Czytaj książkę: «Когда оживают Страхи»
Глава 1
Говорят, порой на смертном одре жизнь проносится перед глазами за считаные секунды. Дескать, незримые ангелы погибели успевают показать уходящему яркие моменты, заставляют заново прочувствовать. И где-то испытать сожаление и боль, а где-то радость, восторг, любовь.
Умирающий праведник сразу отправляется в рай, минуя чистилище, если на границе небытия существо наполняется счастьем. Ну а грешник обречен подыхать с чувством ущербности и грусти от незавершенных дел, раздираемый тяжестью зла, что совершил ранее.
О первом рассказывают поэты и пьяницы в кабаках. О втором – проповедники на утренних службах. И вполне вероятно, что правы и те и другие. В нашем безумном мире возможно все, и не мне судить, что есть истина, а что ложь.
Как минимум так я думал ранее.
Здесь и сейчас, сидя на холодном полу недостроенного храма на одном из нижних уровней Тары, я начал подозревать, что врут все. Умирающим плевать, ничего не чувствуют. Разве что боль и смутное облегчение оттого, что страдания уходят, пусть и вместе с теплом собственного тела, дыханием. И если вспыхивают какие-то картинки, то осмыслить их тухнущий разум уже не способен.
Нет, жизнь пролетает перед глазами у тех, кто находится рядом. Именно они обречены испытывать муки, что не успели чего-то сделать, сказать нечто важное близкому, – обречены испытывать отчаяние, сожаление и невыносимое бессилие.
Эта простая, но от того не менее поразительная и яркая мысль, казалось, прошила меня насквозь, как разряд электричества. Кровь мучительно громко ударила в ушах, а мир разделился на отдельные фрагменты-осколки. Тонкий звон наполнил сущее, и возникло странное ощущение раздвоения.
Я по-прежнему сидел на коленях, чувствовал холод и сырость, впивающиеся в кожу мелкие камешки, дурноту от недостатка кислорода в рукотворной пещере, горячую кровь друга на руках. Но вместе с тем витал где-то под потолком и зрел все вокруг, будто со стороны, видел сам себя – стройного мужчину средних лет, одетого в куртку из прорезиненной ткани и такие же брюки, ботинки на толстой подошве. С бледно-карими до желтизны глазами, в которых сейчас плескалась растерянность и злость, резкими чертами лица, непокорной светлой шевелюрой…
Багровые отблески проникали сквозь арку входа и резали тьму болезненными лучами. Блики и тени ложились на лицо мазками краски, делая черты почти незнакомыми, уродливыми и гротескными. Скользили и по грубо обработанным стенам в следах сколов и щербин, глубоких трещин, блестели на рукояти кортика, отвоеванного у Олсандера Мак-Кейна и его двоюродного брата Симаса.
Страшную тишину резали лишь удары крови в ушах да чудовищно громкий стук капель, вялое хлюпанье, что долетало сюда из основного грота, где посреди громадного пространства валялась гигантская груда мусора, а сквозь пролом в потолке струилось багровое сияние. И в данной тишине мое одиночество на пару с беспомощностью становились особенно явными, болезненными.
Это резко контрастировало с фантазией Фергюса, где мы вдвоем держим оборону от полчищ демонов, спустившись в ад, – герои без страха и упрека, простые и прямые как стальные пруты, но восхитительно прекрасные. Нет, я оказался один в целой Вселенной, подавляемый толщиной стен, тяжестью Барьера, что возвышался надо мной с множеством залов, гротов, тоннелей жилой Тары и не менее грандиозных строений заброшенного ныне и внушающего ужас Лимба. А дальше вновь камень, лед и морские пучины, что отделяли живых от смертельной опасности поверхности, заполоненной ордами Люцифера…
Я на дне. И в прямом смысле, и в переносном.
