Czytaj książkę: «Дом I. В пасти безумия…»

Czcionka:

…Мне кажется, я видел
сон.
Был страшен и безумен
он.
И в пробуждении спасенья
нет,
Ведь сон сей длится сотни
лет…

ISBN 978-5-4483-8018-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Эта история случилась в мою давнюю бытность психиатром местной районной клиники, в то время, когда приходилось много разъезжать по селам и деревням, затерянным в Глухоманской роще, ночевать где попало, а, порой, всю ночь напролет трястись в грузовичке по бездорожью. Я был молод, самонадеян и любое поручение высшего руководства воспринимал чуть ли не со щенячьим восторгом.

Однажды, в начале октября, я выехал в поселок Уэстлейк для освещения факта существования привидений в этой местности. Дождь, ливший неделю, размыл лесную дорогу, машина постоянно вязла в грязи, и моя подружка, вечно сварливая, тщедушная женщина, Ева Страшински, осипла от ругани. Когда машина окончательно увязла и заглохла, Ева бросила сигарету в окно и повернулась ко мне. Во тьме тускло блеснули зубы.

– Приехали, господин доктор. Мы уже целый день в дороге, и я порядочно устала. А теперь, хочешь не хочешь, вылезай.

Она заржала как лошадь, и неожиданно выругалась.

Когда дождь поубавился, я выбрался наружу, откинул крышку капота и с надеждой взглянул на заглохший двигатель.

– Ну, что там? – Ева не скрывала своего раздражения.

– Не знаю, – я попытался нащупать свечу зажигания. Металлическое нутро мотора раскалилось, я одернул руку.

– Сделай что-нибудь, – приказала Ева.

– Дорогая, – едва сдерживаясь от злости, прошипел я, – если тебе так не терпится, может сама попробуешь?! В конце концов, я психиатр, а не механик.

– Это заметно! – Узкое, бледное лицо Евы потемнело, раскосые, мутные глаза смотрели с холодным презрением. – И что же нам теперь делать?

– Ну, – я забрался обратно в машину, захлопнув дверцу, – мы можем, например, остановить машину и двинуться в путь пешкодралом по дороге, пока не встретим какой-нибудь хостел или остаться здесь и ждать попутной машины, которая отбуксирует нас до ближайшей заправки. Мне лично, больше подходит второй вариант. Взгляни, какой собирается туман. Мне бы не хотелось заплутать в нем.

– Ты хочешь сказать, что согласен торчать здесь и нихрена не делать?

Лицо женщины исказила гримаса ненависти и отчаяния ко всему на свете. И от этого ее и без того некрасивое лицо сделалось очень похожим на лицо самого настоящего психически-ненормального человека.

– Ничего не делать не может ни один нудак на свете, – я кротко взглянул на подругу. – Я буду спокойно торчать и наслаждаться твоим «теплым» обществом.

Лицо Евы, наполовину скрытое длинными каштановыми волосами, застыло словно белая маска трупа.

Я знал, что ей хочется… Ей хочется, чтобы я окончательно потерял самообладание и бросил в нее зловредные, до мурашек обидные, словца… Нет уж, дудки! С меня хватит!

Отвернувшись к окну, я молча принялся разглядывать плывущий над болотом туман. Я следил за раскачивающимися на ветру кронами деревьев и думал, что попутчица – женщина конечно же своеобразная (со своими тараканами в голове), только не для этой глухомани. Ох уж мне эти дамочки с болезненно-выраженным себялюбием!

– Ну ладно, – проворчала Ева, увидев, как изменилось мое лицо. – Не можем ехать – можно перекантоваться и в машине. В самом деле, такой ливень. Хотя, где-то здесь может быть гостиница или что-нибудь в этом роде. Что-нибудь же на дороге да есть…

Между тем, хмурые тучи прорезала яркая вспышка молнии. Мрак словно бы расступился, и на широкой поляне, среди зарослей можжевельника и терновника, забелело длинное одноэтажное здание наподобие казармы. У грязных, выщербленных стен теснились папоротник и чертополох, окна, преимущественно без стекол, с жалкими остатками рам.

