Родион Степанович вышел из парадной и посмотрел на небо. Тучи быстро неслись на запад, заслоняя собой солнце, которое, будто стесняясь, делало робкие попытки пробиться сквозь плотные водяные пары. Было только начало шестого тёплого летнего утра. Родион Степанович очень любил именно это время, когда все люди в доме ещё спали, и не мешали ему думать о разных вещах. Именно в это время суток ему в голову приходили почти гениальные мысли и идеи, которые, правда, в действительности осуществить было невозможно, или почти невозможно. Но иногда его голову посещали трезвые и практичные идеи, и тогда Родион Степанович начинал строить планы для их осуществления.

В эти утренние часы в голову так же лезли разные философские мысли, от которых настроение сразу портилось: ведь правильно говорят, что чем старше человек становится, тем больше у него возникает вопросов к жизни, к человеческому бытию. Иногда он додумывался до того, что не мешало бы этот шарик под названием Земля просто взорвать, ибо люди не правильно всё делают! Надо выпустить атом, стереть всё с лица земли, и начать потом всё сначала! Думая об этом, Родион Степанович сам ужасался своим мыслям, но те всё время лезли в его почти лысую голову. И всё же, как говорится, лучше ужасный конец, чем ужас без конца. Ведь кругом твориться такая несправедливость, что будь там кто-то сверху, то он вряд ли бы допустил такое безобразие. Собственно, эти мысли и привели его к выводу, что никакого бога нет. Даже наоборот, будучи воспитанным в СССР, где атеизм считался единственно правильным восприятием жизни, Родион из упрямства и любопытства интересовался различными религиями, но скоро пришёл к выводу, что везде происходит великий обман, что служители религиозного культа просто используют верующих в своих корыстных целях. Нет, есть, конечно, те, кто искренне верит в бога, но этих людей Родион Степанович считал фанатиками, и относился к ним презрительно, считая их людьми ограниченными. Ну как так можно не видеть, или не знать простых законов физики, которые напрочь убивают все идеи религиозного толка?!

Иногда познать истинную природу того или иного явления давалось Родиону Степановичу с таким большим трудом, что он терялся и не решался идти до конца, словно в конце перед ним могла открыться страшная тайна, которую лучше не знать. Самое неприятное состояло ещё и в том, что философия приводила его к ужасному открытию: жизнь человека, как таковая, никому другому не интересна, кроме самого этого индивидуума. Получалось, что все устремления отдельного человека интересны другим только в том случае, если он сотворил что-то из ряда вон. Да, учёные и композиторы, неординарные спортсмены и другие деятели, которые стали известны всему миру благодаря своим трудам и открытиям, интересны всем, но как быть с другими, которые честно трудились, честно прожили свою жизнь, соблюдая все предписанные условности общества, но так и не стали интересны другим?! Вот, к примеру, отдельный индивидуум совершил преступление, но не громкое, а просто кого-то убил. Его деяния никому не интересны, а вот если он совершил зверское, из ряда вон выходящее преступление, то о нём все будут говорить, и его имя будут вспоминать потомки! Возьмём для примера того же Чикатило, или того же Джека Потрошителя! Их имена стали нарицательными, благодаря неординарности совершённого. Получается, что для того чтобы оставить след в истории, необязательно совершать что-то хорошее, полезное для общества. Главное, сделать что-то непривычное, совершить что-то из ряда вон!

Молодёжь старается выделиться среди толпы крашенными с причудой волосами, идиотскими причёсками, татуировками – лишь бы отличаться от других. Но так ли это важно?! В природе человека заложено чувство, которое называется простым словом – творчество. Люди, которые не в состоянии создать научный или музыкальный шедевр, таким образом пытаются выделиться из себе подобных. Значит, для человека это важно! Но как обратить на себя внимание остальным? Да просто надо жить так, чтобы о тебе потом могли хоть что-то сказать, и не важно: будет ли это отрицательный отзыв, или положительный. Главное, ВЫДЕЛИТЬСЯ из общей массы!!

Родион Степанович не хотел выделяться. Он просто жил, совершая в своей жизни немало плохого и немало хорошего. Если сложить эти противоположные понятия, то получится ноль. То есть, этот семидесятилетний мужчина был доволен тем, что его отрицательные поступки равнялись положительными, хотя это было довольно условно. На то, чтобы о нём забыли и даже не вспоминали, были свои причины.

