Czytaj książkę: «Бог как иллюзия», strona 7

Онтологический аргумент и другие аргументы a priori

Доказательства существования бога можно разделить на две главные категории: a priori и a posteriori. Пять доказательств Фомы Аквинского являются аргументами a posteriori – они основаны на изучении мира. Самым знаменитым из рассчитанных на диванные умозаключения аргументов a priori является онтологический аргумент, выдвинутый в 1078 году святым Ансельмом Кентерберийским и повторенный с тех пор бесчисленным количеством других философов. Аргумент святого Ансельма обладает одной странностью, а именно – первоначально он в форме молитвы был адресован не людям, а самому богу (хотя, казалось бы, способную выслушивать молитвы сущность не нужно убеждать в том, что она существует).

В нашем уме есть понятие, рассуждает Ансельм, о существе всесовершенном. Даже атеист способен представить такое абсолютно совершенное существо, хотя и будет отрицать его присутствие в реальном мире. Но, продолжает автор, если существо не присутствует в реальном мире, то по этой самой причине оно не абсолютно совершенно. Возникает противоречие, из чего можно сделать вывод, что бог существует!

Предлагаю вам перевод этого младенческого аргумента на самый уместный для него язык – детсадовский.

– Спорим, я докажу, что бог есть.

– Спорим, что не докажешь.

– Ну ладно, представь себе самое-самое-самое совершенное существо, какое только может быть.

– Ну представил, дальше что?

– Смотри, это самое-самое-самое совершенное существо – оно реально? Существует оно на самом деле?

– Нет, я только придумал его.

– Но если бы оно было на самом деле, то оно было бы еще более совершенно, потому что самое-самое-самое совершенное существо должно быть лучше, чем какая-то глупая выдумка. Вот я и доказал, что бог есть. Хи-хи, хи-хи, атеисты – дураки.

Я намеренно вложил в уста маленького всезнайки слово «дураки». Ансельм сам цитирует первую строку псалма 13 «Сказал глупец в сердце своем, нет Бога», и дальше у него хватило самоуверенности называть гипотетического атеиста не иначе как «глупцом» (по латыни – insipiens):

Итак, даже и означенный глупец принужден признать, что хотя бы в разуме есть нечто, более чего нельзя ничего помыслить; ведь, слыша эти слова, он их разумеет, а то, что разумеют, есть в разуме. Но то, более чего нельзя ничего помыслить, никак не может иметь бытие в одном только разуме. Ведь если оно имеет бытие в одном только разуме, можно помыслить, что оно имеет бытие также и на деле; а это уже больше, чем иметь бытие только в разуме.

Сама мысль о том, что из таких уверток логического махизма делаются грандиозные выводы, оскорбляет мои эстетические чувства, и приходится самому сдерживаться от употребления таких эпитетов, как «безумцы» или «глупцы». Бертран Рассел (далеко не глупец) сделал интересное замечание: «Гораздо проще увериться в том, что [онтологический аргумент] должен быть ошибочным, чем обнаружить, в чем именно заключается ошибка». В молодые годы Рассел сам какое-то время был убежден в его правоте:

Хорошо помню тот день в 1894 году и момент – я как раз шел по Тринити-лейн, – когда я внезапно понял (или так мне показалось), что онтологический аргумент справедлив. Я ходил в магазин, чтобы купить жестянку табака; по дороге домой я неожиданно подбросил ее в воздух и, поймав, воскликнул: «Елки-палки, онтологический аргумент довольно состоятелен!»

Может, ему лучше было бы воскликнуть: «Елки-палки, возможно, онтологический аргумент достоверен! Но не подозрительно ли, что великую правду о природе мироздания можно вывести из простой игры слов? Засучу-ка я рукава и проверю, не является ли этот аргумент таким же парадоксом, как парадокс Зенона». Грекам пришлось немало потрудиться над «доказательством» Зенона, в котором утверждалось, что Ахиллес никогда не догонит черепаху⁶⁴. Но у них хватило здравого смысла не делать из загадки вывода о том, что Ахиллесу действительно не удастся поймать черепаху. Вместо этого они назвали «доказательство» парадоксом и оставили поиск решения следующим поколениям математиков (оказывается, решение предлагает теория сходящихся рядов). Сам Рассел, конечно, понимал не хуже других, почему не стоит отмечать неудачу Ахиллеса в погоне за черепахой подбрасыванием в воздух жестянки с табаком. Почему же он не проявил аналогичную осмотрительность в случае святого Ансельма? Подозреваю, что он был чрезвычайно честным атеистом, всегда готовым изменить свои взгляды, если ему казалось, что этого требует логика⁶⁵. А может, ответ стоит искать в отрывке, написанном самим Расселом в 1946 году, спустя много времени после того, как он раскусил онтологический аргумент:

