Czytaj książkę: «Наперегонки с темнотой», strona 24
Узнав о случившемся, его жена целый день просидела в углу кухни, прижимая к груди оставшегося сиротой сына, но к вечеру с мужественным видом вышла к остальным и продолжила бороться за свое спасение. Утрату мужа она оплакивала молча и такое стоическое поведение не могло не вызвать всеобщего восхищения. К несчастью, его смерть стала лишь первой в череде последующих.
Вторая наступила уже спустя двое суток – внезапно и тихо ушла из жизни одна из старух. Наутро соседки по комнате обнаружили ее окоченевшее тело и нам оставалось лишь констатировать смерть. А вот третья привела всех нас в глубокое эмоциональное потрясение. Умерла трехлетняя девочка.
Обычная простуда, которую она подхватила в самом начале февраля, постепенно переросла в пневмонию, так что последние свои дни малышка мучилась от удушающего кашля и высокой температуры. Ее мать, Митчелл и Луиза Санчес, раньше работавшая медсестрой, не отходили от нее ни на шаг, но на пятый день она буквально сгорела от жара. Похоронили ее недалеко от дома.
Я был одним из тех, кто рыл могилу и пока вонзал лопату в промерзшую до состояния каменной плиты землю, не переставая думал о смерти. Последние годы она окружала меня со всех сторон. Сначала один за другим умерли мои родители, затем мать Анны, после сама Анна, Айлин и, наконец, Марта.
Чью-то кончину я принимал с покорным признанием неизбежного, чью-то даже с облегчением, смерть Анны за малым не свела меня с ума, но когда на твоих глазах умирает ребенок, в душе поднимается горячая волна протеста. Есть в этом нечто противоестественное. Казалось странным, ведь я почти не знал умершую, но принять ее смерть мне было в некотором смысле тяжелее, чем смерть собственной матери.
После ее похорон я заперся в библиотеке и долго просидел в одиночестве. Будучи не в состоянии выносить криков отчаяния убитой горем матери, я затыкал руками уши, скрипел зубами и пытался убедить самого себя, что когда-нибудь все завершится. Я повторял себе эту фразу вновь и вновь, но на самом деле уже давно в нее не верил.
Гибель девочки не только на меня произвела подобное впечатление. Рыдания женщин и детей являлись ожидаемой реакцией на произошедшее, но я заметил, что даже взрослые, закаленные многочисленными испытаниями мужчины и те не все смогли сдержать слез. В тот день многие из нас подверглись некоему внутреннему надлому и в последующие недели в стенах дома стояла пугающе-пронзительная, скорбная тишина.
Казалось, мы дошли до хрупкой грани, за которой наступит абсолютная капитуляция перед неминуемым поражением, как в довершение к существующим бедам у нас окончательно истощились припасы. К середине февраля морозы наконец-то немного отступили, но прикончив имевшиеся в закромах скудные крохи, уже несколько дней мы в полном смысле слова голодали. Голуби пропали во всей округе, выловленной рыбы не хватало и вот настал момент, когда второй раз за зиму закончилось абсолютно все.
Понимая, что рано или поздно придется выбираться в заполненный зараженными тварями город, мы как могли оттягивали этот момент. Тогда-то мы и съели первую собаку. Ее притащили Моррис и Эдвардс. Готовили ее тоже они, поскольку женщины отказались в этом участвовать.
Несмотря на голод, не каждый сумел переступить через себя и отведать в пищу животное, которое в прошлой жизни приходилось человеку питомцем, другом, а зачастую и членом семьи. Терри и Лора узнав о происхождении мяса, есть его наотрез отказались, я же, переборов отвращение, быстро проглотил свою порцию. Если отмахнуться от ощущения, что совершаешь нечто гнусное и постыдное, то на вкус приготовленное блюдо мало отличалось от обычной говядины.
В ночь на пятнадцатое февраля я тихо переговаривался с Митчеллом, Эдвардсом и Моррисом. Мы обсуждали дальнейший план действий. Собака к тому времени давно была съедена и мы спорили – охотиться на следующую или стоит все-таки наведаться в город.