– Ева, может… нам стоит переночевать в доме? – оживился я. – Хотя я не думаю, что там еще кто-то живет, кроме привидений! А уж они-то вряд ли откажут нам в прибежище. Я ведь все-таки местный.

– Ладно, – засуетилась Ева, беря в руки свою сумку. – Можно пойти и рискнуть: уж лучше в этом сарае заночевать, чем торчать на этой проклятой дороге.

Но выбираться не хотелось. Чем-то здесь не нравилось – уж очень тихо было, даже перестала горланить незримая ночная птица. Казалось, это место напрочь заколдовано дремлет и ждет своего часа. Однако, дождь усилился. Я спрыгнул в лужу и вытянул чемодан.

Последним, что услышал, закрывая входную дверь, был дикий сумасшедший рогот – или чей-то крик…

Внутри строение выглядело грязным, гадким и неухоженным, как и снаружи: валялись пожелтевшие от времени клочья газет, рваное тряпье, мусор, но в комнатах кое-где сохранилась мебель, что, впрочем, особо не удивляло. Пристанище привидений… Надо же! На серых стенах висели картины, вернее то, что от них осталось. Но одна, в трепетных бликах моего карманного фонарика, была особенно жутковата: сквозь пыльную паутину проступал мрачный кастл с горящими адским огнем бойницами, а у железных ворот черный всадник восседал на красном крылатом драконе…

Я болезненно вздрогнул, когда Ева язвительно проговорила:

– Все из-за этих деревенщин, с их расстроенной с психикой и администрацией Холствудской клиники. Поездка в Уэстлейк в октябре! Должно быть, я спятила или обкурилась, когда позволила уговорить себя.

– А мне показалось, тебя соблазнили премиальные, – пробормотал я.

– Ах, заткнись!

Спорить с Евой было бессмысленно и бесполезно. Я поставил фонарик на массивный дубовый стол и взглянул на ручные часы – полночь.

И, вдруг, мне показалось, что хлопнула входная дверь – внезапный порыв ветра промчался по коридорам, фонарик погас, и тьма сомкнулась вокруг мертвой трясиной.

Неужели вернулись хозяева? Никаких шумовых эффектов больше не доносилось. «Это ветер, конечно же ветер», – подумал я, прижавшись к окну – единственно-освещенному месту. И тут, где-то совершенно рядом, раздался отчетливый негромкий щелчок, и помещение озарилось ярким светом.

– Болван! Тут же свет есть! – услышал я раздраженный голос Евы. – Не мог сразу проверить?

Я судорожно сглотнул слюну и почувствовал стыд. Бояться невозможного?! Я громко рассмеялся, даже чересчур громко, отбросил фонарик и шагнул к стене. У стены стоял большой радиоприемник, наподобие тех, что выпускались еще во времена второй мировой. Я нажал кнопку и желтоватая шкала, за помутневшим от времени стеклом, сразу засветилась. Из приемника раздалось громкое шипение, скрип и треск. Я принялся крутить ручку настройки. Поначалу не было ничего, кроме помех, и я попытался точнее настроиться на эту волну. Наконец из долбоприемника донесся тяжелый металлический саунд, сопровождаемый диким ревущим гроулингом.

Услышав эту ахинею, я раздраженно махнул рукой и отошел от бесполезного приемника к тяжелой крышке стола, стоявшего у окна гостиной, а Ева, задрав полы своего грязного платья, принялась плясать, визжать и улюлюкать под жесткие аккорды, которые вырывались и рвались из старого радиоприемника, пока тот наконец не заглох.

– Слушай, Кристоф, – с приторной ласкою отозвалась Ева. – Мне как-то очень тревожно в этом доме. А вдруг вернутся хозяева?

– Да, такое может случиться.

