Czytaj książkę: «Семь возрастов смерти. Путешествие судмедэксперта по жизни», strona 5
Глава 4
Наступило утро. На дороге возле морга было оживленное движение – полицейские расходились по домам. У меня же сна не было ни в одном глазу, и я решил воспользоваться этой возможностью, чтобы побывать на месте обнаружения тела Клэр.
Инспектор одобрил мое желание и сказал:
– Начальство уже там, я скажу, что вы подъедете.
Я прибыл в парк, бо́льшая часть которого была закрыта для посещения. Между деревьями висела сине-белая полицейская лента. Хоть и стояла зима, это было очень приятное место. Когда-то здесь стоял большой загородный дом, потом его снесли, но холмистые лужайки и заросшие кустарники по периметру продолжили свою жизнь.
Детектив-сержант провел меня за ленту.
– Нашли что-нибудь на вскрытии? – поинтересовался он.
– Клэр задушили, – сообщил ему я.
Он метнул на меня косой взгляд.
– Мы уже догадались, док. Мы все видели ее шею.
– Пока что я не могу сказать вам больше, – ответил я.
Он отвел глаза. Как же хорошо мне было знакомо это явное, пусть и всегда не выраженное, чувство разочарования, возникавшее у полицейских, когда судмедэксперт оказывался не в состоянии раскрыть преступление за них.
Он представил меня суперинтенданту18, по виду которой было понятно, что она хорошенько выспалась этой ночью.
– Только взялась за это дело, – бодро отозвалась она. – Люблю свою работу – никогда не знаешь, что сегодня ждет.
– Не могли бы вы рассказать, что известно о Клэр Ромерил? – спросил я.
Полицейские, присутствовавшие на вскрытии, кое-что мне сообщили, однако я рассчитывал, что к этому времени информации должно было прибавиться и ее наверняка успели ввести в курс дела.
Она сказала, что родной отец Клэр некоторое время назад разошелся с ее матерью и полиция уже его допросила. Вечером в день исчезновения он был на местном футбольном матче, после чего пошел гулять с остальными фанатами, поэтому есть множество свидетелей, которые могут подтвердить, что он был с ними на момент смерти Клэр. Следователи также выяснили, что в последние недели в доме Клэр было неспокойно, и ее отчим, Джордж Ромерил, даже ушел из дома. Тем вечером он пошел на тот же футбольный матч, что и ее отец, и у него было еще больше друзей, готовых подтвердить его алиби.
Миссис Ромерил, разумеется, была очень расстроена. Да, с Клэр было особенно непросто в день ее смерти: пришлось несколько раз наказывать. Клэр, явно планируя побег, объявила, что ляжет спать пораньше. У миссис Ромерил была еще младшая дочь, и, уложив обеих девочек спать ранним вечером, она пошла принять ванну. Выйдя из ванной, она пошла проверить, как там девочки, – тогда-то пропажа Клэр и обнаружилась.
Я достал набросок, предоставленный кинологом.
– Жаль, что тело передвигали, – сказал я. – Она была уже какое-то время мертва, когда ее нашли.
– Как долго? – спросила суперинтендант.
– Думаю, она умерла примерно между пятью и семью вечера.
– Так рано?
– Думаю, да. Но… – Сколько раз я говорил это полицейским, после чего наблюдал, как они огорчались? – … очень сложно дать точную оценку времени смерти.
Вместе с суперинтендантом мы свернули на небольшую тропинку, нырнули под ленту, и она указала на место, где была обнаружена Клэр. Я стал вертеть набросок в руке, пока не понял, как он соотносится с тем, что было у меня перед глазами.
– Вы уверены, что именно здесь, а не под упавшим деревом?
– Скорее больше под кустами, судя по всему.
В этих кустах не было сломанных веток или каких-либо следов борьбы. Вечером было ветрено, несколько раз начинался дождь. Тем не менее в грязи, где лежало тело, почти не осталось следов – разве что отпечатки ног медиков, которые прошли туда-обратно по тропинке, но не более того.
– Ага, – сказал я. – Теперь вижу, где лежала банка из-под колы.
