что взрывотехники действовали строго по инструкции. Они расположились на безопасном расстоянии от неразорвавшейся бомбы, а для ее осмотра направили управляемого механического робота. Когда изображение бомбы появилось на экране монитора, и произошел взрыв, оказавшийся на порядок мощнее ожидаемого. Докатившаяся даже до наблюдательного пункта взрывная волна на сотню метров отбросила полутонного робота от эпицентра взрыва, а тела саперов и отправившегося с ними инженера-конструктора просто размазала по поверхности полигона – их собирали буквально по крупицам, причем от семи взрослых мужчин не набралось и десяти килограммов обгоревших останков.

Панов прикрыл рукой повлажневшие глаза. Во время страшной и совершенно бессмысленной процедуры опознания, потому что опознавать было практически нечего – он узнал только закопченный корпус часов своего сына, ему удалось сдержать подступившие к глазам слезы, но сейчас выдержка изменила ему.

– Что с вами, Михаил Александрович? – растерянно спросила Ольга.

Заметила! Как некстати. Не отнимая ладони от лица, Панов еще ниже склонился над столом.

– Все в порядке, Ольга Максимовна. У вас еще что-нибудь?

– Выписки из личных дел остальных разведчиков, – она зашелестела бумагами.

– Оставьте и можете идти.

Панов сложил в стопку полученные бумаги, но когда Ольга в недоумении встала из-за стола, добавил:

– Благодарю вас, Ольга Максимовна. Я просмотрю ваши материалы, и завтра мы вернемся к этому вопросу. А сейчас отдыхайте. Сегодня для вас выдался тяжелый день.

– Как и для всех нас, Михаил Александрович.

– Как и для всех нас, – мрачно согласился Панов.

Дождавшись, когда Ольга выйдет из кабинета, он нащупал в кармане пузырек и положил под язык капсулу нитроглицерина. Через несколько секунд ледяной шип в сердце постепенно растаял, но полковник Панов еще долго не мог заставить себя взяться за изучение личных дел отобранных кандидатов.

* * *

За пятьсот метров до цели земля вздыбилась от взрывов, а с вершины холма, где окопались «боевики», ударили пулеметы. Вести прицельный огонь в дыму разрывов невозможно, но пулеметчики «боевиков» компенсировали этот минус старанием, поливая склоны холма кинжальным огнем. Утопая по щиколотку в изрытой и нашпигованной настоящими осколками земле, Дмитрий метнулся к бетонному желобу, подавая пример бегущим следом Чирку и Жиле. В десяти метрах правее от него разорвалась очередная установленная мина, другая, выпущенная из миномета, со свистом пролетела над головой. Лишь бы не задела никого из парней, на бегу подумал он. На такой скорости даже пустая болванка в два счета размозжит голову или выпустит кишки, не помогут ни шлем, ни бронежилет.

Пригибаясь к земле, Дмитрий преодолел последние метры, отделяющие его от спасительного желоба. Вот и укрытие! Он перемахнул через край выложенного бетонными плитами противотанкового рва, кубарем скатился вниз и с облегчением плюхнулся на дно. Сюда не залетали гранаты и мины, и даже грохот разрывов слышался как будто тише. Наконец можно было перевести дух без опасения, что в тебя угодит случайная мина или накроет взрывная волна разорвавшегося рядом имитационного заряда. Но это было опасное желание, потому что группа еще находилась под обстрелом. Только Жила и Чирок, спрыгнувшие в ров следом за ним, натужно сопели рядом. Не позволяя себе расслабиться, Дмитрий вскочил на ноги, оглядывая укрытие. Глубокий ров прямой стрелой тянулся до самой вершины холма. Он мог бы стать безопасным проходом на позиции «боевиков». Мог бы! Потому что в действительности являлся смертельной ловушкой.

Дмитрий махнул рукой сопровождающим его разведчикам: следуйте за мной; ловко вскарабкался по покосившимся плитам и снова вынырнул на поверхность. Чирку и Жиле было непросто заставить себя покинуть казавшийся таким безопасным ров, тем не менее они беспрекословно последовали за ним. Зато уже через несколько секунд в шлемофоне загремел раздраженный голос Глухаря:

– Чугун! Какого лешего?! Назад!

