Czytaj książkę: «Пойдем со мной»

Czcionka:

Посвящается Венди Винтерс
(25.05.1953 – 28.06.2018)

Ronald Malfi

COME WITH ME

Часть первая
Призраки в свете фар

Глава первая

1

В каждом браке есть секреты, я понимаю это, Эллисон. Правда. Именно секреты дают нам возможность держаться за свою индивидуальность и одновременно быть половиной матримониального целого. Они необходимы нам, как воздух. Мимолетные желания, рассеянные грезы, заведшие не туда – что-то личное, предназначенное только для одного человека, хранителя этих секретов, дежурного у дверей хранилища. Небольшие секреты легко скрывать – легче, чем, предположим, секреты большие, чудовищные поступки, измены, постыдные пристрастия, которые, подобно подводному чудищу, рано или поздно всплывут на поверхность, чтобы глотнуть воздуха. Они не могут быть скрыты вечно.

Эллисон, я начал узнавать твои секреты где-то через три месяца после твоей смерти. Я говорю «начал узнавать», потому что, как в историях про призраков, твои тайны открылись мне не сразу, а постепенно, обрастая все новыми подробностями. Это так на тебя похоже, Эллисон, – слои глубины накладываются друг на друга, и для того, чтобы собрать их воедино, требуются усилия, требуется серьезная работа. В тебе никогда не было ничего поверхностного, и тайна, которую после твоей смерти мне пришлось разворачивать, как своего рода оригами наоборот, только подтверждала это. Вероятно, если бы я был в лучшей форме, я бы быстрее собрал картину воедино. Не суди меня строго, ладно? Но вышло так, что я провел первые несколько месяцев после твоей смерти в каком-то гипнагогическом трансе. Видишь ли, часть меня ушла в небытие вместе с тобой – еще одно последствие брачного союза, – а то, что осталось, едва сохранило человеческий облик.

Картонная коробка, обмотанная упаковочной лентой, на нашем крыльце. Такой банальный способ узнать частичку тайной жизни покойной жены. И я признаю это с самого начала, просто чтобы потом не возникало путаницы: я не горжусь тем, что сперва пришло мне в голову. Сторонний наблюдатель этого, возможно, не заметил бы… Но я был твоим мужем, а не любопытным незнакомцем, украдкой наблюдавшим за твоей жизнью через окно. И вот так завеса тайны приоткрылась. А потом проем стал шире. И еще шире.

Я придерживаюсь мнения, что, когда дело доходит до секретов, нет предела тому, чего мы не знаем о человеке. Даже о человеке, который спит рядом с нами и разделяет нашу жизнь.

2

Я влюбился в тебя именно из-за твоей тьмы, Эллисон. Я имею в виду, из-за тьмы твоей глубины. Словно я заглянул в узкое отверстие и гипнотическая бесконечность заворожила меня. Да, ты была красивой, но именно необычная хищная аура, окружавшая тебя, – эти яркие вспышки, похожие на языки пламени в ночи, которые я иногда замечал в твоих глазах, – постепенно завлекла меня. Мрачная, язвительная улыбка, которая намекала на какое-то тайное знание. То, как ты яростно грызла ногти и на наших первых свиданиях у тебя на нижней губе всегда блестели пятнышки светло-зеленого лака для ногтей. Какая-то великая тайна, принявшая облик человека.

Впервые я увидел тебя в одиночестве на небольшой рыбачьей лодке в устье Дип-Крик, там, где речушка впадает в залив. Ты сидела в лодке, опустив голову, отчаянно промокающая под внезапным весенним ливнем. Было видно только темный силуэт. Я наблюдал за тобой из-под навеса закусочной на пристани для яхт. Одинокая фигура, покачивающаяся на беспорядочных штормовых волнах, вызвала у меня любопытство. Признаться, сначала я даже не понял, что ты женщина – неловко говорить, но из-за расстояния между нами и дождя ты казалась неразличимой, неподвижной глыбой. Я начал сочинять историю о тебе и о том, как ты оказалась там, на лодке, под дождем, – быть может, ты размышляла о самоубийстве из-за разбитого сердца… или, может быть, ты уже была мертва, став жертвой ревнивого любовника, который усадил твое тело в лодку и оттолкнул ее от берега в сторону залива.

