«Беги… беги быстрее… чтобы эти поймали тебя и убили», – повторял про себя Ник, чувствуя, как с каждым рывком его ноги становятся все тяжелее и тяжелее, а бег, неизбежно, начинает терять силу и бодрость. Его энергия в любой момент могла покинуть его и оставить его жертвой своих преследователей.

Он, спотыкаясь, неумолимо пробирался сквозь кусты и высокую траву небольшого поля, расположенного за домами муниципалитета, куда, как подсказывали ему инстинкты, он должен был направиться в качестве единственного возможного пути к безопасности.

Но Джанни и его друзья, как бешеные псы, охотились за ним так близко, что он отчетливо слышал их бешеный бег и постоянные угрозы смерти.

Мы поймаем тебя – Ник! Ты ублюдок! Остановитесь сейчас, пока есть возможность! После… для тебя… будет слишком поздно! Остановитесь сейчас, и мы ничего с вами не сделаем! Продолжай бежать и… мы поймаем тебя… убьем! Трус… ублюдок!»

Но Ник, чтобы не тратить дыхание без необходимости, старался не отвечать на их оскорбления. Он прекрасно знал, уже много раз испытав это на себе, что эти громогласные крики имеют только одну цель: запугать и устрашить его. Самое главное для него было не отвлекаться, чтобы не упасть, и, прыгая туда-сюда, как кошка среди сорняков, он пытался избежать всех препятствий, которые внезапно появлялись перед ним.

«Будь ты проклята, Мара!» – проклинал он себя.

«Как ты мог предать меня? Как ты мог предать своего лучшего друга? Что обещали тебе эти мерзавцы… эти позорные люди?»

Прошло всего несколько часов с тех пор, как Мара по дороге из школы вручила ему обычную записку с указанием места и времени, где он должен был тайно встретиться со своей возлюбленной Скарлетт.

Их любовным отношениям с самого начала мешали древние разногласия, которые издавна существовали между семьями Фуско и Грациано, как между современными Монтекки и Капулетти.

Несмотря на некоторые мимолетные и полусерьезные попытки примирения, не последнюю роль в которых сыграл Дон Джулио, городской приходской священник, между двумя семьями по-прежнему была плохая кровь. Они вели себя как две суперсилы, угрюмо смотрящие друг на друга, готовые укусить друг друга при первой же провокации. Местом этой семейной вражды была небольшая деревня в провинции Казерта, где все жители хорошо знали друг друга, и более чем несколько семей были связаны друг с другом.

В деревне, особенно пожилые люди, сожалели, что Никола и Росселла не смогли прожить свою невинную историю любви при свете дня из-за глупых и пустяковых разногласий, которые их родители продолжали, не останавливаясь, не разрешать.

На самом деле, самым яростным из всех был мистер Антонио, глава семьи Грациано, отец Скарлетт, который с самого начала был против этих отношений. Одна мысль о том, что его дочь однажды может выйти замуж за члена семьи Фуско, заставляла его дрожать и яростно выть, как зверь. Иногда казалось, что он находится на грани полной потери контроля и разума, особенно когда старший сын Женя рассказывал ему о мимолетных и тайных встречах с сестрой. Каждый раз он очень сердился на дочь, и только вмешательство любимой жены с трудом возвращало спокойствие в семью. Но последний эпизод заставил «воду выплеснуться из вазы».

Джанни застал Росселлу в компании Ника, в недвусмысленных выражениях, в темном и уединенном переулке деревни. Буквально обхватив друг друга, они обменивались поцелуями и нежными ласками. По их поведению казалось, что это их последняя встреча, как будто они предвещали наступление огромной бури на их влюбленные сердца.

На самом деле, эти двое молодых людей были не так уж далеки от истины.

Скарлетт, которой уже исполнилось шестнадцать лет, требовала свободы, чтобы иметь возможность выбирать, кого любить, не подвергаясь давящим и удушающим семейным ограничениям. Но ее раннее стремление к эмансипации неизбежно вступало в противоречие с древними традициями, которым должна была подчиняться каждая девушка ее возраста только потому, что она родилась и жила в маленьком провинциальном городке на юге Италии.