Родился Родион в семье работяг, его родители всю свою жизнь трудились на одном и том же предприятии, вышли вместе на пенсию, так как разница в возрасте у них была как раз пять лет, и умерли почти одновременно. Родя считал их жизнь хоть и серой, но счастливой. Он не хотел повторять образ жизни родителей, поэтому всё время искал себя, всё время пытался найти ту работу, которая будет ему по душе. Двадцать лет он добросовестно искал своё призвание, перебрав уйму профессий, но так и ничего не нашёл. Повзрослев, и став Родионом Степановичем, он решил, что пора прекращать метаться, и, наконец, определиться. Выбор был у него огромный, ибо он имел опыт работы в многих профессиях. Подумав, Родион Степанович решил доработать до пенсии в качестве мастера на домостроительном комбинате, на участке, где делали сан-кабины. Выбор был сделан не случайно – именно там он совершил свой самый неблаговидный поступок в своей жизни, а преступника, как известно, всегда тянет на место преступления. Но это было бы не полной правдой, главное, работая на комбинате, он чувствовал себя наиболее комфортно.

Ещё, когда Родиону было двадцать пять лет, и он работал механиком в одном тресте, настало время подумать о женитьбе. Выбор пал на миловидную Валентину, которая работала в том же тресте диспетчером. Через год у молодожёнов родился очаровательный мальчуган, который должен был, по идее, скрепить брак, но вышло всё наоборот. Валентина, ссылаясь на ребёнка, требовала всё больше денежных средств. Родиона это раздражало, участились сцены со взаимными упрёками, и после одного такого скандала молодой отец не выдержал, убежав от сварливой жены с одним чемоданом. Пожив некоторое время на даче, которая досталась Родиону в наследство от родителей, он устроился работать в такси, чтобы побольше иметь карманных денег. В Советском Союзе эта работа считалась денежной и престижной, но очень нервной, ибо дело приходилось иметь с различными категориями людей – от откровенных бандитов до солидных номенклатурных работников. В это время Родион женился во второй раз, на этот раз его привлекла Зинаида, с которой он познакомился во время работы, подвозя её с огромными сумками к дому. Конфетно-букетный период длился три месяца, после чего они сыграли скромную свадьбу. Первая жена к тому периоду успела спиться до такой степени, что суд лишил её родительских прав. Родион забрал сына к себе и таким образом семья стала полноценной, ибо Зинаида детей иметь не могла по медицинским показаниям, а сын придавал семье статус «нормальной».

Шло время, сын Анатолий рос, постепенно превращаясь в трудного подростка, Родион менял работы, ища своё призвание, Зинаида трудилась заведующей в столовой, в общем, всё шло своим чередом, пока Союз не развалился. Именно в этот период Родион Степанович работал бригадиром на ДСК на участке сан-кабин, когда случился тот случай.…

Это произошло летом 1994 года, года разгула «демократии» и бандитизма. Родион возглавлял вечернюю смену, его бригада работала до часу ночи, но в тот день они закончили ещё до полуночи. Родион отпустил бригаду по домам, чтобы они успели на последние автобусы и не ждали развозки, а сам уселся в каптёрке, которая располагалась в углу цеха, и стал составлять смету на заказ бетона и керамзита для утренней смены, когда дверь открылась, и на бригадира уставились прищуренные глаза какого-то человека. Заросшая щетиной морда обвела каптёрку мутным взглядом и изрекла:

– Слушай, мужик, ты здесь один что ли?

Родион удивлённо уставился на непрошенного гостя и ответил:

– Один. А тебе какая печаль? Что ты вообще здесь делаешь?

Гость проник весь на территорию каптёрки, и Родион увидел, что перед ним парень лет двадцати пяти, одетый в почти новенький джинсовый костюм. Небритый ещё раз быстро оглядел помещение и сказал:

– Слушай, мужик, помоги немного, а то у меня там друг истекает кровью.

Был 1994 год, когда средства массовой информации ежедневно рассказывали то о зверских убийствах, то о разбойных нападениях, поэтому бригадир участка не очень удивился, только брови его чуть приподнялись от услышанного.

– Я не врач, парень, ты не туда попал, – ответил Родион чуть раздражённо.

«Джинсовый» осклабился, сунул руку за пояс и вдруг вытащил пистолет:

– Вылезай и помоги, а то превратишься в жмурика! – чуть повысил голос парень, тряханув для наглядности стволом «ТТ».

