Czytaj książkę: «Раны, нанесенные в детстве»
Глава 1
Котенок с голубыми глазами
Котенок был пушистым и легким – почти невесомым. Он доверчиво жался к мальчишке, державшему его на руках, крутил по сторонам крохотной головкой на тонкой шее, с любопытством рассматривал Сёмку, руки, которые прижимали его к груди....
Мальчишка, нёсший котенка, поминутно оглядывался назад, в надежде, что мать передумает и ему не придется делать то, что ему велели.
Сёмкина мать, вслед за своим сыном-второклассником неторопливо и осторожно ступая резиновыми сапогами по остро хрустящему прибрежному снегу, замечала слезы на его грязных щеках, но молчала.
Решения своего она уже изменить не могла.
Или – не хотела.
Мальчик и женщина, наконец, дошли до уреза воды.... Сёмка, поняв плечи и опустив голову поглубже в тонкий ворот чёрной фуфайки, протиснулся через плотные заросли тонкого и частого тальника к самому берегу речушки, с ужасом глянул на темную гладь речки..... Он покрепче прижал горячее тельце котенка к груди, затравленно оглянулся на мать.
– Мам! А, может, не надо?
– Надо! Олег еще маленький, года нет, а кот загадил уже всю квартиру. Его нужно убирать.
– Мам! Может отдадим кому-нибудь?
– Я спрашивала.... Котенок – задристышь никому не нужен.
– Я не могу.... Может, ты сама?
– Нет! Ты его принес домой, тебе его и топить.
– Я не хочу!
– Придется! Лёня утром сказал – если к вечеру увидит в квартире котенка, он вломит и тебе, и мне.
Сёмка перестал шмыгать носом, рукавом ватника вытер слезы....
Отчима Сёмка боялся страшно.
Отчим был из категории рано начинающих лысеть мужиков. Став взрослым, Сёмка узнал, что ранее облысение – это один из признаков высокого содержания тестостерона в крови. А тестостерон – это переизбыток внутренней энергии. Это агрессия, драки, необузданное поведение....
Отчима звали Алексей, но все родичи звали его иначе – "Лёня". "Лёня" был среднего роста, с длинными покатыми плечами; довольно молод – весной Алексею, очередному мужу матери – исполнилось двадцать четыре, и он был на четыре года ее моложе.
В регулярных внутрисемейных драках, как говорила его мать, "баба Надя" – "между братовьями" – он довольно легко побеждал всех своих старших родственников мужского пола.
А дрались они с братьями регулярно, практически после каждого совместного застолья – пьянки, как говорили мать Сёмки. Порою от увесистых кулаков младшего сына доставалось и родителям "Лёни"…
....Вечерами "Лёня", как обычно – изрядно навеселе, вернувшись из небольшого сельского клуба, которым он "заведовал" и сытно поужинав, начинал "воспитательный процесс".
Нетвердой походкой он шел в крошечную дальнюю – "тёщину" – комнатушку, в которой спали дети; за руки и за ноги он вытаскивал из кроватки, купленной для Олега – его родного и единственного сына, Сёмку.
Собственной кроватки или хотя бы раскладушки у мальчика не было. Отчим считал отдельную кроватку для пасынка непозволительной роскошью; мать, в буквальном смысле считавшая каждую копейку, денег из своего более чем скромного личного "бюджета" выделить не могла…
Чтобы Сёмка не замерзал, ночуя на полу, мать уговорили "Лёню" "пустить на постой" Сёмку в крошечную кроватку младшего ребенка....
"Воспитательный процесс" как правило, проходил по одним и тем же сценариям. Иногда отчим просто ругался, грозил заморенному второкласснику избить его, придушить; обзывал самыми разными словами, из которых самым безобидным было слово "грызун".
Но чаще всего – бил.
Любимым "воспитательным" приёмом "Лёни" был удар ребром ладони по тонкой шее заморённого второклассника. После такого потрясения Сёмка на несколько мгновений терял сознание, всегда падал на колени, чем приводил отчима состояние радости и даже – восторга.