На самом деле вопрос стоит так: имеется ли что-либо, о чем мы можем помыслить, что в силу того, что оно присутствует в нашем разуме, безусловно существует вне нашего разума? Каждому философу хочется ответить утвердительно, потому что задача философа – узнавать о мире методом размышления, а не наблюдения. Если правильный ответ – положительный, то между помыслами и реальным миром существует мост. Если нет – то нет.

У меня лично, напротив, автоматически вызвали бы глубокие подозрения любые аргументы, приводящие к такому наиважнейшему выводу и не использующие ни единой крупицы информации о реальном мире. Возможно, это просто говорит о том, что я ученый, а не философ. И действительно, на протяжении столетий философы – как разделяющие, так и отрицающие онтологический аргумент – относились к нему с большой долей серьезности. Очень ясное его обсуждение приводится в книге философа-атеиста Дж. Л. Маки «Чудо теизма». Говоря, что философов почти можно определить как людей, не признающих очевидное за ответ, я отдаю им тем самым дань уважения.

Наиболее полное развенчание онтологического аргумента обычно приписывают философам Дэвиду Юму (1711–1776) и Иммануилу Канту (1724–1804). Кант заметил, что Ансельм схитрил, как бы вскользь утверждая, что «бытие» является более «совершенным», чем небытие. Американский философ Норман Малколм говорит об этом так: «Утверждение, что бытие является совершенством, исключительно странно. Заявление о том, что мой будущий дом будет лучше с утеплением, чем без него, – разумно и справедливо; но какой смысл имеет утверждение, что он будет лучше, если он будет существовать, чем если его не будет?»⁶⁶ Другой философ, австралиец Дуглас Гаскин, в шутку разработал «доказательство» того, что бога нет (аналогичное построение было предложено современником Ансельма – Гаунило).

1. Сотворение мира – самое замечательное достижение, какое можно представить.

2. Степень величия достижения зависит от (а) качества самого достижения и (б) возможностей творца.

3. Чем больше ограниченность (и меньше возможности) творца, тем чудеснее выглядит выдающийся результат.

4. Творец обладает наименьшими возможностями, если он не существует.

5. Следовательно, если предположить, что Вселенная – творение существующего творца, мы можем представить в разуме еще более совершенное создание – а именно сотворившего все несуществующего творца.

6. Таким образом, существующий бог не будет существом, совершеннее которого невозможно представить, потому что несуществующий бог будет еще более совершенным и могущественным.

Ergo:

7. Бога нет.

Бесспорно, Гаскин на самом деле не доказал, что бога нет. Но аналогичным образом и Ансельм не доказал, что он есть. Единственное различие между ними: Гаскин разработал доводы в шутку, потому что понимал, что наличие или отсутствие бога – это слишком сложный вопрос и «диалектическим жонглированием» его не разрешить. И я не считаю, что самым слабым звеном аргумента является небрежное использование существования как показателя совершенства. Сейчас уже не припомню всех деталей, но как-то я долго досаждал группе теологов и философов, доказывая при помощи онтологического аргумента, что свиньи могут летать. Для доказательства обратного им пришлось прибегнуть к модальной логике.

Онтологический аргумент, как и все аргументы a priori в пользу существования бога, приводит мне на память старика из романа Олдоса Хаксли «Контрапункт», нашедшего математическое доказательство существования бога:

Знаешь формулу: m, деленное на нуль, равно бесконечности, если m – любая положительная величина? Так вот, почему бы не привести это равенство к более простому виду, умножив обе его части на нуль? Тогда мы получим: m равно нулю, умноженному на бесконечность. Следовательно, любая положительная величина есть произведение нуля и бесконечности. Разве это не доказывает, что Вселенная была создана бесконечной силой из ничего? Разве не так?⁶⁷

Или еще имела место в XVIII веке при дворе Екатерины Великой такая знаменитая дискуссия о существовании бога между швейцарским математиком Эйлером и знаменитым энциклопедистом Дени Дидро. Нападая на атеиста Дидро, набожный Эйлер самым убедительным тоном бросил следующий вызов: «Мсье, (a + bⁿ)/n = x, следовательно, Бог существует. Ваша очередь!» Ошеломленный Дидро был вынужден ретироваться и, согласно одной из версий, без оглядки бежал до самой Франции.

