Czytaj książkę: «Хроники Нового года. Сборник рассказов», strona 3

* * *

– Посмотри, какие они счастливые, – с улыбкой проговорил Хараш, глядя на монитор. Люди и их дети резвились в снегу.

– Давно говорил – пора вернуть Марсу прежний облик. Наказали и довольно, всё равно из марсиан тут только гремлины. – Кунули налила себе ригса в бокал и глотнула добрую часть хоботком.

– А этот старик в красной шубе? – поинтересовался Хараш, и Кунули ответила, что это старый правитель Марса. Принял облик знакомый людям и забавляется.

– Будет с него. Простим на этот раз. Пять тысяч лет всё-таки срок.

– Согласен, – кивнул Хараш. – И всё-таки снег – красивое явление.

– Вполне, – прожужжала Кунули, нажимая на кнопку «отмена». – Главное, чтоб эти земляне не изгадили Марс как свою планету

– Ну, – развёл четырьмя руками Хараш, – система наказания на нашей территории всегда работала исправно.

ZVRumer «КОГДА В АДУ СНЕГ РАСТАЕТ»

Иллюстрация Сергея Кулагина

С лёгкою картавинкою: «Пгавильная регилия должна быть с чегтями. Если регилия без чегтей – это непгавильная регилия!»

Чёрт Антипка сидел в тёмном углу шинка и то и дело подливал горилки в стакан отцу Онуфрию. Ну и себе плескал на донце. Поп всё чаще забывал закусывать и речи его становились всё сбивчивее, всё непонятнее. Как у всякого человека, меру в питии забывшего. Обкусанный с обеих сторон солёный огурец, наколотый на литую посеребрённую вилку, лежал на столе забытый.

Антипке уж давно наскучила эта забава: зная попову натуру, он всякий раз подговаривал того зайти по пути домой в шинок, дабы выпить стаканчик «для сугреву». И всегда это заканчивалось одинаково: батюшка сперва заводил нудную волынку о вреде возлияний, после «сугреву» принимался вещать про грех чревоугодия, после третьей порции горилки велеречия его и вовсе пускались в вольное плавание… Ближе к донцу штофа отец Онуфрий падал бородою в миску с огурцами и пускал пузыри, пугая лягушат.

Антипка вылил в свой стакан остатки горилки, хватанул залпом и занюхал шерстяною метёлкою, венчавшей его хвост. Крякнул, снял с вилки огуречный огрызок, не касаясь серебра и закусил. Потом оглядел сумрачное нутро шинка, ища новой шкоды, да так и не высмотрел ничего путного. Все посетители доходного заведения старой ведьмы Ничипорихи и без его помощи плавно переходили в свинячье состояние. Чёрт грустно вздохнул, поправил голову попу, дабы тот не утоп в рассоле и тяжко поднялся из-за стола.

Шинкарка скосила на него свой бельмастый глаз и мотнула седою головою, подвязанной пёстрым платком. Антипка, петляя меж столов и норовя не отдавить мужикам ноги своими копытами, подошёл к ведьме.

– Что, карга, в куражах сегодня?

– Дык… – Ничипориха криво ухмыльнулась, показав торчащий кверху клык. – Твоими стараниями, Антипушка, у меня мошна никогда не оскудеет. Хошь, я тебе особой своей горилочки поднесу? Ядрёной!

– Ну, – Антипка почесал пузо в задумчивости, – разве трошки на посошок…

Шинкарка метнулась в темнушку, погремела там посудою и скоро вернулась со стеклянною четвертью. В бутыли, укупоренной кукурузною кочерыжкою, плескался мутный самогон. Ничипориха обтёрла четверть нечистым своим передником, выставила барский, тонкого стекла, чайный стакан и, уцепившись в кочерыжку последним своим зубом, распечатала бутылку.

Рогатый гость её стоял и с некоторой даже опаскою наблюдал за действом: зная подлый нрав ведьмы, Антипка ей не доверял. Но выпить на дармовщинку… Кто ж откажется-то? Хозяйка меж тем щедро наполнила стакан, укупорила и убрала бутыль, да подала горбушку чёрного хлеба. Чёрт поднял стакан и с опаскою поднёс к морде. В нос ему шибко садануло сивухою, буряком и ещё бес знает, что за пакостью.