Криминалисты ее забрали, однако отпечаток на влажной земле был все еще хорошо различим, подобно тому, как маленький розовый камешек в ожерелье Клэр оставил след на ее горле.
Выглянуло тусклое зимнее солнце. Криминалисты уже сделали свою работу, поэтому я мог спокойно обойти место преступления, что и сделал. Присев на корточки, я заглянул под дерево и его крепкие ветви, осмотрел кусты, пытаясь понять, за какую ветку могло зацепиться ожерелье. Я такой не нашел.
– Насмотрелся? – спросила суперинтендант, когда я вернулся на тропинку.
Она пыталась соскрести грязь с обуви на влажную траву, прежде чем вернуться в кабинет. Я сделал то же самое, но грязь не поддавалась. Я задумался. Что-то было не так. Я стал вспоминать одежду Клэр, ее футболку, юбку, розовые кроссовки.
Я сказал:
– Клэр здесь словно и не было.
Суперинтендант была занята своей обувью.
– В смысле?
Мне следовало быть осторожным. Полиция не всегда отзывчива к судмедэкспертам, пытающимся навязать им свое мнение.
– Предположим на мгновение, что Клэр была убита здесь. Она же наверняка сопротивлялась бы, и вся ее одежда была бы в грязи, так ведь? Особенно обувь.
Суперинтендант пристально на меня посмотрела и сильнее затянула пальто. Сегодня было не так сыро, но не менее ветрено.
– Это одна из причин, почему мы считаем это несчастным случаем, – отметила она. – Никаких следов борьбы.
– Ожерелье должно было зацепиться за ветку над ее головой. Однако согласно этому наброску, ее нашли лежащей на спине с вытянутыми по бокам руками. Конечно, мы не знаем этого наверняка.
– Боже, вот бы кто-то успел все снять, – вздохнула суперинтендант.
– И вы только гляньте на свою обувь…
Суперинтендант с несчастным видом снова уставилась вниз:
– У меня в машине есть салфетки.
– Но кроссовки Клэр были чистыми, – заметил я.
Суперинтендант снова посмотрела на меня.
– Ну, наверное, это случилось вскоре после того, как она туда заползла, – предположила она. – Вот на кроссовках и не осталось грязи.
– Либо же, если бы ее кто-то убил, а потом принес сюда, на ее кроссовках вообще не осталось бы грязи. На ней нигде бы ее не осталось.
Она выглядела задумчивой. В те дни я все еще придерживался мнения, что сигареты составляют неотъемлемую часть мыслительного процесса, поэтому достал пачку и протянул ей. Снова показалось солнце, и мы отвернулись, чтобы прикурить, укрывшись от ветра, а затем снова повернулись к нему, подставляя теплу свои лица. Ветер унес дым, и какое-то время мы молча стояли, делая глубокие затяжки. Сигарета всегда придет на помощь, чтобы облегчить печаль, вызванную чужой смертью. Что касается мыслей о нашей собственной… что ж, курение помогало не думать и об этом. И мы даже не видели в этом иронии.
Суперинтендант стала рассказывать о матери Клэр. Миссис Ромерил выглядела расстроенной, хотя, пожалуй, недостаточно сильно. На самом деле суперинтендант осталась не особо довольна ее версией событий. Отчим был на футбольном матче, но одну из комнат они сдавали, и в тот вечер квартирант был дома – они с друзьями играли в карты. Их показания, может, и не имели бы силы в суде, поскольку они курили много марихуаны; кроме того, были и другие причины, по которым их слова могли быть как минимум поставлены под сомнение смышленым адвокатом защиты, однако их рассказы, по крайней мере, согласовывались между собой.
Квартирант описал напряженный характер отношений между миссис Ромерил и Клэр. Ребенок часто плохо себя вел, и мать на нее злилась. В тот вечер, как сообщили квартирант и его друзья, было слышно много криков и плач. Когда скандал закончился, миссис Ромерил, все еще на взводе, уложила обеих дочек спать. Затем она набрала ванну, сообщила картежникам, что хочет хорошенько отмокнуть и расслабиться, и исчезла. Они решили, что она принимает ванну, однако, когда примерно спустя полчаса миссис Ромерил появилась снова, все заметили, что на ней не было халата или другой домашней одежды, которую обычно надевают после ванны. Она все так же была полностью одетой. И на ней была уличная обувь.