Но иногда, когда доза алкоголя, принятая отчимом "на грудь", превышала некие внутренние сдерживающие "лимиты", он вытаскивал из своих брюк длинный и тонкий кожаный ремешок и начинал полосовать парнишку вдоль спины: по голове, по рукам, по ногам.... Кулаками отчим Сёмку не бил.... Не потому что жалел; – боялся.
Боялся не за пасынка; боялся за себя: мог по случайности прибить чужого мальчонку и сесть за убийство в тюрьму.
А в тюрьму молодой гармонист не хотел.
Кулаками "Лёня" бил Сёмкину мать.
Её он убить, видимо, не опасался…
…Однажды, во время очередного "воспитательного процесса" мать не выдержала. Она положила на кровать полугодовалого Олега, которого кормила грудью, отняла избитого ребёнка у отчима, затолкала Сёмку крохотную нишу, исполнявшую в квартире функции шкафа, встала в двери, мешая гражданскому мужу избивать старшего сына.
Сёмка хорошо помнил, что отчим в том миг просто озверел.
Он отбросил в сторону ремень, кинулся в драку на Сёмкину мать, словно солдат – в рукопашную. Он бил и бил кулаками по голове мать Семёна, не реагируя на её истошные вопли, толкнул её в грудь; она отлетела назад, сильно ударилась спиной на стеллаж. С деревянного самодельного стеллажа посыпались кисти, коробки, какие-то банки, пакеты.... Оказалось, что высоко на полках находились остатки синьки, которую использовали при побелке квартиры, добавляя в свежегашеную и разведенную известь…
Синька – сухая и жидкая – посыпалась и полилась вниз, оставляя грязные пятна на головах, лицах и телах матери и сына....
…Отчим прекратил быть мать Семена, только когда устал.
Несколько дней после этого случая Сёмкина мать не выходила из квартиры. Она остригла свои длинные волосы, тщательно замазывала следы синяков на лице, а парнишка в ванной долго тер хозяйственным мылом разные части своего тела, тщась вывести огромные синие пятна.
В квартиру "Лёни" котенка с синими глазами принес Сёмка. Бесхозного, он подобрал его на улице и принес в жилище, не очень понимая последствий своего поступка.
Порожнюю банку из-под рыбных консервов, подобранную у подъезда, парнишка тщательно вымыл, железным пестиком от домашней чугунной ступки, в которой вручную рушили соль, он загнул острые жестяные грани, торчащие внутрь. В коробку из-под обуви, рачительно прибранной матерью на стеллаж после покупки ею недорогих осенних сапог, он набрал песка – на ближайшей стройке, которая находилась практически через дорогу.
Семен налил котенку молока из банки, которую он принес от бабы Нади. Мать отчима держала корову; ежедневно ходить за молоком к "бабе Наде" было непреложной обязанностью Сёмки. Обязанность эту мальчик выполнял с удовольствием, поскольку в тот период времени, пока он ходил за молоком для младшего брата, его не мог избить отчим.
"Тетки" – родственницы со стороны отчима – хорошо знали, что представляет из себя младший сын "бабы Нади", жалели маленького Семёна и, по возможности, старались угостить его чем-нибудь вкусненьким.
Впрочем, именно в один из "молочных" походов Сёмка заработал свою самую страшную взбучку.
Было это так.
Часть пути к родителям отчима "Лёни" – деду Сергею и бабушке Наде – проходила вдоль однопутной железной дороги металлургического завода. Однажды осенью Семка, напуганный внезапным гудком паровоза, "подкравшегося" сзади – тихо и незаметно, на ходу роняя из тонких и слабых рук двухлитровую банку с молоком, метнулся со шпал на пригорок…
И когда паровоз неспешно простучал мимо него, решил "отомстить" за испуг: поднял из-под ног круглый камень и бросил его в сторону открытой платформы, на которой возвышались длинные железнодорожные рельсы. Галечник ударился о рельсы, подскочил раз, другой, а потом, увлекаемый встречным потоком воздуха поскакал по рельсам в сторону дрезины, замыкавшей состав их двух вагонов.