Ситуация стала еще более странной, когда вокруг тебя вынырнули из воды три фигуры, скользкие, как тюлени, в своих черных гидрокостюмах, и залезли в лодку. Только тогда ты пошевелилась – слегка наклонила голову, возможно, чтобы задать вопрос или отдать приказ. Один из парней в гидрокостюме завел подвесной мотор, и лодка описала широкую дугу по руслу реки. Когда она снова остановилась, уже дальше от меня, я увидел, как гидрокостюмы вывалились за борт лодки и снова исчезли под бурлящей, взбаламученной штормом поверхностью воды. Ты осталась в лодке, сгорбившись под дождем, словно темная точка с запятой, покачивающаяся на волнах, опустив голову, как будто рассматривала нечто жизненно важное, что лежало у тебя на коленях.

В конце концов лодка высадила тебя на пристани, прежде чем исчезнуть в дождливом тумане. На тебе был дождевик армейского зеленого цвета, мокрые темные волосы были собраны в конский хвост. Твое лицо было бледным, чистым, почти мальчишеским. В руках ты держала блокнот и фотоаппарат в прозрачном водонепроницаемом футляре.

Я наблюдал за тобой, когда ты села за столик на немноголюдной террасе закусочной на пристани, заказала кофе (черный, без сахара) и начала что-то яростно записывать в своем блокноте. Следующие двадцать минут я то читал роман Харуки Мураками на японском, то наблюдал за тобой. Наконец, когда я набрался смелости подойти, ты, даже не взглянув на меня, сказала: «Мы искали труп».

Позже ты признаешься, что соврала. На самом деле, ты была там с ныряльщиками из Военно-морской академии и исследовала популяцию устриц для статьи, которую писала для местной газеты. Но тогда твое заявление лишило меня дара речи. И когда ты подняла на меня глаза, я понял, что ты специально так ответила. Чтобы лишить меня дара речи, выбить из колеи. И тогда у меня впервые пронеслась мысль: кто эта девушка ?

Так что в этом отношении я не могу винить тебя за твою тьму. И едва ли могу утверждать, что недавнее развитие событий застало меня врасплох. Не совсем. Я был предупрежден первыми же словами, которые ты мне сказала, первыми словами, которые ты произнесла, обращаясь к высокому, долговязому незнакомцу в очках и с толстой, потрепанной японской книжкой в руках. Ложь, задуманная как шутка, граничащая с тьмой.

Кто эта девушка?

После твоей смерти, после пяти лет нашего чертовски, я считаю, счастливого брака, я задавался этим вопросом снова и снова.

3

Когда впервые встречаешь человека, никогда не думаешь, что существуют какие-то космические часы, отсчитывающие годы, месяцы, недели, дни, часы, минуты, секунды до тех пор, пока вы не перестанете быть знакомы. Большинству людей, когда они встречают человека, с которым хотят провести остаток жизни, не приходит в голову, что в какой-то момент один из них уйдет. Конечно, каждый знает это на подсознательном уровне – все умирают, никто не живет вечно, – но никто не слышит тиканья этих часов, смотря в глаза своему супругу или супруге в первую брачную ночь. Этот звук заглушают блеск и очарование того, что, как мы думаем, готовит нам будущее. Но не дайте себя одурачить, эти часы тикают. Они отсчитывают время каждого из нас.

Ты, Эллисон, моя жена, умерла не по сезону теплым и довольно мирным, учитывая все обстоятельства, декабрьским утром. В момент твоей смерти я, скорее всего, заворачивал твой рождественский подарок, не подозревая, что ты истекаешь кровью на потертом линолеуме. Я все еще лежал в постели, когда ты ушла из дома тем утром, уже проснувшись, но закрыв глаза от яркого дневного света, льющегося в окна спальни. Я пошевелился, проведя рукой по твоей стороне кровати. Простыни были холодными.

