Путь в гнездо
Прочитал на днях роман "Гнездо синицы" ноунейма Ромы Декабрева. В издательских материалах "Альпины" разными аккуратными обиняками (чтобы не напугать расслабленного автофикшном и прочим изи-ридингом читателя) говорилось, что это вполне себе литературный хардкор, ну я и решил проверить. Яжхардкорщик.
Оказалось, это и в самом деле вполне себе литературный хардкор. Не ультрамодернистская проэзия Гелианова, не датаистские массивы Веневетинова, но тоже текст, который весьма удивительно видеть изданным в коммерческом издательстве, а не в самодеятельности. Кто прожал публикацию в "Альпине", тот молодец, мы щас вам еще вагон такого же (и погуще) отправим.
Кто в гнезде
Роман, как можно догадаться из названия, рассказывает о гнезде синицы, а также о феномене сборного человека и модном концепте дед инсайда – все на примере молодого человека с подозрительно альтер-эговой фамилией Стужин. Стужин встречает читателя мертвым на прозекторском столе и затем триста страниц водит по предысториям этой печальной (за/раз)вязки. Водит, надо сказать, не за руку, а бегая вокруг читателя кругами и квадратами, без предупреждения скрываясь в кустах и тут же выпадая из окна, переодеваясь в других персонажей, беспорядочно перескакивая с темы на тему экскурсии в прошлое и отменяя все, что было сказано.
Хардкор тут в первую очередь в неопределенности событий. Формально основное событие – сожжение офиса компании, в которой работает Стужин, убийство директора этой компании и бегство героя вместе с дочерью директора за рубеж. Содержательно основное событие – некий инцидент в детстве Стужина, сделавший его тем самым дед инсайдом. Или нет (both). Рассказчик постоянно ставит под сомнение реальность собственных воспоминаний и впечатлений, обнаруживает противоречия между ними, излагает одни и те же микросюжеты в разных декорациях. Он честно пытается докопаться до правды, установить, что на самом деле с ним происходило, но в итоге все эпизоды оказываются равномерно недостоверными: любой можно принять за точку отсчета фактов и раскрутить от него сюжетный шнур в ту или иную сторону.
Как в гнезде
На первых десятках страниц такая стратегия повествования выглядела очередной бесплодной игрой с ручкой и бумагой (клавой и компьютерной памятью), какой балуются жаждущие письма, но ничего не имеющие сказать сочинители, однако вскоре в тексте проявились элементы организации, нехарактерные для письменных забав. Сцены связаны не сюжетно, а тематически – варьированием мотивов внутренней пустоты человека и враждебной тьмы его окружения. Декабрев создает объемную картину дед инсайда, рассматривая концепт с разных сторон – от молодецкой позы через зрелое осознание опустошенности героя к буквалистскому прочтению под скальпелем патологоанатома. Внешне роман хаотичен, но в нем нет ни одного не связанного с другими эпизода, всякая будто бы вставная сцена или проходная деталь обязательно впоследствии появится в том или ином отражении в основных сюжетных линиях.
"Гнездо синицы" – это типичный V.-дебют, когда молодой и неиронично талантливый автор в первом большом тексте старается показать все, что он может в художественном письме априори. Поэтому тут есть и стихи, написанные от лица разных персонажей, и пьеса-допрос, и куча отсылок разной толщины к прочитанному и возлюбленному автором от Кнута Гамсуна до Резы Негарестани, и арсенал усвоенных им из прочитанного (пост?)модернистских приемов, и максимально широкий разброс тем – от участия героя в боевых действиях до трудовых будней бьюти-блогерш. Автор буквально написал все, что мог, обо всем, что важно ему или может быть важно читателю. За саму по себе амбициозность текста мое уважение, у нынешней пишущей молодежи не так много замахов на грандиозное; и я удваиваю респекты за то, что у Декабрева начинание, вознесшееся мощно, ни в какую сторону не свернуло (ни в формальные упражнения, ни в бесформенные размышлизмы) и родилось в бумагу живым и доношенным.
Что в гнезде
Как было сказано выше, роман посвящен гнезду синицы, и чем дальше в текст, тем становится заметнее, что оно для него – фундаментальная фрактальная метафора. Во-первых, это метафора информационных фильтров, через которые человек воспринимает действительность. Во-вторых, это метафора виртуального образа в соцсетях, выстраиваемого человеком вокруг внутренней пустоты. В-третьих, это метафора дед инсайда, он же сборный человек, слепленный из чего попало. Наверняка есть еще в-четвертых и так далее, какие я сейчас не вспомню, а в-последних, это метафора романа "Гнездо синицы", где множество сюжетных веток образуют решетку, сквозь которую читателю предлагается разглядеть подлинную историю Стужина либо, отвернувшись от героя, взглянуть на нашу реальность.
Самое удивительное, что с такой темой в духе "новых вялых" (человек пуст, бесцелен, празден, некоммуникабелен, мертв) в романе нет нытья. Порой кажется, что вот-вот нытье начнется, автор таки сверзится в рядовое инфантильное "как страшно жить, мама, роди меня обратно" не нашедшего места в жизни молодого балбеса, но нет, равновесие выдержано до последней точки. Тяжелые ситуации и негативные мысли Стужина подаются отстраненно, зачастую аналитически, и это, конечно, наиболее уместный подход к изображению дед инсайда: с позиции дед инсайда. Рассказываешь, что люди как гнезда без птичек – не прикидывайся, что сам полон яиц и жалобного щебета, будь мужиком, держи дисциплину. Получается, что в книге мертв и главный герой, и все второстепенные, и автор (как завещали Отцы), а живыми являются только сам текст, непредсказуемый как реальность, и читатель.
Кому гнездо
Читатель, по сути, и есть синица этого романа. Наша задача – обжить готовое гнездо стужино-декабревского текста, переложить его сюжетные ветки по своему вкусу и добавить в него сколько угодно своего. А потом можно сравнить, у кого что получилось. Если бы я понимал поэзию, я бы сказал, что "Гнездо синицы" – поэтическая аналитика современной российской повседневности, так что очень жаль, что поэзия мне непонятна.
Это книга для читателей, предпочитающих самостоятельно разбираться в сюжетных головоломках и готовых к многократному пересмотру текстовых данных на предмет "было/не было". В то же время, это вполне дружелюбная для не-хардкорщиков работа, поскольку в ней нет экспериментов с языком, предложения написаны в нормативном синтаксисе, у всех персонажей есть имена, во всех сценах понятно, что происходит, а элементы связности между эпизодами достаточно яркие и четкие, чтобы книгу мог без особых страданий прочитать любитель мейнстримного чтения (не осуждаю).
В общем, цитируя финал романа, "Сдоба".
Recenzje
4