Эйлер использовал прием, который можно назвать «аргумент затуманивания наукой» (в приведенном примере – математикой). В книге «Атеистическая Вселенная» Дэвид Миллз приводит отрывок из своего радиоинтервью, которое у него брал ведущий религиозной программы, сделавший идиотски нелепую попытку запутать собеседника научными данными и вспомнивший к случаю закон сохранения массы и энергии: «Поскольку мы все состоим из материи и энергии, разве этот научный принцип не утверждает веру в вечную жизнь?» Миллз ответил корректнее и снисходительнее, чем это удалось бы мне, потому что, говоря простым языком, ведущий утверждал: «После смерти составляющие наше тело атомы (и энергия) не пропадают. Следовательно, мы бессмертны».

Даже меня, несмотря на многолетний опыт, обезоружило такое наивное принятие желаемого за действительное. А я-то видел много удивительных «доказательств», собранных на http://www.godlessgeeks.com/LINKS/GodProof.htm, где имеется забавный перечень «Более трехсот доказательств существования бога». Привожу шесть из них, начиная с доказательства номер 36.

36. Доказательство от неполного уничтожения. В авиакатастрофе погибли 143 пассажира и весь экипаж. Однако один ребенок выжил, получив лишь ожоги третьей степени. Следовательно, бог есть.

37. Доказательство от возможных миров. Если бы все было по-другому, все оказалось бы не так. Это было бы плохо. Следовательно, бог есть.

38. Доказательство от волеизъявления. Я верю в бога! Я верю в бога! Верю, верю, верю. Я верю в бога! Следовательно, бог есть.

39. Доказательство от неверия. Бо́льшая часть населения земного шара – не христиане. Именно это и планировал Сатана. Следовательно, бог есть.

40. Доказательство от загробного опыта. Некто скончался атеистом. Теперь он понял свою ошибку. Следовательно, бог есть.

41. Доказательство от эмоционального шантажа. Бог тебя любит. Неужели ты такой бессердечный, что не поверишь в него? Следовательно, бог есть.

Доказательство от красоты

Другой герой уже упоминавшейся повести Олдоса Хаксли доказывал существование бога, проигрывая на граммофоне Струнный квартет Бетховена № 15 ля минор («Heiliger Dankgesang»⁶⁸). Несмотря на кажущуюся неубедительность, этот аргумент очень широко распространен. Я потерял счет случаям, когда мне задавали колкие вопросы типа: «А как вы тогда объясните Шекспира?» (заменяемого, в зависимости от вкусов собеседника, Шубертом, Микеланджело и т. п.). Данный аргумент слишком известен и не нуждается в комментариях. Тем не менее редко кто пытается анализировать его логический смысл, и чем больше над ним размышляешь, тем более очевидной становится его бессодержательность. Поздние квартеты Бетховена, несомненно, изумительны. Так же, как и сонеты Шекспира. Они изумительны вне зависимости от того, существует бог или нет. Они доказывают существование Бетховена и Шекспира, а не существование бога. Одному знаменитому дирижеру приписывают следующую фразу: «Зачем вам бог, если вы можете слушать музыку Моцарта?»

Как-то раз меня пригласили в качестве одного из гостей участвовать в английской радиопередаче «Пластинки на необитаемом острове». Гостю предлагалось выбрать восемь дисков, которые ему хотелось бы иметь под рукой, попади он в кораблекрушение и окажись в одиночестве на острове. Я назвал среди прочего «Mache dich mein Herze rein»⁶⁹ из баховских «Страстей по Матфею». Ведущий не мог уразуметь, почему я, неверующий, назвал религиозную музыку. Но никто же не спрашивает: как вы можете восхищаться «Грозовым перевалом», вы же знаете, что Кэти и Хитклифа никогда на самом деле не было?