Эта мысль давила сильнее, чем камни. Разрывала разум ледяными когтями страха, подавляла и заставляла сжаться в точку, бессмысленную и маленькую. И на краткий миг я даже сумел рвануться ввысь, узрел извилистые тоннели портового района, гигантские каверны промышленной зоны, пробежался по коридорам и гротам делового и жилого районов, мельком взглянул на верхний город и даже проник в Лимб. Увидел всю Тару и снаружи, и внутри – древний, ветхий кусок камня в Барьере, изрытый норами и изгаженный металлом, – столицу Олдуотера и один из первых городов, построенных под морскими волнами, когда люди и нелюди сбежали в океан от нашествия Тьмы.
Узрел я и воды вокруг города – темную холодную массу, испятнанную огоньками сигнальных буев, многочисленных батискафов и субмарин. И соларитовое светило, что ярко полыхало где-то в центре Барьера. Подтапливая предательский лед, по коему могли пробраться Вестники, позволяя культивировать рыбу и водоросли.
Я рванулся ввысь, но ударился о нечто твердое и стремительно рухнул обратно. Испытал злость, упрямо заставил себя встряхнуться, собрал по кусочкам почти впавший в леденящий ступор мозг. Пришло понимание, что эмоции не мои… Фергюса, который, теряя сознание, испытал отчаяние и одиночество. А проклятая эмпатия, побочный продукт дара гностика, поймала, как антенна радиоволны. Чувство настолько яркое, что я воспринял его как свое, чуть не рухнул в обморок рядом с другом. Но, по мере того как боролся, перед внутренним взором начали мелькать образы и картинки. Порой мутные и смазанные, потертые прошедшими годами, порой яркие и сочные.
Вот затянутая мглой комната с письменным столом и большим кожаным креслом, настольная лампа, полки с книгами, запах чернил и шуршание бумаги, какие-то карты и фотографии на стенах, мягкий золотистый свет. Все вокруг кажется чертовски большим… а может, я сам маленький. А впереди смутная фигура человека, склонившегося над записями, и я иду к нему, старательно переставляя ноги в неудобных тапочках.
Цепляюсь носком за край ковра и закономерно шлепаюсь на пол, плачу от обиды и разочарования. Но чувствую движение и поднимаю взгляд. Крепкие руки подхватывают, лицо овевает теплый воздух. Вижу улыбающегося мужчину с такими же желтоватыми, как у меня, глазами, аккуратной бородой и глубокими морщинами, рассекающими лоб…
– Орм, как ты тут оказался?..
– Он убежал, Лир… прости, не уследила. – Мягкий женский голос слышится из-за спины. – Любопытный, весь в тебя.
Мужчина смеется, шутливо отвечает. И в мозгу всплывают слова: мать, отец… Триса О’Даффи, и лорд Лир Мак-Моран… а это кабинет в родовом гроте.
Понимание заставляет ухватиться за образ, жадно всмотреться, но картинка уже тускнеет и теряет четкость. Разум падает в пустоту, откуда прилетает уже следующий фантом: разношерстная толпа в одном из причальных отсеков порта, громадные люки шлюзов, куда по сходням тянутся вереницы пассажиров. Огни и вывески, пар и лязг металла, крики грузчиков и торговцев, суета, яркие тряпки, тяжелые запахи и толкотня.
– Ваш билет, молодой мистер?
Толстый краснощекий клерк с пушистыми усами, пропахший солью и потом, в форменной куртке со знаками различия порта делает вопрошающий жест. Но я не тороплюсь, раздираемый волнением, страхом, противоречиями. Судорожно тискаю в пальцах кусок мятого картона, ощущаю тяжесть чемодана в другой руке и скриплю зубами.
Оглядываться нельзя, но я все равно оборачиваюсь и вижу мать – заплаканную, взволнованную и такую же отчаявшуюся. Но за спиной у нее стоит дядя – высокий худощавый мужчина с неприятным лицом и глазами, смахивающими на куски грязного льда. Он без умолку бухтит:
– Триса, ты поступаешь правильно, мальчику нужно хорошее образование. Академия флота – лучшее, что можно придумать для будущего лорда. Не волнуйся, все будет хорошо. И с ним, и с тобой… Я позабочусь в память о Лире.