Камень скакал, скакал и потом вдруг доскакал до самого края рельсов....
Раздался звон разбитого стекла.
Камень, брошенный слабым и тощим второклассником, разбил стекло дрезины.
Семка от паровозной бригады не убегал. Он не видел куда полетел камешек, не слышал звона разбитого стекла.... О том, что именно он виноват в разбитом стекле, Семка узнал от трех здоровенных мужиков, ловко прихвативших его всё на том же пригорке, куда мальчишка отскочил от паровозного гудка.
Домой Сёмку "дрезинщики" привезли только вечером. С утра до вечера мужики продержали "преступника" в какой-то комнате, не предложив "уголовнику" даже чаю, а вечером самый молодой из них повез Семена домой, к отчиму – на расправу.
Отчим, со слов сопровождавшего узнав, что случилось, за руку затащил мальчишку в туалет, снял ремень....
Матери дома не было. "Лёня" бил голодного Семку так сильно и так долго, что на истошные вопли мальчишки снизу прибежали соседи, чего с ними и никогда не случалось прежде, а "дрезинщик" испарился из квартиры, в которой истязали ребенка, словно невесомый полупрозрачный пар, выпущенный из нижнего клапана паровозного котла....
…Вечерами, после того, как успокаивался "поддатый" отчим, избитый или униженный парнишка, свернувшись "калачиком" под тонким одеялом в кроватке своего младшего брата, беззвучно плакал, к нему приходил котенок. Животное легко запрыгивало внутрь между деревянными прутьями, котёнок ложился в кроватку рядом с парнишкой, начинал мурлыкать....
Под эти звуки Семен, наконец, успокаивался и засыпал....
Недолгое Сёмкино счастье закончилось через пару недель.
Молоко в банке однажды скисло, другой еды для котенка не было.
Котенок заболел животиком и стал какать не только в коробку с песком – вообще по всей квартире.
Лечить его никто даже и не пытался.
Участь единственного друга Семена – котенка с голубыми глазами – была предрешена.
Котенок должен был умереть.
– Бери кота! Пойдем! – сухо сказала мать тоном, не терпящим возражения. В руках она крепко сжимала крохотный серый кулек – в таких в сельпо заворачивали конфеты на разновес....
…– Бросай! – приказала мать, стараясь не смотреть в глаза сыну. – Бросай! А то Лёня нас с тобой вечером прибьет!
Семен прижал котенка покрепче к груди. Его мать велела ему утопить его единственного друга в этом чужом и страшном мире.
Единственного.
Он никогда не сделает этого!
Но если он сейчас не утопит котенка, вечером отчим опять изобьет и его, и мать.
"Пусть бьет"! – думал парнишка, глотая слезы. – "Но Ваську я топить не буду!
…Но тогда он опять изобьет мать"!
Мальчик прижал к себе котенка, всхлипнул. Грязным рукавом фуфайки вытер сопли…
Его душа разрывалась на части.
Отчаянные крики избиваемой отчимом матери заполняли его сознание всякий раз, когда мать произносила слово "Лёня".
И Семён понял, что выбора у него – нет.
Если он сейчас не убьет котенка, вечером отчим будет до потери сил избивать его мать.
Мать было жалко....
Семён в последний раз прижал к тебе теплое тельце котенка, грязным кулачком растер слёзы, закапавшие из глаз, растёр по лицу споли, капавшие из носа, шагнул к реке....
– Постой! – окликнула его мать. У мальчика от безумной надежды екнуло сердце. – Он выплывет и придет обратно домой. Нужно привязать на шею камень. Лучше – несколько. – Мать вынула из кармана старый чулок, протянула сынку. – Вон там много гальки. Набери!
Семен, действуя словно сомнамбула, начал отбивать ногами примерзший галечник и набивать им старый детский чулок, скорее всего – свой собственный. Одной рукой он по-прежнему прижимал к себе единственного друга.
– Привяжи камни к шее! – потребовала мать, понимая состояние, в котором находился ее сын. – И бросай!
Семен негнущимися пальцами обмотал чулок с камнями вокруг шеи котенка, проглотил слезы, размахнулся....