Дмитрий опешил: неужели Глухарь не понимает, что желоб – это верный путь под пули «боевиков»? Но раздумывать было некогда. Он крикнул в микрофон:

– За мной! – и бросился к вершине.

В ответ в наушниках раздался отборный мат Глухаря. Но тут между ним и бегущими следом Чирком и Жилой разорвалась натяжная мина, и крик Глухаря утонул в ее грохоте. За себя Дмитрий был уверен, значит, это кто-то из его бойцов не заметил растяжки. Он упал на землю и проворно откатился в сторону. Впереди, за кучей щебня, укрылся один из пулеметчиков «боевиков». Он ловко замаскировался, и Дмитрий увидел его лишь потому, что тот возился со своим пулеметом, разворачивая его в сторону сработавшей растяжки. Дмитрий опередил противника на долю секунды, выпустив по нему длинную очередь из своего автомата. На мгновение их глаза встретились, и «сраженный боевик», выпустив оружие, тяжело опустился на щебенку.

Рядом с Дмитрием на песок плюхнулся Жила. Он тяжело дышал от быстрого бега, но все было ясно и без слов: раз Жила остался один, значит, это торопыга Чирок напоролся на растяжку. Прочертив рукой намеченный путь, Дмитрий указал Жиле на вершину, которая как будто нисколько не приблизилась. Сержант понимающе кивнул. Но стоило им подняться на ноги, как сверху опять ударили пулеметы, заставив снова упасть на землю. Не дожидаясь, пока пулеметчики пристреляются, Дмитрий по-пластунски рванул к ближайшему укрытию за кучей щебня, откуда на него злобно скалился «застреленный боевик». Ползти по острым камням оказалось еще тяжелее, чем бежать. Дмитрий в нескольких местах разодрал свой десантный комбинезон, расцарапал локти, и, если бы не защитные перчатки на руках, наверняка стер бы в кровь ладони. За насыпью он позволил Жиле несколько секунд передохнуть – тот совсем выбился из сил, а сам попытался по рации связаться с командиром. Но Глухарь упорно не отвечал. Зато на позициях «боевиков» внезапно вспыхнула ожесточенная стрельба, одна за другой рванули четыре штурмовые гранаты, вслед за которыми в небо со свистом взвилась красная сигнальная ракета – отбой атаки!

– Писец! – облегченно выдохнул Жила.

Он был рад, что все наконец закончилось, и не собирался пускаться в размышления. Зато Дмитрия сигнал отбоя привел в полное недоумение. Он даже поднялся на ноги, чтобы лучше рассмотреть вершину холма, до которой они с Жилой так и не добрались. Идущая следом группа Глухаря могла попасть на позиции «боевиков» раньше передового дозора лишь в одном случае: если бы воспользовалась прорытым на полигоне противотанковым рвом, где «боевики» просто обязаны были устроить засаду. Но вопреки логике боя среди вражеских позиций в полный рост расхаживал Глухарь с остальными бойцами, которых там никак не могло быть.

«Уничтоженные боевики», сбившись в кучу, уселись на краю окопа. Многие достали сигареты и закурили. Они были еще слишком злы на своих победителей, чтобы обмениваться с ними впечатлениями о ходе прошедшего боя. Дмитрий хорошо знал это состояние: разговоры начнутся позже, когда схлынет вал эмоций и взаимных обид за выстрелы в упор, вывихнутые руки, синяки и ссадины, без которых не обходится ни одна рукопашная схватка. Даже применяемые на учениях специальные патроны с уменьшенными пороховыми зарядами и резиновыми пулями, как и выданные каждому бойцу средства защиты: бронешлем с пуленепробиваемым забралом и кевларовый пулезащитный жилет – не способны полностью обезопасить от травм.

Сзади подошел Чирок. Он сильно прихрамывал на правую ногу, словно подорвался на реальной, а не на имитационной мине.

– Что с ногой? – спросил Дмитрий.

Чирок пожал плечами:

– Подвернул, когда падал. Наверное, растяжение… Ну что, пойдем к нашим или, может, здесь их подождем? – с надеждой в голосе спросил он.

«Застреленный» Дмитрием пулеметчик уже взбирался по склону со своим пулеметом в руках. Чирку такая перспектива совершенно не улыбалась. Ему вовсе не хотелось ковылять с поврежденной ногой на вершину холма, но Дмитрию нужно было получить у командира объяснения. К тому же по завершении учений вся группа обязана собраться вместе, а Глухарь не спешил покидать занятые позиции.