– Вы можете убить еще одну, но сами же видели, что не все стали ее есть, – шептал Митчелл. – Черт возьми, я тоже с трудом проглотил кусок. Он у меня поперек горла застрял, что уж говорить о женщинах и детях.
– И что теперь, лезть в город к этим уродам? – отвечал Эдвардс. – Ниче, жрать захотят, сожрут и собаку, и крысу, а когда припрет и кору с деревьев грызть начнут.
– Да уж, если дальше так пойдет, то и до этого не далеко, – горько согласился Митчелл. – Но послушай, черт с ней, с собакой. У нас вообще ничего не осталось. Ни масла, ни круп, ни чая, я уж не говорю про кофе…
– Нормально ты разошелся! Кофе тебе подавай, – издал издевательский смешок Моррис, но потом мечтательно протянул: – Тут бы сигарету. Хотя бы пару затяжек…
– Да заткнись ты! – шикнул я. – Не напоминай… Сержант, ты, похоже, рехнулся. Ты на полном серьезе предлагаешь обшаривать квартиры? Ты понимаешь, что там сейчас все кишит этими тварями? А даже если повезет и не напоремся на них, нас встретят не менее безумные выжившие. Ты как хочешь, а я пока не планирую подыхать.
– Так и скажите, что трусите! – взвился Митчелл. – Бензина у нас совсем немного, но на две машины хватит. Можем разделиться на две группы по пять человек и рискнуть. Со всеми предосторожностями, конечно. Народ схлынул, многие квартиры пустуют, там наверняка можно найти, чем поживиться.
– Да иди ты к дьяволу! – не менее разгорячено ответил ему Моррис. – Ты знаешь, Митч, я всегда за тебя, но подставлять зад под такую авантюру, это уже слишком.
– Да не продержимся мы на одной собачатине, как вы не поймете? К тому же совсем скоро они, как и голуби, отсюда сбегут. Собаки поумнее будут, быстро сообразят что к чему.
Так мы проспорили до самого рассвета. Я был согласен с Митчеллом, что нам необходимы продукты, но его идея с прочесыванием квартир представлялась слишком рискованной. Твари, притаившиеся от дневного света были опасны, однако не меньшую опасность сулили столкновения с обезумевшими жителями.
С другой стороны, помимо провизии, мы остро нуждались в топливе. Последний бензин из брошенных в пригороде машин мы уже слили, так что поездка в город оставалась единственным шансом его раздобыть. Как бы то ни было, но к утру каждый из нас поддался на его уговоры.
– Итак, еще раз, – проговорил он, стоя в девять утра перед собравшимся на пороге десятком мужчин. – Делимся по пять человек. Двое сидят в машине, внутрь заходим по трое.
– И зачем двоим сидеть в машине? Что за тупость? – спросил Вуд.
– Не тупость, Вуд. Живые тоже представляют угрозу, так что двое в машине для страховки. Уилсон, повтори еще разок, как себя вести в случае встречи с ними.
– Да сколько можно? – с раздраженным вздохом взвыл я, но все же нехотя произнес: – Днем они будто в спячке и не так опасны, но ровно до того момента, пока тебя не заметят. Важно не привлекать их внимания, но если увидели ублюдка, лучше стрелять не мешкая. Главное, целиться прямиком в лоб.
– Все запомнили? – обведя каждого пристальным взглядом, спросил Митчелл. Дождавшись согласных кивков, он нервно откашлялся, вслед за чем проронил: – Ну, тогда в добрый путь.
После этого краткого напутствия все наконец вышли из дома, расселись по машинам и тронулись навстречу неизвестному. Выпавший за зиму снег немного подтаял и все равно двигаться нам приходилось медленно. На случай, если нас угораздит застрять в сугробе, в багажнике лежали две широкие лопаты, но мы рассчитывали добраться без происшествий.
Я сидел на пассажирском сиденье рядом с Моррисом. Он был первоклассным водителем, поэтому миссия по доставке нас в город досталась именно ему. В прошлом он пятнадцать лет проработал дальнобойщиком на большегрузе, за эти годы исколесил всю страну вдоль и поперек и, пожалуй, в ней не осталось закоулка, где бы он не успел побывать.