Родион вылез из-за стола, покосился на пистолет, и вышел на территорию цеха, конвоируемый небритым гостем. Справа от каптёрки сидел парень с бритой головой прямо на полу, опираясь спиной о стенку. Правая рука зажимала рану на животе, сквозь пальцы просачивалась тёмно-красная кровь. Родион сел на корточки перед раненым и спросил:

– Ножом, или пуля?

Несчастный что-то прохрипел, на его губах появились кровавые пузыри. Вдруг глаза раненого расширились, и он стал заваливаться на бок. Родион понял, что вот-вот тот уйдёт в мир иной, и резко сказал «джинсовому»:

– Всё, ранение в живот – это почти сто процентная смерть, парень. Теперь надо звонить не врачам, а в морг. Да спрячь ты свою пушку! – нервно закончил Родион.

Парень немного поколебался, но всё-таки убрал пистолет. Присев рядом на корточки, он озадаченно посмотрел на своего мёртвого подельника и сказал:

– Да, не повезло Гарику…

Он хотел ещё что-то добавить, но в это время послышался отдалённый лай собак и голос, усиленный мегафоном:

– Всем оставаться на своих местах, вы окружены!

Парень побледнел, вскочил на ноги и воскликнул:

– У, гады! Обложили, сволочи! Мужик, где мы находимся?

– На территории домостроительного комбината. Ты вместе со своим другом вошёл в цех через ворота, которые постоянно открыты, так как по этим рельсам, – тут Родион указал на узкую колею, идущую из цеха во двор комбината, где были хаотично сложены готовые панели, – ходит платформа.

– Чёрт, как ты думаешь, они далеко ещё? – спросил «джинсовый» затравленно оглядываясь.

Родион понял, что тот имеет ввиду преследователей, поэтому сразу ответил:

– Судя по всему, они ещё где-то около бетонного забора, который огораживает территорию комбината.

– Значит, минут десять у нас есть! – сказал парень, глядя на дымящуюся панель из керамзита, залитую, как и положено, сверху раствором. – Помоги!

Тут только Родион увидел, что рядом с телом убитого лежит пухлая тёмная сумка, парень схватил её за ручки, потом закинул на плечо, и ухватился за руки трупа.

– Бери за ноги!

Родион механически подхватил ноги покойника, после чего они подтащили тело к металлической опалубке, где томилась недавно отлитая плита.

Здесь надо сказать пару слов о помещении, где происходили события. Цех железобетонных конструкций был огромен, под его крышей, по сути, разместились несколько участков, которые отделялись друг от друга только колоннами, поддерживающими свод цеха. Между квадратными столбами стояли опалубки и станки. Справа от цеха сан-кабин находился так называемый кассетный цех, где делали железобетонные панели для внутренних перекрытий, слева – располагался арматурный цех, где на станках из металлических прутов различного сечения изготовлялась арматура для бетонных панелей. Дальше шли цеха с различными опалубками, предназначенные для наружных панелей зданий. Но в цеху сан-кабин были ещё две опалубки для керамзитных плит, которые шли для верхних перекрытий, и вот к ним-то Родион с незнакомцем и подтащили тело несчастного. Плита только полчаса назад была изготовлена, и теперь активно нагревалась паром, чтобы керамзит и бетон хорошенько схватились. Но сейчас плита была ещё мягкая, как масло, не успев как следует застыть, этим-то и хотел воспользоваться небритый незнакомец, чтобы избавиться от тела.

– Сюда сейчас никто не сможет прийти? – спросил «джинсовый», озираясь.

– Нет, если только менты, которые тебя преследуют, – ответил Родион, невольно прислушиваясь.

Парень ткнул пальцем в свежий раствор и распорядился:

– Берём и опускаем его в раствор.

– Ничего не получиться, – возразил Родион, – керамзит не даст.

Парень увидел лопату и приказал:

– Бери лопату и разгребай этот чёртов керамзит!

Родион выпрямился, прикидывая, как лучше напасть на «джинсового», ибо он ему уже изрядно надоел. Парень, видимо, почувствовал настроение Родиона и сказал:

– Не надо, дядя, я тебе не по зубам! Поможешь – отблагодарю.