На губах Нолана мелькает кривая ухмылка, но в тот момент я не обращаю внимания на подобное. Глаза щиплет, а из груди рвутся рыдания, но мучительно подавляю позорный порыв. Просто ставлю багаж на сходни, обнимаю мать, а затем возвращаюсь и решительно протягиваю билет клерку.
– Добро пожаловать на борт, молодой мистер, – добродушно говорит усач. – Кубрики для курсантов на третьей палубе.
Тускнеет и сей образ. Но уже под конец я вспоминаю переломный момент в жизни. Когда пропал отец, мать решилась отдать наследника, то есть меня, в академию… но туда я так и не попал, ибо вскоре у меня выявили дар, отправили в отдаленное отделение семинарии. Однако и там не задержался, чудом выжив во время атаки фоморов. А в мое отсутствие дядя умудрился разорить дом, выкупил корабли и предприятия за бесценок, мать вышла замуж за другого, мысленно похоронив и сына, и мужа. И лишь грот семейства по нелепой традиции Олдуотера оставался ждать наследника… возвращения старого или прихода нового.
Мысли вызвали новый поток картинок, но взгляд зацепился за одну: темный тоннель, озаренный всполохами тревожной сигнализации, дым и выстрелы, чадное пламя и пронзительные вопли. Я кашляю, судорожно нащупываю запасной фильтр для маски в спаскомплекте и крадусь. Но впереди баррикада, где монахи и храмовые стражи держат оборону, свистят пули и, чтобы пробраться к капсулам, нужно как-то преодолеть опасное место…
Голова болит от браслетов из селенита, мысли суматошно мечутся, а сердце леденеет от страха. Но в какой-то момент пальба стихает и я решаюсь, делаю длинный прыжок – и оказываюсь прямо посреди коридора. Подгибаю ноги для следующего скачка, но замираю, пораженный развернувшимся предо мной побоищем.
Тела в рясах повсюду. На бочках, ящиках и мешках с песком, из коих собрали импровизированное заграждение. На полу вокруг и в соседних проходах. Люди с искаженными лицами, мертвыми глазами, страшными рваными ранами. Вокруг клубы дыма и пара, искры, гарь… и даже фильтры маски не справляются с таким количеством сажи, – глаза выедает, слезы текут ручьем. Вокруг вялое шевеление, кто-то стонет, кто-то кого-то зовет.
На глаза попался совсем еще молоденький монашек, мой ровесник. Сидит у стены и тискает затвор винтовки, второй рукой пытается засунуть расползающиеся кишки в огромную, припаленную по краям рану на животе. Тихо скулит, плачет и явно ничего не соображает. Рядом вяло возится бородатый мужчина с оторванной рукой, пытается дотянуться до пистолета. Еще чуть дальше вповалку трое – с виду невредимые, но почему-то дергаются, будто от удара электрическим током.
По затылку бегут крупные мурашки, а селенит браслетов становится как лед. И я уже понимаю что к чему, невольно пячусь в сторону прохода. Дым чуть редеет, и становится видно, что перед баррикадой стоит странное долговязое существо, лишь отдаленно напоминающее человека. Кожа плотная и мокрая, словно в слизи, серого оттенка. Одежды почти нет, лишь набедренная повязка. Грудь впалая, а руки и ноги тонкие, как пруты, пальцы одной кисти вооружены длинными загнутыми когтями, а вторая от локтя переходит в устройство (оружие, наверное?), представляющее собой массивную железяку с множеством стволов, острых ржавых штык-ножей и шипов, трубок и проводов. Провода и шланги вьются по телу твари как змеи, иногда заходят прямо в подгнившую плоть, скрывающую иные устройства.
И хотя я еще не научился ощущать Изнанку, но я чувствую опасность, холод. Ужас внушает и морда твари. Рот широкий, от уха до уха, заполненный имплантированными стальными зубами-иглами, нос – две вертикальных щели. Один глаз налит кровью и воспален, а вместо второго гротескная надстройка из стальных пластин, линз, окуляров, горящих угрожающим алым светом.
