Czytaj książkę: «Хилтоны. Прошлое и настоящее знаменитой американской династии», strona 8

Глава 9
Визит священника

Затем события стали стремительно разворачиваться. Перед поездкой в Нью-Йорк Конрад предупредил жену, что к ней придет поговорить священник. Она уже забыла об этом, но однажды, проснувшись, она нашла записку: «Любовь моя, сегодня к тебе придет священник. С любовью, Конрад».

В этот день с самого утра шел сильный дождь, и, когда священник без зонтика пришел в поместье, он промок до нитки. Жа-Жа приняла у него пальто и попросила дворецкого принести полотенце, чтобы гость вытер лицо. Затем они прошли в маленькую гостиную. Усевшись в кресла напротив, они долго смотрели друг другу в глаза.

– Не хочу, чтобы вы неправильно меня поняли, – наконец заговорил священник, – но должен сказать вам, что в глазах церкви вы с Конрадом не являетесь супругами.

Так Жа-Жа услышала о проблеме, воздвигнутой между ними религией Конрада, – в первый раз с тех пор, как они говорили об этом еще до свадьбы. Она не знала, получил ли Конрад разрешение на брак, так как он никогда не говорил на эту тему, но подозревала, что не получил.

– Дело в том, что еще жива первая жена Конрада, – сказал отец Келли. Разумеется, она это знала. – Конрад любит вас, – продолжал священник, – но вы должны понимать, что с точки зрения церкви он не является вашим мужем.

Жа-Жа не знала, как на это реагировать.

– Что вы хотите этим сказать? – спросила она, пытливо вглядываясь в его лицо.

Помолчав, священник сказал:

– Конрад очень страдает от сознания, что живет с вами во грехе. Но не может заставить себя признаться в этом вам.

– Но… – растерялась Жа-Жа. – Что вы хотите сказать, святой отец? Скажите мне прямо!

– Я говорю, дитя мое, что до тех пор, пока миссис Хилтон жива, Конрад вам не муж. Во всяком случае, в глазах церкви.

У Жа-Жа перехватило дыхание.

– Вы говорите, что мы должны развестись? – с трудом выговорила она.

Священник встал на ноги.

– Дорогая, я сказал то, для чего пришел, – отрывисто заявил он, нисколько не смущенный ее растерянностью. – А теперь позвольте откланяться.

И он кинул на нее осуждающий взгляд, будто она сделала что-то дурное, будто она была грешницей. Не проронив больше ни слова, он вышел из гостиной, забрал свое пальто у дворецкого и покинул поместье.

Жа-Жа терялась в догадках. Что это значит? Неужели ее браку пришел конец? Она окинула взглядом элегантную гостиную с античными статуэтками и старинными картинами и подумала, куда ей деваться, если Конрад прогонит ее. Ее окружали столь любимые ею самые изящные и дорогие вещи. Ей так нравилось быть миссис Конрад Хилтон – все эти приемы, торжества и балы, высший свет, весь стиль жизни. Все это было ее стихией, иначе она своей жизни и не представляла.

После приступа жалости к себе – как вспоминала Жа-Жа – ею вдруг овладела дикая ярость. Она быстро прошла в столовую, где позднее должна была обедать с мужем, и выбрала дорогую хрустальную лампу, которая ему очень нравилась. Он часто рассказывал, как купил ее за границей, что заплатил за нее «маленькое состояние», но она того стоила. Жа-Жа взяла ее в руки, внимательно осмотрела, а потом подняла и изо всех сил швырнула на пол. Лампа разбилась вдребезги, мелкие осколки усыпали пол. Услышав шум, на пороге мгновенно возникли слуги во главе с ее личной горничной Инджер.

– Ничего не убирайте, пусть все так остается, – приказала она Инджер. – И не вздумайте к ним прикасаться. Оставьте все как есть.

Когда вечером вернулся уставший после тяжелого рабочего дня Конрад, она не сказала ему о визите отца Келли. Конрад тоже ничего не спрашивал. Она принесла ему сухой мартини, поцеловала его в щеку, и они разошлись по своим комнатам.

Через некоторое время Конрад неторопливо вошел в столовую и замер, увидев расколотую вдребезги лампу. Он застыл на месте, судорожно соображая, что бы это могло значить. Но ничего не сказал, а просто перешагнул кучу осколков и как ни в чем не бывало уселся в конце длинного стола. Немного погодя в столовой появилась Жа-Жа в роскошном платье из черной с белым тафты. Она тоже осторожно перешагнула через свернувшийся в клубок провод в груде осколков металла и стекла, аккуратно расправила платье и уселась в другом конце стола. Затем они приступили к ужину, поглядывая друг на друга, но не разговаривая. Когда дворецкий убрал со стола, Жа-Жа встала и, высоко подняв голову, вышла, оставив Конрада гадать, что она задумала… Возможно, он заподозрил, что это не к добру.