– Привет, – сказала ты, врываясь в спальню. – Я тебя разбудила?

– Нет, мне пора вставать. А ты куда?

На тебе был алый берет, из-под которого выбивались угольно-черные завитки волос, обрамляя твое лицо, и пальто в клеточку, которое выглядело слишком теплым для такого приятного и мягкого декабрьского утра.

– В «Харбор Плаза», – ответила ты, роясь в вещах на комоде. – Мне нужно кое-что забрать. Мы сегодня вечером идем к Маршаллам на вечеринку с печеньками.

– А, точно.

Но к Маршаллам тем вечером мы так и не пошли.

– Если я, конечно, найду проклятые ключи…

– Посмотри на пьедестале, – предположил я.

Ты заправила прядь волос за ухо, пересекла спальню и скрылась в нашей гардеробной. Несколько лет назад, повинуясь внезапному порыву, ты вернулась домой с гаражной распродажи с мраморным пьедесталом высотой в два фута. Я помог тебе вытащить его из машины и поднять на три лестничных пролета – одному богу известно, как тебе удалось втащить его в машину самостоятельно, – и через некоторое время он каким-то образом поселился в гардеробной. Его основной функцией стало необъяснимым образом притягивать случайные предметы, которые казались нам утерянными, словно он был не куском мрамора, а сильной и таинственной черной дырой.

Ты вернулась из гардеробной, сжимая ключи в руке.

– Ты их туда положил?

Я покачал головой.

– Что ж, – сказала ты. – У меня от всего этого мурашки. Я никак не могла оставить их на этой штуковине.

– Да здравствует мраморный пьедестал.

Ты улыбнулась мне, стоя в изножье кровати в своем алом берете и пальто. Я чувствовал, что тебя что-то беспокоит, и это что-то стремилось вырваться на свет божий. В последнее время тебя тревожила какая-то мысль. Она выросла между нами, как невидимый столб. В последний месяц или около того ты отдалилась от меня, начала замыкаться в себе. Мои попытки выяснить, что происходит, наталкивались на отрицание с твоей стороны – все в порядке, просто у тебя сильный стресс на работе, это тоже пройдет. Но я знал, что это не так. Я знал тебя.

– Пойдем со мной, – сказала ты.

Я повернулся на бок и посмотрел на часы на твоем прикроватном столике. Четверть девятого.

– Слишком рано для меня, – признался я и откинулся на гору подушек. За окном птица, похожая на ястреба, кружила на фоне неба цвета обглоданной кости. – Кроме того, мне нужно немного поработать.

– Уверен? Мы могли бы вместе позавтракать в «Петухе».

Обычно я бы убил за тарелку французских тостов из кафе «Жирный петух» – два ломтика хлеба ручной работы толщиной с Библию, посыпанные сахарной пудрой, с кленовым сиропом, густым и ароматным, как древесная смола. Однако перспектива вести светскую беседу в окружении толпы покупателей, в последнюю минуту вспомнивших о рождественских подарках, отбила у меня всякое желание отведать французских тостов.

– Подлая искусительница, – сказал я. – Но я вынужден отказаться, любовь моя.

– Твой выбор. – Ты подошла к кровати и поцеловала меня в макушку, как мать захворавшего ребенка. – Внизу тебя ждет свежесваренный кофе.

– Ты просто прелесть.

– А я думала, что подлая искусительница.

– Ты многогранная личность. В этом весь твой шарм.

– Что верно, то верно, – сказала ты и вышла из комнаты.

Это был последний раз, когда мы разговаривали, Эллисон. В следующий раз я увидел тебя в окружном морге, твое тело лежало на стальном столе, простая белая простыня натянута до ключиц, а на пулевое отверстие в твоем черепе аккуратно положена учетная карточка. И, конечно, я все еще слышу, как ты повторяешь это снова и снова, словно проклятие или, может быть, молитву: Пойдем со мной. Кто-то может сказать, что наши судьбы высечены на скрижалях с момента нашего рождения, но я в это не верю. Я думаю, мы сами создаем нашу жизнь и выбор всегда остается за нами. Свобода воли означает, что все мы должны жить с последствиями своих действий… вот почему мне мучительно закрывать глаза и слышать эти твои слова, хотя сейчас они всего лишь воспоминание, Пойдем со мной, как будто чем больше я думаю об этом, тем ближе к тому, чтобы разгадать код всего пространства и времени и найти способ ускользнуть за окна, балки и перекрытия, из которых состоит осязаемый мир, и скрыться с тобой в этом загадочном, неспокойном море. Просто уйти. Если бы я пошел с тобой тем утром, все могло бы сложиться иначе.