Монстр на миг замирает, будто прислушиваясь к чему-то. А затем резко ударяет вниз конечностью-протезом. Нанизывает на лезвия раненого монаха, без видимых усилий поднимает в воздух. Рассматривает, будто рыбак добычу, а затем, не обращая внимания на дикие крики жертвы, легко отрывает ему руку и сует себе в пасть, задумчиво жует.
– Беги… – шепчет кто-то.
И я бегу. Точнее, ноги сами несут прочь от встреченного ужаса. Коридоры и тоннели мелькают перед глазами, и я слышу чей-то крик, но лишь спустя какое-то время доходит – собственный. А где-то позади слышатся другие – наполненные страхом, болью, лютой ненавистью.
В себя прихожу только у люка капсулы. Дрожащими руками срываю пломбы, с трудом откручиваю вентиль запора и поднимаю первую тяжелую створку. Затем торопливо делаю то же самое со второй, каждую секунду вздрагивая и ожидая резкой боли от протыкающего плоть ржавого лезвия. Но ничего такого не происходит, и я запрыгиваю в тесный холодный гроб, запираю двери и жму на кнопку пуска.
Секунда, вторая… а затем шипение снаружи и мощный удар о переборку – мир тонет в черноте. Но в последней яркой вспышке сознания понимаю, кого узрел, – одного из нападавших, фомора.
Образ тускнеет неохотно, оставляя за собой послевкусие пережитого страха. И словно в полубреду вспоминаются часы, проведенные в ледяной капсуле, плеск воды, скрип металла, пробирающий до костей холод. А затем удар, лязг отпираемого люка и хмурое лицо седого старика, заглянувшего внутрь стальной бочки, с револьвером наперевес.
Я слышал голос, чувствовал, что куда-то волокут, но пришел в себя лишь на узкой корабельной койке под тусклым светом умирающей лампочки. Непонимающе заморгал, попытался дернуться, но упал обратно под весом сухой старческой ладони.
– Как тебя зовут, парень? – спросил дед, которого я позже узнаю как Ульяма Дампира, бывшего пирата, талантливого гностика и изобретателя, умелого искателя древностей.
– Орм… Ормонд, – ответил я.
Имя, всплывшее в мозгу, разрушило видение. И вместе с тем вызвало череду более ярких картин, позволило осознать себя.
Да… я – Ормонд Лир Мак-Моран, наследник Старшего дома, новоявленный лорд. И вместе с тем искатель, ученик Дампира, историк в Дортмундском университете, скрывающийся под именем Эбер Уилсон, проклятый богом и всеми святыми скованный гностик.
Вспомнил я и о мерзких Тенях, что своим шепотом вынудили вернуться в Тару. Об их чудовищной хозяйке – непонятном существе, что пугало меня до икоты и являлось и в снах, и в реальности. И о том, как долгое время искал ответ, что и почему со мной происходит. Пришел к выводу, что нахожусь под воздействием родового дара, доставшегося мне от предков подобно отдельным представителям Старших домов. Не забыл и о том, как решился последовать зову неизвестной сущности, вернулся домой в надежде, что после принятия титула неведомое зло поутихнет.
Перед внутренним взором возникла еще одна картина: как сидел в кабинете нотариуса, на заседании по делу о подтверждении смерти отца. Как оттяпал титул лорда у дяди Нолана, когда тот уже приготовился праздновать победу. И как невольно вляпался в грандиозное дерьмо, ведь вместе с медальоном главы дома и заброшенным фамильным гротом я получил в наследство громадные, просто неподъемные долги.
И все ради того, чтобы проклятый шепот пустоты в голове наконец исчез. Чтобы Тени отстали и я смог вернуться к нормальной жизни.
Но несколько дней назад я даже не предполагал, что сие лишь начало вереницы событий и череды проблем, посыпавшихся на голову с завидной частотой и регулярностью. Ведь едва вышел от нотариуса, тут же ощутил слежку. И, спрятавшись в одном из многочисленных технических ходов, столкнулся с Мстителем в маске, загадочным ночным героем столицы, который, как водится, крадет у богатых, а раздает бедным. Но едва сумев обмануть сего странного типа, чуть не попался в лапы странного невидимки, что пользовался высокоуровневым артефактом. Но я затаился и переждал, ушел, обуреваемый смутными предчувствиями и догадками.