Хочу здесь кое-что добавить, о чем нужно упоминать каждый раз, когда величие Сикстинской капеллы или «Благовещения» Рафаэля относят на счет религии. Зарабатывать на хлеб приходится всем, даже великим художникам, и они берут заказы у тех, кто их предлагает. Я не сомневаюсь, что и Рафаэль, и Микеланджело были христианами – в их эпоху другого выбора у них не было, – но это, в общем, не так важно. Церковь с ее неисчислимыми богатствами была главной покровительницей искусств. Сложись история иначе и получи Микеланджело заказ на роспись потолка в гигантском Музее науки, разве из-под его кисти не вышла бы работа, по крайней мере не менее великолепная, чем фрески Сикстинской капеллы? Жаль, что нам не доведется услышать «Мезозойскую симфонию» Бетховена или оперу Моцарта «Расширение Вселенной». И хотя «Эволюционная оратория» Гайдна никогда не увидела свет, это не мешает нам наслаждаться его «Сотворением мира». Подойдем к аргументу с другой стороны: а что, если, как, поежившись, предположила моя жена, Шекспиру пришлось бы всю жизнь выполнять церковные заказы? Тогда мы точно не узнали бы «Гамлета», «Короля Лира», «Макбета». Думаете, вы получили бы взамен что-либо созданное «из того же матерьяла, что сны»? И не мечтайте.

Если логическое доказательство присутствия бога посредством выдающихся произведений искусства и существует, никто из его сторонников еще не дал ему четкой формулировки. Его считают самоочевидным, но это далеко не так. Может, этот аргумент представляет собой новую разновидность доказательства от целесообразности: появление музыкального гения Шуберта еще более невероятно, чем появление глаза у позвоночных. А может, это своеобразное, не очень благородное проявление зависти к гению? Почему кто-то другой может создавать такую прекрасную музыку/поэзию/живопись, а я не могу? Наверняка здесь не обошлось без воли божьей.

Доказательство от личного «опыта»

Один мой глубоко верующий сокурсник, превосходящий многих и умом, и зрелостью, отправился как-то в былые годы в турпоездку на Шетландские острова. В середине ночи их с подругой разбудило раздавшееся снаружи палатки завывание нечистой силы – таким в полном смысле слова дьявольским голосом, несомненно, мог вопить лишь сам Сатана. Жуткая какофония, о которой он, несмотря на все усилия, не мог забыть, послужила со временем одной из причин того, что он стал священнослужителем. Эта история произвела на меня, молодого студента, глубокое впечатление, и я не преминул пересказать ее группе поселившихся в оксфордской гостинице «Роза и корона» зоологов. Присутствовавшие среди них двое орнитологов покатились со смеху. «Обыкновенный буревестник!» – радостно воскликнули они хором. Потом один из них объяснил, что благодаря производимому сатанинскому визгу и хохоту представители этого вида во многих частях света и на многих языках заслужили прозвище «птица-дьявол».

Многие верят в бога, будучи убеждены, что они сами, собственными глазами, видели либо его, либо ангела, либо богоматерь в голубых одеждах. Иные слышат в голове своей увещевания. Доказательство от личного опыта наиболее убедительно для тех, кто уверен, что с ним это происходило. Однако для других оно не настолько сильно, особенно если человек обладает знаниями в области психологии.

Говорите, вы сами видели бога? Встречаются люди, готовые поклясться, что видели розового слона, но вряд ли вас это убедит. Присужденный к пожизненному заключению йоркширский потрошитель Питер Сатклифф отчетливо слышал в голове голос Иисуса, велевший ему убивать женщин. Джордж Буш заявляет, что бог повелел ему захватить Ирак (жаль, что бог не соблаговолил также послать ему откровение об отсутствии там средств массового уничтожения). Обитатели психиатрических лечебниц считают себя Наполеонами, Чарли Чаплинами, уверены, что весь мир строит против них козни, что они могут телепатически передавать свои мысли другим. Их не пытаются разубедить, но и не принимают основанные на персональных откровениях верования всерьез, главным образом потому, что число сторонников таких верований невелико. Отличие религий состоит только в гораздо большем количестве последователей. Позиция Сэма Харриса в книге «Конец веры» не так уж цинична, когда он пишет:

Людей, верования которых не имеют рационального обоснования, называют по-разному. Если их верования широко распространены, мы называем таких людей религиозными; если нет – как правило, именуем сумасшедшими, психопатами или тронувшимися… Вот уж поистине – большинство всегда право (с ума поодиночке сходят). Но по сути дела – чистая случайность, что в нашем обществе считается нормальным убеждение в способности Творца Вселенной читать наши мысли, тогда как уверенность в том, что барабанящий в окно дождь передает вам азбукой Морзе его волю, рассматривается как проявление безумия. И хотя в строгом смысле слова религиозные люди – не сумасшедшие, суть их верований, без сомнения, сродни безумию.

