Czytaj książkę: «Послесказие. Сборник»
Послесказие
От старой сказки – к «Послесказию»
«Что за прелесть эти сказки!» – воскликнула однажды вслед за классиком могучая кучка творческих энтузиастов и решилась на отчаянную дерзость: переиначить горячо любимые с детства плоды российского фольклора под свою гребёнку, заодно подарив им новую – и весьма оригинальную! – жизнь.
Под раздачу попали как прекрасно знакомые любому дошкольнику тексты, так и малоизвестные широкому читателю творения. И если к первым можно отнести «Снегурочку», «Лису и зайца», «Волка и семерых козлят», «Зверей в яме», «Царевну-лягушку», «Кашу из топора», «Лису со скалочкой», «Курочку-рябу» и «Сказку про белого бычка», то вторых представили «Арысь-поле», «Хромая уточка», «Два Мороза», «Заяц-хваста» и «Похороны козла».
Нашлось место и экспериментам, вдохновлённым архетипичными зачинами про некоторое царство, в котором непременно жил-был царь, и сборным солянкам, где исконно сказочные персоналии встречаются со своими литературными «коллегами». Единственный спор возник вокруг «Золотой рыбки», которую большинство отождествляет с хрестоматийным творением нашего всё. Да и тот сошёл на нет, когда притча о старике и его необычном улове обнаружилась в сборнике Афанасьева.
Занятно, что участники проекта, чьё географическое местоположение варьируется от Краснодара до Москвы и Тамбова, не сговариваясь, выбрали разные сказки. Не единожды востребованным оказался лишь «Колобок», представший в данном сборнике аж трижды в ипостасях алко-трипа, новорусской экзистенциально-бандитской саги и философской шутки.
С не меньшим жанровым разнообразием отнеслись к своей ответственной миссии и другие сказочники, взяв на вооружение мистический триллер, политическую сатиру (куда ж без неё в наше неоднозначное время?), полицейский хоррор, герметичный фантастический этюд, угрюмую «социалку», упражнение в постструктурализме и даже комикс.
Добавила проекту десяток-другой оттенков серо-чёрного его оформительская составляющая, ибо что за книжка со сказками без картинок?! Львиная доля атмосферных иллюстраций, а также обложка и рассыпанные по страницам этого издания декоративные элементы – дело рук анапского художника Ильи Копанева, которому помогли своим видением нескольких историй Ольга Шевлякова, Дарья Тоцкая и Валентина Кочубей.
Каждый из тех, кто вложил частичку души в этот проект, с младых ногтей впитывал русские народные сказки, которые читали вслух родители или бабушки с дедушками, напитывался вековой мудростью этих коротких и ёмких текстов, их вневременным юмором, живыми характерами героев. И в «Послесказии» постарался воздать дань предтече всей современной литературы, подарившей ей бессмертные сюжеты, которые не растеряли ни грамма актуальности и сегодня.
Какими бы странными, причудливыми, а порой откровенно страшными ни показались читателю получившиеся истории, в основе каждой из них лежит та самая народная сказка, которая дарила вдохновение целым поколениям писателей, поэтов и художников. Поэтому каждый элемент этого экспериментального альманаха – признание в бесконечной любви лучшим образцам отечественного фольклора, которые всегда будут жить в наших сердцах. И в сердцах наших потомков тоже.
Сергей Лёвин
автор: Роман Нефёдов
иллюстратор: Илья Копанев
Два Мороза
Всё это случилось в смутные времена, на стыке двух эпох, на руинах великого государства, исчезнувшего навсегда…
Старых идолов свергли, а новых ещё не назначили. Кассеты с песнями Modern Talking давно пылились на полках, а постмодерном в постсоветском пространстве даже и не пахло. В комсомол уже не вступали, но и «Единую Россию» ещё не придумали…
Жители Ленинграда в обиходе, между собой, называли свой город Питером, а по результатам референдума высказались за возвращение городу старого названия – Санкт-Петербург.
А Свердловск, стремительно став Ё-бургом – под выстрелы бандитских разборок, ещё только мечтал о красивом и гордом имени, подаренном ему императрицей Екатериной Первой, супругой Петра Великого…
В общем, всё в те времена было как-то запутанно и нестабильно.