– Идем, – отрезал Дмитрий. – Жила, помоги.

Жила с готовностью подставил травмированному напарнику плечо, и они в обнимку двинулись наверх. Дмитрий сначала шагал рядом с ними, но, убедившись, что Чирков успешно обходится помощью Жилина, обогнал разведчиков и вырвался вперед. Ему не хотелось объясняться с Глухарем при подчиненных, но тот, едва заметив его приближение, закричал издалека:

– Лейтенант Рогожин, ко мне!

Пришлось подчиниться.

Глухарь уже снял бронешлем и подшлемник, отчего вокруг его грязного и потного лица открылся овал светлой незапыленной кожи.

– Почему вы оставили ров и не вернулись назад, несмотря на мой приказ?! – по-прежнему обращаясь на «вы», строго спросил он.

– Иначе дозор и вся группа попали бы в устроенную противником засаду, – ответил Дмитрий. – Потому что в реальности засевшие на высоте боевики поставили бы напротив рва пулемет и выкосили нас кинжальным огнем или забросали гранатами.

Глухарь даже не стал его слушать.

– Почему вы не выполнили мой приказ?! – играя желваками, повторил он.

– Потому что я не самоубийца и не пустоголовый дуболом, который бездумно бросает своих солдат под пули! – повысил голос Дмитрий.

– Ты кого назвал «дуболом», сопляк?! – взревел Глухарь, сжав кулаки.

Дмитрий запоздало сообразил, что перегнул палку. И хотя он вовсе не имел в виду Глухаря, его последняя фраза прозвучала как оскорбление. Один на один с Глухарем вспыхнувший конфликт можно было замять. Но спор проходил на глазах всей разведгруппы. Даже подошедшие позже остальных Чирок и Жила наверняка слышали каждое слово. Значит, Глухарь не стерпит обиды. Что делать, если он сейчас бросится в драку? Бить командира? К тому же схватка может и не ограничиться выяснением отношений на кулаках. За спиной у Глухаря автомат, а на поясе уже не имитационный, а реальный боевой нож.

Мгновенно прикинув возможные последствия, Дмитрий отступил назад, увеличивая расстояние между собой и кипящим от ярости командиром. Ему не хотелось ввязываться в драку с Глухарем, но если до этого дойдет… Ситуацию спас резкий зуммер рации, не той, что была встроена в шлемофон каждого разведчика, а той, что получил Глухарь для связи с командованием.

Остановившись на месте, он вытащил из-под бронежилета плоскую коробочку с выдвижной антенной и, нажав клавишу передачи, сказал в микрофон:

– Восьмой на связи.

Глухарь страшно не любил свой псевдоним, являющийся, как и у подавляющего большинства разведчиков, производным от фамилии, поэтому чаще использовал в радиопереговорах какой-нибудь номерной позывной.

– Есть. Вас понял, – ответил он и, спрятав рацию обратно в нагрудный карман, скомандовал: – Группа, на место сбора бегом, марш!

Место сбора, где группу ждал десантный транспорт, находилось приметно в двух километрах от полигона. Для поврежденной ноги Чирка это было серьезное испытание. Дмитрий с опаской взглянул на него. Чирок в ответ молча кивнул: добегу, все в порядке. Когда разведчики дружно рванули под гору, он довольно резво потрусил вслед за остальными. Жила, на всякий случай, держался рядом. Молодец, соображает.

Дмитрий собирался последовать за ними, когда Глухарь резко рванул его за рукав.

– Благодари судьбу, что Чеканов вызывает. Но с тобой я еще разберусь, имей в виду, – грозно прошептал он.

Выплюнув в лицо несостоявшемуся противнику свою угрозу, он огромными прыжками помчался вниз, сразу обогнав Чирка и Жилу и других отставших от группы разведчиков.

То, что Глухарь использовал поступивший по рации вызов начбоя¹ как предлог, чтобы избежать драки со своим замом, свидетельствовало о том, что он не утратил ясности рассудка. В то же время Глухарь отличался злопамятностью: он никогда не забывал обид и не бросал слов на ветер, поэтому к его предупреждению следовало отнестись всерьез.