– Ты, Антипушка, не смотри, что зловонна, она чистенька, добренька, – причитала ведьма, посыпая горбушку крупною солью, – пей на здоровьице… За ради праздничка.

– Ну, будь и ты здорова!

Нечистый выдохнул и трудно, щурясь и морща свиное рыло своё, выцедил самогон. Ничипориха мелко затряслась, захихикала, брызжа слюною и прикрыла рот ладонью. И вытаращила на чёрта бельмастый глаз. Антипка застыл столбом, деревянною рукою опустил стакан и потянулся за горбушкой. Слёзы, сопли и слюни текли по его перекошенной морде. Он поднёс хлеб к носу и зашевелил пятаком, втягивая кислый дух ноздрями… Уши его прижались, хвост скрутился каралькою и со щелчком, будто пастуший кнут, вытянулся к полу.

– Ух-х-х, зело борзо! – только и смог выдавить Антипка сипло и хватанул от горбушки добрый кус. И так его тою горилкою ожгло снутри, что стал он вдруг, на самую малую секундочку, виден окружающим. Кузнец Сила, азартно вравший что-то своему собутыльнику, скосился, замер на середине слова и начал мелко крестить живот.

– Свят-свят-свят, – испуганно забормотал он, – будя на сегодня горилки, бо вже черти мерещатся!

Нечистый же, доевши хлеб и, шмыгнув соплями, посмотрел вприщур на регочущую шинкарку, и бросил ей в сердцах:

– Та шоб тя, пакость… Ангелы вознесли! – Да и провалился сквозь половицы к себе в преисподнюю.

А за слепыми оконцами шинка метель носила снежные лохмотья…

* * *

Антипка, почёсывая поясницу и кряхтя, вошёл в свою хату. Не в ту дверь, что вела в мир и в кою выходил он шкодить, а в ту, что вела из жилья на службу. Утро выдалось безрадостным: мало, что башка трещала со вчерашнего, будто кто рога выкручивает, так ещё и супружница ухватом приласкала поперёк хребтины, чтоб её, холеру, растопорщило!

– Хаврось, – хозяин робко посмотрел на жинку, крутящуюся у плиты, – ну Хаврося! Дай хоть рассолу?

– Я щас дам, – хозяйка проворно повернулась к мужу с кочергою в руке, – мало не покажется! Я те, ирод, в той рассол воды святой накаплю. Шоп тя… Вырвало!

Бесенята – две дочки и сынулька – дружно захихикали, прикрывая мордочки ладошками. Тятя, смешной, перепачканный углём и смолою, жалобно смотрел на маму и чесал попу.

– А ну, сатанинское отродье, – ласково проворковала чертовка, – геть к котлам! Тато хворый, а там… Смолу помешать, углей поворошить… То-сё… Геть, бесенята! – И притопнула копытом в половицу.

Дети, толкаясь, вперегонки шмыгнули Антипке за спину и застучали копытцами по норе, только дверь за ними грохнула в косяк! Хаврося же, скребя когтями рыжую бороду, задумчиво уставилась на мужа. Потом хмыкнула и, по-хозяйски, осторожно, пристроила кочергу у печи. Антипка замер. Зная крутой нрав супруги, ожидал он продления головомойки с проперчиною в три захода. Но та, косясь на него задумчиво и недобро ухмыляясь, вынула из буфета штоф перцовки и пару рюмок. Сунула всё на стол, спроворила на закуску сухарей миску да сковороду шкварок.

– Садись, что встал столбом. – Хозяйка плюхнула на табурет лошадиное своё гузно и разлила в рюмки перцовку. – Садись ужо, полечись, чёрт полорогий…

Однако в речи её зла не было, напротив – Хаврося будто и впрямь сочувствовала мужину горю. Антипка присел на краешек своего табурета, робко взял рюмку и с сомнением посмотрел на жену. Кончик хвоста его нервно подёргивался, мелкая рюмка приплясывала в грубых пальцах, а в очах тлело недоверие. Чертовка наслоила шкварок на сухарь и подсунула мужу, себе тоже закусить спроворила и подняла чарку.