– И что мы тогда будем делать? – язвительно спросила напарница.

– Ну, например, мы можем сказать, что у нас заглохла машина. Что лил проливной дождь. Я думаю, что они нас в конце концов не вышвырнут на улицу, дадут переночевать до утра.

Лицо Евы скривилось в радостной усмешке.

– Да, дорогой, они не вышвырнут нас уж они не посмеют…

И она вновь принялась танцевать и кружиться под дурацкую музыку, которую сама же и напевала.

– Ева, ведь ты будешь вести себя примерно?

– Конечно, милый, все будет хорошо.

Я отстранился от Евы.

– Послушай, дорогая, а не выпить ли нам немного бренди? Ведь мы здесь совсем одни. За окнами льет этот чертов дождь. И такая темень вокруг – хоть глаза выколи…

Ева истерично хихикнула, сбив меня с мысли и окончательно заткнув за пояс.

– Я не против. В конце концов, ведь у нас небольшая деловая задержка. Правда?

– Да, да, такое часто случается в этих захолустных местах. Одно жаль – стаканов тут нигде нет, а пить бренди из горла как-то не очень солидно.

– Ну, Кристоф, в этой развалюхе, я думаю, что-нибудь найдется…

Широко улыбнувшись, я метнулся в соседнюю комнату. И тут же обмер от удивления – в самом дальнем углу, среди сырости и мрака, возвышались древние, окаменевшие от старости, дубовые двери.

– Ева! – вскрикнул я.

– Что такое, дорогой? – отозвалась из соседней комнаты подружка.

– Я тут кое-что нашел…

Ева тут же подбежала и с любопытством стала осматриваться по сторонам.

– Ну, а теперь сюрприз для моей подружки! – расплылся я в улыбке и подошел к внутренним дверям в глубине комнаты. Двери были большие, серые, двустворчатые, с блестящими медными ручками в форме изогнутых львиных лап.

– Прошу внимания! Раз! Два! Три! – с этими словами я взялся за ручки и распахнул створки дверей. Изумленный вздох Евы эхом пронесся по комнате. За серыми дверями открылась комната, ярко-освещенная разноцветными огнями. В этой комнате обнаружилась еще одна каменная дверь, исчерченная магическими фигурами, знаками и символами…

– Куда ведет эта дверь? – спросила Ева таким тоном, словно мне следовало открыть существование потайных дверей сразу же по нашему приезду.

– Не знаю, – пожал я плечами. – Но мы можем узнать об этом вместе.

– Как она открывается?

– Понятия не имею… Хотя… Кажется, я догадываюсь.

С этими словами я подошел к светильнику, воткнутому в стену, и повернул один из завитков, украшавших его.

Дверь вздрогнула и тяжело, со скрежетом, отошла в сторону. Я заглянул в открывшийся проем, и в лицо мне дохнуло могильным холодом и тленом… Из подвала доносились какие-то ни на что не похожие возгласы и всхлипы. Я в страхе отпрянул назад.

– Эх ты, трусишка! – услышал я позади себя язвительный голос моей подруги. И это были последние ее слова, которые я услышал в этот момент, ибо в ту самую секунду огромные, двустворчатые двери с грохотом и треском внезапно сами собой распахнулись и с такой силой вдарили мне по лбу, что я тут же очумело пляснулся на пол и потерял сознание… Последнее, что я все же успел запомнить, это страшный по мощи вихревой поток, вырвавшийся наружу из заточения и поднявший тучи столетней пыли, устилающей комнату…

Когда я пришел в себя, мое лицо обвивал прохладный осенний ветер, сквозивший из дырявых разбитых окон. Я открыл глаза – где-то за окном черные свинцовые тучи застилали серебряный череп луны. Шумели старые высохшие деревья, жутко поскрипывали их гнилые стволы, с ветвей, прямо в дом, сыпались пожухшие листья. Небольшой силы вихрь закружил по комнате, подняв клубы пыли и мусора, словно радуясь моему пробуждению…

– Что это было?! – изумился я. – Что это со мной, черт подери, случилось? Где я? О-о-о-ох-хх!