Мы вернемся к рассмотрению галлюцинаций в главе 10.

В человеческом мозге работают первоклассные моделирующие программы. Наши глаза не передают в мозг точную фотографию окружающего или беспристрастную киноленту временны́х событий. В мозге происходит построение постоянно обновляемой модели, которая, хотя и обновляется на основе поступающих по оптическому нерву закодированных импульсов, строится тем не менее мозгом. Убедительным свидетельством этому служат оптические иллюзии⁷⁰. Иллюзии одного из основных типов, примером которых может служить куб Неккера, возникают потому, что получаемая мозгом от органов чувств информация соответствует двум различным моделям реальности. Не имея данных, на основе которых можно сделать выбор, мозг перескакивает от одной модели к другой, и мы видим их поочередно. На глазах одна картинка почти буквально превращается в другую.

Моделирующая программа мозга особенно хорошо настроена на выискивание лиц и голосов. У меня на подоконнике стоит пластмассовая маска Эйнштейна. Если смотреть на нее прямо, она, естественно, выглядит как выпуклое лицо. Но, что интересно, с обратной, вогнутой стороны она тоже выглядит как выпуклое лицо, и тут можно наблюдать странную иллюзию. Если двигаться в обход маски, кажется, что она поворачивается за вами, и не так неубедительно, как, говорят, следуют за зрителем глаза Моны Лизы. Выпуклая маска на самом деле выглядит так, словно она движется. Тем, кто раньше не видел этой иллюзии, трудно сдержать возглас удивления. Что еще более удивительно: если поместить маску на медленно вращающийся помост, то, пока смотришь на выпуклую сторону, направление движения читается правильно, а когда выпуклая сторона сменяется вогнутой, кажется, что маска начинает двигаться в обратном направлении. В результате при смене сторон создается впечатление, что появляющаяся сторона «съедает» исчезающую. Это замечательная иллюзия, несомненно стоящая затраченных на ее устройство трудов. Иногда, даже подойдя почти вплотную к вогнутой стороне, трудно воспринять ее как «действительно» вогнутую. А когда это в конце концов удается, переключение происходит скачкообразно, и иногда впоследствии может случиться обратное переключение.

Почему так происходит? В конструкции маски нет никакого секрета. Для эксперимента подойдет любая вогнутая маска. Секрет кроется в мозге наблюдателя. Наша внутренняя моделирующая программа получает информацию о присутствии лица – возможно, просто об обнаруженных в приблизительно правильных местах глазах, носе и рте. Вооруженный этими неполными данными, мозг довершает работу. В ход идет программа моделирования лиц, строящая выпуклую модель лица, несмотря на то что на самом деле перед нашими глазами – вогнутая маска. Иллюзия вращения в другом направлении появляется потому, что (с этим немного сложнее, но, вдумавшись поглубже, понимаешь, что это так) обратное вращение – единственный способ логического объяснения оптической информации, поступающей при вращении вогнутой маски, если мозг воспринимает ее как выпуклое лицо⁷¹. Это как иллюзия встречающейся иногда в аэропортах вращающейся радиолокационной антенны. Пока в мозге не утвердится верная модель антенны, кажется, что она крутится в обратном направлении, но как-то не совсем правильно.

Все это я рассказал, чтобы продемонстрировать поразительные моделирующие способности мозга. Ему ничего не стоит создать «видения» или «посещения», почти не отличающиеся от реальности. Для программы такой сложности смоделировать ангела или Деву Марию – пара пустяков. То же относится и к слуховым ощущениям. Услышанный нами звук не передается по слуховому нерву в мозг неискаженным, как в аппаратуре «Бэнг энд Олуфсен». Как и в случае зрительных ощущений, мозг строит звуковую модель на основе постоянно обновляемой, поступающей от слухового нерва информации. Именно поэтому мы воспринимаем звук трубы как единый тон, а не как сумму создающих «медный голос» обертонов. Из-за разницы в балансе обертонов играющий этот же тон кларнет звучит более «деревянно», а гобой – более пронзительно. Если аккуратно настроить звуковой синтезатор – так, чтобы обертоны включались один за другим, то в течение короткого времени мозг будет воспринимать их по отдельности, пока не «вмешается» моделирующая программа и мы опять не начнем слышать только единый тон трубы, или гобоя, или какого-то другого инструмента. Аналогичным образом мозг распознает речевые гласные и согласные звуки и, уровнем выше, фонемы более высокого порядка, а также слова.