– Давай, Антип, не пьянства ради, а здоровья для. Во славу Князя нашего Претемнейшего! Почали… – И хлопнула перцовку, закатя буркалы в потолок.

– Ага… Будем. – И тоже выпил. Крякнул, понюхал кисточку хвоста, причмокнул и захрустел сухарём.

– Ты, Антипушка, вечор про праздник-то, – Хаврося вновь наполнила чарки, – про какой болтал? А? Я вот, не уразумею никак.

Хозяин, чуя, что гроза миновала, смело взял свою рюмку и выбрал сухарь покалёнее. Обмакнул его в сковороду, выпил и закусил.

– Дык… Новый, понимаешь, жёнушка, год, ить. Да не просто новый год… Век новый! Людишки конца свету ждут, радуются… – Антипка важно указал перстом в закопчённый потолок и со значением кивнул. – Пакость, а всё ж резвятся! Нешто мы хуже людишков будем?

– Ай да Антипка, ай да полорогий! – Чертовка грохнула по столешне пудовым кулачищем. – А пусть! И нам гоже, раз им не срам! Устроим пир. Сатанаила со Свирипиной покличем… С отродьями… – Хозяйка мечтательно прищурилась. – Я малую лоскутками червоными обряжу… Аль золою осыплю – пусь снежинкой буить! А малого – зайкою. В кладовке где-то козлиная шкура валялася…

Хаврося выпила ещё чарку перцовки и затарахтела, будто ужаленная:

– Ты, Антип, ступай в мир. На погосте ёлку выдери, да у Ничипорихи сухофрукту всякого набери – украшать! В лавке у Митрия свежей убоинки купи, с кровушкою, да вели, чтоб обернул в золотинку – деткам гостинчик буит. А я тут со старшой пока стол спроворим, самогон по четвертям да штофам расплещем. Ага… Я малого к соседям с приглашеньицем зашлю, шоп они тож, значит, нафуфырилися. Всё, муженёк, ступай в мир, поторапливайся, я тут за котлами и сковордками и без тебя догляжу. Аль кума Смердыню хромого покличу. Чеши ужо… Да цепей! Цепей собачьих не забудь – под потолком навешать! Этими… Гырляндами!

И закружилась, понеслась вскачь чёртова суматоха…

* * *

А к вечеру в хате Антипкиной – суета и хоровд с кутерьмою: Мрыся, старшая дочка, с соседскою Брысею, молоденькою чертовкою, наващивали коготки да рожки смальцем, дёгтем копытца чернили, да пятачки на пыках варёным буряком червонили. Хаврося со Свирипиною, в чёрных праздничных передниках, в серьгах костяных, хозяйничали. Когтями надирали они в клочья солонину, сдабривали уксусом сухари, проворя пир и метали всё на стол, гремя плошками и прочею посудою. Сатанаил, в видном углу на чурбане дубовом сидя, при свете карбидной лампы черпал ковшиком из бочонка самогон и цедил его тонкою струйкою в горлы бутылок. Малые бесенята мельтешили тут и там, норовя нашкодить: то на хвост кому наступят, то под копыта клубком вкатятся… Получали по маленьким рожкам то сковородою, то кочергою и, не кручинясь долго, продолжали озорничать.

Сатанаилов младшенький, Оказий, всё норовил подкрасться к старшим девочкам и подсунуть заместо буряка дохлую крысу без шкуры. До-олго выбирал он нужный момент. И вот уж, казалось, отвлеклись те, подводя друг дружке глаза печною сажею, вот уж и потянулся бесёнок за буряком… Да сестрица, хитрюжка-Брыся, подмигнув подружке, не повертаясь и не глядя, лягнула его копытом прямо в пятачок!