Парнем Моррис был в меру общительным, спокойным и в какой-то степени даже хладнокровным, но иногда на него что-то находило и тогда он становился чересчур назойливым. За плечами у него имелось три брака и четверо детей, отчего он считал себя умудренным жизнью и опытом человеком. Словом, Моррис любил раздавать всем советы. Он по-прежнему часто доставал Чарли, но теперь уже по поводу его отношений с Элис, однако в любом ответственном деле на него можно было без сомнений положиться.
А еще он был одним из тех, кого в декабре я чуть ли не силой обрил налысо. Он никак не хотел расставаться со своими зачесанными назад длинными волосами, а когда все-таки их лишился, сделалось понятно почему. И раньше он чем-то смахивал на большую ящерицу, а после стрижки, из-за своей привычки часто облизывать губы и коричневых, навыкате глаз, еще сильнее стал напоминать некую земноводную рептилию.
Остальными тремя, кто ехал с нами в машине, были Патрик Ричардсон, Алан Вуд и Крис Дэниелс. Вуд сам вызвался идти вместе со мной по квартирам, остальные трое не горели желанием лезть во вражеское логовище, а потому пришлось бросать жребий. Он указал на Дэниелса.
С момента прихода зараженных, в город мы не выбирались ни разу и теперь, подъезжая к окраинам, будто видели его впервые. И чем дальше мы углублялись в его нутро, тем отчетливее на наших лицах проступало изумление от масштабов произошедшей здесь катастрофы. Наиболее точным определением, приходящим на ум при взгляде на его разгромленные улицы, было: «Мир рухнул, а человеческой цивилизации пришел конец».
Эта мысль без устали вертелась в моей голове, точно ротор в винтовом блоке мощного компрессора, выдающего вместо сжатого воздуха беспомощную, опустошающую растерянность. Увиденное ошеломляло и одновременно сбивало с ног. От картины, предстающей глазам, по коже шел мороз, а в мозгах просто не складывалось, как такое могло произойти.
Кругом валялись трупы. Ночью здесь мела легкая метель и некоторые лежали припорошенными, другие же покоились сверху и были еще нетронуты снегом. Глядя на них напрашивался вывод, что убили их совсем недавно. Убийства, по всей вероятности, происходили здесь круглосуточно.
На эту ужасающую картину сверху равнодушно взирало неприветливое, белесо-серое небо. С залива дул пронизывающий ветер. Он отрывал от земли мелкий мусор, газеты, пустые сигаретные пачки и пластиковые пакеты, а затем те, словно призраки рухнувшей цивилизации, носились в воздухе, выписывая круги и замысловатые пируэты.
Пробираясь по заметенным улицам, до чистки которых больше никому не было дела, лишь изредка мы натыкались на живых людей. Они тоже походили на призраков. Одетые в лохмотья, грязные, с изможденными, землисто-серыми или изжелта-зелеными лицами, они брели по обочинам, иногда останавливались, провожали нас звериными взглядами и что-то кричали вслед, а другие апатично рылись в грудах мусора.
К центру мы ехать не решились. Добравшись до спального района на окраине, Моррис свернул во двор и заглушил двигатель. С виду двор казался безлюдным, но мы знали, что это впечатление может быть обманчивым. Из окон многоэтажных домов за нами могли наблюдать десятки враждебных глаз.
– Готовы? – обернувшись на Вуда и Дэниелса, спросил я.
– Да плевое дело, – с залихватским весельем подмигнул Вуд. – Не дрейфь, Уилсон, а то вон какой бледный! Сейчас в два счета наберем мешок жратвы, да домой поедем.
– Ты бы поменьше веселился, Вуд. Мы не на карнавал приехали, – осадил я. – Значит так, держимся вместе, идем максимально осторожно и тихо, а при малейшей угрозе стреляем без промедления. Ясно?
– Да ясно, ясно… – с кряхтением выходя из машины, огрызнулся Вуд. – Умник херов. Все только и могут, что командовать.
Последняя фраза донеслась уже с улицы, а следом за ней последовал смачный харчок на землю. Сидящие в салоне чуть насмешливо переглянулись.