Что-то заставило меня вскочить с постели вскоре после того, как ты ушла. Словно призрачные руки приподняли меня с матраса, заставляя принять сидячее положение. Я выбрался из постели и стоял в оцепенении, пока остатки этого ощущения не покинули меня. Проведя руками по волосам, я подошел к гардеробной и выключил свет. Ты всегда оставляла свет включенным, Эллисон. Все время, черт возьми.

Протирая заспанные глаза, я подошел к окну, из которого открывался вид на наш скромный уголок в этом мире – тупиковая улица Арлетт-стрит, вереница однообразных таунхаусов цвета опилок, коричневые холмы за ними, ощетинившиеся голыми, похожими на скелеты кронами деревьев. Я видел, как ты вышла из дома и помахала рукой Грегу Холмсу, вышедшему на утреннюю пробежку с повязкой на голове и в серой толстовке с темными пятнами в области подмышек. Ты сказала что-то, что рассмешило его, и потом он, пыхтя, направился к перекрестку в конце нашего квартала. Я наблюдал, как ты садишься в «Субару» (который ты всегда называла «Субэ»), заводишь двигатель и выезжаешь на улицу. Ястреб, мой новый знакомый, все еще описывал круги на фоне серебристых облаков, из-за которых с трудом пробивалось утреннее солнце. Я наблюдал, как моргнули задние фары «Субэ», когда ты переключила передачу. Наблюдал, как ты пристегнула ремень безопасности (ты всегда делала это, когда выезжала на улицу, и никогда на подъездной дорожке, как будто пристегнутый ремень безопасности мешал вести машину задним ходом). Я видел, как ты поправила свой берет, глядя в зеркало заднего вида, прежде чем уехать. Я наблюдал за всеми этими простыми движениями, которые я видел бесчисленное количество раз, даже не подозревая, что все это время великие и ужасные космические часы тикали, тик-так, тик-так, безжалостно приближаясь к тому, чтобы прекратить нашу совместную жизнь в этом мире.

4

Помнишь статью, которую о тебе опубликовал «Геральд»? Когда тебя назвали репортером года? В качестве рождественского подарка я заламинировал ее и вставил в деревянную рамку, чтобы ты могла повесить ее на стену в нашем общем домашнем офисе. Ты не любила выставлять свои достижения напоказ, но я гордился тобой. На первой странице раздела «Сообщество» поместили твою фотографию, увеличенную версию той, что обычно сопровождала статьи твоего авторства. На этой фотографии ты выглядишь хитрой и загадочной; это непритязательное розовое шарфообразное нечто на шее не в силах скрыть твою глубину. Тебя наградили за работу с девочками-подростками, интересующимися журналистикой, за то, что в рамках своей колонки ты предоставила им возможность высказывать свое мнение по важным вопросам. В основном это были де вочки из неблагополучных семей, которые совмещали учебу в школе с работой, чтобы помогать своим родителям – как правило, матерям-одиночкам – оплачивать счета. Конечно, они не проживали в районах для среднего класса и не являлись основной аудиторией «Геральда», но это не помешало тебе дать этим девушкам возможность высказаться. Ты была очень тронута, когда тебе вручили награду на банкете в Чесапикском клубе, но потом призналась мне по дороге домой (и после изрядного количества джина с тоником, если уж быть честным), что деньги, потраченные на банкет, можно было бы направить на помощь тем самым девушкам, за работу с которыми тебя назвали репортером года. А еще ты сказала, что репортеры должны делать репортажи, а не быть их героями.