Стукнула мирская дверь и в клубах морозного пара в хату ввалился Антипка. На плече он внёс мешок с покупками, а в подмышке держал ёлку. Хозяйка с соседкою подхватили его ношу, засуетились, выбирая угол для деревца, а чёрт всё стоял у дверей и осторожно, незаметно, когтем выковыривал из ягодиц крупную соль…

Вскоре ёлку нарядили сухофруктами и обожжёными косточками, обсыпали серой золою на манер снегу; развесили под потолком цепи псиные – иные ржой поеденные, иные с ошейнями, а иные и в бурую крапину да в клочьях шерсти. А на самой красивой, тонюсенькой, витой цепке и псинка висела – беленькая такая, потешная…

– Антипа! – Хозяйкин бас колыхнул огоньки праздничных, чёрного воску, свечей. – Ты к Митрию ходил?

– Ходил… Да у них там недосуг – тёща померла, празднуют… Дык зато я того! – Хозяин примирительно выставил вперёд ладонь. – Марожина! О чего раздобыл! А ну, мальцы, налетай! – И принялся накладывать в плошки ледяное яство.

Хаврося махнула рукою и стала прихорашиваться у начищенной до блеска сковороды, вынимая из накрученной, накудрявленной бороды мелкие косточки и раскладывая букли по сторонам. Барышни-чертовки отняли по плошке мороженого у мелких и принялись поглощать его с опаскою, настороженно поглядывая на братцев и сестриц – не передохли ль те? Хозяин перемигнулся с соседом и кивнул в закут, где они и принялись наполнять стакан из утыренного со стола штофа.

– Ну, Антипа, здраве будем! – Сатанаил размашисто, навыворот, перекрестил спину и запустил пятак в стакан. – Теперь и ты испей сей влаги…

– Дык чо… С наступающим! – Хозяин указал перстом в потолок и залпом проглотил горилку. И только, было, собрался крякнуть и понюхать кончик хвоста, как почуял неладное: в хате звенела гробовая тишина…

И тут же ноздри его втянули запах палёного, а в зад, побитый кладбищенским сторожем из дробовика, словно бы кто гвоздь серебряный вколотил! Антипка заорал, крутнулся вокруг себя – у него за спиной стояла Хаврося и, ухмыляясь, сдувала с раскалённой докрасна кочерги сажу.

– А чтоб ты… Чтоб тя… – Чёрт глубоко вздохнул и заорал: – Да чтоб тебя архангел в рай уволок, зараза!!! Да будь ты трижды… Разлюбезна!

И начался пир! Гости и хозяева расселись за столом, наполнили и сдвинули чарки с горилкою, произнесли приличные в обществе речи, выпили, закусили. Завели сперва чинные беседы, после горячего снова выпили, заголосили песни… Юные чертовочки пустились в пляс; малые бесенята, украв отцову котомку, лопали горстями мороженое.

Вскоре и кум Смердыня подошёл и, кинув вилы в угол, присоединился к застолью. Ему налили штрафную, не велев закусывать – словом, всё шло своим порядком. За полчаса до наступления полуночи из-под хозяйской койки донёсся вой – то бесенята, упоровшиеся мороженым, блажили и катались по полу. Однако Свирипина проворно зачерпнула в топке горячих углей и ими накормила бедолажек, потом дала микстуры на скипидаре с серою и рассадила по горшкам – и всё наладилось.

И вот часы почали бить! Вся честна компания встала во фрунт, держа чарки в руках и принялась отбивать копытами в такт воплям часовой вороны. Кар! Бух! Кар! Бух! Кар! Бух!!! И, топнувши в двенадцатый раз, бесы со звоном сдвинули рюмки. Выпили залпом и грохнули посуду об пол…

Чуть не до свету гулеванила нечистая сила: сразу за полночь разложили по койкам мелюзгу; Мрыся с Брысею штрыбнули в мир – погулять с людской молодёжью, поссорить девушек, позадурять головы парубкам, да покататься с горки на берегу реки, хвосты хороня под долгими, в пол, тулупами. Ухлопотавшийся Антипка прикорнул на сундуке, Хаврося в переднике и с бантом червонным на хвосту, проводив дорогих гостей, кулём рухнула на супружеское ложе поперёк и мощным храпом загасила половину свечей. Хромой кум Смердыня слил остатки горилки в четверть, взял свои вилы и нетвёрдою походкою направился в чистилище – дружба дружбою, а служба – службою.