Глава 10
Пожар

19 марта 1944-го в Венгрию вторглись нацисты. Жа-Жа сходила с ума от тревоги за родных. Хотя она была эгоистична, легкомысленна и вообще не та женщина, на которой Конраду стоило жениться, но свою семью действительно очень любила. Неделями не получая писем от родителей и сестры, она начала предполагать самое худшее. В это время у обоих супругов произошло сразу несколько событий, изменивших их жизнь.

У Жа-Жа были кое-какие связи в дипломатическом корпусе в Вашингтоне. Рассчитывая, что они помогут ей вызволить родственников из Венгрии, она попросила у Конрада деньги на поездку в столицу. Он решил не отказывать ей в такой серьезный момент. Жа-Жа с Эвой отправились в Вашингтон и провели там два месяца, пытаясь найти нужных людей.

Летом, когда Жа-Жа находилась еще в Вашингтоне, Конрад отправился по делам в Техас, а его сыновья Ники и Баррон были в военном училище, в особняке Хилтона начался страшный пожар. Больше всего пострадало крыло, где обитала Жа-Жа, – огонь уничтожил все ее фотоальбомы, письма от родственников и другие ценные вещи. Хуже того, во время пожара погибла немецкая овчарка Рэнджер, которую Жа-Жа очень любила. «Разумеется, мы отстроим дом заново, – сказал Конрад репортерам. – Но большую часть того, что потеряла моя жена, уже не вернешь». Вполне понятно, что Жа-Жа тяжело переживала эту трагедию, считая дурным знаком, что основной удар огненной стихии пришелся на ее комнаты. Она усматривала в этом метафору их семейной жизни, которая тоже была охвачена пожаром.

Когда, казалось, дела Жа-Жа шли хуже некуда, неожиданно ее с Эвой представили Государственному секретарю Корделлу Халлу, и тот пообещал оказать помощь в вызволении семьи Габор из Венгрии. Затем предложил сестрам поехать в Нью-Йорк и немного отдохнуть, пока он займется их делом. На самом деле его очень встревожил вид Жа-Жа, чувствовалось, что она на грани нервного срыва. Жа-Жа позвонила Конраду и, объяснив, что собирается в Нью-Йорк, попросила его приехать туда, чтобы обсудить их брак. Он согласился.

Глава 11
Ему не следовало это делать

Когда же Конрад прилетел в Нью-Йорк, он сразу слег с гриппом. Из-за тяжелого состояния ему пришлось жить в отеле «Плаза» в одном номере с Жа-Жа, чего он, понятно, не собирался делать. Это роковое стечение обстоятельств стало для их неудачного брака последним ударом.

Прикованный к постели, Конрад вынужден был смотреть, как Жа-Жа часами готовится то к завтраку, то к ланчу, то к чаю и, наконец, к главному событию дня, как насмешливо называл это Конрад, – к обеду. Он не мог поверить, что жена столько времени тратит на макияж, укладку волос, на примерку нарядов, подбирая к ним подходящие украшения, чтобы выглядеть соответственно каждому случаю. «Я вдруг обнаружил, что наведение красоты занимает полный рабочий день», – вспоминал он. Все эти процедуры напоминали ему «старинные храмовые обряды ацтеков». Поскольку больше ему нечем было заняться, наблюдение за приготовлениями Жа-Жа стало для него чуть ли не наркотиком. Это было равносильно лицезрению страшного крушения поезда, он не мог оторвать глаз.

Конрад был возмущен крайним эгоизмом Жа-Жа, тем более что недавно он основал Фонд Конрада Н. Хилтона, через который отныне должны были идти все его пожертвования на благотворительную и филантропическую деятельность. В фонде подолгу и серьезно обсуждали, каким мероприятиям оказать предпочтения – а тут перед ним крутилась Жа-Жа, озабоченная только тем, как она будет выглядеть в той или иной обстановке. Он вспомнил свою мать Мэри, которой приходилось трудиться всю жизнь, и впервые осознал, насколько у него с Жа-Жа разные представления о жизненных ценностях. В сравнении с его матерью Жа-Жа показалась ему легкомысленной и ничтожной. Как-то ему пришла в голову мысль: его жена знает цену всех вещей, но ничего не ценит. Последнее время Эва предлагала Жа-Жа попробовать себя в шоу-бизнесе, и Конрад согласился с ней. Тогда она сама зарабатывала бы себе на жизнь, и он мог бы ее уважать. А пока что она ничем не заслуживала его уважения. И для нее это не было тайной.