– Не обращай внимания, Уилсон, – ободряюще хлопнул меня по спине Ричардсон. – Он всегда такой. А представь, что мне с ним приходится на рыбалку ездить чуть ли не каждый день.
Характер у Вуда и в самом деле был вздорным, раздражительным и изменчивым, но человеком при этом он являлся общительным и подвижным. Он много жестикулировал, часто улыбался, был не прочь поострить или рассказать занятную историю, а когда нужно, мог вставить в речь крепкое словцо или отпустить грубую шутку. Рост он имел невысокий, а из-за заметной сутулости его и без того сухощавая, жилистая фигура напоминала искривленное шквальными ветрами дерево. Ему уже исполнилось сорок два, в прошлом он работал прорабом на стройке и всю жизнь оставался холост.
– Будьте начеку, – выходя вслед за ним, сказал я. – И сигнальте, в случае чего.
Снаружи было тихо. Кроме заунывного завывания ветра, ничто не отвлекало слух. Еще раз внимательно оглядевшись по сторонам, но так и не заметив ничего подозрительного, я перехватил поудобнее карабин, а после вместе с Дэниелсом пошел к подъезду. Вуд уже ждал нас у входа.
Глава 42
Дверь подъезда оказалась раскрыта настежь, внутри же будто прошелся мощнейший циклон. Повсюду царил немыслимый беспорядок. Электрический свет не горел (его не стало еще в январе), но чтобы оценить обстановку, хватало и дневного – он поступал сквозь зияющие пустотой оконные рамы и дверной проем.
На полу валялись обломки мебели, битое стекло, стреляные гильзы, какое-то грязное, вонючее тряпье и прочий мусор. На стенах четко проступали следы засохшей крови. Лифт, само собой, не работал, но в любом случае производить лишний шум я бы не рискнул.
– Идем друг за другом, – указав на лестницу, шепотом сказал я. – Вуд, ты прикрываешь.
На этот раз возражений у него не возникло. Ступая настолько тихо, насколько позволял разбросанный под ногами мусор, мы добрались до второго этажа и заглянули в длинный, узкий коридор. Выглядел он устрашающе.
Пол и стены залило чем-то липким, в нескольких метрах от входа валялся полуразложившийся мужской труп. Видимость была почти нулевой. Свет падал только из двух открытых квартир и небольшого окна в самом конце коридора. Как три беззвучные тени, крадучись мы подобрались к первой распахнутой двери и с осторожностью прошли внутрь.
Здесь тоже кругом виднелись следы разрушений, но с виду квартира казалась пустой. Обшарив каждый угол и убедившись, что она действительно необитаема, мы прикрыли за собой дверь и лишь после этого смогли перевести дух. В попытке унять бешеное сердцебиение, я упал на первый подвернувшийся стул и прижал локти к исхудавшим ребрам. От напряжения руки мелко тряслись, а где-то в районе груди разрастался вязкий ком страха.
– Здесь нет ни хрена. Если когда-нибудь тут что-то и было, все вынесли до нас, – выходя из кухни, недовольно сообщил Вуд. Замерев посреди комнаты, он ощупывал взглядом пространство в надежде наткнуться на что-нибудь съестное. – Как же жрать хочется…
– Значит идем дальше, – проронил я. Решив, что нельзя поддаваться страху и тратить драгоценное время на пустое рассиживание на стуле, я справился с рябью в глазах, поднялся на ноги и прошел к выходу мимо него. – Впереди еще много квартир. Возможно, в другой повезет больше.
И я оказался прав. Уже в следующей мы набрели на начатую пачку засохшего овсяного печенья. Оно было припрятано в глубине стенного шкафа за нагромождением тарелок и суповых кастрюль.
– Черт бы меня побрал! Это же настоящий клад! – воскликнул Вуд, когда я извлек его на свет. – Я такое раньше всегда на завтрак покупал! Ну и ну! Дай-ка мне одно…
– Тут мало, Вуд, – ответил я, заглянув внутрь пачки, где обнаружил всего шесть ссохшихся от старости печений. Я собирался уже убрать пачку в рюкзак, но задержался на ней голодным взглядом, сглотнул наполнившую рот жадную слюну и не в силах противиться накатившей слабости, капитулировал. – А, черт с ним, давайте съедим по одному. У меня желудок уже прилип к позвоночнику.