– Но иногда они правда герои, – парировал я.

После того, как ты уехала из дома тем утром, я отыскал в шкафу в прихожей упаковочную бумагу с Санта-Клаусом и оленями и завернул в нее рамку. Потом украсил сверток красным бантом. Вуаля!

Ни для кого из нас не было секретом, где мы прятали подарки друг друга. Черт возьми, здорово же побороть искушение и продержаться до самого торжества, правда? У нас был скромных размеров таунхаус, но гардеробная в главной спальне была огромной. Вся моя одежда и личные вещи аккуратно сложены на моей стороне, все твои вещи свалены в кучу на твоей стороне. Господи, Эллисон, мы были поистине необычной парой. Даже наши вещи оказались в каком-то вечном противостоянии, словно ковбои, застывшие друг против друга на противоположных концах пыльной грунтовой дороги.

Я всегда прятал твои подарки в кофре из (искусственной) кожи аллигатора, который приобрел во время учебы в Мэрилендском университете. А ты складывала подарки для меня в сундук под вешалкой с тем, что ты называла своей «офисной одеждой», и этот сундук был очень похож на детский гробик.

Я опустился на колени перед своим кофром, поднял защелку и под скрип петель откинул крышку. Знакомый запах старых книг и спортивных носков ударил мне в лицо. От этого запаха было невозможно избавиться, независимо от того, сколько освежителей воздуха с ароматом сосны я туда клал. Среди моих старых школьных альбомов, научных текстов и нескольких рукописей романов, которые я писал от руки в желтых блокнотах, когда учился в колледже (все они были ужасными), там уже лежало несколько упакованных рождественских подарков для тебя. Я отодвинул их в сторону и освободил место для только что завернутой рамки.

Я захлопнул крышку кофра, кряхтя поднялся на ноги и уже собирался выйти из гардеробной, когда заметил кое-что необычное. Твой сундук был закрыт на маленький висячий замок. Не знаю, когда ты стала его запирать, но я заметил это только сейчас. И это не только удивило меня, но и вызвало неприятное ощущение в животе. Сундуки запирают на замок, чтобы их никто не открыл. Сундуки запирают на замок, когда не хотят, чтобы другие видели, что лежит внутри.

Я подергал замок. Он был крепким. По его виду нельзя было сказать, насколько он новый. Наверное, в этом году я получу отличный рождественский подарок, сказал я себе, хотя это не помогло избавиться от беспокойства, возникшего у меня при виде этого замка.

Не подозревая о том, что к этому моменту траектория моей жизни уже окончательно и бесповоротно изменилась, я спустился вниз, включил телевизор, а затем пошел на кухню и налил себе большую кружку кофе. Кофе уже остыл, поэтому я поставил кружку в микроволновку, а потом вышел на заднюю террасу покурить, пока он разогревался. Хотя день был необычайно теплым, казалось, что с затянутого тучами неба вот-вот пойдет снег. Пока я курил – я делал это всякий раз, когда тебя не было дома, тебе не нравилось, что я курю, – я оглядел небо в поисках ястреба, которого дважды замечал ранее, но его нигде не было видно. Где-то вдалеке, вероятно, у шоссе, я услышал полицейские сирены. Ближе к дому непрерывно лаяла собака.

Когда я вернулся в дом, то понял, что по крайней мере некоторые из сирен, которые я слышал, доносились из телевизора. Я достал свой кофе из микроволновки и уставился на экран. Какое-то мгновение я не мог понять, что я вижу. Словно слышал свой собственный голос, звучащий из колонок магнитофона – знакомый, но в то же время неузнаваемый. Но потом я понял, на что смотрю: на «Харбор Плаза», торговый центр у шоссе, с аккуратными рядами магазинов, которые теперь загораживали мигалки нескольких полицейских машин. Внизу экрана были слова «ВООРУЖЕННЫЙ СТРЕЛОК».

Я поставил кружку с кофе на столешницу, чтобы не уронить ее на пол. Потом схватил пульт от телевизора и прибавил громкость.