Супруги были приглашены на прием в честь губернатора штата Нью-Йорк Томаса Эдмунда Дьюи, и им предстояло решить: остаться в отеле и скучать в обществе друг друга или пойти на прием, где можно было развлечься. Несмотря на недомогание, Конрад предпочел последнее. Разумеется, Жа-Жа тоже высказалась за прием. Ради шикарного приема она способна была забыть о любых бедах и огорчениях. Кроме того, она решила, что это позволит ей лишний раз продемонстрировать Конраду свою ценность как спутницы.

Когда он появляется в обществе с эффектной красавицей, вызывающей зависть его коллег, это же что-то значит! А умения вести себя в обществе ей не занимать.

Конрад умылся, побрился, оделся, и все это за пятнадцать минут. А затем ему пришлось ждать целых два часа, пока не появится Жа-Жа.

Наконец она вышла из своей спальни – ослепительная красавица в ярко-красном вечернем платье. Платье из струящейся алой ткани с вышивкой из бисера и длинным разрезом, открывающим точеную стройную ножку, идеально подчеркивало ее статную фигуру. Волосы, крашенные в платиновый цвет, были увенчаны маленькой тиарой с бриллиантами; изящные серебряные серьги со сверкающими стразами и такая же брошь, подаренные Конрадом, делали ее образцом светской моды 1940-х годов. Довольная проделанной работой, Жа-Жа с гордостью предстала перед мужем.

– Ну, как твое мнение? – И она пару раз покружилась.

Конрад смерил ее оценивающим взглядом.

– Я вот думаю, сколько мне все это стоит, – сказал он.

Жа-Жа потеряла дар речи. И это награда за все ее труды?! Она была взбешена, и он это знал.

– О, дорогая, ты выглядишь прекрасно, – успокоил ее Конрад. – Впрочем, ты ведь всегда великолепна. Ну, мы наконец можем идти?

С этого момента вечер был безнадежно испорчен.

Общество, собравшееся на прием в отеле «Уолдорф-Астория», блистало светскими львами и знаменитостями, включая актрису Лоретту Янг и сестру Жа-Жа Эву. Однако всех затмевала Жа-Жа Габор Хилтон в ярком сногсшибательном туалете. Конрад чувствовал себя неважно, держался особняком и мало общался. Поскольку он ослабил узел галстука, выглядел он непривычно небрежным, даже несмотря на белоснежный жилет. А тем временем Жа-Жа упивалась своей ролью богатой светской дамы. Ведь это единственное, что ей удавалось лучше всего, вся ее натура идеально вписывалась в образ супруги Конрада Хилтона.

– Розового шампанского! – послышался ее возбужденный голос. – Нам нужно еще шампанского! Все пьют до дна!

– Великолепный прием, не так ли? – в какой-то момент обратилась к ней Эва. – Только подумай, сколько в этом зале денег!

Эта мысль уже приходила Жа-Жа. Осматривая всех этих богачей, она вслух спросила, может ли человек почувствовать, что ему достаточно его богатства. «И я сказала себе, нет, никогда, тебе никогда не хватит твоего богатства, – со смехом рассказывала она. – Слава богу, в Америке для всех достаточно денег! Слава богу!»

Хотя Жа-Жа всеми силами старалась скрыть, что ее муж не в лучшем состоянии, Конрад этого не оценил. Более того, он не скрывал, что жена действует ему на нервы.

– Какой у вас самый лучший скотч? – рассеянно спросил он проходящего мимо официанта.

Как только Хилтоны вернулись в отель, между ними, естественно, разразилась ссора.

– Я старалась! – как вспоминает Жа-Жа, сказала она Конраду.

Она говорила, что играла свою роль, была ему хорошей женой и партнером. Все ее любят, то есть все, кроме Конрада.

– На этом вечере ты один был безразличен ко мне.

Он оправдывался своим дурным самочувствием. Затем вышел в свою спальню и вернулся в коротком белом махровом халате, уселся перед ней в кресло и закурил сигару.

– Давай перенесем разговор на утро, – попросил он.

Жа-Жа, по-прежнему в вечернем платье, нервно расхаживала по комнате, явно решив выяснить отношения.

– А потом ты вдруг присылаешь совершенно постороннего человека – какого-то священника! – чтобы он сказал мне, что ты хочешь развестись со мной! – сменила она тему. – Ты направил ко мне этого священника?