Что потом? Потом я отправился на встречу с друзьями. С Фергюсом Мак-Гратом, сыном гранд-лорда и по совместительству бестолковым поэтом, известным больше грандиозным распутством, чем виршами. А также с Коулом Пронырой, лысым прохвостом, моим агентом в мире черного рынка.
Первый помогал с возвращением и легализацией в Таре. Второй же всегда стоял на страже коммерческих интересов. Сбывал то, что удавалось добыть в походах: книги, артефакты… да и вообще любые мелочи, оставшиеся от старых времен. От эпох, когда на смену Анклаву теургов еще не пришла Лига гностиков, а древние технологии правили миром, когда Церковь еще не объявила обладателей дара пособниками Люцифера, а люди и жители Туата де Дананн и Фир Болг лишь спустились в пучины океанов, спасаясь от апокалипсиса и демонов.
Приятели собирались отпраздновать мое возвращение и новый статус. Но, увидев мрачную мину, с коей я вошел в портовый паб, всполошились. Пришлось рассказывать о долге банку и выслушивать реплики о том, что друг свихнулся. Но стоит отдать должное, и Фергюс, и Коул прониклись, принялись придумывать способы помочь. Проныра припомнил, что среди агентов разлетелась весть о некоем заказе на кругленькую сумму. Здесь, в Таре. Причем достать предстояло сущий пустяк – летопись Исхода, сборник рассказов и легенд о том, как представители земной цивилизации бежали от Вестников дьявола, строили подводные города и обживались на дне океанов. Правда, с оговорками.
Во-первых, заказчик пожелал остаться инкогнито, что наводило на неприятные мысли о подставе. Во-вторых, жаждал заполучить оригинал, а не копии, кои и так валялись в библиотеках повсеместно. И из последнего вытекали очередные проблемы и закавыки. Так как подлинник находился не где-нибудь, а в Лимбе, потерянных и проклятых районах Тары, куда много лет назад прорвалась Тьма. И которые удалось отсечь лишь ценой неимоверных усилий строителей и гвардов, ценой множества жизней.
В тот момент я сделал вывод, что такой заказ сродни самоубийству. Ведь исключительно полнейший безумец мог полезть в логово Тьмы. Но награда манила, ибо позволила бы погасить часть долга. И потому наутро после пьянки я отправился не в фамильный грот, куда вскоре должен был прибыть Старик с нашими пожитками, а решил навестить университетскую библиотеку в поисках хоть каких-нибудь связей и намеков.
К собственному изумлению, зацепки я отыскал в виде записей дневника некоего монаха Аерина, повествовавшего о Прорыве Тьмы в Таре. И о том, как остатки Анклава теургов вступили в бой с Вестниками наравне с церковниками и гвардами. Клирик упомянул о некоем ключе, которым адепты древних знаний заперли свою обитель, описал его…
Любопытно, но не более того. Я пожал плечами и на всякий случай решил взглянуть на планы Лимба. И даже послал за ними парня-служку. Но тот отреагировал как-то странно, чем вызвал подозрения. Направившись вслед за ним, я обнаружил, что меня опередили: альбом со схемами уже методично обдирал Мститель в маске.
Странно? Да. Что могло понадобиться якобы народному герою? Позарился на награду? Выполнял чей-то заказ?
Как бы то ни было, но я попытался перехватить вора. Вот только безуспешно, тот вывернулся и скрылся. Мне же пришлось приводить в чувство служку, коего успел оглушить Мститель, и топать с ним к стойке регистрации библиотеки для разбирательств и объяснений.
Но я и подумать не мог, что там поджидает второй сюрприз, еще более неприятный, чем первый. Оказалось, что на хранилище знаний сделал налет отряд наемников во главе с моим старым знакомым, первым учеником Ульяма Дампира Лиамом Кэмпбеллом, что годы назад предал доверие опекуна и ушел в свободное плавание, спутался с сомнительными людьми из мира преступности. И надо ж такому случиться, что мы столкнулись нос к носу. Далее выяснилось, что он тоже пришел за картами Лимба.