Поколебавшись, Родион взял лопату и стал быстро снимать верхний слой раствора. Дойдя до арматурной сетки, он отложил лопату, взял огромные ножницы, и стал перекусывать ими арматурную сетку. Вырезав таким образом изрядный кусок, он снова схватил лопату и закончил углубление в плите. Они взяли труп за руки и за ноги, и аккуратно положили его в углубление. Затем Родион снова взял лопату и разровнял керамзит, потом сверху кинул несколько лопат раствора. Теперь труп надёжно был замурован в плите. Небритый отошёл на несколько шагов и посмотрел со стороны – вроде, ничего заметно не было. На всё ушло чуть больше пяти минут. Плита была толстая, где-то сантиметров сорок, поэтому тело несчастного обнаружить было проблематично. «Джинсовый» наклонил голову к плите и что-то пробормотал, потом поправил сумку на плече и только хотел что-то сказать Родиону, как совсем рядом послышался лай собак. Лицо парня затвердело, он дёрнулся было к воротам, чтобы выбежать из цеха, но вдруг остановился, и снял сумку с плеча.

– Они вот-вот будут здесь, я видел мента с собакой! Дьявол, с этой ношей мне не уйти далеко… Сделаем так!

Он схватил лопату и стал снова разрывать яму в плите. Запихав сумку рядом с телом, «джинсовый стал лихорадочно заравнивать ямку. Когда он укладывал сумку в плиту, та ненамного раскрылась, и Родион успел заметить, что сумка была под завязку набита долларовыми пачками. Сравняв поверхность, небритый посмотрел на дело своих рук, и сказал:

– Слушай сюда, мужик. Разравняй получше, чтобы ни одна сволочь даже не догадалась, что в этой плите. Пометь её… подожди, я сам.

Парень подошёл к дальнему углу плиты и нарисовал на растворе фигуру, похожую на ключ.

– Слышишь, мужик, я завтра приду, ты проследи чтобы плита никуда не делась, а то… – он схватился за рукоятку пистолета.

Во дворе цеха из-за плиты высунулась голова милиционера. Служитель порядка осторожно осмотрелся, не решаясь выйти из укрытия, но «джинсовый» успел его увидеть. Хлопнув Родиона по плечу, парень огромными прыжками побежал в противоположную от ворот сторону. Там находилась лестница, ведущая на второй этаж, и где днём сидел начальник цеха со своей свитой. Там же находилась и диспетчерская, куда Родион относил заказы на количество керамзита и бетона. Сейчас в конторе было пусто, и у парня был шанс спрятаться и отсидеться. Но потом Родион вспомнил о собаках и его всего передёрнуло. От собак не уйдёшь, а парень потом может рассказать, что Родион ему помогал! Эти мысли пронеслись в голове, но он себя тут же успокоил: я был вынужден, ибо парень грозил мне пистолетом.

В цех ворвались двое ментов с автоматами. Родион уже отошёл от плиты и стоял около своей конторки, когда услышал голос сержанта:

– Эй, здесь двое не пробегали?

– Нет, – Родион замялся, потом прибавил: – я здесь уже часов восемь работаю, никого не было.

Сержант оглядел цех, где было множество мест, чтобы спрятаться, потом сказал напарнику:

– Подождём Вальку с его псиной, а то выстрелят гады из-за угла. Мне что, медаль за это дадут?!

– Точно, – поддакнул второй милиционер, – венок на могилу от них только можно получить!

Вся ночная кутерьма закончилась через полчаса. Менты на территории цеха никого не нашли, и пошли дальше преследовать преступников, а Родион пошёл в душ, чтобы смыть рабочий пот вперемежку с бетонной пылью.

Утром он пораньше встал, чтобы проследить, куда положат панель, в которую были замурованы труп и сумка с долларами. Панель, как и следовало ожидать утренняя смена вывезла на электрической платформе во двор цеха, чтобы потом мостовой кран переместил её в штабель готовых изделий. Боясь, что она затеряется среди себе подобных, Родион рано утром пришёл на комбинат не в свою смену. Мотивировать свой приход особой нужды не было, так как все знали, что бригадир иногда является утром, чтобы получить указания начальника цеха. Родион беспокоился, что парень придёт за сумкой и предъявит ему свои претензии, а быть застреленным из-за чужих денег глупо и обидно. Навестив в конторе начальника для отвода глаз, Родион отыскал «свою» панель, и, дождавшись, когда люди ушли на обед, взял кувалду и отбил у панели угол. Отбил довольно приличный кусок, чтобы изделие уж точно забраковали. Негодные по каким-либо причинам панели обычно складывали в углу двора у самого бетонного забора, а вот куда они потом девались, Родион не знал. Когда закончился обед, Родион показал всем отбитый край, посетовав на низкое качество бетона и керамзита, после чего сам прицепил стропы к петлям и проследил, как кран укладывает испорченную панель в стопку себе подобных. Сделав дело, Родион отправился домой, благо жил он в паре остановок от комбината.