– Что ж, мы забрали ее обувь, так что сможем проверить ее на грязь и пыльцу, чтобы понять, была ли она в этом парке, – сказала мне суперинтендант. – Вряд ли нам удастся найти здесь подходящий отпечаток обуви для сравнения.
Пыльца встречается не только весной – она мелкая, словно пыль, и присутствует постоянно. Если миссис Ромерил действительно была в этом парке, на ее обуви даже зимой должны были остаться грязь и пыльца различных растений, по которым это можно было бы доказать.
Мы переглянулись. Неужели мы всерьез говорили о том, что мать могла убить свою семилетнюю дочь?
Это сделало бы этот случай необычайно редким. Подозрения полиции обычно всегда сосредоточены на мужчинах: отце или отчиме, партнере, квартиранте, да, собственно, любом близком.
– Разумеется, – сказала суперинтендант, – мы проверяем их алиби, но пока они не вызывают особых сомнений.
Как бы то ни было, подумалось мне, одни только чистые кроссовки Клэр указывали на то, что ее, возможно, убили.
Итак, убийство.
Отца, отчима и мать тщательно допросили, но не арестовали. Доказательств было попросту недостаточно.
Четыре дня спустя я вернулся в морг, чтобы повторно осмотреть тело. Это обычное дело в подобных обстоятельствах: несмотря на скептицизм детектива, синяки у мертвых, как и у живых, иногда появляются не сразу. И действительно, сзади на шее у Клэр я обнаружил полоску кожи измененного цвета.
Детектив был там, он сказал:
– Да, так я и думал. Уверен, я видел этот синяк на первом вскрытии.
Я не удостоил его ответом. Главным было то, что теперь след от удушения был полным: он имелся спереди, по бокам и позади шеи. Дело тут же переквалифицировали. Теперь это было расследование убийства.
Ожерелье не просто зацепилось за ветку в кустах, сдавив шею ребенка спереди с такой силой, что она задохнулась. Оно плотно обвилось вокруг шеи, а это указывало на причастность другого человека, хоть и не доказывало этого.
К этому времени полиция исключила из списка подозреваемых отца, отчима, квартиранта и его приятелей. Кроссовки Клэр были повторно исследованы, и никаких следов грязи на них не обнаружили, а пыльцы из парка на них оказалось совсем немного. На подошве же ботинок миссис Ромерил были высохшая грязь и весьма характерная пыльца – по всей видимости, из парка, поскольку рядом с местом, где была обнаружена Клэр, рос дуб довольно редкого вида.
Эксперт из Кью была в восторге.
– По всей стране таких всего несколько, – сказала она. – А на сто миль вокруг больше ни одного. Должно быть, его посадил какой-то ботаник викторианской эпохи, гостивший в большом доме.
Миссис Ромерил поспешила отметить, что, живя в квартире неподалеку от парка, она частенько в нем бывала. Более того, вечером в день смерти Клэр она была неподалеку от этого редкого дерева вместе с детьми.
Кроссовки Клэр действительно указывали на то, что ее убили, а затем принесли в парк, но семилетний ребенок весит немало. На вскрытии ее тело весило 22,1 килограмма, поэтому полиция снова рассматривала вероятность причастности мужчины. Возможно, когда она покинула дом, ей ужасно не посчастливилось наткнуться на незнакомца, одержимого мыслью об убийстве.
Подобные события почти всегда вызывают шумиху в прессе и приводят в ужас всех родителей. Вероятность того, что такое случится с любым отдельно взятым ребенком, с точки зрения статистики ничтожна, однако в свете столь широкого освещения преступления прессой полиция была вынуждена начать розыск и стала допрашивать всех проживающих поблизости мужчин.
– Вы не поверите, сколько мужиков могут доказать, что были на этом футбольном матче, – устало сообщила мне по телефону суперинтендант две недели спустя.
Как это обычно бывает, вызвали второго судмедэксперта, и к этому времени на теле Клэр появился еще один синяк. Осмеюсь предположить, что детектив-всезнайка заметил еще на первом вскрытии и его. Он был большой, на правой лопатке, и указывал на оказанное сильное давление.