Вот и наша история произошла, по всей видимости, из-за хронической неопределённости того времени.
На территории одного из многочисленных уральских заводов располагалось огромное множество никому не известных кооперативов, цель деятельности которых сводилась к одному: «срубить лавэ по-быстрому» и закрыться. Их бухгалтерская отчётность делилась на «чёрную» и «белую» и умещалась в школьной тетради в клеточку.
А если ты не кооператор, не торгаш, а уважающий себя бизнесмен, то правила хорошего тона, подвластные веянию времени, требовали громких имён и ярких вывесок. Слияние и поглощение, или сокращённо СП, становилось трендом 90-х. В цивилистике же эта аббревиатура обозначала «совместное предприятие».
Но, как всегда, истина была где-то рядом…
Так вот, жили-были два обычных коммерсанта, считавших себя бизнесменами. Их интересы постоянно пересекались, они конкурировали друг с другом, поскольку занимались одним и тем же: оба держали склады для хранения замороженных продуктов питания. Проще говоря, они продавали холод. Их орудиями труда, точнее, как следовало из курса политэкономии, средствами производства были морозильные камеры и рефрижераторы. Поэтому в узкопрофессиональной среде наших героев в шутку даже называли «два Мороза».
Однако надоели каждому из них постоянные «тёрки», то есть частые конфликты друг с другом, подставы и выяснения отношений. Оба понимали, что борьба за выживание для кого-то из них может обернуться бедой. И тогда они решили создать новую фирму, объединившись в СП.
Что ж, хорошая идея.
Один – так называемый «новый русский», другой, как говорится, «из бывших». Один молодой да ранний, другой возрастной да мудрый.
Иными словами, это были два совершенно разных человека, но поскольку каждый делал равноценный вклад в общее дело, трудно им было решить, кто возглавит совместное предприятие. Они могли бы разбежаться, так ничего и не заработав, но здравый смысл взял верх и свёл их в споре: чьи холодильники сильнее морозят? Победителю досталась бы должность генерального директора. Но как оценить степень холода, если термометры китайские, а холод-то наш, русский? Неправильно как-то…
– Давай, – предлагает молодой партнёр, – я залезу в твой рефрижератор, а ты – в мой! Кто дольше просидит там, тот и выиграет, тому и быть главным на нашем предприятии!
– Идёт! – соглашается старый, – только мне ли с моим простатитом в холодильнике мёрзнуть?
– И то верно! А ты вместо себя сторожа своего посади. Он хоть и хилый, но на вид молодой, значит, выдержит, – настаивает с возрастающим азартом и лёгкой иронией младший партнёр, – а я тоже кого-нибудь подыщу, вот пускай они нас и рассудят! А не получится ничего, хоть поржём!
Так и решили.
На следующий день спорщики были в сборе.
Молодой Мороз привёл с собой странного типа неопределённого возраста и явно без определённого места жительства, с физиономией бывалого алкаша, но по случаю приодетого в дорогую кожаную куртку с воротником и подкладкой из шерсти, зимние сапоги, в лайковые перчатки и нутриевую шапку-формовку. Ну прямо «коммерс»!
А сторожа приволокли сразу после дежурства, в одном свитерочке, да с газеткой в руках. На вид ему было не больше двадцати лет, точно студент с рабфака политеха на подработке. И внешности такой, ну, скажем, вылитый Шурик – герой Александра Демьяненко из всеми любимой комедии Гайдая.
Засекли время, и каждый вошёл в отведённую ему камеру (морозильную, конечно).
Проходит минут двадцать. Кому-то это показалось вечностью, но только не нашим героям, томящимся в застенках морозильника. Они мужественно молчали… до определённой поры…
Подождали ещё минут пять-семь. Вдруг раздались неимоверные крики:
– Ах ты сопляк хитровымудренный, лучше бы мне фуфайку какую или телогрейку с чекушкой «палёнки» дал с собой! Вырядил меня в это фуфло из пыжика беспонтового!
Далее шла нецензурная лексика, краткая суть которой сводилась к якобы нетрадиционной ориентации нашего молодого коммерсанта и распутной жизни его ближайших родственников.
Замёрзший бродяга ещё бы долго ругал своего благодетеля, который прикупил для него фирменную одежду, да только подставная фигура нашего нувориша продержалась ещё не больше минуты.