Всю смену он ждал, когда заявится «джинсовый», чтобы забрать сумку, но так и не дождался. Мысль заявить в милицию у Родиона даже не возникла. Когда смена кончилась, и все ушли домой, Родион опять сел в своей каптёрке и стал терпеливо ждать хозяина сумки. Промаявшись почти до утра, он наконец-то пошёл домой. А в дневных местных новостях увидел, как показывают «джинсового» по телевизору. Но как показывают! Парень лежал навзничь, а во лбу зияло отверстие от пули. Оказалось, ночью его всё-таки загнали в какой-то тупик и при задержании пристрелили, при этом группе задержания объявлена благодарность за ликвидацию опасного преступника.

Несколько месяцев Родион с тревогой ждал, что за сумкой кто-нибудь придёт, но время шло, а криминальные элементы не спешили предъявлять свои права. Куча денег, замурованная в плите долго не давала покоя Родиону, но постепенно другие насущные проблемы всё дальше отодвигали эти мысли на периферию сознания, тем более, что в стране постоянно шли какие-то перемены. Домостроительный комбинат так же коснулись эти процессы – снизилась потребность в его продукции, а через некоторое время и совсем упала до нуля, ибо строительство новых домов практически остановилось.

Родион решил уйти с комбината, так как денег кормить семью почти не оставалось. Он устроился работать слесарем в только-что открытый автосервис, но мысль о сумке, набитую долларами не отпускала. Раз в месяц бывший бригадир под каким-нибудь предлогом проникал на территорию комбината, чтобы удостовериться, что ЕГО плита на месте. Да и куда ей было деться, если производство остановилось! Родион подходил к плите, украдкой осматривался, и удостоверившись, что его никто не видит, гладил шершавый бок плиты, тихо бормоча какие-то слова. Идея завладеть сумкой его не оставляла, но как это сделать практически?!

Дело в том, что территория комбината была довольно обширной, бракованных плит было много, и их складывали в высокие штабеля, время от времени тасуя, как колоду карт. Это была своеобразная стихийная свалка негодных к употреблению больших железобетонных изделий. Со временем плита Родиона оказалась в штабеле, который располагался почти у самого бетонного забора, то есть у самой границы территории комбината. Но, самое главное, она была второй снизу, а сверху лежало ещё четыре плиты, и вот как освободить нужную Родион не знал. Даже, если бы он работал всё ещё на комбинате, то как объяснить начальству, что ему необходимо вытащить наверх испорченную плиту?! Во-первых, это вызвало бы нездоровое любопытство других, а во-вторых, чтобы достать сумку нужен отбойный молоток, или, на крайний случай, кувалда и лом. Родион представил, сколько бы народу собралось, чтобы посмотреть, как он крушит зачем-то бракованную плиту! А рядом с сумкой ещё находился труп неизвестного, и как всё это объяснить?!

Можно было, конечно, провернуть эту операцию ночью, но это надо было делать с самого начала, когда плита ещё была доступна, а в то время Родион с опаской ждал появления криминальных элементов. Время шло, за сумкой никто не приходил, и постепенно в сознании Родиона созрела мысль, что доллары теперь полностью в его распоряжении.

Так прошло несколько лет. За это время ДСК переходил из одних частных рук в другие, пока в двухтысячном году окончательно не перешёл во владение нескольких акционеров, которые наконец-то стали наводить относительный порядок. Родион следил за судьбой комбината, но пока не предпринимал никаких шагов, чтобы извлечь сумку с деньгами, да и что он мог сделать? Время от времени, Родион приходил на комбинат, трепался с вахтёрами о жизни, незаметно осматривая территорию. Удостоверившись, что его плита на месте, быстро прощался со служивыми и исчезал.

Штабеля испорченных панелей время от времени менялись, но до самых нижних, на радость Родиона, у правления руки так и не доходили, ибо брали и увозили куда-то, естественно, верхние. Он потом выяснил, что бракованные панели отвозят на строительство дач и особняков так называемых «новых русских», хотя некоторые шли на укладку дорог в сельской местности, особенно туда, где и на тракторе проблематично преодолеть почти полуметровую толщину грязи.