Конрад растерялся. На деловых совещаниях он всегда знал, как вести себя в моменты возникающих разногласий. Но в семейной жизни? Нет. Главное, он не испытывал к Жа-Жа той любви, которая могла бы вызвать у него вспышку гнева, хотя бы отдаленно сравнимую с ее яростью. К тому же он действительно плохо себя чувствовал. Поэтому он просто сидел, курил свою «гавану» и с досадой слушал ее.

– И что из того, что я хочу выглядеть красивой? – продолжала она бушевать, стремительно расхаживая по комнате. – Что из того? Ты когда-нибудь давал мне почувствовать себя желанной?

Он по-прежнему не находил слов. А она, видимо, решила, что ей не удается вывести его из равновесия. Что еще нужно сделать, чтобы вызвать у этого человека хоть какие-то эмоции?

– Как ты посмел так поступить со мной?! – остановившись перед ним со сверкающими глазами, спросила она, давая волю своему необузданному венгерскому нраву. – Если ты не хотел на мне жениться, – заключила она с горечью, – не нужно было это делать, Кони! Тебе просто не следовало это делать!

Здесь он не мог ничего ей возразить. Сейчас он, как никогда раньше, понял, что ему не стоило этого делать.

Глава 12
Сколько это будет стоить?

После громкой ссоры с Жа-Жа Конрад немедленно перебрался в другой номер «Плазы». Вернувшись через несколько дней в Лос-Анджелес, он позвонил Жа-Жа и сказал, что решил покончить с их браком. Он принял это решение по многим причинам. Прежде всего, он так и не смирился с отношением церкви к его разводу с Мэри. Во-вторых, теперь он отчетливо понял беспредельный эгоизм и ограниченность Жа-Жа, что не могло возвысить ее в его глазах. Сказывалась здесь и его крайняя занятость. В своих мемуарах Хилтон признавался, что ему легче было провести переговоры по приобретению нескольких отелей, чем обсуждать с Жа-Жа, каким образом можно продлить их брак. Поэтому он решил, что если она не подаст заявление о разводе, то это сделает он. Ведь она утверждала, что устала от него, что меньше всего хочет, чтобы заявление исходило от него. «Я сама это сделаю, и с радостью», – заявила она. 3 ноября 1944-го она подала заявление о разводе, после чего было принято решение о разделе имущества и соглашение о разводе, в котором было предусмотрено, что Жа-Жа будет получать алименты в размере 2083,3 доллара в месяц.

Когда Жа-Жа вернулась в Лос-Анджелес, он выделил ей номер в «Таун-Хаусе» и избегал всякого общения с нею. Но она постоянно звонила ему с претензиями по поводу их совместной жизни. Он продолжал выдавать ей средства на жизнь, но эти суммы ее не удовлетворяли, она требовала больше и считала, что имеет на это право, хотя между ними уже было подписано соглашение о разводе. Несколько месяцев он выдавал ей по 5 тысяч в надежде, что она прекратит его преследовать, но это не помогло. Будто оправдывая старую поговорку «не так страшен черт, как взбешенная женщина», она каждый день закатывала ему по телефону скандалы, явно решив превратить его жизнь в такой же «кошмар», каким была ее жизнь в браке с ним.

Однажды Конраду позвонил близкий друг и сказал, что видел Жа-Жа с каким-то мужчиной в буфете киностудии «Уорнер бразерс», они сидели за столиком в укромном уголке, держали друг друга за руки и даже целовались. Неужели Жа-Жа завела себе любовника?

Поскольку она официально развелась с Конрадом, то вольна была поступать как угодно, во всяком случае, так подумали бы большинство людей. Но не Конрад. Он попросил своего адвоката нанять частного сыщика, который следил за ней около недели. Как вспоминал этот адвокат, судя по отчету сыщика, у Жа-Жа действительно был роман с администратором киностудии. Частный детектив доложил адвокату, что как-то поздно вечером он видел Жа-Жа в его кремовом «Мерседес-Бенц», который стоял на пустой стоянке позади студии. Он сделал несколько фотографий, и, хотя они были не очень четкие, было видно, что в салоне между Жа-Жа и администратором происходит что-то подозрительное. Видимо, затем они поссорились, так как мужчина вдруг выскочил из машины и быстро удалился. А Жа-Жа опустила голову на руль и как будто отчаянно рыдала.

– Убирайтесь вон! – закричал адвокат на сыщика, возмущенный его предположением, что Жа-Жа могла иметь интимные отношения в автомобиле. – Какого черта вы говорите такое про жену мистера Хилтона? Даже если это так, не смейте говорить такое о замужней женщине! Что это вам вздумалось?