В общем-то, неплохой результат в любой другой ситуации, хотя…
Все присутствовавшие давно сгорали от нетерпения узнать, чего это притих парнишка-сторож в соседней камере, уж не помер ли от холода?
Заглянули и к нему…
А он целёхонек, жив и даже неплохо себя чувствует! Видимо, на пользу пошла служба в Советской армии, куда его призвали с первого курса института. Студент бодренько так прыгает, руками вверх-вниз и в стороны машет, аж пар изо рта, носа и ушей валит! А газетку-то он не читать брал, он ею обмотался, грудь, спину прикрыл между майкой и свитером, чтобы родные 36,6 градусов внутри него лучше сохранились. Во как!
Понятно, кто спор выиграл, кто генеральным стал.
Суть сего повествования ведь не в том.
Может, я и не решился бы пересказать старую добрую сказку… Да что-то взгрустнул я, размышляя об извечном конфликте отцов и детей, о непрекращающемся противостоянии старого с новым и о смутном времени – на стыке двух эпох, – приведшем к исчезновению великого государства…
Зато с тех пор довольно часто можно заметить в зимний период мужичков подозрительной наружности и с протокольными лицами, запасающихся газетками.
Это потому, что россияне – самая читающая нация в мире!
К тому же морозоустойчивая.
автор: Лев Рыжков
иллюстратор: Илья Копанев
Беляш Монте-Кристо
Пролог
Май 1994 г. Окрестности Савеловского вокзала
Последние слова Сашки Беляша в этом мире были нелепы:
– Не подавись.
Адресовались они Димке по прозвищу Рыба. Димка был огромен. Он работал у Беляша охранником.
Рыба прикрывал босса и на вокзальной площади. Он обратил внимание на белый, в ржавчине, «москвич», который въехал на стоянку быстро, неаккуратно. «Так не паркуются», – успел понять телохранитель. Рыба автоматически прикрыл босса и умер меньше чем через секунду. Пули из АКМ попали в печень, лёгкие, разорвали гортань и тонкий кишечник. Но умер Рыба от одной-единственной пули, вошедшей в мозг через лобную кость чуть выше правой брови.
Беляш бросился к джипу. На бегу понимал – успеть невозможно.
Он и не успел.
Минутой раньше
Вообще-то Сашка Беляш со своими людьми ехал в ресторан. И глупо было останавливаться у киоска «Беляши».
Но босс сказал водителю:
– Жрать хочу, сил нет. Давайте на Савелу заедем?
– За беляшами? – хохотнул водитель, здоровенный пацан с погремухой Лоб. Раньше его звали просто Жлоб, но у солидных пацанов таких погонял не бывает. К тому, что он именно Лоб, водитель ещё не до конца привык.
Приколы шефа Лоб знал. Он умрёт через 17 секунд после босса, успев перепачкать с тыльной стороны треники, которые из принципа носил под пиджак «армани».
Непосредственно за водителем сидел Гришка Сальери – самое доверенное лицо босса. Сам себя он называл консильери, как в «Крёстном отце». Но иноязычный термин быстро трансформировался во что-то более-менее всем понятное. Сальери был тонконос и тонкогуб, на бледное лицо свешивались блеклые волосы.
Сальери думал, что понты до добра не доведут. Хотя и босса понять было можно. На моральный дух бойцов бригады босс, жрущий у ларька беляши, влияет лучше, чем босс, чинно поедающий фуа-гра с пармезаном в элитном кабаке. Босс для них – свой, понятный. И это важно.
Плюс проставляется сторона, принимающая их в ресторане. Возомнившие о себе барыги, в общем-то. Босс им многое скажет только лишь тем, что едва притронется к угощению. Это тоже важно.
«Третий момент, – анализировал Сальери, – боссу важно опоздать. Хотя он человек и пунктуальный, но кое-куда категорически нельзя приезжать вовремя».
Сальери нашёл бы ещё с десяток причин, но услышал стрельбу и нырнул между креслами.
Он умер последним. Спустя одиннадцать часов. Он кричал, полз, прятался. По нему (его спине) стреляли, но убийцы торопились, а Сальери всё не умирал. Он поймал телом двадцать четыре пули, дожил до больницы, пришёл в сознание и дал показания. Впрочем, его свидетельства следствию никак не помогли.