Незаметно пролетели года, Родиону к имени прибавилось отчество, а голову бывшего бригадира стала украшать обширная лысина. Деньги вместе с неизвестным убитым парнем покоились в плите на территории домостроительного комбината, но, как и раньше оставались для Родиона Степановича как бы запретным плодом. Мысль о том, что он обладает некой тайной, грела душу бывшего бригадира, наполняло его существование чувством загадочности и таинственности, и даже позволяло смотреть на мир как-то снисходительно. И теперь, когда Родион Степанович на старости лет устроился в элитный дом консьержем, он иногда думал о сумке с деньгами, которые так неожиданно оказались в его распоряжении, но оставались такими же недоступными, как и двадцать пять лет назад.

Из парадной, в которой находилась конторка Родиона Степановича, вышел угрюмый господин. Он вяло кивнул консьержу и стал спускаться в подземный гараж. Родион не любил снобов, поэтому проводил господина враждебным взглядом, про себя пожелав этому первому пробудившемуся жильцу всяческих невзгод. Консьерж подразделял живущих в доме людей на две категории: приятных в общении и неприятных, наделив их простыми прозвищами. Неприятных он называл козлами, а приятных – называл просто хорошими. Этот ранний птах был отнесён к категории козлов, ибо снобизм так и пёр из него, а Родион Степанович этого терпеть не мог. Плюнув мысленно в спину неприятному типу, он закурил сигарету и окинул хозяйским взглядом дворовую территорию.

Работа была не пыльная, можно было бы её назвать даже синекурой, но под это определение эту службу нельзя было отнести из-за низкой заработной платы. Но в целом она устраивала Родиона Степановича, так как позволяла жить спокойно, не считая последние копейки, оставшиеся от пенсии, которую он называл пособием для нищих. В данный момент ему пришла в голову мысль, что жизнь человека полностью зависит от того, где тому посчастливилось, или угораздило родиться. Вот, к примеру, родись он в какой-нибудь «банановой» стране, где нет никакой промышленности, и, соответственно, плохо с работой, то тогда телевизор, или мобильный телефон считался бы верхом достижения человеческой цивилизации, а их обладатель успешным человеком. Но родись он сыном миллионера, то весь нынешний доход Родиона был бы воспринят, как несколько копеек, завалившихся за подкладку пиджака. То есть всё познаётся в сравнении – опять же истина, известная с незапамятных времён.

Из парадной вышла симпатичная молодая женщина и приветливо поздоровалась с Родионом. Степанович в ответ улыбнулся и пожелал женщине доброго утра, при чём сделал это искренне, ибо молодая женщина относилась к категории «хорошая». Родион аккуратно затушил окурок, бросил его в урну, и поспешил обратно в конторку, так как начинались утренние новости. Когда он вышел на пенсию, новостные программы стали интересовать его всё больше и больше. Когда человек стареет, у него естественным образом отпадают многие направления деятельности. Это связано и со состоянием здоровья, и с естественным изменением круга общения, поэтому в приоритете появляются новые увлечения, а также хочется осуществить отложенные планы, которые в молодости не удалось воплотить в жизнь.

Только Родион Степанович устроился в кресле и включил телевизор, как во дворе появилась молодая особа с множеством маленьких собачек на поводках. Консьерж знал, что эта молодая женщина живёт со старым грибом, который годится ей даже не в отцы, а в деды, и поэтому относился к ней с предубеждением, хотя и относил её к категории хороших, так как дама была приветлива и хороша собой. Родион не до конца понимал эти мезальянсы, он мог понять старого хрыча, которому нравится обладать молодым телом, но вот зачем молодая красивая баба живёт со стариком, понять никак не мог. Да, есть, конечно, такое понятие, как вырваться из нищеты любыми путями, но вот такой ценой? У Родиона в отношение таких дам проскальзывало лёгкое призрение, но только лёгкое, так как он не мог понять до конца мотивы таких браков, а значит и категоричность суждения обо всём этом ставилось под вопрос.