А в миру уж и третьи петухи орать зачинали…

* * *

Тихо на заре в Анипкиной хате. Сопят малые зайка со снежинкою; попукивает, хвост откинувши, хозяйка… Вот скрипнула мирская дверь – то Мрыся, озябшая и похмельная, вернулась под отчий кров. Она скинула пимы, бросила в угол тулупчик с шапкою и метнулась к столу. Нашла не выпитую рюмку самогону, морщась выпила и принялась жадно закусывать соленьями. Застонал и сел на сундуке хозяин. Оглядел хату мутным взором и тож подался к столу. Нагрёб в миску солонины, огурцов, нашарил под столом припрятанный штоф. Сел на табурет и перекосился – мало, что соли на погосте набрал, ёлку воровамши, так ещё и благоверная присмолила, трясьця её матери…

И только выпил Антипка стакан горилки, только занюхал хвостом и закусил маринованною поганкою, как в вышине раздался сиплый вой, балки потолка дрогнули и стали расходиться в стороны. Вскрикнула и проснулась хозяйка. Она сползла на пол и в страхе выпучилась в потолок. Антипа с Мрысею тож вытянули кверху пятаки и замерли в испуге. Вот уж и доски потолка стали расползаться веером, пропуская холодный, яркий свет в чёртову хату. Белый, холодный снег с небес просыпался на дубовый, выскобленный пол и вслед за ним спустился дежурный ангел с заиндевелою медною трубою в подмышке. Он хмуро оглядел присутствующих, поправил сползший на очи нимб и, сипло откашлявшись, рек:

– Вы! С вещами на выход. Кхе-кхе… Амнистия вам, чертям, вышла. – Ангел многозначительно указал перстом в небеса. – Да святится там… И всё такое… Пошли вон, короче. То есть – ступайте с миром и боле не грешите.

А в миру разгорался ясный, солнечный первый день нового века…

Николай Кадыков «МАНДАРИНОВОЕ СЧАСТЬЕ»

Иллюстрация Полины Самородской

Тусклое декабрьское солнце только показалось над горизонтом, а за дверью землянки стало уже шумно. Леший заворочался под одеялом из палых берёзовых листьев, но сон уже ушёл. В дверь застучали, раздалась отборная ругань.

– Ну кого там принесло в такую рань? – Леший высунул нос из-под одеяла. – Кому не спится?

Дверь землянки распахнулась, и в дверном проёме показалась Лешачиха.

– Всё спишь, ирод, – Лешачиха подбоченилась, перекладывая металлический половник на плечо. – Новый год на носу, а он всё спит.

Леший натянул одеяло на голову, но тут же опомнился и сел на кровати.

– Новый год, он каждый год бывает. А поспать всласть – оно не каждый день удаётся.

– Совсем берега потерял, старый, – всплеснула руками Лешачиха. – Да такой Новый год раз в двенадцать дюжин лет бывает!

– Это какой такой сейчас праздник? – Леший поднялся с кровати и с опаской покосился на половник.

– Такой праздник, – Лешачиха покачала головой. – Забыл, что ли, что к нам сегодня Дед Мороз в гости заглянет? Теперь наша очередь его принимать!

– Не может быть! – Леший вскочил на ноги. – Вроде совсем недавно заходил же? Во время летит!

– Время летит, – согласилась Лешачиха. – А вот ты совсем уже остановился. А ну, быстро просыпайся, пора ёлку украшать! А то гости придут – а у нас никакого праздника! Срам какой, потом сто лет нам вспоминать будут!

Леший выскочил из землянки и огляделся. На опушке стояла высокая ель, занесённая снегом.

– Давай эту ёлку нарядим? – Леший обошёл дерево. – Хорошая, и шишки есть. Я сейчас.