Преступники, расстрелявшие криминального авторитета Александра Беляшова, так и не были найдены.
Следующие 20 лет
Следующие двадцать лет Саша Беляш провёл там же, где его убили.
Ареал его обитания составлял узкий пятачок плитки от входа в метро до киоска, который, хотя и торговал одним и тем же, сменил одиннадцать названий. Он назывался «Чебуреки», «Обжора», «Свежатинка», «Ням-ням», «Пальчики оближешь». Прочие названия тоже обыгрывали гастрономические идиомы и наименование продукции.
Из криминального авторитета Саша Беляш превратился в привидение.
***
Собственную смерть Беляш осознал не сразу.
Сначала его словно выдуло из тела, а потом легко и щекотно понесло куда-то вверх. Вверху была воронка – вроде как смерч навыворот. Сначала в него нырнул Рыба. А вот Беляш задержался – стал рассматривать тех, кто его мочканул. Осмотр ничего не дал – рожи были Беляшу незнакомые, сто процентов нанятые.
Беляш чувствовал лёгкость. Избавиться от тела оказалось весело. Всё равно как нырнуть в бассейн с шампанским.
Потом к воронке полетел Лоб.
Воронка тоже была весёлая, как двери кабака в Вегасе. Беляшу очень хотелось попасть в неё.
Но этого не случилось. Беляша остановила невидимая стена, на преодоление которой у бывшего авторитета ушло двадцать лет. Как у долбаного графа Монте-Кристо.
***
Несколько первых лет Беляш пытался вырваться из заточения по-тупому. Он всё надеялся, что в невидимой стене откроется лазейка. Он рыскал и кружил.
Изо дня в день его надежды разбивались в прах.
Ночами Саша Беляш выл. Но его никто не слышал. Случайным прохожим в лучшем случае казалось, что как-то по-особому воет ветер. А эта информация – не такая важная, чтобы хотя бы пытаться её запомнить.
Вскоре Беляш стал узнавать прохожих в лицо. Потом он стал замечать, что знакомые лица постарели. Беляш пытался свыкнуться с мыслью, что впереди у него – целая вечность. И пройдёт она – вот здесь. Осознавать это было ужасно.
Чуть менее ужасным было понимание того факта, что ларёк, около которого витал бесплотный криминальный авторитет, торговал самыми гадостными, самыми тлетворными и гнусными беляшами во всей Москве. Призрак вора в законе знал всю секретную кухню мерзкого заведения. Терзала мысль: «Вот из-за этой гадости я и умер!»
Но даже в этот прискорбный период посмертного бытия у Беляша происходили важные встречи.
Всего их случилось три.
Встреча № 1
Первая важная встреча произошла через восемь лет, пять месяцев и девять дней после расставания Беляша с физической оболочкой.
В ареале бесплотного обитания Саши Беляша вдруг появились знакомые морды. Постаревшие, отъевшиеся. Лёха Рыжий и Федька Пень.
Они остановились около киоска «Беляши».
– А ведь здесь Беляша-то вальнули, – сказал Пень.
– Ага, – подтвердил Рыжий.
– А киоск как стоял, так и стоит.
– Так крыша у него какая!
Беляш-призрак многое мог бы об этом рассказать.
– А Беляш хороший вор был, правильный, – сказал Пень.
– Да базару нет, – подтвердил Рыжий. – Хавал по-простому, не в ресторанах. Оттого и смерть принял.
– Это да.
«Спасибо, пацаны! – думал растроганный Саша Беляш. – Спасибо на добром слове!»
Он бы и прослезился – если б было чем.
Но дальше пацаны вдруг испортили призраку настроение.
– А ведь это баба Беляшова его заказала, – вдруг изрёк Пень.
«Чего-о-о?» – взвыл ошарашенный полтергейст.
– Как так? – удивился и Рыжий.
– Не я придумал, мужики рассказывали.
«Ну-ка, ну-ка!»
– Она же всё бабло получила от Беляша. А потом года не прошло – замуж вышла…
«ЗА КОГО?» – взревел Беляш.