Мысль о том, что дома нас ждут десятки голодных ртов бледной вспышкой промелькнула в мозгу, но сразу погасла. Двое суток в желудке у меня не было ни крошки и, казалось, если сейчас я не съем хоть крупицу найденной снеди, организм откажется и дальше мне подчиняться.
С трудом откусив осколок сухого, твердого, как облицовочный кирпич печенья, я с наслаждением задержал его на языке. Желудок, почуяв пищу, в ту же секунду хищно сократился и издал свирепое утробное рычание. К горлу подкатила легкая тошнота.
Не обращая на нее внимания, я растягивал удовольствие, неспешно растирая печенье языком об небо. Тая, оно распадалось на множество мелких частиц, заполняло рот восхитительным, чуть солоноватым вкусом. В данный момент мне казалось, что ничего вкуснее я в жизни не ел.
– Дай еще одно, – раздалось над ухом.
Интенсивно работая челюстями, Вуд тянул к пачке руку. Каким-то чудом ему удалось всего за полминуты полностью уничтожить черствое печенье и еще не успев до конца его проглотить, он нацелился на следующее. Дэниелс с закрытыми глазами стоял рядом и, как и я, медленно рассасывал доставшийся ему овсяный брикет.
– Ты что, целиком его заглотил? – озадаченно спросил я. – Приятель, да у тебя пасть как у акулы.
– Я жрать хочу! Давай еще по одному. Там как раз три.
– Эй, а Моррис и Ричардсон?
– А кто им скажет? – ухмыльнулся он. – Да брось, Уилсон. Дай мне это чертово печенье! Мы еще найдем!
Не дожидаясь моей реакции, он вцепился в пачку и потянул на себя. Я попытался ее удержать, тогда Вуд резко дернул рукой, отчего печенье с дробным стуком упало на грязный пол и покатилось в разные стороны. Не мешкая он схватил ближайшее к себе, быстро сунул в рот и так, с зажатым в зубах куском, принялся подбирать остальное.
Дэниелс рядом со мной давился от смеха.
– Вуд, да ты просто псих! – отрывисто выговорил он.
– Идите к черту, ясно? – с зажатым между челюстями печеньем прошепелявил тот. – Я, мать вашу, двое суток не ел!
Встав на ноги, он протянул мне собранное с пола печенье, но вместо того, чтобы взять его, я стукнул ему по руке, а следом отпихнул в грудь. Отлетев, он натолкнулся задом на кухонный стол, издал невнятный шипящий звук и тотчас с натугой выпрямился. В первую секунду, осознавая, видимо, что произошло, он растерянно поводил глазами, а затем злобно ощерился:
– Ты че, сука?
– Еще раз так сделаешь, я тебе в челюсть съезжу, ты понял? – процедил я с отвращением. Подойдя к нему вплотную, я воткнулся взглядом в его зрачки и четко, с разделением каждого слога повторил: – Еще раз и я съезжу тебе в рожу. Усек? Хочешь быть крысой? А? Хочешь в одну харю все оприходовать?
Я был выше его на полторы головы и знал, что сильнее. Мне ничего не стоило уложить его единственным ударом, но в какое бы бешенство меня не привела его выходка, я старался держать себя в руках. И я уже собирался отойти от него, когда он рывком сдернул с плеча ружье и, наставив на меня двуствольное дуло, остервенело прошипел:
– Да я тебя пристрелю, паскуда!
– Эй, эй, парни, уймитесь оба! – вклинился между нами Дэниелс.
– Пристрелишь? – Обхватив ладонью ствол, я дернул его вверх, так что два темных дульных отверстия уставились в потолок. – Не шути со мной, Вуд. Мы приехали сюда, чтобы раздобыть жратвы для всех, а не только твое брюхо набить. Жрать все хотят.
– Все, все, уймитесь, идиоты! – по-прежнему растаскивал нас Дэниелс. – Еще не хватало устроить здесь пальбу.