…Котенок плюхнулся посреди неширокой, но быстрой речушки, активно заработал лапками, выгребая к берегу. Чулок с камнями неудержимо тянул его вниз.
Крохотное тельце держалось на плаву еще несколько секунд, потом исчезло в глубине…
Семка присел на корточки, перестал сдерживаться; разревелся в голос.
Подошла мать, сунула ему в руки кулек из серой бумаги. – Это тебе! – сказала она. Парнишка машинально взял.... В кульке оказались приторно-сладкие сушеные финики. Семка машинально сунул в рот один из них....
....Семен Аркадьевич проснулся. Сердце бешено колотилось в груди, по щекам текли слезы.
За окном серел ранний рассвет… Лениво гавкнул, громыхнул цепью соседский пес, где-то высоко в небе просвистел "Боинг", заходящий на посадку в Толмачево; рядом тихо посапывала супруга.
Мужчина сел на кровать, обхватил голову руками.
– Что случилось? – подала голос благоверная, разбуженная движением тяжелого тела Семена Аркадьевича.
– Да.... Сон опять приснился.... Про котенка.... Того самого....
Жена помолчала. Спустя некоторое время она тоже села. – Это из-за твоего вчерашнего увольнения! Расстроился.... Пойдем чаю попьем. – После продолжительной паузы вымолвила она. – Все равно ведь теперь уже не уснем!
Мужчина молча кивнул, встал с кровати, одел футболку и шорты, сильно припадая на левую ногу, вышел из спальни.
Прочистил зубы. Умылся....
Заметно прихрамывая, медленно и осторожно спустился по лестнице на первый этаж. Дошел до кухни, нажал на кнопку электрочайника…
– Что? Нога так и не зажила? – сочувственно спросила супруга, присаживаясь рядом за столом.
– Нет..... Нет.... Всё нормально! – успокоил её Семён Аркадьевич. Ногу он повредил два месяца назад, упав с крыши дачной бани вместе с подломившейся под ним алюминиевой лестницей – ненадежным изделием китайского производителя. Травма была не тяжелая, но болезненная. К падению с крыши вместе с лестницей Семён отнесся философски: "Главное – ничего не сломал и сотрясения не получил".
Семён из своего богатого жизненного опыта знал: любая стройка, рано или поздно, взимает с человека "дань" в виде переломанных рук или ног, отрезанных пальцев; заноз, порезов, растяжений, больного позвоночника....
Травмы и увечья – неотъемлемая часть любого строительства – мелкого или крупного.
Увы.
Однако о последнем "свободном полёте" лишний раз вспоминать не хотелось. Падение Семёна с лестницы произошло на глазах жены, она сильно переживала из-за случившегося инцидента, и Семёну не хотелось лишний раз "щекотать нервы" супруге.
Особенно – в сложившейся ситуации.
Проще было отшутиться; сказать, что ногу просто отлежал....
Ситуация с увольнением его задела гораздо больнее.
"Вот уж, действительно, раны, нанесенные в детстве, не заживают никогда! – думал Семен Аркадьевич, меланхолично помешивая ложечкой в любимой кружке. – Полвека уже прошло, а рана эта всё ещё болит....
А как хорошо меня завуч вчера подловила! – его мысли вернулись из прошлого в настоящее. – Всё помнит, ничего не забывает. Шесть лет прошло после того случая с мальчишкой, который принес на урок нож. Вернее – сказал, что принес.... А она не забыла. И сегодня.... Нет – вчера уже; в нужный момент – припомнила. Хорошо изучила меня. Знает: где, когда и на какие "кнопочки" нужно нажимать, чтобы вывести меня из равновесия.
Сказала, что пятые классы тоже нужно забрать. По факту – призналась, что девятые они у меня все-таки забрали, а не забыли передать мне, как утверждали за день до последнего случая. Без пятых классов нагрузки останется всего пятнадцать часов. Меньше ставки. Как жить-то на такие деньги"?
Ситуация, произошедшая накануне, из-за которой учитель физической культуры Семен Аркадьевич Бочков подал заявление об увольнении была, в общем-то, рядовой.