Дело начинало попахивать кровью. И ее хватало, ведь подчиненные Лиама убили и работников библиотеки, и студентов, что на свою беду решили посетить читальные залы. Только чудом… а если уж по правде, то благодаря Теням мне удалось выжить в короткой схватке, обмануть и запутать бойцов, уйти по техническим тоннелям.
Что происходит, я не понимал и мог лишь строить догадки, на кого работает приятель юности. Но на тот момент устал настолько, что решил добраться до фамильного грота, прийти в себя и потом искать ответы.
Но практически на пороге меня ожидал очередной неприятный сюрприз в лице людей дядюшки, кои пришли «внушить уважение и трепет, а также помочь принять правильное решение». Исключительно благодаря приятелю детства Брану, что проходил мимо в тот момент, мне удалось выйти из схватки помятым, но целым.
Той же ночью ко мне явилась хозяйка Теней и попыталась навязать некий дар и договор, но я сумел схитрить и внес свои поправки. Проснулся измученным, не понимая до конца, привиделось ли мне это или стряслось наяву. Но пока пил грог и разговаривал со Стариком, на глаза попалась газетная статья, где рассказывалось о новом епископе Тары. О том, что по случаю вступления в должность объявляется торжественный прием. И все бы ничего, но на фото на груди Абрахама Мак-Молоуни я заметил медальон. Медальон, до боли напоминающий описание ключа от обители теургов в Лимбе…
Долго я не думал.
Движимый азартом на пару с любопытством, решил проверить зацепку. Причем даже не собирался грабить епископа, а придумал способ скопировать теургическую вязь, впаянную в предмет. С помощью Фергюса сумел достать приглашение и в компании Брана, внезапно пожелавшего меня сопровождать, отправился на торжество. Уже там повстречал подругу детства Талли Мак-Суини, которую позвали спеть и показать искусство барда. А как только начался концерт и народ впал в гипнотический транс, я покинул приятеля и пробрался к келье Абрахама.
Но в комнате епископа все пошло не по плану. Вновь явилась хозяйка Теней, и мне пришлось отбиваться от ее бесплотных тварей. А дальше произошло нечто странное: я сумел прикоснуться… поймал одну из сущностей, что меня изводили, в отчаянии швырнул ее на письменный стол клирика. Искажения пространства разворотили мебель, произошел беззвучный взрыв в Изнанке. Монстры скрылись, а я остался один на один с бардаком.
Тем не менее не растерялся. Снял копию с ключа и заключил уже в свой артефакт, а затем ретировался, прежде чем действие отмычки закончилось и дверь захлопнулась. Кинулся прочь, но запутался в переходах, испугался встречи с охраной и попал на один из складов, где меня благополучно оглушили какие-то громилы.
Очнувшись, я сообразил, что впутался в очередную неприятную историю. Оказалось, что на грот Мак-Молоуни совершили налет террористы из набирающего силу движения пролетариев-революционеров. И сюда зашли, чтобы выкрасть несколько детишек лордов с целью последующего шантажа. Зашли тихо, по канализационным коллекторам, сотворили то, что планировали. Но, хуже всего, напоследок они решили пошуметь и сделать красивый жест. Для отвлечения внимания. Ну и, конечно, дабы заявить о себе, возможно, ранить новоявленного епископа, а лучше – убить.
Ради последней цели террористы невесть в какой клоаке откопали гностика-отщепенца со специализацией кукловода. И пока я приходил в себя, мерзкий урод успел сотворить из плененной служанки управляемую марионетку. Не чувствующую боли, обладающую повышенной выносливостью и физической силой.
Следующий шаг – устранение свидетелей. Но между пламенными революционерами возникла перепалка, чем я и воспользовался. Сумел сбежать и кинулся вдогонку за гностиком и его жертвой, подстегиваемый злостью и опасениями за судьбу друзей.