Не замечая его, мы с Вудом смотрели друг другу в глаза. Меня переполняла ярость. Хотелось двинуть по его нахально перекошенной роже, сбить с нее самодовольное, откровенно ехидное выражение и теперь я уже едва удерживал себя от применения физической силы. Вероятно, прочитав это в моих глазах, Вуд первым пошел на попятную.
Скривив в усмешке обветренные губы, он холодно проронил:
– Остынь, Уилсон. Не будем же мы из-за жалких крошек печенья убивать друг друга?
– Ты прав, не будем, – не отводя от его глаз тяжелого взгляда, так же холодно согласился я. – Сейчас ты дочавкаешь то, что подобрал с пола, уберешь свое ружье и мы пойдем дальше. Но учти, если вздумаешь выкинуть что-нибудь подобное снова, я пристрелю тебя на месте.
Еще сколько-то секунд я сверлил его взглядом, а затем отпустил дуло и отошел в другой угол. Вуд притих, однако некоторое время продолжал неясно бормотать что-то себе под нос и кривить рот в вызывающей ухмылке. В этой квартире мы больше ничего не нашли, зато обойдя оставшиеся, смогли кое-чем разжиться.
Выломав ломом замок соседней, мы отыскали несколько грамм кукурузной муки и пяток чайных пакетиков. А в следующей нам повезло еще больше – там обнаружилось немного пшеничной крупы, кое-какие приправы и полбутылки масла для жарки. Негусто, но это было уже хоть что-то.
На третьем этаже удача улыбнулась нам шире. Порывшись по шкафам, мы насобирали грамм триста разносортных макарон, соль, чуть-чуть сушеного гороха, целый пакет грецких орехов и запечатанную, никем до сих пор нетронутую упаковку хлопьев. Однако забравшись выше, нам стало очевидно, что дом все-таки обитаем.
Позади осталось уже шесть этажей и мы начали было думать, будто людей здесь нет вовсе, но оказалось, что они просто забрались наверх. Когда до нашего слуха донеслись тихие обрывки разговоров, мы переглянулись и решили не рисковать. Поблизости имелось множество других домов, а потому каждый из нас счел за лучшее убраться отсюда подальше.
К половине третьего дня мы обошли четыре дома и набрали неплохой запас провизии. Неплохой для троих-четверых человек, но учитывая, что по возвращении нас ждала почти сотня некормленых ртов, даже при максимально экономном использовании, его в лучшем случае хватит дня на два.
Все четыре дома нам удалось пройти без происшествий. Двигались мы медленно и очень тихо, а как только распознавали малейшие признаки жизни, сразу же поворачивали назад. Выяснять, кто их подает, желания ни у кого из нас не возникало.
Пока мы перетряхивали содержимое шкафов, Моррис и Ричардсон обследовали бензобаки всех стоящих поблизости машин. Им тоже повезло – добыча хоть и вышла небогатой, но тем не менее ценной. Стоя впятером возле машины, мы обсуждали, стоит ли заглянуть в очередной дом. До заката оставалось около трех часов, но все мы понимали, что к укрытию еще предстоит добраться.
– Пошли Уилсон, обойдем пару этажей в том доме и двинем обратно, – предложил Вуд, указывая на самое дальнее от нас десятиэтажное здание. – Вдруг там нам повезет и мы наткнемся на целую гору жратвы.
Посмеявшись собственной шутке, он сплюнул на землю и почесал покрасневший на морозе нос. От произошедшей между нами стычки мы оба давно отошли. В общем-то, такие мелкие конфликты и даже потасовки возникали у нас постоянно.
Когда живешь в окружении сотни несхожих по своим взглядам, привычкам и мыслям людей, грызня по пустякам становится неизбежной, но, к счастью, обычно она заканчивалась без серьезных последствий. И обычно никто не хватался за оружие – Алан Вуд сегодня стал первым.
– Ладно, пошли, – согласился я. – Крис, ты как?
От прямого ответа Дэниелс уклонился. Он равнодушно пожал плечами, что можно было воспринять и как молчаливое согласие, и как неуверенный отказ. Поразмыслив, я решил все же прислушаться к Вуду.
Первые два этажа мы прошли быстро, но все, что там обнаружили – это банку заплесневелого джема, просроченную рыбную консерву, пару щепоток кофе и по горстке риса и красной фасоли. Выйдя из последней квартиры, я объявил, что на сегодня хватит.