Начались новости, и Родион Степанович стал внимательно слушать повестку дня, выкинув молодую даму со сворой собачек из головы. Прослушав пятиминутные новости, он крякнул и вслух посетовал о терпимости нынешнего президента. Будь он на его месте, то давно бы гремели пушки, и страна воевала на многих фронтах. Но на то он и не президент. Только выдержанные, спокойные, и адекватно всё воспринимающие люди могут занимать такие посты – это Родион понимал, поэтому только обывательски ворчал и кряхтел. Степанович прикрыл глаза, и представил себе, что он президент. Первым делом он дал бы по зубам Америке, от которой, по его понятиям, исходит всё зло, потом… Он открыл глаза и усмехнулся своему ребячеству. Нет, так вопросы международной политики решать нельзя, но дать понять некоторым о пределах нашей терпимости стоит!

Немного расстроенный он вышел снова на крыльцо, чтобы выкурить очередную сигарету. Он всегда закуривал, когда немного понервничал. В это время из парадной вышел молодой человек с рюкзаком за плечами. Они обменялись приветствиями, после чего молодой человек сел в припаркованную у подъезда «Хонду», и через минуту выехал со двора. Родион Степанович нажал на кнопку пульта, и шлагбаум опустился, закрывая проезд на придомовую территорию. К этому молодому человеку из сотой квартиры он относился хорошо, ибо с детства уважал спорт, а парень занимался спортом и был поэтому на одной волне с Родионом Степановичем.

Наступила пауза. Консьерж знал, что первая волна проснувшихся жильцов схлынула, теперь через час пойдёт вторая, проснутся и поедут по своим делам те, у которых рабочий день начинается часов в девять, ну а последними появятся остальные, те, кому спешить некуда в связи со своим статусом. Эти относятся к категории богатых, они в основном владельцы каких-то предприятий, или просто живут на ренту. Среди этой категории, как ни странно, снобов меньше всего, они более демократичны, более уравновешены, но их статус предполагает некое почтение, и Родион, сам того не замечая, при встречи с ними старается быть лучше, чем он есть на самом деле. Откуда у него это чувство, он и сам не знает, скорее всего, от уважения, но никак не от подобострастия. Степанович уважал тех людей из богатых, про которых говорят, что они сделали себя сами, то есть добились успеха своим трудом, а не спекуляцией и не по праву рождения в богатой семье. Он не уважал тех, кто занимались сомнительным, с его точки зрения, бизнесом перепродажи, то есть сами ничего не производили, а только покупали в одном месте товар, чтобы потом продать его втридорога в другом. Да, есть такое понятие, как доставка товара потребителю, но этим занимаются люди, которые не смогли придумать своё ноу хау.

Родион Степанович снова посмотрел на небо, которое манило его своей прозрачной голубой бесконечностью. Его мысли снова настроились на философский лад. Действительно, а что такое бесконечность? Учёные до сих пор не могут толком объяснить, почему бьётся сердце, а здесь космос! Вот ряд цифр: один, два, три… Можно считать до бесконечности. Где он тот конец?! А в космосе? Родион Степанович никак не мог его представить, не мог и всё. Как это нет конца? Куда же ведёт эта голубизна? Он снова устремил свой взор на небо. В космосе темно, планеты и звёзды только излучают свет, а жизнь есть только на некоторых – это как-то понятно ещё со школы, а вот бесконечность? … Голова стала немного побаливать от этих дум. В это время со стороны шлагбаума раздался требовательный звуковой сигнал автомобиля. Консьерж нахмурился – подавать звуковые сигналы здесь запрещено. Родион Степанович направился к нарушителю спокойствия. Им оказался молодой кавказец, который с широкой улыбкой сидел за рулём чёрного «Мерседеса». Консьерж не любил этих выходцев с юга России, потому что они почти все вели себя нагло и не уважали местные законы и обычаи. Хорошо, вот ты приехал сюда работать, или просто жить, но почему ты не уважаешь людей, к которым ты приехал? Родион Степанович догадывался, что кавказцы ведут себя так, потому что, находясь в непривычной для себя обстановке, испытывают дискомфорт, и стараются под маской нагловатой хамской распущенности скрыть свою неуверенность. Языковой барьер тоже имеет место быть, хотя горцы достаточно хорошо изъясняются на языке Пушкина.

– Подавать звуковые сигналы здесь запрещено, – предупредил старик, но шлагбаум не открыл,

– Тебе какая разница, дед? Давай открывай! – ответил молодой горец, и нагло под ноги Родиона Степановича выплюнул жевательную резинку.