След вывел в главный зал. Но пока я метался в поисках кукловода, умудрился задеть одну из девушек. У той появились защитники в виде компании нагловатых парней во главе с Олсандером Мак-Кейном, сыном главного флотоводца Олдуотера. И только вмешательство Фергюса спасло меня от немедленной расправы. Правда, поэту пришлось картинно и нахально назначить дуэль… Впрочем, в тот момент я мало думал о последствиях выходки друга. И о мотивах.
Едва избавившись от назойливого внимания молодчиков, вновь рванулся на поиски. Но, естественно, опоздал. Кукла успела напасть, ранила гостей, убила охранников. В каком-то отчаянном порыве я кинулся ей наперерез и вложил все доступные мне силы в один удар, в один укол, сделав из сырой энергии Изнанки некое подобие иглы. Но когда стало ясно, что не справляюсь, произошло нечто странное: темные искры рассыпались по ладони и разорвали путы кукловода. Но финальная оплеуха служанки-марионетки вышибла из меня дух. Лишь в последнем проблеске сознания я успел увидеть, как освободившаяся женщина настигла своего мучителя и оторвала тому голову…
Пришел в себя я в неизвестной комнате. Или даже камере. И пока мучился догадками, из Теней вновь пришла их хозяйка. Но быстро сбежала, когда за мной пришли. И не кто иной, как сам инквизитор, некий мастер Ардал.
Состоялся весьма неприятный разговор, клирик попытался выяснить, что я делал на банкете. Как бы мимоходом намекнул, что знает о моей личности больше, чем остальные, прощупал артефактом-полиграфом. И в конце задал, казалось бы, невинный вопрос о моей субмарине, что незадолго до того я при участии Коула сдал в аренду. Но, получив ответ и поняв, что я не лгу и действительно ничего не знаю о злоключениях своего корабля, инквизитор поспешно удалился. И лишь Абрахам Мак-Молоуни, зашедший под конец допроса, пояснил: лодка затонула. А перед крушением, очевидно, была заражена Тьмой. На том общение с церковниками закончилось и меня отпустили.
Но я, безусловно, жаждал прояснить ситуацию и, мягко говоря, сгорал от любопытства. Вернувшись домой, проверил документы на аренду и пришел к выводу, что Коул Проныра меня явно надул. И более того – намеренно предал доверие.
Сказать, что я разозлился, не сказать ровным счетом ничего. Я впал в бешенство. И недолго думая отправился выяснять отношения прямиком в офис приятеля, расположенный в деловом районе Тары, в одном из старых домов-колонн, что возвышались от дна до потолка гигантского грота. Но уже там я обнаружил, что в кабинете Коула копается кто-то иной, и затаился. Когда неизвестный скрылся, я зашел в офис, изучил картину полнейшего разгрома. Естественно, Проныры тут не оказалось. Но судя по следам борьбы и крови на полу, его захватили и куда-то уволокли.
Злость поутихла. Я кинулся вслед за бандитом, снедаемый смутным чувством, что уже где-то его видел. И когда преступник направился прямиком к районам знати, часть головоломки сложилась.
Решить, последовать ли за бандитом или отправиться домой, не успел. Накатило знакомое чувство слежки, я ощутил чье-то пристальное внимание. Но никак не мог смекнуть, где же скрывается невидимка, а чувства теурга никак не помогали.
И уже по наитию я потянулся к Теням. Провалился не в Изнанку, а в какое-то совершенно незнакомое пространство, смахивающее на негатив обычного мира. И тут сумел заметить смутную фигуру незнакомца, наблюдавшего за мной с вершины скульптурной композиции в виде нескольких монахов, напротив ворот в верхний город.
Незнакомец явно ощутил, что обнаружен, и скрылся. А я начал терять сознание, тонуть в Тенях и замерзать. Так бы, наверное, и умер, но совершенно неожиданно меня вытащил в реальный мир Мерти – бродяга-туату, старый пьяница и лжепророк, шатающийся то тут, то там по Олдуотеру. Именно с ним я столкнулся еще утром, после пьянки с Фергюсом и Пронырой, и выслушал странные советы и напутствия, к слову, исполнившиеся.