Я осторожно провел рукой по ушибленному лицу и увидел на своих ладонях алую кровь. Лицо – как и все остальное – было сильно расквашено, как будто кто-то хорошенько прожевал меня и выплюнул нафиг… Я тяжело поднялся и рванулся к выходу, едва ворочая ногами. С силой распахнул дверь и выскочил на крыльцо. Евы нигде не было видно. Хотелось крикнуть, аукнуть, позвать ее, но в горле моем как назло пересохло так, что я не смог произнести и звука.

Возле фундамента клубился призрачный туман. И тут, из этого тумана, как из лаудспикера, прозвучал хриплый, нечеловеческий голос.

– Будь с нами, Кристоф. Ты сам выпустил нас из мрака, и теперь эта ночь для тебя никогда не кончится. Она будет длиться вечно!.. Вечно!!.

Я сорвался с места и помчался по можжевеловой аллее, путаясь в росистой высокой траве. Продираясь сквозь заросли кустарника, я вскоре понял, что заблудился. Дождь давно закончился, но перспектива провести ночь в лесу, в потемках, не слишком-то успокаивала. Прикинув направление, где могла находиться деревня, уверенно зашагал вперед, как вдруг заметил, что деревья редеют. Под ногами противно зачавкало и захлюпало. Я сделал еще один неуверенный шаг, и вдруг ухнул по самые гланды…

– Епсель!.. Это ж болото!!.

Выбираясь из липкой, вонючей, всасывающей в себя грязи, я услышал где-то неподалеку звонкий детский смех… Зацепившись за корягу, я крикнул и позвал на помощь. Снова послышался детский смешок, и все смолкло… В полной тишине, выбравшись из чачи, я огляделся по сторонам. Вокруг творилась какая-то чертовщина и мне это совсем не нравилось… Почему-то вдруг, я вспомнил о запропастившейся невесть куда Еве, и от этого сделалось еще хуже…

Отдышавшись, я потащился дальше, настороженно вглядываясь в темноту, прислушиваясь к крикам ночных птиц в глубине леса. Продираясь меж сухих чахлых сосенок, я никак не мог вкумекать, куда меня нелегкая занесла… Лес, тем временем, становился все гуще и мрачнее благодаря мохнатым елям, которые страшно раскачивались и скрипели под внезапно налетевшим ветром.

Уже отчаявшись выбраться из этого проклятого леса, совершенно неожиданно для самого себя вдруг вышел на открытую местность и увидел одичалые могилы. Это было старинное заброшенное кладбище, сплошь заросшее травой и бурьяном. Изъеденные червями трухлявые надгробья кренились над могилами, словно ища поддержки; ни один могильный камень не стоял как положено, на своем месте. Ни единого шороха, ни ветерка – город мертвых безмолствовал, словно бы спал…

Да уж! Ощущения мои были не из самых приятных, когда я понял, куда меня занесло…

Стараясь не зыркать по сторонам, я быстро потопал между могил, мечтая как можно скорее миновать чашу сию и найти тропу, ведущую к деревне. Страх не позволял мне оглядываться… Чье-то глухое пьяное урчание слышалось позади, все ближе и ближе, словно некто невидимый преследовал меня… Что-то легонько коснулось моего плеча – я в ужасе оглянулся и увидел тянущуюся ко мне призрачную когтистую лапу. Я прыгнул в сторону и, не разбирая дороги, понесся по кладбищу как угорелый, прыгая через могилы. Казалось, все кладбище наполнилось визгом и воем. Я чувствовал спиной его приторно-обжигающее дыхание. Слышал клацанье страшных челюстей. Синие полупрозрачные ручищи тянулись ко мне со всех сторон, стараясь схватить меня за ноги и разодрать как лягушонка. Зажмурив глаза и дико крича, я не заметил в темноте сильно выступающий камень, споткнулся и со всего размаху ляснулся наземь. В это самое мгновение, земля на могиле разверзлась, оттуда выскочила посиневшая, распухшая рука мертвеца в остатках полусгнившего мяса и схватила меня за ноздри. Как я ни пытался вырваться, ничего не получалось. А визгливый, гнусавый голос мертвеца, как попугай, повторял:

– Ату его!!! Ату!!! – Загнутые синие когти впивались в мое греческое лицо, раздирая кожу и оставляя глубокие кровоточащие раны. Одна из гнилых костяшек попала прямо в рот и мне, едва сдерживая позывы рвоты, пришлось с хрустом перекусить прогнивший хрящ…

– Хрумсь!!!

Тут же почувствовал резкую боль в паху. Цепкая мертвячая хватка знала свое дело!.. Не помня себя от ужаса, я вырвался из мертвых объятий и встал на костыли, харкаясь гнильем и содрогаясь от омерзения.

– Ах вы, ублюдины! Ах вы, паскудины! За что вы меня пытаете? Зачем? – орал я сжимая кулаки и грозно потрясая ими в воздухе. А на кладбище начался такой шабаш, что волосы у меня на голове встали дыбом. Полуистлевшие трупы и совсем скелеты, в саванах и без, высокие и низкие, женщины и мужчины – толпа восставшей нежити, покинув свои могильные жилища, кружила вокруг меня, тыча костлявыми пальцами и громко улюлюкая. Новые и новые гости, раздвигая могильную насыпь, перли из под надгробий, чтобы лично побрататься со мной… Ожившие мертвяки отряхиваясь, и шатаясь как пьяные, вставали в весело вальсирующий мертвяцкий хоровод, и не было им конца и края!..

– Да-а-а! Воистину много есть на земле и в небе такого, что и не снилось нашим мудрецам!..

– Мы до тебя доберемся! Мы до тебя доберемся! – рычала нежить, все плотнее смыкаясь вокруг меня трухлявым кольцом. – Мы доберемся до тебя! Думаешь, ты лучше остальных, и ты станешь таким же, как мы, сволочь!..

– Ну уж дудки! Дорого я продам свою шкуру! Дешево я вам ее не отдам, и не надейтесь!..

Не зная толком, что предпринять я лихорадочно схватился за какую-то дубовую палку. Отбиваясь ею от корявых, полуистлевших костяшек, я рванул сквозь жуткий затор прямо в густую лесную чащу, сшибая по пути дюжину гнилых черепушек. Сердце бешено колотилось, страх сковал все мое нутро, а ужасные крики и вопли лишали потрясенное сознание рассудка. В состоянии крайнего шока, почти на грани безумия, с широко открытыми глазами, я бежал в неизвестность, вопя как дикий затравленный зверь, чувствуя за собой погоню. Продираясь в густом колючем кустарнике, я все бежал и бежал, спотыкаясь и падая, а затем грохнулся и покатился по грязному заросшему сорняками склону по направлению к автомобилю.

Рванув на себя ручку дверцы водителя и очутившись внутри, я услышал громкие, шаркающие шаги своих преследователей, звучавшие все ближе и ближе.

– Ключи! Ключи! Где же эти блядские ключи?! – я хлопал себя по карманам, шарил по приборной панели…

И тут, в кармане моих брюк глухо звякнула связка ключей. Я судорожно вытащил их, но никак не мог трясущейся рукой попасть в скважину… Наконец, ключ щелкнул… Машина вздрогнула… Но мотор никак не хотел заводиться… Визжал стартер… Я начал молиться…

– Боже, помоги мне!.. Боже, сделай так, чтобы машина завелась, чтобы я мог убежать!..

И, словно вняв моим мольбам, загудел мотор. Автомобиль рванул с места и помчался, не разбирая дороги, по жуткому лесу… Хлестали по лобовому стеклу шершавые еловые ветви, корявые сучья, словно пытались вспороть автомобиль вместе с краской…

– Фары!..

