Objętość 22 strony
Табу, актер!
O książce
«Полуслужебное помещение.
Кресло. Перед ним стол – массивный, письменный – более старый, чем старинный; наверняка списан. На столе – телефонный аппарат, на своем веку немало повидавший (послышавший).
На полу стоит высокий предмет, накрытый простыней. Похоже на столб.
Кривобокая табуретка – для мебели.
Входит ОН – с корзиной в руке.
Заурядная внешность…»
Gatunki i tagi
Какое-то невремя длинных пространных рецензий. А тут, может быть, и некнига.
Потому что я вот — прочитала. И возникло два вопроса: для чего я вообще читаю современную драматургию — и почему эти пьесы так мучительно отнесены прочь от пьес Островского и Лопе де Веги в моей голове (символические представители «классической драматургии»)?
И кажется вот как: у текстов Носова и Москвиной нет классического повествовательного позвоночника. Есть проблематика (конечно), но нет её очевидных проявлений, никакой тебе завязки на семнадцатой странице и кульминации в пятой картине первого действия (да и попытайся написать сочинение —— впрочем, я не могу даже придумать тему для такого сочинения) (хотя сейчас вдруг я понимаю, что это отличные пьесы для уроков АХТ в десятом классе, что их можно обсуждать, в них есть, о чем рассуждать, и это альтернатива уже классическому «современному» Вампилову). И современные «истории» фактически не работают без сцены. Они молчат и смотрят на тебя со страниц, они как контур без внутренности. В них мало человека — хотя поставь их на сцене, и человека будет много. В них мало характера — хотя вынеси их в театр, и характеров будет достаточно. Их можно лепить, и это очень здорово. Они не самостоятельны, и в чтении оказываются либо скучны, либо предсказуемы, потому что очень много жизни (в ваших зомби, Поттер, слишком много жизни). Но это и вдохновляет, когда смотришь их на сцене, потому что — потому что тут очень много жизни.
Даже у самого нормального человека внутри бушуют ужасные бури.
Она всегда боялась слов, так как понимала, что сила высказывания всегда могла заставить её поверить в то, во что она на самом деле никогда не верила.
Человечество высохло на корню. На кусте висят мириады человеческих существ - они, эти ваши здоровые молодые мужчины и женщины, такие красивые и цветущие. Но на самом деле это сплошь яблоки Содома, плоды Мёртвого моря, чернильный орехи. На самом деле, в этом мире у них нет никакого предназначения - внутри у них нет ничего, кроме горькой, гнилой трухи.
Но он никогда, никогда бы не осмелился сломить ее волю – выпустить на свободу водоворот ее подсознания и посмотреть на нее в состоянии истинного безрассудства. И несмотря на это, он постоянно наносил ей удары.
Почему не было человека, который заключил бы ее в объятия, прижал бы к груди и дал ей покой – идеальный, глубокий, целительный сон? О, почему не было кого-нибудь, кто бы обнял ее и подарил ей лишенный тревог и идеальный сон? Ей так хотелось такого идеального сна внутри некоей оболочки. Обычно она спала совершенно незащищенная. Она всегда лежала незащищенная, она не знала покоя, не знала, что такое отпущение грехов.
Opinie, 1 opinia1