Эти бунтарские настроения все чаще приводили ее к конфликтам со всеми членами семьи, особенно с женщинами, такими как тетя Титина, которая, вместо того чтобы поддержать ее в трудной борьбе, только и делала, что критиковала ее при каждом удобном случае.

Для многочисленных родственников Грациано эта девушка была настоящей занозой в их боку, классической «черной овцой», не только из-за ее безумной любовной связи с членом семьи Фуско, но и из-за того, что она носила макияж и одежду, которая, по их словам, была слишком вульгарной и скупой, что заставляло ее выглядеть намного старше своих лет.

Но сильный характер Росселлы не позволял ей делать шаги назад или соглашаться на компромиссы; она горячо хотела сохранить свою мечту о беззаботной юности, не подвергаясь запретам и устаревшим ограничениям.

Несмотря на редкие вспышки гнева, отца Скарлетт нельзя было назвать грубым или жестоким человеком. На самом деле, за шестнадцать лет жизни дочери он ни разу не ударил ее, даже небольшой пощечиной. В отличие от своего брата Жени, она пользовалась своего рода иммунитетом, так как считалась «любимицей семьи».

Со временем она научилась не отвечать на обвинения и истерики отца, и только когда чувствовала себя усталой и униженной, реагировала тихим плачем. В редких случаях из ее прекрасных голубых глаз текли крупные слезы, которые, обильные и беззвучные, омывали ее прекрасное лицо, идеальное и гладкое, как тонкий фарфор.

Антонио очень любил «свою маленькую девочку», как он ее называл, и после каждой ссоры, из-за чувства вины, которое его мучило, он шел и покупал ей маленький подарок.

Его жена Мария очень критично относилась к его непостоянному поведению и обвиняла его в том, что он не знает, как дать настоящее образование своим двум детям.

«Ты слишком ее балуешь!!! Если вы позволите ей потакать всем своим прихотям, эта маленькая девочка никогда не встанет на ноги и будет продолжать позорить всех нас», – повторяла она ему каждый раз.

Шли недели, ссоры между отцом и дочерью становились все более частыми, и, неизбежно, со временем доверие между ними также разрушилось безвозвратно.

Нет нужды говорить, что начало всей этой суматохе положил брат Джанни, когда в вечер рождественского ужина, в момент открытия подарков, все еще лежащих в блестящих и красочных упаковках под елкой, он вдруг начал рассказывать всем родственникам, что Росселла тайно встречается с младшим сыном Фуско. Это неожиданное признание нанесло больший ущерб, чем атомная бомба. Сначала отец не хотел в это верить.

Затем со свойственным ему пытливым взглядом, как он обычно делал в таких случаях, он повернулся к своей дочери и серьезным и озабоченным тоном сказал ей: «С сыном Фуско? Но раз в городе столько мальчишек, значит, ты должна была дружить с Фуско? Пожалуйста… Скарлетт… скажи мне, что это неправда? Скажи мне, что твой брат ошибается. Сделай это для своего отца. Это нехорошие люди! Крестьяне… без культуры! Послушай своего отца… ты заслуживаешь лучшего… ты заслуживаешь большего!».

«Это не люди для нас!» – повторял он, пытаясь сохранить видимое спокойствие, в то время как кровь закипала в его голове.

«Эти люди здесь…", – не успел он закончить фразу, как его перебила жена.

«Скарлетт… Я надеюсь ради твоего блага, что слова твоего брата – не правда… а лишь плод его живого воображения! Даже просто дружить с Фуско не принято в этой семье. Так что… теперь вставай… и иди в свою комнату! Хорошо подумайте о последствиях своего абсурдного поведения. У нас большие планы на вас. Университет… медицинское образование. Не стоит тратить время на такую ерунду. Мы тебя очень любим… мы хотим тебе только добра… слушайся маму и папу».

Скарлетт, напуганная и недоверчивая этой неожиданной и внезапной лекцией, не имела ни возможности, ни времени ответить. Она подумала, что лучше промолчать, встала из-за стола и быстро пошла, опустив голову, в свою спальню. Там он позволил себе упасть лицом вниз на кровать и, с силой схватив подушку, засунул ее себе под лицо. Она закрыла глаза и попыталась представить себе солнечный пляж и морские волны, рука об руку со своим Ником, гуляющим и купающимся в теплых волнах.