Я резко дернул выключатель, и свет фар замелькал меж летящими навстречу мохнатыми деревьями. Я хотел убежать отсюда, скрыться, исчезнуть, стараясь во что бы то не стало остаться в живых, но страшная сатанинская сила вертела автомобиль как хотела, по своему усмотрению. Она подхватывала его, как пушинку, и кружила в своем сумасшедшем необратимом вальсе. Она вздымала его над лесами, над долами, над лощинами, она вертела им как только хотела… Единственное, что мне оставалось сделать, это закрыть айзы и зажать локаторы ушами. Спустя какое-то мгновение, зловещий сатанинский смерч стал потихонечку ослабевать. Автомобиль стремительно спланировал вниз и с разгону впечаталася в корявую толстую сучью ель… Я пулей вылетел из салона, разбив башкой ветровое стекло, и шмякнулся мордой прямиком о дубовую дверь дома. Но тут же, спохватившись, вскочил на разбитые разболтанные шарниры и захлопнул ее изнутри на тяжелый дубовый засов…

На дом опустилась пронзительная могильная тишина… Но тут грохнула одна из новогодних хлопушек, спрятанная в шкафу, и на меня это подействовало, как укол булавкой на воздушный шарик. Я обмяк, упал и схватился руками за голову…

Очнулся я от тяжелого забытья. Разлепил глаза, и увидел, что прямо надо мной нависает чучело головы вепря со стеклянными блестящими глазами и оскаленным клыкастым ртом.

Я зажмурился и с усилием поднялся. От усталости и боли ноги почти не слушались меня. Я осмотрел свою испачканную грязью рубашку, измазанные, изорванные брюки, исцарапанные окровавленные руки…

В доме опять воцарилась тишина.

Перешагивая через кучи мусора и кала, я пошел в глубину бунгало. Внезапно тишину разорвали звуки музыки… Я осторожно оглянулся… По-моему, Бах!.. или Бетховен!.. Тьфу ты, черт, а не все ли равно?!.

Рядом с диваном, на котором лежал мой чемодан, стоял большой добитый радиоприемник, из которого с шумом и треском звучала громкая классическая музыка. Под громогласный вой и визг, раздавшийся вдруг невесть откуда, все вокруг передернулось, меня встряхнуло и несколько раз заклинило… Три раза свинцовая тяжесть охватила меня, потом отпустила. Опять все дернулось…

Шея, плечи и спина почувствовали какой-то драйв (или крутаз?): кароч, некое тепло, пропитанное легкими шевелениями, окутало все мои члены… Я ощутил, что сзади меня обнимают чьи-то теплые нежные руки – слегка трепещущие, словно в оргазме…

В воздухе сверкнуло, как будто проскочила молния…

На пол, рядом со мной, тут же упало что-то быстрое, ловко извивающееся, как игрушечная прорезиновая змея. Упало и стало стремительно уменьшаться в размерах. Мне показалось, что эта штуковина, как некое существо, умильно виляет хвостиком, словно бы приглашая взять ее с пола себе на руки, по-матерински приласкать и обогреть. В следующий момент что-то пронеслось мимо со слоновым топотом, опрокинув меня волной протухшего гнилого воздуха. Посыпались с полок банки с краской, падая на приемник, ломая его вдребезги. Музыка заглохла, приказав долго жить.

Мне не хватало свежего воздуха. Я кинулся к разбитому окну. Двор перед домом заливал призрачный лунный свет. И в этом свете я увидел крадущиеся к дому жуткие тени мертвецов…

Я отвел глаза…

В это мгновение две холодные костлявые руки возникли из ночной мглы, протиснулись в дом и схватили меня за кадык. От испуга я бешено заорал, но ответом был лишь визжащий, истерический хохот моей невесть куда запропастившейся подружки. Скрипучий старческий голос прогундосил на всю округу:

– Поцелуй меня, ну поцелуй же меня, милый!