– Давай еще один, – настойчиво потребовал Вуд. – Время пока есть.
– Хватит, Вуд. На сегодня достаточно, пора возвращаться.
– Да будет тебе, Уилсон! Кончай выпендриваться. Последний этаж и пойдем. Обещаю. Я нутром чую, там мы точно что-нибудь найдем. Интуиция меня еще никогда не подводила.
Мы снова было заспорили. Вуд точно обезумел от желания отыскать скрытое в утробе дома сокровище и в конце концов сдавшись перед его настойчивыми уговорами, я уступил. Я не верил в рисуемый его воображением триумфальный успех и даже испытывал убежденность в напрасно потраченном времени, но взглянув на часы, вынужден был признать, что мы можем позволить себе потратить лишние тридцать минут.
– Я тоже не против, – подперев плечом стену, ответил на мой молчаливый вопрос Дэниелс. – Чем черт не шутит? Вдруг у нашего приятеля действительно проснулось волшебное чутье?
Поднявшись на этаж выше, мы обошли три первые попавшиеся незапертые квартиры. Особо ничего интересного не нашли, лишь еще немного растительного масла, сахар и опять макароны. Выйдя в коридор, я бросил взгляд на часы и на этот раз решительно произнес:
– Все, Вуд, назад. Время поджимает, уже почти четыре.
– Давай еще вон в ту заглянем и все, – указывая на распахнутую дверь самой дальней квартиры, не унимался он.
– Да что с тобой такое, черт возьми? Идем назад, Вуд!
Его странная одержимость уже начинала меня раздражать. Демонстративно проигнорировав мои слова, он сам пошел к открытой двери и, не обращая внимания на призывы вернуться, переступил порог.
– Сука! Что будем делать с этим придурком? – обратился я к Дэниелсу.
– Не знаю, – снисходительно усмехнулся тот. – Пусть посмотрит, давай подождем.
Мы простояли в тишине пару минут, а потом он перебросил рюкзак на другое плечо и с энтузиазмом в голосе сказал:
– А прикинь, Уилсон, он сейчас выйдет с мешком припасов, как Санта Клаус под Рождество! Вот будет зрелище!
Я тоже усмехнулся, представив Вуда в образе сказочного деда с белой бородой, у которого из мешка выглядывает копченая баранья нога, свежий хрустящий хлеб и целая гора овощей и фруктов. Действительно, было бы здорово. Снова взглянув на часы, я успел подумать, что он слишком долго копается, как до моего слуха добрался еле различимый хрип.
– Ты слышишь? – насторожившись, спросил я.
– Да, – бледнея на глазах, отозвался Дэниелс.
Хрип раздавался из открытой двери квартиры, куда минуты три назад вошел Вуд. В один момент в горле у меня пересохло. Тело прошибло от лихорадочного озноба, ладони и лоб покрылись холодным потом. Несколько мгновений я медлил, но после первого замешательства справился с желанием сорваться с места и дать деру.
– Если он так стебется над нами, я его точно пристрелю, – сдавленным шепотом пообещал я.
Затем поднял карабин к плечу и двинулся в самый конец длинного коридора. Путь этот мерещился мне нескончаемо долгим, а когда я наконец подобрался ближе, ясно услышал позабытое за прошедшие месяцы бульканье и тихое взвизгивание. Сомнений не осталось – Вуд заперся в квартиру, служащую логовом для зараженной твари.
Дэниелс все это время шел следом за мной. За спиной я слышал его громкое учащенное дыхание и шаги, которые в эти страшные секунды казались мне оглушительными. Повернувшись к нему, я приложил указательный палец к губам, после чего осторожно заглянул внутрь.
Взгляду предстала прихожая. В ней беспорядочно валялись вещи, мебель и различные предметы обстановки, но ни Вуда, ни твари, звуки которой мы оба теперь отчетливо слышали, нигде не было видно. Они шли из глубины квартиры. Повернув голову, я взглянул Дэниелсу в глаза, дал знак, что заходим и, дождавшись его согласного кивка, перешагнул порог.