Одна из пятиклассниц на первом в новом учебном году уроке физкультуры, в силу особенностей своего организма не смогла выполнить предложенную учителем задачу и с его разрешения присела на лавочку. После того, как дети отбегали по спортзалу положенные разминочные круги, они перестроились в круг и начали разминаться – под внимательным управлением своего нового физрука.
Пятиклассница почему-то решила для себя, что упражнения одноклассников её не касаются и продолжила весело и громко щебетать на скамейке, на свою беду – прямо за спиной учителя, проводившего разминку с классом.
Семен Аркадьевич такого неуважения к себе не потерпел. Сначала он сделал девочкам корректное замечание, затем – второе, а после того как пятиклассница и ее подружка продолжили громко хихикать за спиной пожилого учителя, отправил обеих в раздевалку – чтобы не мешали проводить урок.
Вечером девочка пожаловалась родителям на грубого физрука, который якобы выгнал ее из спортзала. Родительница, обидевшись на учителя за то, что испортил настроение ненаглядному чаду, позвонила в районный отдел образования, знакомой чиновнице. Чиновница, в свою очередь, озаботившись ухудшением настроения ранимой пятиклассницы позвонила директору школы, в которой, собственно, и работал Семен Аркадьевич и потребовала, чтобы с учителя, испортившего настроение ранимому ребенку показательно "сняли стружку".
Родительница не учла одного – "обидчик" её дочери оказался нестружкоснимательным.
На следующее утро директор пригласила Семена Аркадьевича в кабинет к завучу и устроили ему настоящую выволочку.
В "акции устрашения" присутствовал почти весь начальствующий состав – директор, и три её заместителя.
Учитель физкультуры, возмущенный вопиющей несправедливостью – не выслушали, не разобрались, завуч в издевательском контексте начала угрожать, что пятиклассников у него заберут тоже; начала припоминать конфликт многолетней давности; события, в которых действия учителя, услышавшего от ученика угрозу применить нож, который у него в кармане, всеми были признаны правильными, "стружку" с себя "снимать" не позволил.
Не дожидаясь окончания "выволочки", развернулся, вышел из кабинета злопамятного завуча, направился в приемную.
"Прошу уволить по собственному желанию" – крупными буквами написал расстроенный преподаватель. Он передал заявление в канцелярию. Попросил зарегистрировать.
Его обида на директора и "завучей" была так велика, что Семен Аркадьевич твердо решил: здесь, в этой школе он больше работать не будет.
Ни за какие коврижки.....
Тем паче, что и коврижек-то особых не было. Зарплата, и без того намного ниже средней по стране, после "крымнаша" резко сократилась – остались только голый оклад и немножечко от "стимулирующего" фонда, который лично его давно уже ни к чему не стимулировал. Внеклассная работа оплачивалась по остаточному принципу и по факту не превышала тридцати-сорока процентов от фактически проведенных занятий и секций.
Семен Аркадьевич не ворчал и не возмущался. Он очень отчетливо осознавал, в какое время и в какой стране он сейчас живет…
…И вот теперь всё закончилось.
"Может, оно и к лучшему!" – думал Семен Аркадьевич, поднимаясь на четвертый этаж, в свой пока ещё спортзал. – "Мне уже почти шестьдесят. С ребятишками каждый год все сложнее и сложнее. Пенсия – есть, но мизерная, ниже границы выживания в большом городе. На одну пенсию мне, разумеется, не прожить....
Пойти в другую школу? А кому нужен шестидесятилетний физрук, да еще с таким скверным характером, как у меня?
Пойду в таксисты...."
Опыт работы таксистом у Семена Аркадьевича уже был. В "лихие" девяностые, чтобы выжить и добыть для семьи хоть какие-то деньги, Семен брался за любую работу… Забивал за вознаграждение чужих свиней, иногда – по просьбе хозяев продавал свиное мясо на рынке. Когда не было заказов на забой скотины, ночами копал в полях чужую картошку и потом продавал её в городе на микрорынках в спальных районах; рубил перед Новым Годом елки в Кудряшовском бору, для продажи горожанам, причем дважды его едва не поймали лесники – а это был срок, и немалый.