– Но за это вы мне и платите, – возразил оскорбленный детектив. Чего еще ожидал от него адвокат, если не добрую грязную историю? Он следил за Жа-Жа целую неделю, сказал он, и мог бы еще много что о ней рассказать. – Эта леди вовсе не леди, – заявил он. – Вот что я вам скажу.

– Вон отсюда! – вскричал адвокат и захлопнул за ним дверь.

Адвокат решил не передавать Конраду скандальные подробности и фотографии, сказал только, что у его жены действительно есть какой-то любовник и что, видимо, отношения между ними не очень хорошие. Конрад сразу отправился к ней в «Таун-Хаус» и в присутствии нескольких человек, среди которых была личная секретарша Жа-Жа Лена Барелл, устроил ей сцену.

– У тебя отношения с каким-то парнем с киностудии? Говори мне всю правду! – потребовал он.

– О боже! – воскликнула Жа-Жа, взглянув на него. – Да ты не в себе!

Она предложила ему выпить бренди, чтобы успокоиться. Но он заявил, что ему нужна не выпивка, а ее ответ:

– У тебя есть любовник?

– Нет, конечно.

«Она держалась совершенно невозмутимо, – рассказывала Лена Барелл. – Помню, она была одета в вечернее белое платье, собираясь пойти в «Чирос». Она достала из сумочки губную помаду и компактную пудру и стала спокойно краситься. Конрад пришел в ярость. Как-то она сказала мне, что больше всего его раздражает, когда она при нем делает макияж».

– Так ты ответишь мне?

– А какая тебе разница? – сказала Жа-Жа, глядя в зеркало.

– Повторяю еще раз. – И он произнес раздельно, по слогам: – У тебя есть любовник?

– Нет.

– Я тебе не верю.

– Ну и что? Какое мне дело? Ведь наш брак разорван.

– Но это не дает тебе права лгать мне, – сказал Конрад, – и ставить меня в идиотское положение. – Он выглядел скорее оскорбленным, чем разозленным, что, видно, озадачило Жа-Жа. Впрочем, что нужно было, чтобы этот человек вышел из себя? Казалось, она ничем не могла вызвать в нем ярость. Ее сводило с ума умение Конрада владеть собой, и сейчас, явно ее ревнуя, он по-прежнему не выходил за рамки приличий.

Как вспоминает Лена Барелл, Жа-Жа убрала в сумочку косметику, достала из нее длинные белые перчатки, отделанные стразами, и шагнула к Конраду. Она остановилась перед ним, подняла голову и, глядя ему в лицо, спокойно и бесстрастно сказала:

– Если ты еще не заметил, я очень красива.

Мужчины увлекались ею, и она действительно имела с некоторыми из них интимные отношения. В отличие от него другие мужчины добивались близости с нею.

– С тех пор, как мы расстались, у меня был уже не один мужчина, – заявила она прямо ему в лицо. – И на этом, если не возражаешь, муженек, закончим этот разговор!

Она резко хлестнула его по груди перчатками и повернулась к нему спиной.

«Мистер Хилтон выглядел потрясенным, – вспоминала Лена Барелл. – Кто знает, говорила ли Жа-Жа правду о своих интимных связях? Но я видела, что ей хотелось уколоть его побольнее. Он сказал: «Я забуду все, что ты сказала, потому что знаю, ты это не всерьез». А она: «Ты так думаешь?»

Покачав головой, Конрад выбежал из номера и с грохотом захлопнул за собой дверь. Жа-Жа улыбнулась.

– Вот, – удовлетворенно сказала она. – Теперь я довольна. – Натянув перчатки, она протянула руки Лене, чтобы та застегнула пуговки. – Как ты думаешь, вечер будет холодным? Может, мне лучше надеть платиновую норку?

– О да, наденьте, мисс Габор, – сказала Лена. – Этот палантин вам очень идет.

– Я знаю, – раздраженно ответила Жа-Жа. – Я не о том спрашивала. Ты захватила мое лекарство?

Так она называла выписанные ей амфетамины, которые стала принимать с недавних пор.

– Да, мэм. – Лена достала из сумочки пластиковый флакон с капсулами.

Жа-Жа протянула руку, и Лена высыпала ей на ладонь две капсулы. Жа-Жа бросила их в рот и проглотила.

– Вот видишь! – гордо воскликнула она, когда они спустились вниз. – И ни капли шампанского. Как тебе это нравится, дорогая?