Отметив, что след от ожерелья ушел немного за уши, этот судмедэксперт предположил, что девочка была задушена сзади, а в качестве удавки не обязательно было использовано ожерелье. Я посчитал маловероятным, что применялся какой-то другой шнурок шириной три миллиметра, но согласился, когда он сказал, что нападавший был у Клэр за спиной и, скорее всего, стоял или слегка присел, когда душил ее.
Если у кого-то и оставались сомнения по поводу того, что Клэр убили, новые синяки полностью их отмели. Тем не менее, несмотря на полномасштабное расследование, убийцу так и не удалось установить. Казалось, дело Клэр Ромерил так и останется нераскрытым.
Какое-то время спустя я посетил ежегодную конференцию американской академии криминалистики. Каждый раз, когда есть такая возможность, я пересекаю ради этого Атлантику, потому что часто меня там ждут какие-то новые идеи, знания, подходы в работе. А еще старые друзья. По вечерам в гостиничном баре мы с огромным удовольствием обсуждали свои самые интересные дела, чтобы помочь друг другу, а иной раз и просто похвастаться собственными сообразительностью и находчивостью: в конце концов, ничто человеческое нам не чуждо. В первый вечер мы обычно сдерживаем себя, прекрасно понимая, в какой ужас обсуждаемые темы могут привести любого, кто случайно подслушает наш разговор. Однако с каждым новым днем конференции мы все непринужденнее бросаем друг другу фотографии с места преступления, громко обмениваемся вопросами, идеями, иногда премудростями и даже озарениями.
Ричард Уолтер был одним из основателей закрытого клуба под названием «Сообщество Видок», в котором состояли выдающиеся детективы и криминалисты. Они собирались каждый месяц, чтобы совместными усилиями попытаться помочь полиции с нераскрытыми делами, когда она окончательно заходила в тупик. В Голливуде и многих американских газетах их не раз называли преемниками Шерлока Холмса.
В тот вечер я рассказывал Ричарду о своих делах, и мы пили, наверное, уже третий бокал вина, когда я достал папку с делом Клэр Ромерил. Я объяснил обстоятельства дела, и Ричард бегло просмотрел материалы и полицейские отчеты. Бар был пронизан дымом: мы все курили, причем Ричард, пожалуй, больше всех. В его руке были ментоловая сигарета и бокал белого вина. На этой стадии наших посиделок его редко можно было увидеть без этих двух неотъемлемых атрибутов.
Он осторожно достал из папки наброски и фотографии, удерживая их между своими тонкими ловкими пальцами. Он начинал лаборантом, а после, выучившись на психолога, работал в тюрьмах Мичигана, где допросил многие тысячи заключенных. Кроме того, он помогал ФБР с делами о серийных убийцах. Он был и остается одним из ведущих американских психологов-криминалистов. Когда он переводит на меня свой взгляд, я словно оказываюсь у него под микроскопом.
У него есть врожденная способность, отточенная продолжительным опытом: считывать человеческое поведение, причем не только у преступников.
Он закрыл дело Ромерил, закурил новую сигарету и подлил себе в бокал вина.
– Полиция понятия не имеет, что они ищут, – сказал я. – Какого-то психа из парка или…
– Мать ребенка.
Я заморгал от неожиданности, ведь еще даже не рассказал ему о наших мыслях по поводу миссис Ромерил и о том, как ее квартирант со своими любящими курнуть дружками заметили ее странный выбор обуви после того, как она «долго откисала в ванне» той ночью. Не говоря уже о том, что специалист определил, что пыльца с грязи на ее ботинках принадлежит редчайшему дереву с места преступления.
Ричард наклонился ко мне.
– Что было в рюкзаке?
Я замешкался.
– В рюкзаке?
– В рюкзаке у девочки.
Ах, рюкзак, с которым она убежала. Я забрал у него папку и стал листать, пока не нашел в самом конце выданные полицией на нескольких страницах материалы по делу. В том числе подробное описание содержимого рюкзака, с которым я даже не удосужился ознакомиться, посчитав совершенно неважным.