– …где полиция перекрыла шоссе до тех пор, пока ситуация не будет взята под контроль. Как нам сообщили, менее двадцати минут назад мужчина открыл стрельбу в одном из бутиков в «Харбор Плаза»…

Изображение на экране поменялось. Я увидел полицейские машины, блокирующие въезд на парковку. На заднем плане была машина скорой помощи. Полицейские, размахивающие сигнальными жезлами, перенаправляли поток машин. Трансляция переключилась на третий ракурс, и я увидел, как полиция выводит людей из кафе «Жирный петух». Среди них не было никого знакомого.

Найти свой мобильный телефон всегда было непросто, но наконец я наткнулся на него рядом с кофеваркой. Я набрал твой номер, Эллисон. Шесть гудков, потом включилась голосовая почта. За это время мое тело взмокло от пота, а кожа на голове покрылась мурашками. Я чувствовал себя так, словно в атмосферу попал радиоактивный уран. Я завершил звонок и сразу же перезвонил тебе. Снова: шесть гудков, затем голосовая почта.

Наверное, в этой ситуации ты просто не можешь ответить на звонок, убеждал я себя. Может быть, во всей этой суматохе ты потеряла телефон. Я повторял эту мантру про себя снова и снова, когда мчался в своем «Сивике» по Арлетт-стрит в сторону шоссе. Там я встрял в пробку, возникшую из-за того, что полиция перекрыла дороги, окружающие «Харбор Плаза». Казалось, моя машина целое десятилетие неподвижно стояла за «Шевроле-Эквинокс» с мигалкой и наклейкой на бампере, гласившей: «СОБЛЮДАЙТЕ ЧИСТОТУ. ЭТО ЗЕМЛЯ, А НЕ УРАН». Я больше не был раскаленным урановым стержнем, а скорее превратился в некое земноводное существо, липкое от пота, и мои пальцы, сжимавшие руль, были соединены прозрачной перепонкой.

– К черту.

Я крутанул руль и рванул через полосу встречного движения к обочине, бум-бум-бум-бум-бум, мелочь в подстаканнике гремела, полупустая бутылка с негазированной водой подпрыгивала в ногах пассажирского сиденья. Встречные автомобили начали мне сигналить. Я нажал на повторный набор номера на своем мобильном телефоне, и блютус автоматически включил стереосистему в машине. В колонках раздался треск. Шесть гудков, затем сразу голосовая почта. Впервые за пять лет совместной жизни и тысячи раз, когда я звонил тебе на мобильный, я заметил, что ты не называешь своего имени, а просто отдаешь приказ оставить сообщение.

Никто из людей, выходивших из «Жирного петуха» с руками над головой, не разговаривал по телефону. Возможно, полицейские запретили это делать.

Я миновал съезд с шоссе и поехал по извилистой грунтовой дороге. Я почти доехал до перекрестка у «Харбор Плаза», когда еще один поток машин заставил меня остановиться.

– Ну же, Эллисон, – взмолился я, набирая твой номер снова и снова. Гудки и голосовая почта. Гудки и голосовая почта. – Ответь, черт возьми.

Не могу сказать, что ты всегда брала трубку, когда я тебе звонил. Я часто попадал на голосовую почту. В этом не было ничего необычного.

Впереди я видел мигалки полицейских машин, отражавшиеся в витринах магазинов на противоположной стороне улицы. Двое полицейских в форме регулировали движение, машины съезжали с поросших травой обочин и разворачивались. Мимо меня проезжали машины, только что двигавшиеся в противоположном направлении. Они ехали осторожно, словно заблудившись. Слева от меня была заправочная станция, небольшая группа людей стояла у бензоколонок и наблюдала за происходящим. Я крутанул руль, автомобиль наскочил на бордюр, царапая днище, и въехал на парковку заправочной станции. Я выскочил из машины и побежал к толпе людей, крича:

– Что происходит? Что происходит?

– Какой-то парень открыл стрельбу в торговом центре, – ответила женщина. Она выглядела потрясенной, словно кто-то разбудил ее во время ночного кошмара.