В сезон сбора даров природы вместе с такими как он энтузиастами уезжал в тайгу и в промышленных масштабах заготавливал кедровые орехи и ягоды.
Когда в кошельке становилось совсем пусто, ездил по городу и на межгород на своей и чужих машинах, искал "голосующих" людей…
…Учитель физкультуры наконец, добрался до спортивного зала, открыл ключом "каморку", прошел внутрь, закрылся, чтобы переодеть футболку на сухую…
Через пару минут в дверь постучали.
Семен Аркадьевич повернул ключ....
В образовавшуюся щель пролезла чья-то голова, спросила: "А мячик можно"?
– Можно! – буркнул физрук, не поднимая головы и затягивая шнурки в кроссовках.
Тотчас в открывшуюся дверь просочились несколько мальчишек. Они быстро-быстро похватали мячи из корзины, выскочили в спортивный зал.
За дверью бодро застучали волейбольные и баскетбольные мячики.
Совершенствование бросков и передач на переменах было личной придумкой Семена Аркадьевича. Много лет назад, еще начинающим учителем, он ненароком позволил своим лучшим ученикам побросать баскетбольные мячи во время больших перемен. Прошла пара месяцев и молодому физруку неожиданно бросилось в глаза, что у тех, кто "не вылазит" из спортзала во время разрешенного развлечения, заметно – в разы – вырос процент попадания с игры.
Сложив в голове "два плюс два" Семен Аркадьевич сделал для себя определенные выводы.
С этого момента в школах, в которых он работал, отработка бросков в корзину во время перерывов между уроками стало обязательным элементом подготовки членов сборной команды школы по баскетболу.
Здесь, в очередной для себя школе, Бочков на третий уже месяц ввел это правило. Раньше было никак нельзя – вся осенняя грязь с улиц непременно попала бы в спортзал. И никакие "сменки" не помогали…
…Как обычно, первыми возмутились в администрации школы. Проблема решилась легко: Семен Аркадьевич положил влажную тряпку перед входом, первые дни лично проверял состояние обуви тех, кто решил "покидать".
Помогло. Нарекания со стороны администрации и техничек прекратились почти полностью.
…Семен Аркадьевич тяжело вздохнул, вспомнив предутренний сон. На душе было муторно. Он вышел из каморки, выразительно посмотрел на часы.
– Через семь минут заканчиваем! – громко сказал он. Его услышали: мячи застучали бодрее.
Мужчина подошел к окну, зацепился пальцами за острые нити капроновой сетки, мешающей мячам выносить наружу стеклопакеты пластиковых окон спортзала, навалился локтями на подоконник.... Отвернулся от детей и подростков, которые ещё не знали, что через две недели у них уже не будет старого физрука, засмотрелся вниз, на машины, которые отсюда, с высоты четвертого этажа казались забавными радиоуправляемыми моделями....
Семен Аркадьевич с унынием вспоминал, как несколько лет назад он впервые пришел в эту самую школу – устраиваться на работу....
…Школа Семёну не понравилась. "Лет тридцать-сорок капитально не ремонтировалась, не меньше"! – скривил губы мужчина. Он остановился у главного, парадного входа, придирчиво оглядел красно-коричневые кирпичные стены, уходящие далеко вверх....
– Да.... Очень старое здание. Таких давно уже не строят.... Интересно, внутри такая же древность, как и снаружи? – пробурчал он.
Семен нерешительно потоптался у входа, размышляя об обещании, опрометчиво данном им пару недель назад незнакомой молодой женщине – быть здесь и в это самое время, зябко повел плечами. Август докатил уже до своей середины, и если днем было по-летнему жарко, то по утрам уже ощущалось туманное дыхание скорой осени…
"Нужно было взять курточку, как настойчиво советовала Ирина. Ну да черт с ней, с курточкой! Не возвращаться же из-за такой мелочи обратно. Тем паче – дал слово"! – Семен мельком глянул на часы. До назначенного времени оставалось еще минут десять.