Я зачитал вслух: «Пара розовых носков. Две пары трусов размером на шестилетнего. Зеленый свитер. Упаковка бумажных платков. Футболка розовая с блестками „Мой маленький пони“…»
Раздался странный глубокий гортанный звук. Потом еще раз. Звук доносился из-за большого бокала белого вина, и это была не икота.
– Что тут смешного? – спросил я.
Ричард улыбался во все зубы:
– Думаешь, семилетняя девочка стала бы брать все это с собой? Она уходит из дома, так? Значит, она захочет взять свою любимую пластмассовую лошадку с пурпурной гривой. А еще заколку, что выпала из рождественской хлопушки. И желтую чашку с блюдцем из чайного сервиза Барби. Только вот чашка у нее не поместилась бы, и она взяла бы только блюдце. А еще маленькую коробочку с ракушками. И блестящую розовую ручку. Вот как ребенок собирает свой рюкзак.
Я понимал, что он прав. Однажды, когда моя дочка была маленькой и наш отпуск закончился, она объявила, что полностью собралась и готова к отъезду. Ее чемодан оказался набит песком с пляжа, в котором были водоросли и один резиновый сапог.
Я попытался представить, как маленькая девочка, тело которой я осматривал в секционной, деловито и рассудительно достает чистые носки с трусами и кладет их себе в рюкзак, прежде чем сбежать из дома. Нелепость. Такое просто невозможно.
– Тот, кто собрал за нее этот рюкзак, и убил ее, – сказал Ричард. – Я так считаю.
Он осушил бокал и закурил очередную сигарету. Моя очередь заказывать, подумал я. Но застыл на месте.
– Видимо, ее схватили за ожерелье сзади… – медленно сказал я.
Словно подкидывая дрова в ненасытный огонь, я знал, что скоро эта информация сгорит в его пламени.
– Хорошо, значит, мать злится на ребенка, а вместо того, чтобы начать раскаиваться, дочь просто разворачивается и уходит. Такое выводит родителей из себя. Мама идет за ней следом и хватает ее. Ожерелье у нее в руках. Может, она и правда хочет убить ее, а может, и нет. Может, она просто хочет остановить ее и слегка сделать больно. Только вот внезапно у девочки срабатывает рефлекс блуждающего нерва, и у мамы на руках мертвая дочь.
Я не сводил глаз с оранжевого огонька на кончике его сигареты. Мне самому без сигареты со всем этим было бы в жизни не разобраться.
– Думаешь, она специально?
– Возможно.
– Но если и нет и она внезапно осознала, что Клэр мертва, мать, должно быть?.. – Я до сих пор отставал от его хода мыслей.
– Пыталась ли она ее реанимировать? – улыбнулся он жуткой улыбкой, обнажив желтые зубы. – Нет. Ей приходится быстро соображать. Она тут же решает все скрыть.
– Хочешь сказать… Дочка лежит мертвая у ее ног, а она решает сделать так, чтобы все подумали, будто она сбежала? И сразу же собирает этот рюкзак? А еще говорит квартиранту, что собирается принять ванну и включает воду?
– А затем относит девочку с рюкзаком совсем недалеко, ибо ребенок, как ты знаешь, тяжеленный…
– В надежде, что ее никто не увидит?
– На улице зима. Темно. Да и разве все не пошли на футбол?
Точно. Суперинтендант сказала, что там был чуть ли не весь жилой комплекс.
– Она засовывает тело в кусты в парке, и если по всему детскому телу и обнаружат следы ее ДНК – что ж, она же ее мама.
– Это говорит… об определенном хладнокровии, – сказал я. – Если она и правда не планировала убить Клэр.
– Ага. Это умная женщина, к тому же быстро соображает, прямо как заядлый преступник, ну или промышленный магнат.
Я вспомнил уродливый дом 1970-х годов постройки, в котором жила семья девочки, – мне его показывала суперинтендант. От него так и веяло безнадегой и нищетой. Кто бы мог подумать, что в подобном месте обитает столь острый ум.
Теперь Ричард достал свою папку.