– Он мертв, он мертв, – сказал высокий мужчина в синем тюрбане. У него были длинные седые усы с завитками на концах. У одного уха он держал телефон, во втором ковырялся пальцем.

– Кто? – спросили из толпы.

– Думаю, стрелок, – ответил мужчина в тюрбане. – Погодите, погодите…

Он вынул палец из уха и поднял его над головой, после чего начал говорить по телефону на непонятном мне языке.

Все еще сжимая в руке сотовый телефон, я побежал к двум полицейским, регулировавшим движение на перекрестке. Один из них увидел меня и что-то крикнул, но я не понял, что именно. У меня в голове словно роились пчелы. Я остановился, только когда полицейский быстрым шагом направился ко мне, подняв руку в жесте, означающем «стой, идиот».

– Отойдите назад! – крикнул он.

Я пробормотал что-то о своей жене.

– Вы попадете под машину! – прокричал он и махнул в сторону хаотично движущихся автомобилей, которые полицейские пытались перенаправить в моем направлении.

Я отпрыгнул назад, на тротуар. Отсюда я мог видеть парковку «Харбор Плаза». Люди столпились у здания банка. Я двинулся в том направлении, смутно осознавая, что кто-то – вероятно, тот полицейский посреди улицы – снова кричит на меня. Когда я перебегал через дорогу к торговому центру, раздался визг тормозов, сверкающий хромом бампер грузовика оказался всего в нескольких дюймах от меня. Водитель нажал на клаксон и что-то прокричал, но меня отвлек внезапный шум вертолетных винтов прямо над головой. Стальная махина появилась из ниоткуда и, снижаясь, описывала круг над площадью, над улицей, ближайшими деревьями, бейсбольным полем и пожарной станцией на противоположной стороне дороги.

Люди сидели на металлических скамейках перед банком и стояли, словно стадо коров, в самом дальнем конце парковки. Большинство из них разговаривали по мобильным телефонам, в том числе девочка-подросток, которая безудержно рыдала, прижимая свой айфон к уху. Я проходил сквозь них, как призрак, хватая темноволосых женщин за плечи и разворачивая их, чтобы посмотреть, не ты ли это, Эллисон. Ни одна из них не была тобой. Я проталкивался сквозь толпу, пока не увидел россыпь битого стекла на тротуаре перед бутиком. Повсюду были полицейские и парамедики. Я увидел несколько фургонов новостных каналов и телеоператоров с включенными камерами. Над головой снова пролетел вертолет. Я попытался пройти по тротуару к бутику, но другой полицейский – женщина с поразительными зелеными глазами и невозмутимым выражением лица – остановил меня, положив руку мне на грудь.

– Я ищу свою жену, – сказал я и показал свой сотовый, словно он являлся пропуском на место преступления. – Ее зовут Эллисон Деккер.

– Сэр, вы должны встать там, с остальными.

– На ней был красный берет, – сказал я.

Суровое выражение лица офицера не изменилось, она схватила меня за предплечье и повела обратно к толпе. Мое тело казалось невесомым; эта женщина могла бы поднять меня над головой одной рукой, если бы захотела.

– Послушайте, – сказала она, когда мы дошли до парковки. – Видите пожарную станцию?

Я, конечно, видел ее миллион раз, но проследил за ее взглядом, устремленным через улицу туда, где среди елей стояло двухэтажное кирпичное зда-ние добровольной пожарной охраны. Я, как болванчик, кивнул головой.

– Идите туда, – сказала полицейская.

– Но моя жена…

– Идите туда. Это точка сбора. Вы поняли?

Я ничего не понимал, словно она несла какую-то бессмыслицу, но почувствовал, как киваю.

– Как вас зовут, сэр?

– Аарон, – выдавил я. – Аарон Деккер. Мою жену зовут Эллисон. На ней был красный берет.

Черт возьми, сколько еще женщин в красных беретах могло оказаться в окрестностях пригородной парковки в штате Мэриленд?

– Идите через дорогу и ждите там, мистер Деккер.