– "Пойду прогуляюсь вокруг здания. Заодно посмотрю школьный стадион. Мне ведь здесь работать!
Или не работать – если всё окажется не так как мне представлялось".
Школьный стадион "добил" Семёна окончательно. Собственно, стадиона, как такового – не было. В глубине двора, за старой школьной мастерской спряталась довольно большая прямоугольная площадка с заросшей травой овальной беговой дорожкой.
Футбольное поле внутри овальной окружности, крепко забитое крупным кирпичным крошевом посредине и густо заросшее длинной колючей травой по краям, опечалило его еще сильнее.
"Уроки – на этом, с позволения сказать, стадионе? Но – как"? – размышлял Семён, возвращаясь к высоким ступенькам главного входа. – "Даже не представляю пока, как можно проводить здесь учебные занятия без опасения, что дети себе что-нибудь повредят.
А если и спортзал, такой же как и стадион.... Придется извиниться перед человеком. Пусть ищут другого кандидата....". – От принятого промежуточного решения стало полегче.
Семен перестал сутулиться, расправил плечи, поднялся по ступеням.... На мгновение замешкался, в последний раз взвешивая все "за" и "против"; шагнул во внезапно открывшуюся перед ним дверь, через которую из школы молнией выскочил какой-то мальчонка....
– Мужчина! Стойте! – Семен вздрогнул от окрика, как от пистолетного выстрела; обернулся на голос. К нему решительно направлялась высокая седая женщина, в черной униформе. – Вы кто такой? К кому?
"Охрана"! – догадался мужчина. – "В мое время в школах охраны не было. М-да.... Давненько я не бывал о образовательных учреждениях"!
– Я? – слега опешил неожиданного напора мужчина. – Я – Семен Аркадьевич! Пришел к вашему директору.
– Паспорт есть?
– Есть!
– Запишитесь в журнал! – седая охранница властно указала на один из светлых лоскутков бумаги, покоящихся на высокой стойке школьной секьюрити. Мужчина кивнул в знак того, что требования понятны и они прияты, предложенной авторучкой, не торопясь, вписал в журнал свои данные – "Бочков Семен Аркадьевич"; рядом поставил время – девять, ноль, ноль.
Директор – молодая приятная женщина с интеллектом в глазах и без печати властности на лице, какая бывает у очень опытных или старых тёток-директоров, по нескольку десятков лет заправляющих во вверенных им учреждениях, удивилась приходу Семена не меньше охранницы.
– Я – Семен Аркадьевич! – напомнил мужчина. – Мы с Вами договаривались о встрече. Две недели назад!
– Да, конечно же, помню! – по лицу женщины мелькнула тень узнавания. – Проходите! Присаживайтесь!
– Вы говорили, что вам в школу требуется учитель физической культуры! – присаживаясь на краешек стула, наискосок от директорского стола, сказал Семен. – Вакансия еще открыта? Или кого-то уже приняли?
– Нет, не приняли! Нам в школу, действительно требуется учитель физкультуры....
Пока Надежда Ивановна – так звали директора школы, в которую Семен пришел устраиваться на работу – рассказывала о том, какие в школе замечательные дети, как они замечательно танцуют и успешно выступают во всевозможных конкурсах, он, как ему казалось, незаметно рассматривал кабинет директора школы, пытаясь составить представление о хозяйке оного, а вместе с тем – о том, какой она руководитель.
Добротная, но скромная мебель.... Удобное кресло из коричневой кожи.... Ноутбук на столе… Работающий… Рядок матерчатых стульев вдоль стены.... И много-много самых разных цветов в разнокалиберных горшках....
Причина подобного любопытства была насквозь тривиальна – норов у кандидата в физруки был очень непростым, редкий руководитель мог терпеть сложности его характера два-три года. Обычно "терпение" заканчивалось через год....
После чего ему предлагали уволиться "по собственному". Если сей нехитрый прием не срабатывал, начинали искать "лазейки". Подключали местком, сокращали должность....