– Ладно, – сказал он. – Твоя очередь. Маленький остров, на котором разбросана фермерская община. Девочка четырнадцати лет возвращается домой с собрания в церкви. На следующее утро местный паренек находит на дороге пятна крови, но не тело. В ходе поисков полиция обнаруживает тело молодой девушки, в ста метрах от дороги, на склоне холма. Ее изнасиловали. Окровавленный камень рядом с ее головой и никаких брызг крови на земле.
Он бросил мне несколько фотографий:
– Попробуй разобраться, Дик.
Вернувшись в Англию, я позвонил суперинтенданту.
– Клэр Ромерил, ага, – устало ответила она.
После Клэр у нее было уже много новых дел, и она просто убрала папку по этому делу со своего стола.
Я пересказал ей соображения Ричарда Уолтера.
– Господи! – Последовала долгая пауза. – Что ж… Ты говоришь, что этот Ричард – выдающийся психолог и… кажется, он действительно прав. Насчет рюкзака. Насчет всего. Мы допросили мать, потом еще раз допросили, но давай сделаем это еще разок. Проблема в том, что мы ничего не сможем доказать, если только она не расколется. И твой приятель прав: она смышленая. Нам не хватит доказательств в суде.
Доказательств действительно не хватило. По сей день за убийство Клэр так никого и не арестовали. Во время расследования коронер постановил, что она была убита. Будучи знако́м с напечатанными в газетах многочисленными интервью матери, он заявил на суде, что даже в мыслях не может допустить, чтобы она могла хладнокровно убить свою дочь. Миссис Ромерил была признана невиновной.
Вскоре после этого я получил известие от муниципальных властей. Они хотели лишить миссис Ромерил родительских прав и изъять из-под ее опеки младшую дочь. Они попросили меня дать показания в семейном суде и выиграли. Хоть доказательств и было недостаточно, чтобы однозначно признать миссис Ромерил виновной, семейному суду было достаточно того, что с учетом всех фактов она с большой долей вероятности убила19 Клэр либо как-то была причастна к ее смерти. Итак, ее лишили опеки над второй дочерью, чтобы защитить последнюю.
Это дело очень многое говорит о неестественной смерти детей. Как это часто бывает, за ней стоит тяжелая история бедной семьи, а жертвой становится ребенок, чье благополучие целиком и полностью зависит от родителей, которым недостает ресурсов или навыков – хотя в приведенном случае явно не ума, – чтобы со всем справиться. И случай Клэр служит нам уроком в отношении к детству и воспитанию.
Мы ожидаем, что к семи годам дети должны начать познавать мир. Несмотря на все наши усилия, мы знаем, что порой это познание может приводить к трагическим последствиям.
С точки зрения статистики убийство не входит в число основных причин смерти девочек этого возраста (с мальчиками совсем другая история), но несчастные случаи происходят довольно часто. И как же охотно мы поначалу списывали смерть Клэр на несчастный случай. Как охотно поверили после этого газеты, что она сбежала одна из дома и была схвачена незнакомцем. В 2007 году трехлетняя Мэдлин Макканн была похищена незнакомцем с курорта в Португалии, и на момент написания этой книги немецкая полиция определила в качестве наиболее вероятного подозреваемого одного педофила. Несколькими годами ранее восьмилетняя Сара Пейн была схвачена осужденным насильником, когда играла около дома своих бабушки с дедушкой в деревне в Суссексе: ее тело было найдено несколько недель спустя закопанным неглубоко под землей.
Похищения совершенно незнакомыми людьми, как это было в случае с Сарой Пейн и, возможно, с Мэдлин Макканн, почти всегда имеют сексуальные мотивы. Между тем Клэр не подверглась сексуальному насилию. Нам известно, что насилие, сексуальное или какое-либо другое, чаще исходит от членов семьи, чем от посторонних людей. Мы осознае́м эту угрозу, но неизбежно представляем виновником мужчину. Действительно, по статистике, вероятность убийства ребенка собственной матерью (хотя их не раз признавали виновными в убийстве младенцев) ничтожно мала. И почти невозможно увидеть в матери детоубийцу. Полагаю, именно это, а также сильный инстинкт самосохранения вкупе с острым умом освободили мать Клэр от обвинений в убийстве дочери.