Дмитрий озабоченно вздохнул. Нет, не так, совсем не так он представлял себе начало своей службы в спецназе.

* * *

Говорить ни с кем не хотелось, особенно с Глухарем, поэтому по дороге в часть Дмитрий закрыл глаза и притворился спящим. Полноприводный «Тигр» – российский ответ американскому «Хаммеру» – мягко покачивался на новых рессорах, и Дмитрий не заметил, как по-настоящему задремал. Он проснулся, когда машина уже въехала в часть и остановилась возле штаба.

– Выходи строиться! – гремел в десантном отсеке хриплый голос Глухаря.

Поднявшиеся с сидений разведчики нехотя потянулись к выходу. Боевой задор прошел. К тому же все здорово вымотались во время учебного боя, поэтому после выдавшегося, но такого короткого отдыха никому не хотелось покидать насиженных мест.

На отдельном плацу перед штабом нетерпеливо прохаживался подполковник Чеканов, недавно назначенный начбоем бригады. Увидев старшего начальника, встречающего прибывшую с тренировки группу, разведчики сноровисто построились в шеренгу. Дмитрий занял место на правом фланге, рядом с командиром. Глухарь демонстративно не замечал его, что полностью соответствовало собственному желанию Дмитрия. Когда Глухарь отдавал рапорт начальнику, Дмитрий перевел взгляд на Чеканова. Подполковник выслушал доклад командира разведгруппы с каменным выражением лица. Дмитрий даже решил, что он в курсе допущенной Глухарем тактической ошибки. Но когда Чеканов гаркнул во все горло:

– Товарищи разведчики, поздравляю вас с успешным выполнением поставленной боевой задачи! – Его надежда на справедливую оценку командира растаяла, как дым.

– Ура! – отозвались хором полдюжины молодых глоток.

Дмитрий поморщился. Ошибка одного командира и небрежность другого, допущенные во время учений, в реальном бою могут обернуться гибелью людей. Особенно если оставить их без внимания и анализа. «Подам рапорт командиру бригады, – решил Дмитрий. – Плевать, что Глухарь смотрит волком. Если когда-нибудь в реальном бою он подставит парней под пули, я себе этого никогда не прощу. Нет, сначала Чеканову, ведь это он отвечает за боевую подготовку».

Когда прозвучала команда «Разойдись», Дмитрий направился в казарму с твердым намерением сесть за составление рапорта, но окрик Чеканова остановил его.

– Рогожин, ко мне!

Хотя слова Чеканова слышали многие, никто из разведчиков даже не обернулся. Предстоящий ужин, баня, если повезет, и долгожданный отдых волновали их гораздо больше, чем беседа начбоя с младшим командиром. Зато Глухарь изменился в лице, что немедленно с удовлетворением отметил Дмитрий, хотя и сам не представлял, зачем понадобился начбою.

– Идите за мной, – приказал Чеканов, когда Дмитрий подошел к нему с докладом, и первым направился к штабу.

Глухаря он не отпустил, из чего следовало, что последний приказ в равной степени относится к ним обоим. Интрига только сильнее закрутилась.

В собственном кабинете демонстрируемые на плацу требовательность и уверенность в себе внезапно оставили Чеканова. Он зачем-то выдвинул ящик письменного стола, словно хотел убедиться в сохранности его содержимого, потом задвинул его на место и, не предлагая вызванным офицерам присесть, спросил:

– Как показали себя бойцы во время тренировки?

– Все действовали слаженно и решительно, – тут же ответил Глухарев.

Дмитрий снова поморщился, и его гримаса не осталась незамеченной Чекановым.

– У вас, Рогожин, другое мнение?

Сейчас или никогда! Дмитрий набрал полную грудь воздуха.

– Да, товарищ подполковник. Старший лейтенант Глухарев, недооценив противника, ошибочно выбрал маршрут выдвижения при штурме высоты. В результате чего едва не погубил всю группу.

Глухарь встретил это заявление презрительной усмешкой и, когда Чеканов перевел на него недоуменный взгляд, сказал:

– Товарищ подполковник, группа выполнила поставленную боевую задачу с минимальными потерями.

А Рогожина бесит, что потери понес именно его передовой дозор. Вот он и выдумывает невесть что.