Ярость безумца поразила. Он ругался и кричал, говорил нечто о Тенях, о древних врагах. А затем плюнул и отправился допивать ром в ближайший паб. А я, сообразив, что от него, возможно, удастся добыть какие-то ответы о До, хозяйке Теней, кинулся следом. Но сумел выудить лишь смутные намеки, прежде чем старик-туату обезумел от выпитого и начал нести очередную околесицу.
Расстроенный, я направился в фамильный грот. Но уже на площадке верхнего города командир гвардов-часовых передал записку от Фергюса. Приятель сообщал, что решил перенести дуэль на ближайшее время, и просил побыть секундантом. Указал и место – некий заброшенный грот чуть в стороне от портового.
Поколебавшись, я все же посчитал, что следует броситься на помощь Мак-Грату. Ведь где находится Коул, уже понял. Осознал и то, что жизни Проныры на данный момент если что-то и угрожает, то не в ближайшей перспективе.
Выбор сделан. И я оказался в заброшенном и недостроенном храме, части громадной пещеры на самом дне Тары. Встретился с Фергюсом и стал свидетелем дальнейшей ссоры с Олсандером. Выяснил, что вражда между этими двумя более застарелая, чем мог подумать. Друг неосторожно влюбился в сестру Мак-Кейна, но, когда ту обнаружили израненную, буквально на пороге смерти, оба начали обвинять друг друга в случившемся и схлестнулись впервые. После того сына флотоводца выслали из столицы подальше от глаз гранда, но недавно тот вернулся, и Мак-Грат воспользовался ссорой Олсандера со мной, чтобы добиться реванша.
Правда, не получилось ничего у друга. После короткой, но яркой схватки он был сражен и покалечен, буквально умирал. А я остался рядом с ним, оглушенный чужими страданиями и болью, тоской и отчаянием. От секундной растерянности потерял контроль над даром эмпатии и чуть не лишился разума.
Образы и картинки продолжали мелькать в мозгу. Мучительное раздвоение исчезло, я полностью осознал себя, где и когда нахожусь. И сообразил, что от ухода Симаса с Олсандером прошло не более минуты. Но почти вся жизнь действительно успела пролететь перед глазами.
Поднял руку и посмотрел на дрожащие, как у глубокого старика, пальцы, разлепил онемевшие губы и исторг хриплое проклятие.
Осторожней надо быть, Ормонд… осторожней! Так недолго и в обморок шлепнуться.
За годы успел сродниться с гнозисом, научился управлять Изнанкой – мистическим измерением, некоей гранью нашего мира, при воздействии на которое проявлялись изменения в реальности. При помощи воли и разума, старинных методик и тех же татуировок из селенита. Последние призваны блокировать дар и делать гностиков незримыми для Тьмы, попутно же они сковывают, то есть ограничивают способности, на радость Церкви. Однако изобретенный Стариком ложный селенит позволял незаметно манипулировать толикой дара, не вызывая подозрений.
Да и с побочным эффектом в виде эмпатии я справлялся, умел ставить в сознании фильтры и блоки. Да и как иначе-то? Мало радости в том, чтобы нагадить в штаны, когда рядом с тобой испугался ребенок. Ну или хохотать как безумец, поймав волну шального веселья от компании подвыпивших подростков. А еще хуже чувствовать, как кто-то умирает, – можно либо сойти с ума, либо у тебя самого остановится сердце.
Но я справлялся, да. Как правило, умело управлял эмпатией. Чтобы читать людей, искать или прятаться от них. Закрывался, когда следовало сражаться и убивать. И лишь изредка терял контроль… вот как сейчас.
Тихий стон отвлек от созерцания руки, и я посмотрел вниз, на Фергюса. Сын правителя мало походил на того великолепного красавца, что рассыпал шутки в портовом пабе и блистал на приеме. Всегда выглядел как герой из сказок – гордый профиль, длинные темные волосы, частенько стянутые в небрежный хвост, пронзительные ярко-синие глаза с искорками смеха в зрачках. Подтянутый, со вкусом одетый, широкоплечий и статный…