Было ли мне страшно в этот момент? Да, и еще как. Страх накатывал волнами, но перемежался со злостью и решимостью. Отчего-то я был уверен, что без раздумий вышибу гнусные мозги зараженной твари, заберу чертова Вуда, если он до сих пор жив, и выберусь отсюда, чего бы мне это не стоило.
Они стояли в большой комнате, являвшейся, по всей видимости, когда-то гостиной. Не касаясь ногами пола, Вуд висел в руках твари безвольным мешком. Она оказалась особью мужского пола и, судя по внешности, раньше была совсем еще молодым парнем. Я видел только его профиль – лицо с почерневшей, частично сгнившей кожей рассекал безобразный оскал, а угловатой формы череп был практически лишен волос и весь покрыт наслоением гнойных волдырей и уродливых язв.
Мы вошли как раз в ту секунду, когда Вуд перестал хрипеть, а ублюдок наклонился к его посиневшим губам. С ошеломлением я разглядел, как из пасти его высунулся распухший, фиолетово-черный язык. На самом его кончике виднелось нечто вроде утолщения или нароста, которым и он воткнулся в разверзнутый рот Вуда.
Позади меня Дэниелс как-то странно икнул и попятился, а я только теперь разглядел, что в глубине комнаты, покачиваясь, стоит еще одна инфицированная тварь. Она не отрываясь наблюдала за происходящим с Вудом, но едва лишь Дэниелс начал отступать, повернулась к нам. Молниеносно ее почерневшие глаза наполнились яростной ненавистью, а сама она не теряя ни секунды ринулась вперед.
В это же время я слышал, как позади меня Дэниелс натыкается на углы мебели, явно намереваясь бежать. Мозг выстрелил пугающей мыслью, что отбиваться мне придется самостоятельно. Обернуться, чтобы убедиться в этом, шанса у меня не было.
Тварь проявила невиданное проворство – она буквально неслась на меня со всех ног. Они и в самом деле стали гораздо быстрее, чем я помнил. Дальше я действовал на автомате и потом, сколько бы не старался, не смог в точности воспроизвести, как все случилось.
Выпустив заряд ей в лоб, краем глаза я успел уловить, как резко она опрокинулась на спину и тут же прицелился во вторую. Бросив Вуда на пол, она была уже совсем рядом. Заряд достал ее всего в полушаге от меня. Она рухнула мне под ноги, а клочья ее сгнившей плоти, разлетаясь в разных направлениях, заляпали мои лицо и одежду.
От подобравшегося к носу смрадного запаха меня бешено затрясло. Тошнота острой болью свела пустой желудок, подкатила к горлу, да так, что помутнело в глазах. Корчась от рвотных позывов, я стоял и смотрел на три распростертые у моих ног тела.
Двое были мертвы, но Вуд вдруг начал мелко трястись, а затем и вовсе биться в диких конвульсиях. Из его рта пошла пена, в глазницах и ушных раковинах появились мелкие капли крови. Когда он нечеловечески заорал, за моей спиной проскользнуло движение.
Я почувствовал его инстинктивно. Это было необъяснимо – будто кто-то ударил меня по затылку, вслед за чем вдоль позвоночника прошлась крупная дрожь, а колени сделались как рыхлое, студенистое желе. Полностью развернуться я не успел.
Я только слегка повернул голову, как всего в нескольких сантиметрах от лица увидел обезображенную процессом гниения рожу. Делая шаг назад, я запутался в собственных ногах и потерял равновесие. С невероятным усилием я пробовал удержаться в вертикальном положении и одновременно прицелиться, но уже в следующий миг рухнул на убитую ранее тварь.
Провалившись затылком во что-то рыхлое и омерзительно смердящее, я принялся истерично палить из карабина и одновременно вонзать пятки в залитый черной жижей пол. Таким образом я стремился отползти на безопасное расстояние, но зловонный труп, точно гигантский питон, сжал меня в душных объятиях и не желал сместиться хотя бы на миллиметр. Выпущенные заряды несколько раз прошибли туловище надвигающейся на меня твари, но в голову не угодил ни один из них, а мне тем временем все никак не удавалось сдвинуться с места.