– Я ничего не выдумываю, а докладываю о том, что было! – вскипел Дмитрий. – Ты использовал для выдвижения группы противотанковый ров, где даже мало-мальски знакомый с оперативной тактикой командир догадался бы организовать засаду.

– Отставить, Рогожин! – прикрикнул на него Чеканов. – Я еще не давал вам слова… Как я понимаю, засады не было? – обратился он к Глухарю.

– Никак нет, товарищ подполковник! – молодцевато отозвался тот.

– Это потому, что в роли террористов выступали бойцы противотанкового взвода, незнакомые с тактикой партизанской борьбы, – отрезал Дмитрий.

Его несдержанность окончательно вывела из себя Чеканова. Он грозно взглянул на Дмитрия. После такого взгляда должен был последовать выговор, а то и более серьезное взыскание – даже среди не отличающихся мягкотелостью командиров бригады подполковник Чеканов выделялся своим крутым нравом. Но на этот раз он отчего-то не проявил свою обычную суровость, а всего лишь назидательно сказал:

– Раз поставленная группе учебно-боевая задача выполнена, значит, действия командира были верными. А вы, Рогожин, если не согласны с его решением, можете обсудить его на тактических занятиях. Позже…

Чеканов снова полез в свой стол, и Дмитрий перевел взгляд на довольную физиономию Глухаря, поэтому смысл следующей фразы начбоя дошел до него с опозданием.

– Ваша группа временно командируется в воинскую часть номер… 7963, – прочел Чеканов по бумажке. – У вас есть два часа, чтобы привести себя в порядок. Через два часа за вами придет машина.

Глухарь, видимо, тоже не сразу понял, о чем идет речь. Чеканов даже вынужден был спросить:

– Приказ ясен?

– Так точно, ясен! – поспешно ответил Глухарев. Хотя на его лице Дмитрий никакой внятности не заметил.

На плацу, возле штаба, Глухарь догнал его и озабоченно спросил:

– 7963, что за часть? Знаешь? Судя по номеру, вроде наша, гереушная.

Дмитрий пожал плечами:

– Вряд ли. Если бы Чеканов знал ее, то не заглядывал каждый раз в стол, чтобы уточнить номер.

– Много ты понимаешь, – хмыкнул Глухарь, чтобы оставить за собой последнее слово, и, обогнав Дмитрия, широкими шагами направился к казарме.

Через два часа вымывшиеся в бане и сменившие пропитавшиеся потом и пороховым дымом десантные комбинезоны разведчики снова стояли перед штабом. Почти все были хмурыми. Даже любитель розыгрышей Чирок настороженно косил глазами по сторонам. Какого-либо восторга от внезапно свалившейся на них командировки никто из солдат не испытывал. Зато всеми владело напряженное любопытство. Это чувство усиливалось при виде незнакомого белого микроавтобуса марки «Мерседес», который стоял неподалеку. Совершенно невоенный цвет микроавтобуса, как и его гражданские номера, только добавляли вопросов. Потому что каждому разведчику было понятно, что гражданская машина никак не могла оказаться на территории расположения отдельной бригады ГРУ специального назначения. Ответы на возникшие у всех вопросы могли дать начбой бригады подполковник Чеканов или направившийся в штаб старлей Глухарев, но и тот и другой отчего-то задерживались.

Спустя почти тридцать минут ожидания они наконец появились на пороге штаба. Причем помимо Глухаря Чеканова сопровождал незнакомый коренастый майор. Он был в точно таком же десантном комбинезоне, какие носили все офицеры бригады, и знаки различия на комбинезоне были те же: крылышки и парашют – известная всем эмблема ВДВ. Тем не менее майор чем-то неуловимо отличался и от Чеканова, и от Глухаря, и от всех прочих спецназовцев. Когда он вышел на плац и встал рядом с Чекановым, справа от него (место слева занял Глухарь), Дмитрий догадался, что именно с майором не так. Его десантный комбинезон был абсолютно новым. Ткань даже не успела истереться на складках, да и самих складок тоже не было. Они попросту не успели образоваться. В то же время майор не был опереточным болванчиком, напялившим на себя военную форму. По мягкой, пружинящей походке, широким запястьям, приглушенному и в то же время очень внимательному взгляду Дмитрий сразу определил в нем опытного бойца, хотя майор всем своим видом и поведением старался это скрывать.