"Летун" – презрительно называли таких как он в советское время. "Неуживчивый"! – ставили "клеймо" в новейшей, капиталистической реальности.
Наученный опытом устройств и увольнений Семен Аркадьевич после очередного "сокращения штатов" неожиданно даже для самого себя перестал переживать из-за многочисленных зигзагов своей судьбы. Каждое расставание с очередным местом работы всякий раз открывало новые перспективы – многочисленные и заманчивые.
"Была бы шея, а хомут найдется"! – иногда мысленно; иногда – вслух – приговаривал он, подписывая у очередного начальника очередное заявление на увольнение.
И действительно, новый "хомут" обязательно вскоре находился.
Семен Аркадьевич не любил бездельничать, брался за любую работу, подчас самую тяжелую и непопулярную.
Работал в самых разных коммерческих структурах, занимал должности от простого "манагера" – "продавана" до директора строительной компании.
Построил уютный и теплый коттедж из красного кирпича, вырастил детей, помогал поднимать внуков....
Доход был достойным, хотя и не очень нестабильным.
Жизнь, каким-то чудом не ушедшая "под откос" в лихие девяностые, наконец, наладилась.
Однако на шестом десятке лет его внезапно потянуло назад, в школу....
"Молодая.... Красивая… Лет тридцать пять – сорок.... – размышлял мужчина, оценивающе посматривая на хозяйку кабинета. – Причем ближе к тридцати пяти, чем к сорока. Энергия так и прет. Еще не закостенела. И не обленилась… Вряд ли она здесь давно.... А кубков спортивных почти нет. Пяток старинных, еще с советских времен, наград на шкафу за её спиной. – Вот и все кубки. Вон тот, красненький.... Точно старше чем она. А может и старше меня. Я таких кубков никогда не видел....
– Какое у Вас образование? – Надежда Ивановна заметила его задумчивость и решила вывести мужчину из легкого оцепенения. – Надеюсь, педагогическое? Высшее, или средне специальное? Если физкультура – не Ваш профиль, школа может отправить Вас не переучивание.
– Не нужно на переучивание. Я закончил ОГИФК.
– Что закончили?
– ОГИФК! Это как ТФК в Новосибирске, только в Омске! – заметив легкое непонимание на лице директора школы, пояснил мужчина, – ОГИФК – это Омский государственный институт физической культуры, – не без легкой гордости сказал соискатель. – У меня высшее образование! Вот диплом! – он привстал со стула, аккуратно положил на краешек стола твердую синюю картонку.
Директор взяла диплом, мельком взглянула в разворот, подняла голову:
– Все, кто устраиваются в школу, должны пройти медосмотр и предоставить справку о несудимости! – они испытующе посмотрела в лицо Семена Аркадьевича.
– Без проблем! – улыбнулся соискатель должности физрука. – Не болел..... Не привлекался....
– Тогда у Вас не будет проблем с устройством на работу! – улыбнулась молодая женщина.
– А какая у Вас нагрузка? Сколько я буду зарабатывать?
Директор на несколько секунд задумалась, озвучила цифру.
– Устроит! – кивнул головой Семен Аркадьевич. – Условия ваши понятны, школа в целом тоже устраивает.... Хотелось бы посмотреть спортзал…
– Пойдемте! Я Вам сама покажу!
Директор вышла из кабинета, закрыла дверь на ключ.
– Пойдемте!
Семен прошел за хозяйкой школы до конца коридора, поднялся на второй этаж....
– Здесь у нас учительская! – кивнула головой в сторону открытой двери Надежда Ивановна.
– Понятно… – пробормотал мужчина, пытаясь догнать молодую женщину, которая с легкостью упорхнула от него на этаж.
"Интересно, зачем она ведет меня вверх"? – удивлялся кандидат в физруки, тщась не отстать. – Спортзал же на первом этаже.... Что там такого интересного? Может сначала она решила зайти по каким-то своим делам, а потом покажет мне спортзал"?
– Здесь у нас начальные классы! – притормозила директор на площадке третьего этажа, заметив, что немолодой мужчина не лишком резво поднимается по лестнице. – А нам – на четвертый!