Однажды, будучи ребенком, я услышал привидение: мужской голос бормотал то ли стихи, то ли молитву. Еще чуть-чуть – и мне удалось бы разобрать слова, звучавшие сурово и торжественно. Зная истории о тайных каморках католических священников в старинных домах⁷², я немного испугался, но потом выбрался из кровати и начал красться к источнику звука. Чем ближе я подступал, тем громче он звучал, и вдруг неожиданно в голове «щелкнуло». На таком близком расстоянии я смог распознать, что́ же это на самом деле было. Дующий в замочную скважину ветер издавал звуки, из которых моделирующая программа соорудила в моей голове модель сурово звучащего мужского голоса. Будь я более впечатлительным мальчиком, возможно, мне послышалось бы не только невнятное бормотание, но и отдельные слова, а то и фразы. А окажись я вдобавок еще и верующим, можно вообразить, что́ я разобрал бы в завываниях непогоды.

В другой раз, примерно в том же возрасте, я увидел, как из окна ничем не примечательного дома в приморской деревушке на меня с ужасной злобой пялится гигантская круглая рожа. С замиранием сердца я медленно шел, пока не приблизился настолько, чтобы разглядеть, что это было на самом деле: отдаленно напоминающая лицо игра теней, образованная прихотливо упавшей шторой. Мое пугливое детское сознание создало из нее злобно оскалившуюся рожу. 11 сентября 2001 года в поднимающемся от башен-близнецов дыму благочестивым гражданам увиделся лик Сатаны; позднее в Интернете появилась и быстро распространилась подтверждающая это суеверие фотография.

Человеческий мозг поразительно ловко строит модели. Если это происходит во время сна, мы называем их сновидениями; во время бодрствования – воображением либо, если оно разыграется слишком сильно, – галлюцинациями. В главе 10 мы увидим, что придумывающие себе воображаемых друзей дети иногда видят их очень подробно, как если бы они действительно были рядом с ними. Самые наивные из нас принимают галлюцинации и сонные грезы за чистую монету и уверяют, что видели или слышали привидение, или ангела, или бога, или – особенно если речь идет о молодых девушках-католичках – Деву Марию. Такие знамения и посещения вряд ли являются убедительными свидетельствами реального существования привидений, ангелов, богов и дев.

Массовые видения, такие как свидетельство в 1917 году семидесяти тысяч пилигримов в португальском городе Фатиме о том, как «солнце сорвалось с небес и упало на землю»⁷³, на первый взгляд опровергнуть трудно. Объяснить, каким образом семьдесят тысяч человек оказались подвержены одинаковой галлюцинации, нелегко. Но еще труднее согласиться с тем, что описываемые ими события имели место и никто, кроме находящихся в Фатиме, этого не заметил – и не только не заметил, но и не почувствовал катастрофического разрушения Солнечной системы, сопровождаемого силами ускорения, достаточными для рассеивания всех жителей Земли по космическому пространству. Как не вспомнить тест Дэвида Юма на чудеса: «Никакое свидетельское показание не может служить доказательством чуда, за исключением ситуации, когда ложность свидетельства представляется еще более невероятной, чем тот факт, который оно должно подтвердить».

Одновременное заблуждение или сговор семидесяти тысяч человек представляются неправдоподобными. Так же трудно рассматривать заявление семидесятитысячной толпы о солнечных прыжках как ошибку в исторических записях. Или предположить, что все они одновременно увидели мираж (долгое разглядывание солнца наверняка не принесло пользы их зрению). Но любое из этих маловероятных событий куда как вероятнее альтернативного сценария, а именно что Земля неожиданно соскочила с орбиты, Солнечная система разрушилась, но никто за пределами Фатимы этого даже не заметил. В конце концов, Португалия расположена не так уж далеко⁷⁴.

Думаю, больше не стоит говорить о личных «встречах» с богом и других религиозных откровениях. Если вы испытали подобную встречу, возможно, вы твердо убеждены в ее реальности. Но, пожалуйста, не ожидайте, что все остальные, особенно люди, знакомые с удивительными возможностями мозга, поверят вам на слово.