Пень словно услышал этот вопрос:
– И прикинь – прикол. За охранника. Славкой, что ли, звали…
Беляш чувствовал себя как встарь, на ринге. Когда ты выхватил по роже, и от нокаута отделяет какая-то незримая волосинка, и ты за неё цепляешься, и уцепиться не можешь.
Пень с Рыжим уходили. И говорили о нём, о Беляше!
«Стойте, пацаны! Стойте!» – кричал, завывал призрак. Но если бы они его слышали!
Саша Беляш распластался по невидимой стене. Он рвался, бился, изрыгал проклятия. Клетка находилась на своём месте.
Последствия встречи № 1
Шли дни. Сначала Беляш не мог поверить. Чтобы Лизка его заказала? Как так? Как вообще можно было такое придумать? Но затем, анализируя крохи информации, которые были в его распоряжении, сопоставляя их с собственными воспоминаниями, Беляш понял, что да – так оно и было. Лизка же посматривала на Славика этого – качка улыбчивого. Симпатию ему выказывала. А тогда, перед бассейном, они взглядами обменялись. А он – Беляш – о важном думал, значения не придал.
Времени для размышлений было в избытке. Беляш вспоминал. И сходил с ума. Косвенных свидетельств злоумышления Лизки было с избытком – и разговоры по телефону, и перепады настроения, и многие другие знаки. Всему этому Беляш, будучи живым, не придавал значения. Дурак! Дурак!
Встреча № 2
Встреча № 2 произошла ещё через девять лет и восемь месяцев.
О чём думало в эти годы печальное привидение, лучше не знать во имя сохранности рассудка. Скажем только, что несколько лет бывшему Беляшу казалось, что он находится в аду. Что так вот ад и выглядит – назойливое одиночество в одном месте, рядом со зловонной забегаловкой. Ещё Беляшу казалось, что он – единственная инфернальная сущность на всей Земле.
Так он думал до одного июньского вечера, в который он почувствовал, что в его ареал обитания вторглись.
Призрак встрепенулся, и в доли секунды увидел гостя. Точнее, гостей.
Главным гостем был мрачного вида толстяк, которого несли по воздуху два перепончатокрылых демона со зверскими рожами. Следом своим ходом летела свита толстяка. Вон тот, с пройдошистой мордой, определённо был Сальери.
– Стойте! Стойте! – бросился на перехват ошалевший от одиночества призрак.
Толстяк даже не смотрел на Беляша. В мире людей такой кортеж наверняка проезжал бы с мигалками. Попробуй-ка, останови!
Беляш оказался прямо на пути демонов.
– Прочь! – рявкнул один из перепончатых.
Толстяк нахмурился. Но и только.
– В чём дело? – около Беляша возник юркий Сальери. Призрак вдруг рассмотрел на его голове маленькие рожки.
– Братва! Постойте! Помогите выбраться отсюда!
– Ты понимаешь, кого ты остановил со своей проблемкой? – прошипел Сальери.
– Пожалуйста! Умоляю! – завыл Беляш. – Я здесь уже двадцать лет.
– Пшёл вон!
На этом разговор мог бы и закончиться. Но Беляшу повезло.
Толстяк захохотал.
– Двадцать лет! – повторял он.– Двадцать лет!
И что в этом было смешного?
– Ваши мучения ничто по сравнению с вечностью, – Сальери вдруг перешёл на «вы». – И, по-хорошему, ваша дерзость должна бы быть наказана, но, так и быть…
Он быстро сообщил Беляшу, что на месте его держит Миссия. А своё место он, может, покинет, а может, и нет.
– Посоветовал бы вселиться во что-нибудь, – сказал он напоследок.
– Во что? – спросил Беляш.
– Понятия не имею. Может, и в кого. Увидите в своё время.
– Когда? – застонал Беляш.
Но кортеж уже мчался прочь.
А Беляш снова ляпнулся о невидимую стену.
Последствия встречи № 2
Беляш воспрянул духом, насколько такие слова могут быть применены к призраку.
Его существование определённо обрело смысл. Появилось занятие. Он стал цепляться к прохожим, залезал в их головы, пытался там закрепиться.
Всего было 18 243 попытки. Ни одна не увенчалась успехом. Всякий раз Беляша вышибало из чужих тел.
Он вспомнил слова демона-Сальери про что-нибудь, во что тоже можно вселиться. И Беляш отчаянно проникал женщинам в сумочки, в рюкзаки и портфели мужчин.