Леший свистнул, и снег осыпался с ветвей. Шишки на ёлке засветились белым светом, еловые иголки заискрились на солнце.

– Вот, смотри, – Леший самодовольно улыбнулся. – Отличное праздничное дерево получилось. Деду Морозу понравится, точно говорю.

– Понравится, – Лешачиха обошла ёлку. – А другим гостям?

– Да кто там придёт, – отмахнулся Леший. – Наш Лешачонок с молодой женой, лешие окрестные… Водяной спит, русалки тоже. Кикимору тоже не добудишься…

– Ты про неё молчи лучше, – перехватила половник Лешачиха. – По Кикиморе он скучает. Твоё счастье, что спит она, выдра старая, а то я бы ей все космы повыдёргивала, да и тебе заодно.

Леший попятился, но тут же вскинулся:

– Овинник же придёт с деревни, не иначе. Уважаемый он, как ни смотри. А у нас будет, чем праздник отметить?

– Будет, – усмехнулась Лешачиха. – Медовуха будет. Овиннику понравится, он до неё большой любитель.

– Медовуха, – протянул Леший. – Овинник, он в деревне живёт. Там у них, считай, медовуху уже не уважают. Им виску подавай, не иначе.

– Виску? – встрепенулась Лешачиха. – Совсем ополоумел, старый. Где нам её взять-то? Ты бы лучше подумал, что мы Деду Морозу дарить будем.

Леший остановился и почесал себя за ухом.

– Подарок нужен, да. Не поймёт нас общество, если без подарка его оставим.

Лешачиха закивала и опять перехватила половник.

– Тут такое дело, – сказала она медленно. – Вот уже лет пятьдесят, как у людей принято на Новый год мандарины дарить.

– Мандарины? – удивился Леший. – А это что такое?

– Ягоды такие, оранжевые. Крупные, сладкие, говорят.

– Оранжевые? Облепиху знаю, рябину… Мандарины не знаю. А они точно есть?

– Есть, – кивнула Лешачиха. – В деревне точно есть, в магазине продаются.

– Эх, – Леший махнул рукой и сел на поваленное дерево. – Значит, к Магазинному идти придётся. Ох, он и жук, скажу я тебе. Запросит он за мандарины эти виру немалую!

– Так иди, – согласилась Лешачиха. – А что ни запросит – всё обещай. Чай, не обеднеем.

Леший вздохнул, встал на ноги и медленно пошёл по краю леса в сторону деревни. Снег мягко пружинил под его ногами, и уже через полчаса Леший вышел на опушку перед деревенской дорогой. Леший огляделся, двинулся к дороге и тут же провалился в снег с головой.

– Вот те на, – проговорил Леший, вылезая из сугроба. – Совсем забыл, что тут снег меня уже не слушается, не лесной он. Ну и как я до деревни доберусь? Лыж-то у меня нету.

Леший огляделся по сторонам, подошёл к зарослям орешника и стал обламывать длинные ветки. Наломав их с десяток, Леший переплёл их сеткой и одел на ноги получившуюся конструкцию.

– Снегоступы будут, – удовлетворённо сказал он, осторожно ступая по снегу. – Главное – не торопиться.

Снегоступы уверенно держали Лешего на поверхности, и уже через десять минут он вышел к деревне. Посмотрев по сторонам, он перебежал на ту сторону дороги и метнулся к деревенскому магазину. Около него Леший снял снегоступы и тихонько скользнул в заднюю дверь.

– Ты здесь? – Леший огляделся в полумраке. – Это я, Леший, в гости пришёл.

– Ну заходи, раз пришёл, – раздался скрипучий голос. – Дверь-то прикрой, чай, не лето на дворе.

Леший аккуратно прикрыл дверь и вошёл в магазин. Перед ним показались ряды деревянных ящиков, стоящих вдоль стены. На верхнем ящике сидел хозяин – маленький человечек, одетый в мешковину.

– Чего пришёл-то? – проскрипел он недовольно. – Только не говори, что решил меня на праздник позвать, всё равно не поверю.