Истории Клэр Ромерил, Сары Пейн и, возможно, Мэдлин Макканн шокируют, однако не должны затмевать собой детские годы других детей. Я еще раз подчеркиваю, что такие случаи – огромная редкость. После этого опасного первого года жизни вероятность смерти ребенка падает более чем на 95 %. К четырехлетнему возрасту врожденные патологии, как правило, дают о себе знать, но дети меньше подвержены инфекционным заболеваниям. Получается, что период с пяти до девяти лет – самый безопасный на протяжении всей жизни, а с десяти до четырнадцати не особенно от него отстает.
Как же все-таки умирают дети? Конечно же, всегда существует риск тяжелой инфекции – менингит, сепсис и все чаще корь по-прежнему могут привести к смерти. Согласно статистике за 2018 год, на инфекционные заболевания пришлось 6 % детских смертей. Несчастные случаи стали причиной примерно 15 % всех смертей – вероятно, любопытство по мере роста ребенка пересиливает его осознание риска, но чаще всего дети попросту оказываются слишком уязвимыми пешеходами и велосипедистами.
Между тем автомобили – не самые главные детоубийцы. С огромным запасом их опережает рак. Начиная с 1960-х годов XX века распространенность рака среди детей неуклонно росла по всему миру, увеличившись примерно на 11 % с 2000 по 2017 год.
С 1960-х годов отчетность и диагностика определенно были усовершенствованы, но столь разительный рост никак нельзя объяснить только этим. Повсеместное согласие достигнуто лишь в одном: причина вполне может крыться, хотя бы отчасти, в окружающей среде и быть связана с определенными аспектами современной жизни – например, распространением различных химикатов или современных технологий, которые мы ошибочно считаем безвредными.
Наиболее распространенный вид рака у детей – острый лимфобластный лейкоз. Он связан с неконтролируемым производством лейкоцитов в костном мозге, в результате чего незрелые и бесполезные лейкоциты вытесняют из крови нормальные лейкоциты, эритроциты и тромбоциты – крошечные клетки, участвующие в процессе сворачивания крови, – что приводит к первым и самым заметным симптомам болезни – синякам и анемии.
Лейкемию не считают наследственным заболеванием, хоть порой и могут иметь место наследственные факторы риска. В большинстве случаев точная причина развития болезни попросту неизвестна. Исследователи сделали любопытное наблюдение: лишь немногие из заболевших детей в первый год жизни посещали ясли, в результате их обошли стороной вирусы и бактерии, из-за которых там постоянно гуляют кашель и простуда. В младенчестве они были изолированы от инфекций.
По результатам исследования было выдвинуто предположение, что воздействие инфекционных агентов в первые годы жизни может иметь защитную функцию. Наша иммунная система нуждается в обучении – ей нужно ознакомиться с основными типами существующих инфекционных возбудителей, чтобы в будущем быстрее с ними справляться. В этом, собственно, и состоит основная идея вакцинации. Появились данные в пользу того, что своевременная вакцинация может обеспечивать детям дополнительную защиту и от лейкемии. К развитию этого вида рака может привести сочетание ряда факторов – генов, рациона питания, невезения или каких-то других переменных, о которых пока еще неизвестно. Если задуматься о том, что поменялось за последние 50 лет, можно отметить, что в домах стало намного чище – может быть, нашей иммунной системе не хватает дополнительного толчка, который ей обеспечивала антисанитария прошлых лет?
Этой же теорией некоторые врачи пытаются объяснить и запредельный уровень распространения астмы. Это заболевание – следствие нарушенной работы иммунной системы. В настоящее время в Великобритании от него лечатся более миллиона детей20 (примерно каждый одиннадцатый, согласно данным организации Asthma UK). Нужно понимать, что, даже если уровень заболеваемости и выровняется, с учетом роста численности популяции сейчас астмой болеют как минимум в три раза больше детей, чем в 1960-х. Теория гигиены дает надежду детям-астматикам и их родителям (а также всем, кто ненавидит уборку), однако особенно обнадеживает тех, кто страдает от лейкемии. Согласно этой теории, если мы изменим подход к иммунитету, нам, возможно, удастся победить этого самого злобного детского монстра, а бездумный отказ от прививок может еще многих обречь на длительную химиотерапию или даже раннюю смерть.