Успехом ни одна из этих попыток также не увенчалась.
Но в посмертном бытии криминального авторитета появилась надежда. Он знал, что однажды ему всё-таки повезёт.
Предчувствия оказались оправданы. Удача улыбнулась призраку через четыре месяца и два дня после встречи № 2.
В его посмертном бытии состоялась ещё одна встреча, которая, собственно, всё и изменила.
Но, прежде чем рассказать о ней, нам надо познакомиться ещё с одним героем, который сыграет в нашем повествовании очень важную роль.
Новый герой
Хотя на самом деле это – героиня. Зовут её Жучка.
Это – некрасивая собака, жившая в складском районе города Лобня.
Жучка успела трижды побывать матерью, родив четырнадцать щенков. Но не эти обстоятельства делают её героиней нашей истории.
У Жучки был талант особого рода. Талант, существования которого собака совершенно не осознавала и который стал причиной её гибели.
Жучка обладала своего рода экстрасенсорными способностями. Проявлялись они в том, что собака совершенно точно знала, где и когда выбросят что-нибудь съедобное. Она оказывалась у нужных дверей или у той самой помойки точно тогда, когда возникало, чем поживиться.
Вследствие этого дара Жучка жила достаточно беспечной жизнью. У неё даже развилось ожирение. Незадолго до смерти Жучка весила 24 килограмма.
Умерла она, объевшись испорченной колбасой. Смерть была мучительна.
Посмертная судьба Жучки
Гораздо любопытнее посмертная судьба Жучки.
Её тело обнаружили два гастарбайтера-бадахшанца, работавшие в мясном цеху неподалёку от места кончины талантливого животного.
Гастарбайтеры согласованно затащили собаку в цех, ободрали, разделали и перемололи в фарш, которого получилось двадцать килограммов триста граммов. Собачьим фаршем они подменили говяжий, который забрали себе.
Перемолотые останки Жучки пять суток пролежали в морозильной камере. Впрочем, камера была обесточена и не морозила, скорее, согревала. Через пять суток фарш прибыл в киоск «Беляши» на площади перед Савеловским вокзалом.
И вот тут-то наша история и начинается по-настоящему.
Часть I
От дедушки
Жучка и её чувство мяса
Даже будучи фаршем, сверхъестественная собака оказалась способна видеть сны. Все пять суток, проведённые в тёплой и уютной морозильной камере, Жучка проспала. Перемолотая собака сладко грезила.
Когда-то Жучка была молода и хороша собой. И на неё в своё время тоже завистливо поглядывали сучки.
В своём посмертном сне Жучка снова оказалась объектом вожделения. Её организм дразнил самцов благоуханием подхвостья. Псы собрались вокруг благоухающей Жучки и готовились выяснить, кто из них достоин подойти к ней первым. Традиционно назревала драка.
А саму Жучку дразнил аромат мяса. Чувство это было хорошо ей знакомо при жизни и не имело ничего общего с обонянием. Скорее, оно было чем-то вроде внутреннего компаса, указывавшего Жучке направление движения.
Ведомая своим даром, Жучка прорвала пёсье оцепление и помчалась через пустырь. Псы – увязались. Это было досадно. Прецеденты случались. И мясо в таком случае доставалось вовсе не Жучке, его обнаружившей. Прожорливые, вечно голодные животные тут же забывали про всякую любовь, начинали жадно жрать. Жучка вообще не сомневалась в изначальном скотстве мужской природы.
Стрелка внутреннего мясного компаса указывала достаточно далеко от привычного места обитания. Ведомая наитием, Жучка проскочила гаражи и оказалась в микрорайоне.
Псы не отставали. Их стало даже больше. Оглянувшись, Жучка поняла, что ведёт за собой настоящее полчище, охватить которое взглядом казалось невозможным. Мясо было по-прежнему далеко, и Жучка ускорилась. Вот исчез за изгибом хвоста родной город Видное.
А за ним вдруг начался другой город – старинный, незнакомый, центром его была огромная, протыкающая небеса железяка. Узкие улицы виляли туда и сюда, и Жучка поневоле перешла с бега на шаг. Сбавили скорость и псы-преследователи. Их было так много, что они заполнили все окрестные улицы.