– Ты, конечно, на праздник приходи, – осторожно начал Леший. – Сосед всё-таки. Но вот только дело у меня к тебе есть. Важное. Понимаешь, к нам сегодня Дед Мороз придёт…

– Никак сам придёт? – Магазинный спрыгнул на пол. – Большая честь, думаю. Приду, не сомневайся. Когда я ещё Деда увидеть смогу?

– Только вот, – протянул Леший. – Подарок ему нужен. Особенный. Моя-то считает, что лучший подарок – это мандарины. У тебя хотел попросить их.

– Мандарины? – Магазинный задумался. – У меня, конечно, они есть, как не быть. Могу тебе дать десяток. Только что мне за это будет?

– А что тебе надо-то? – вздохнул Леший и присел на ящик. – Сам знаешь, подобных диковин у меня отродясь не было.

– Зачем мне диковины? – отмахнулся Магазинный. – Грибы же у тебя в лесу есть? Так вот, за мандарины я попрошу с тебя по корзине грибов, раз в неделю. Весь год! Очень я до них большой охотник.

– Ты это, – забеспокоился Леший. – Ты меру-то знай. Я не жадный, но где я тебе грибы зимой, например, возьму? Ну не растут они у нас в эту пору. С апреля – сморчки со строчками, да, найду. Потом и остальные пойдут… А в ноябре – разве что вешенки, и то не каждый год.

– Да разве я не понимаю, – закивал Магазинный. – Мне зимой грибов не надо. А вот как сезон начнётся – будь любезен, мне по корзинке раз в неделю предоставь. И тогда дам я тебе мандаринов, будет, что Деду Морозу подарить.

– Договорились, – усмехнулся Леший. – Будут тебе грибы. Давай мандарины, что ли. А то мне ещё домой идти.

Магазинный сунул руку за ящик, достал пластиковый пакет и протянул его Лешему. Тот взял его в руки и заглянул внутрь.

– Ты смотри, и правда – оранжевые, – сказал он удивлённо. – Большие какие… Думаю, Деду Морозу понравятся.

– Конечно, понравятся, – засмеялся Магазинный. – Давай уже, домой двигай, дела у меня. К полуночи подойду, в празднике вашем поучаствую. Не каждый год к нам Дед Мороз приходит.

Домой Леший добрался затемно. Отдал пакет с мандаринами Лешачихе и стал хлопотать по хозяйству, готовясь к празднику. Достал из-под сосны большой деревянный стол, уложил его на высокие пеньки на опушке, вытащил из сугроба длинные скамейки и поставил их вдоль стола. Через несколько часов начали подходить гости. Первым пришёл сынишка, Лешачонок, ведя под руку молодую жену. Потом подтянулись окрестные Лешие с семействами, пришёл Полевой, похожий на огромную мышь, явился и высокий Овинник, похожий на барана ходящего на двух ногах. Последним пришёл Магазинный, оглядел стол и с недовольным видом уселся на краю скамейки.

В полночь засвистело, зашумело – и на опушке опустились сани, запряжённые тройкой лошадей. Из саней вышел Дед Мороз в длинной синей шубе, и оглядел стол с собравшимся за ним обществом.

– Привет, честной компании, – прогрохотал он и поклонился. – Принимай, хозяйка, гостя.

Лешачиха выскочила из-за стола, поклонилась в ответ и усадила Деда Мороза на почётное место. Тот посмотрел на праздничную ёлку и довольно проговорил, улыбаясь в усы:

– Хорошая у тебя ёлка, хозяюшка. Давай только её по праздничней сделаем, что ли.

Дед Мороз ударил посохом о землю, и ёлка засияла всеми цветами. На её макушке появилась огромная красная звезда, отбрасывающая яркие лучи во все стороны.

– Как добрался, Морозушка? – вежливо спросил Леший, привстав со своего места. – Легка ли была дорога?

– Хорошо добрался, – кивнул Дед Мороз, взяв со стола деревянный кубок с медовухой. – Внучка моя, Снегурочка, сейчас за меня работает, подарки разносит. Ну что поделаешь, сегодня я тут должен быть, у вас. Так, давайте выпьем, что ли. Новый год вот-вот уже настанет.