Из-под матраса он достал свой верный дневник, где спрятал единственную фотографию, на которой они были вместе.

Неблагоприятная судьба, казалось, полюбила делать ее жизнь трудной, почти невозможной.

Сейчас ее коснулось столько негативных мыслей, и внутри нее зародилась идея покончить со всем и со всеми.

Это казалось ей единственным способом показать всему миру, а не только семье и родственникам, свой дискомфорт угнетенного и непонятого подростка. К счастью, мысль о любимом Нике давала ей силы выстоять и жить дальше. В конце концов, думала она, ей еще два с половиной года до совершеннолетия и того, чтобы взять жизнь в свои руки.

Оба родились в один и тот же месяц и в один и тот же день: второго мая. Это странное и неудачное совпадение не позволило им вместе отпраздновать свои дни рождения. Между ними было всего два года разницы, но девочка, хотя и родилась в маленьком городке на юге Италии, знала, как улучшить себя с помощью макияжа и одежды, настолько, что выглядела и двигалась как девушка намного старше своего возраста.

Никола, напротив, происходил из более открытой и современной семьи, настолько, что сам не раз предлагал Скарлетт, какую одежду носить и какие цвета выбрать.

Несмотря на свой юный возраст, они казались хорошо подобранной парой. Для двух влюбленных самой большой угрозой был только Джанни, брат Скарлетт.

Родители поручили ему следить за младшей сестрой, как в школе, так и во время так называемых «посиделок» – типичного деревенского выражения, используемого для обозначения хождения по площади или улице парами или группами.

Брат Скарлетт, настоящая горячая голова, возглавлял небольшую группу своих сверстников, почти все они были из скромных, если не сказать делинквентных, социальных слоев. Некоторые из них были пойманы хозяином за кражей шоколада в небольшом магазине в центре города, но им удалось вовремя скрыться и потерять следы, хотя им пришлось отдать украденный товар, который упал на тротуар во время погони.

Маленькая группа бесчинствовала в школе и задирала всех, кто попадался им под руку, а также носилась по узким мощеным улочкам центра города на своих шумных, шатких мопедах.

Конечно, Николе тоже приходилось терпеть издевательства и притеснения от этой группы начинающих малолетних преступников, но его вспыльчивый характер не раз спасал его, особенно благодаря его мощному хуку справа, которым он отбил не одну задницу у хулиганов, как он говорил.

Это также было причиной того, что ни у кого из них не хватило смелости подойти к Николе, когда они были одни. Они волшебным образом вновь обретали свою развязность и смелость, только когда оказывались в группе, единственном месте, где они чувствовали себя защищенными от стаи и могли показать себя почти без помех.

Командир местного отделения карабинеров, маршал Джулио Скарпа, несколько раз вмешивался в дела школы, чтобы разнять потасовки, которые небольшая группа во главе с Джанни провоцировала как на входе, так и на выходе.

Маршал, который уже близился к пенсии, был невысокого роста и с ярко выраженным пузом, но его грубые и жесткие манеры всегда помогали предотвратить перерастание уличных драк в нечто более серьезное. Обычные пресловутые деревенские мальчишки доставляли ему немало головной боли, особенно когда небольшие группы из других соседних деревень осмеливались проникать в центр города и, бросая вызов, проезжали через него на старых дряхлых машинах. Настроив глушители так, чтобы они казались как можно более шумными, они хотели создать «эффект испуга» с помощью этой уловки.

Чтобы предотвратить повторение подобных инцидентов, маршал Скарпа применил эффективный метод.

В сумерках, особенно с пятницы по воскресенье, он парковал свою единственную служебную машину на виду у въезда в деревню, за рулем которой сидел аппунтато Массимо Фурлан, совсем молодой человек лет двадцати пяти, явно венецианского происхождения, который был переведен на юг несколько месяцев назад и приехал из школы субофицеров во Флоренции, где блестяще прошел курс обучения.