Псы лаяли, но как-то странно. И дружно, словно повторяя за кем-то.
– Жосвиебдо! – брехали старые и молодые. – Жосвиебдо!
Жучка тоже почувствовала, как сознание её поглощает коллективная дурость. Стремительно захотелось стать как все.
– Жосвиебдо! – подхватила она.
И выпрыгнула из сна, сделавшегося вдруг утомительным.
Зомби-фарш
Пробудившись, Жучка обнаружила, что она превратилась в фарш.
Мясная субстанция была распределена по четырём нечистым корытам в тесном помещении киоска «Беляши» у Савеловского вокзала. То, что когда-то было Жучкой, сейчас мяли грубые жёсткие руки в мозолях.
Руки принадлежали женщине пятидесяти четырёх лет по имени Зюзюля.
– Жосвиебдо! – ругалась она, недовольная качеством и свежестью фарша. – Ебдокыхтыхларпистык.
Зюзюля (как и её муж Гунсус-Мунсус) выросла в глухом горном селе на стыке границ Таджикистана, Афганистана и Китая. В селе говорили на своём особом языке, который когда-то понимал только чудаковатый учёный-лингвист из Ленинградского университета, да и тот умер 78 лет назад.
– Пистыккрехтехтежосвиебдо! – согласно возмутился 57-летний седовласый Гунсус-Мунсус.
– Трютютлармококок! – негодовала Зюзюля.
– Ихтыртыщпыщпродрислар, – соглашался Гунсус-Мунсус.
Эти люди наводили на Жучку ужас. И собака решила поступить так, как всегда в подобных ситуациях – убежать.
Жучка стала лепить заново своё тело. Послушные её воле атомы и молекулы устремились срастись воедино. Вот появилась голова, вот лапы, туловище.
– Ай, ай, грюхтюхтюк! – закричала Зюзюля.
– Кыщпередыщ? – спросил Гунсус-Мунсус.
– Бебец! – жалобно простонала его жена.
Жучка без особой уверенности поднималась на мягкие лапы, пытаясь выпрыгнуть из корыта.
Да, можно было предвидеть, что её побегу будут не рады. Но нападение всё равно оказалось неожиданным.
Зюзюля ударила Жучку по свежеслепившейся голове деревянной лопаткой. Голова собаки разбрызгалась по углам и стенам.
Но и Жучка имела опыт драк. Она немедленно вырастила себе новую голову – чуть в стороне от предыдущей – и цапнула Зюзюлю за руку. Жучке повезло – как раз в районе новой головы находился острый осколок кости, каким-то чудом миновавший жернова мясорубки, который и вошёл в запястье Зюзюли. Брызнула кровь.
– Аааа! Бишмиртакбаеун! – разразилась тётка ругательствами.
Жучка приготовилась к прыжку, но тут Гунсус-Мунсус нанёс ей страшный удар огнетушителем по хребту. Фарш разлетелся по внутреннему пространству ларька.
Жучка не сдавалась и решила схитрить. Она воспользовалась тем, что Зюзюля с Гунсус-Мунсусом отвлеклись на первое корыто, быстро слепила себе тело в самом дальнем, четвёртом по счёту, чане, сосредоточилась и как можно незаметней перевалилась через край и шмякнулась на пол.
Она бы и убежала, но от удара об пол зомби-фарш деформировался, и Жучка потеряла несколько драгоценных мгновений на то, чтобы снова собрать себя воедино.
– Ноднагкыщкыщларбдыдыщ! – подняла тревогу Зюзюля.
Вторая из Жучкиных эманаций также получила сокрушительный удар огнетушителем.
Впрочем, борьба продолжалась. Хотя Жучка и слабела.
Гунсус-Мунсус был трезв и бдителен. Теперь он смотрел на корыта, и стоило только фаршу зашевелиться, как Гунсус-Мунсус обрушивал на него огнетушитель.
Зюзюля тем временем раскатывала тесто, и попутно выдёргивала из ближайшего чана кусочки зомби-фарша и тот оказывался в липкой холодной ловушке. А затем и в печи, на ужасающего вида противне.