Продолжая кивать, как идиот, я попятился от нее, пока не уперся плечом в припаркованный у обочины фургон. Я обернулся и увидел в окне фургона лицо маленькой девочки, лет восьми-девяти, которая смотрела прямо на меня. Страх в ее глазах был очевиден. Я снова оглядел толпу людей, на их лицах в равной степени отражались ужас, горе, шок и растерянность. Одна женщина прижимала к бедру маленького мальчика, по ее лицу текли слезы. Мужчина в зеленом пуховике то и дело дотрагивался до небольшого пореза на лбу, а затем непонимающе смотрел на свои окровавленные пальцы – словно робот, запрограммированный на выполнение повторяющегося движения.

Когда в потоке машин образовался перерыв, я перебежал через улицу к пожарной станции. Обе двери были открыты. На складных стульях внутри сидели люди, которым, по-видимому, полицейские сказали то же, что и мне, – прийти сюда и… что делать? Ждать?

Мне пришло в голову, что ты могла быть там, Эллисон. Возможно, полицейский тоже посоветовал тебе прийти туда и подождать, пока все не успокоится. Вполне вероятно, правда? Я снова набрал твой номер, пробираясь сквозь толпу внутри пожарной станции в поисках тебя. Я увидел, что другие люди делали то же самое – почти все прижимали телефоны к уху. Но все эти люди разговаривали с кем-то на другом конце провода. А я? Шесть гудков, затем голосовая почта.

Женщина с блокнотом подошла ко мне и спросила, как меня зовут. Я назвал ей свое имя, а затем сказал, что ищу свою жену, и назвал твое имя. Она сверилась с блокнотом, затем подняла на меня серьезный взгляд. Моей жены не было в ее списке.

– Что это значит? – спросил я.

– Это значит, что ее здесь нет.

– А это что значит?

– Мы только собираем информацию, мистер Деккер. Чтобы помочь людям найти друг друга как можно быстрее.

– Но моя жена… Я ищу свою жену. Она не берет трубку.

– Здесь сейчас много чего происходит, – сказала она, словно в качестве объяснения.

– А что конкретно произошло?

– Я точно не знаю, – ответила женщина. Она была средних лет, с избыточным весом, копна крашеных рыжих волос, словно шлем, обрамляла ее голову. Но в ее глазах читалось сочувствие. – Мужчина открыл стрельбу в одном из магазинов.

– Кто-то сказал, что он мертв.

– Я тоже так думаю.

– А кто-нибудь еще погиб? Кто-нибудь пострадал?

Она коснулась моей руки. Меня всего трясло, и наверняка она это почувствовала.

– Мы сами пытаемся во всем разобраться, мистер Деккер. Пока присядьте. Вам лучше сесть. Я принесу вам воды или кофе.

– Мне ничего не нужно.

– Вам нужно присесть.

Я нашел пустой складной стул рядом с большим металлическим мусорным ведром, сел и уставился на пустые одноразовые стаканчики в мусорном ведре. Экран моего мобильного телефона, лежавшего у меня на коленях, погас. В тот момент я решил не набирать твой номер в очередной раз, а оживить мобильник силой мысли, чтобы он завибрировал и зазвенел твоей мелодией звонка (щебет птиц), чтобы твое имя появилось на экране, чтобы ты позвонила мне и сказала, что в безопасности, и что пошла в торговый центр «Аннаполис», а не в «Плаза», и только сейчас узнала о том, что произошло, и что ты просишь прощения за пропущенные звонки, так как забыла сотовый в машине.

По дороге с воем сирен промчалась машина скорой помощи. Люди смотрели ей вслед. Я вскочил со стула и вышел на улицу. Пожарная станция вызывала у меня клаустрофобию, мне нужен был свежий воздух. Небо заволокло облаками, и теплый декабрьский день стал прохладным, но мне было все равно. Я поежился, обхватив себя руками, затем посмотрел на небо. И снова увидел ястреба, лениво описывающего круги на фоне нависших облаков. Только теперь, с такого близкого расстояния, я разглядел, что это был вовсе не ястреб, а какая-то крупная птица-падальщик, кружившая в поисках чего-нибудь мертвого или умирающего.