Пытаясь освободиться, я повернулся лицом к дико визжащей и хохочущей Еве… Она была страшна, ужасна, да и просто невыносима! Посиневшая и позеленевшая, с развивающейся гривой седых волос, с горящими белым огнем глазами и сыплющимися во все стороны синими искрами, она дико верещала, произнося грозные проклятия в мой адрес. С оскаленных то ли зубов, то ли клыков, как сама смерть, падали хлопья пены. Я дергался и бился, как сумасшедший, пытаясь освободиться от цепких объятий ведьмы. И тогда я понял, что теряю рассудок, вернее, что уже его потерял… И действительно, меня как бы вырубило. А когда очнулся и снова открыл глаза, то оказалось, что я лежу в глубоком открытом гробу и с изумлением взираю на низкий закопченный потолок. Я закричал, пытаясь встать, но чья-то сильная незримая рука буквально вдавила меня в жесткое ложе. Я дергался, извивался как змея, силясь подняться, но освободиться от цепких объятий страшной силы я не мог. Наконец, все как будто бы исчезло… улетучилось… испарилось… Я стряхнул с себя оцепенение, тяжело поднялся из дощатого гроба и шатаясь пошел сквозь комнаты. Вот я наткнулся на дверь, открыл ее и попал в небольшой зал. Как-то здесь было не очень уютно. С потолка свешивались непонятно откуда взявшиеся болотные водоросли и тина, а может и не водоросли вовсе и не тина, а какие-то щупальца… У основания облупившихся стен, среди длинных, пожелтевших, полуизгрызенных мышами листков, на которых все еще виднелись несомненно кабалистические знаки, среди мерзких орудий смерти и разрушения – коротких, похожих на кинжалы ножей, покрытых ржавыми пятнами того, что некогда было кровью – лежали трухлявые черепа и кости, по крайней мере, трех десятков человек. Я с недоверием уставился на них, но мои гляделки не обманывали меня. Сумасшествие, да и только, как и мое собственное пребывание в этом страшном, проклятущем доме.

В буквальном смысле шатаясь как алкаш, я вышел из комнаты, и до меня, наконец, начало туманно доходить, почему я здесь оказался. Я понял, почему дом не выпускает меня. А все потому, что сам домишка представлял своего рода центр притяжения зловещих сатанинских сил, находящихся вне человеческого понимания и вне человеческой власти; и я знал, что уже заражен аурой этого места, и что в некотором роде оказался пленником, узником или очередной жертвой дома и его чудовищного проклятия…

Внезапно раздался стук во входную дверь…

Подняв лежавший у стены топор, я осторожно подкрался к двери и прижался ухом. За дверью слышалось всхлипывание и плач. На крыльце кто-то рыдал нежным голосом.

– Эй! Кто там?!

– Я это, Кристофер. Твоя Евушка, – послышалось в ответ сквозь всхлипывания. – Что с тобой, Кристоф, ты болен?

– Я?! Не зассывай мне мозги, ведьма!!

– Ну, вот опять ты о своем, – рыдания за дверью стали громче.

– За что же ты меня ведьмой-то называешь?

– Как это, за что??? Ты же мертвая…

– Да какая же я мертвая-а-а-а?? – зарыдала пуще прежнего Ева.

– Не с кладбища ли ты вернулась?..

– Да с какого нахрен кладбища?? Только мы из дому вышли, миленький, как ты на землю грохнулся. Я к тебе, а ты без сознания лежишь. Насилу тебя откачала. А ты, как меня увидал, закричал дико и по земле как ополоумевший кататься начал… И кричал все «ведьма» да «ведьма»! А потом, как прочухался, в дом бросился как угорелый. Дверь захлопнул на засов. Не сделай ничего с собой, Крисоф! Ты не в себе! Открой эту чертову дверь, Кристоф! Слышишь? Я боюсь за тебя, Кристоф!!!

Darmowy fragment się skończył.