Гости встали со своих мест. Тут с неба раздались удары колокола, и после двенадцатого все сдвинули кубки и закричали «Ура!»

– Подарок у нас есть для тебя, Морозушка, – сказала чуть погодя Лешачиха. – Надеемся, тебе понравится. Нелегко его разыскать было, конечно…

Лешачиха протянула пакет Деду Морозу. Тот заглянул в него и расхохотался.

– Вот уж порадовали меня, – смеялся он. – Редкий подарок, не растут у нас мандарины. Но это дело поправимое.

Дед Мороз достал один мандарин из пакета, сжал его в толстой рукавице и что-то прошептал. Потом он разжал руку, и в рукавице оказался мандарин, светящийся ярким оранжевым светом.

– Прими подарок, хозяин, – Дед Мороз протянул мандарин Лешему. – Фрукт этот южный, но я сделал так, что он будет расти и в ваших землях. И мороза не будет бояться, и света ему хватит. По весне достань из мандарина семена, и посади их на опушке. Часто не сажай, через три-четыре шага. Все семена взойдут, не сомневайся. И будет у тебя мандариновый сад, и на каждый Новый год будут у тебя мандарины на столе. А как людям глаза отвести – думаю, и без меня справишься!

– Справлюсь, – кивнул Леший, осторожно принимая мандарин. – Куда уж проще, мой лес – мои правила. В шаге пройдут – не заметят. Спасибо тебе, Морозушка.

Дед Мороз улыбнулся, достал мандарин из пакета и протянул маленькому Лешачонку из соседнего леса. Тот немедленно взял его в руки, очистил и положил в рот.

Праздник продолжался ещё долго. Дед Мороз запускал фейерверки в небо, под восторженный визг Лешачат. Медовуха лилась рекой, гости пели новогодние песни и водили хороводы вокруг ёлки. Ближе к утру Магазинный поймал Лешего и отвёл его под руку подальше от стола.

– Ты, это, сосед, – сказал он, пряча глаза. – Ты уж забудь про грибы, что ли. Давай, ты мне вместо них одно мандариновое семечко дашь. Там, в мандарине-то, этих семечек не одна дюжина, думаю.

– Так на что тебе семечка-то? – удивился Леший. – В палисаднике у магазина не посадишь, нет там у тебя силы, не магазин же это.

– Так у меня в магазине кадка с фикусом стоит, – пояснил Магазинный с охотой. – Засох совсем, никто же не поливает. Я его выдерну, и мандарин в той кадке посажу. А людям покажу, что фикус тот продолжает в кадке расти. На то мне силы хватит, в магазине же кадка стоит.

– Ну, не знаю, – засомневался Леший. – Вместо грибов – и волшебный мандарин? Грибы-то у меня бесплатные, мне их тебе раз в неделю принести несложно. Сами в корзинку попрыгают.

– Забудь про грибы, – упрямо проговорил Магазинный. – А я тебе в довесок бутылку виски дам. Большую, литровую.

– Виску? – вскричал Леший и быстро огляделся по сторонам. – Две бутылки.

– Хорошо, – поморщился Магазинный.

– Значит, так, – Леший потёр руки. – Одну бутылку приноси в марте, на Равноденствие, как раз из мандарина семечки доставать буду. Потихоньку мне виску отдашь, чтобы Лешачиха не видела. А вот вторую – ей при мне отдашь, на Ивана Купала, всё равно же на праздник к нам придёшь. Скажешь, что для нас двоих принёс, от всего сердца подарок. Только смотри, чтобы Кикиморы рядом не было. Ни к чему это.

– Хитёр ты, сосед, – покачал головой Магазинный.

– Хитёр, не хитёр – время такое, – усмехнулся Леший. – С твоего подарка, может, и Лешачиха оттает, на меня по-новому глянет. А то пора нам с ней уже нового Лешачонка заводить, что ли. Первый-то вырос совсем, у него теперь своя семья.