Ларёк заполнился мясным духом. Проникнув на улицу, он стал приманивать покупателей. К ларьку с мелочью в руках тянулись проголодавшиеся бедолаги. Гунсус-Мунсус бойко торговал, ухитряясь незаметно для покупателей пресекать попытки фарша к бегству.
Спустя час и восемнадцать минут 43 % бывшей Жучки уже было съедено и, урча в желудках, термически обработанные остатки собаки распространялись по Москве.
– Фу-уф! Салебаязькыщтыщлар, – произнесла утомившаяся Зюзюля.
– Киштык-шмирштык, – сказал ей Гунсус-Мунсус, указывая на веник.
– Брекекеупспрдрыбф, – согласилась его жена и стала подметать кусочки фарша с пола.
Того, что удалось соскрести с пола и стен, хватило ещё на 18 беляшей.
Тем временем Беляш
Призрак вора в законе, конечно же, не мог не заметить кипиш, который происходил на его территории. Беляш наблюдал за схваткой ориентального семейства с зомби-фаршем. И симпатии авторитета были на стороне мясной продукции, поскольку и Гунсус-Мунсуса, и Зюзюлю с их отвратительной кухней Беляш знал уже очень давно. И не с лучшей стороны.
Но было ещё одно обстоятельство. В какой-то момент призрак понял, что попал в ловушку – как железный терминатор у электромагнита. Он понял, что мясная масса не является чем-то заурядным и обыденным.
Фарш словно говорил Беляшу: «Иди сюда, ты нужен мне! Ко мне!» Да что там говорил! Приказывал!
И Беляш не мог ослушаться.
«Сюда! – безмолвно, но отчётливо звал фарш. – Иди сюда!»
Фарш засасывал унылую субстанцию призрака, как осеннее болото – тело пьяного грибника. Как Лизкины порочные губы оливку из бокала мартини.
А ещё мгновением позже Беляш обрёл плоть. Новое тело было перемолото в мясорубке, нашпиговано не самым свежим луком, густо наперчено, смешано с мусорной дрянью с пола и веника.
Встреча № 3
После двух десятилетий призрачного бытия ощущение плоти, ощущение наличия телесной массы стало пьянящим.
«Я живу! – ликовала душа Беляша. – У меня есть тело!»
Корыто оказалось восхитительно прохладным. А сквозняк с улицы казался освежающим дуновением (хотя, признаем, в затхлой атмосфере беляшного ларька морозный сквозняк как раз и являлся таковым).
В то же время, блаженствуя в фарше, Беляш понимал, что рядом, в той же субстанции живёт ещё один обитатель.
«Псина! – догадался авторитет. – Ну, так мы её подвинем».
Жучка уступала место неохотно, огрызалась. Неизвестно, чья бы взяла, если бы собака не ослабела в сражении с Гунсус-Мунсусом и его женщиной. Ворча и отбрехиваясь, она удалилась на задворки сознания.
А Беляш, вселившись в кучку сомнительного перемолотого мяса, ощущал себя Александром Македонским на пике славы. Но затем мозолистая рука Зюзюли выскребла остатки мыслящего фарша из котла, швырнула в липкое тесто, проворно запечатала края и швырнула в печь.
Огненные врата
Кому-то пребывание в печи могло бы показаться адом, несусветной и нестерпимой мукой. Но только не Беляшу, который, обретя плоть, наслаждался каждым ощущением вновь явленного бытия. Раскалённая печь мнилась ему, скорее, банькой. А париться на верхней полке, да с веничком, Беляш уважал.
«Ох, хороша банька! – мысленно прикряхтывал он. – Ох, жарку даёт!»
Вместо пота его новоявленная телесность исторгала склизкий жир, и тот тёк по замысловатым коридорам со стенами из теста.
В огненной печи новое тело Беляша обретало твёрдость, переставало быть рыхлым и комковатым, становилось упругим и поджарым. Тесто стало частью этого тела, его мозолистой, поджаристой кожей.
Но не дремала и изгнанная на задворки собака. Именно сейчас, когда криминальный авторитет расслаблялся в «баньке», Жучка предприняла отчаянную попытку вернуть себе захваченное тело. Чахнущий экстрасенсорный импульс подчинил себе покров теста, протолкнул сквозь твердеющую, покрывающуюся корочкой тестовую массу очертания лап – одной, второй, четвёртой. Выдвинул бугорок головы.