В казармах их было всего двое, и маршал Скарпа, чтобы не допустить столкновения этих групп уличных бандитов, мог заниматься только профилактической работой. Время от времени ему также помогали коллеги, работавшие в соседних деревнях. Но каждый раз, когда они захватывали эти шаткие машины, как будто чудом, на следующей неделе они снова появлялись на мотоциклах и автомобилях, таких же старых и шумных.

Это была не совсем честная борьба, пока вдруг эти панки не перестали появляться. Маршал считал, что его профилактическая работа в конечном итоге сработала. В действительности все было иначе, и только за несколько дней до выхода на пенсию он узнал, почти случайно и с помощью анонимного письма, что случилось с этими несчастными.

Скарлетт, чтобы избежать неприятных инцидентов с семьей, тоже придумала небольшую, но эффективную уловку, чтобы она могла встретиться с Николой, не опасаясь быть обнаруженной.

Используя систему рукописных заметок, так называемых «пиццини».

Это важное задание было поручено Маре, ее самой надежной подруге и соседке по парте. Они практически выросли вместе и всегда делились всем: каждой мыслью, уверенностью или мечтой.

Скарлетт слепо доверяла своей подруге и никогда не думала, даже на мгновение, что та предаст ее.

Но теперь, когда Никола был в бегах, за ним, как за зайцем, гнались голодные волки, у него не было другой мысли в голове, кроме как искать и найти Мару и заставить ее заплатить. Но чего он до сих пор не понимал, так это причины такого внезапного и неожиданного поворота событий.

В течение нескольких месяцев он помогал им тайно встречаться, чтобы затем предать их, внезапно, как день превращается в ночь. Скарлетт, все еще недоверчивая, задалась вопросом, не случилось ли с Марой чего-то серьезного. Но она не могла дать себе достоверный ответ. Если она была в опасности или кто-то угрожал ей, почему она не предупредила ее.

Она знала, что ей можно доверять, но в этот раз, в частности, она была очень осторожна, чтобы не сделать этого. Она несколько раз пыталась дозвониться до нее и проделала весь путь до ее дома. Но ничего. Мара словно растворилась в воздухе. Ее мать тоже начала беспокоиться, так как не видела, чтобы он возвращался домой после школы.

Но Скарлетт была уверена, что рано или поздно ее лучшая подруга объявится и заставит ее открыть всю правду.

Тем временем Ник задавал себе те же вопросы о Маре. Он чувствовал себя дураком, «лохом», раз не смог вовремя догадаться об этом. По наивности он попал в ловушку, и на рандеву вместо своей возлюбленной обнаружил Женю и его банду головорезов, которые с нетерпением и уверенностью ждали его на «вечеринке».

Теперь, когда он подумал об этом получше, в Маре уже появились робкие признаки перемен. За последние несколько дней что-то в ней изменилось. Она больше не казалась той девушкой, которой была раньше, и когда бы она ни находилась в его присутствии, она всегда выглядела очень нервной, неуютной, как будто ей было что скрывать.

Ник сразу же заклеймил эту свою интуицию как пустяковое подозрение, не подкрепленное вескими, конкретными доказательствами, и поэтому избегал обсуждать ее со Скарлетт. За день до засады он получил странное доверие от своего друга детства Роберто, который предупредил его о Маре и о риске тайной встречи с Росселлой. Он посоветовал ему сменить «посланника» и предложил сделать это лично, если этого будет достаточно, чтобы убедить его в серьезности его откровения.

Он рассказал ему, что в прошлую субботу вечером, возвращаясь домой после обычного футбольного матча впятером, он случайно застал Мару и Джанни, брата Скарлетт, уединившихся за ораторией городской церкви. По их нежным излияниям даже слепой мог бы догадаться, что между ними была нежность.

Это встревожило его, поскольку он прекрасно знал, что Мара выполняет деликатную задачу по доставке карт. С этого момента Роберто был уверен, что Джанни планирует что-то теневое за их спинами, и не терял времени, чтобы сообщить об этом своему другу, будучи уверенным, что Ник примет соответствующие меры предосторожности.

Но что с того, теперь было слишком поздно для упреков.

Мара обманула всех, и теперь Нику оставалось только беспокоиться о том, чтобы как можно скорее добраться до желанного спасения – своей входной двери.

To koniec darmowego fragmentu. Czy chcesz czytać dalej?