Она называет меня «джаным». В переводе с турецкого это – «моя душа». Нет, она не турчанка, просто состоит в браке с турком (она сама это так называет – «состоять в браке»).

Не могу точно сказать, сколько лет мы вместе, или дней, и что между нами. Она называет это одним из видов отношений, однако, не торопится хоть как-то этот вид обозначить, дать чёткое определение.

Мы встречаемся всегда в одном отеле, в одно и то же время, 00:15.

Глава 1

То, что нас связывает – это нечто большее, чем просто связь мужчины и женщины, физиология или влечение. Это невозможно спрятать внутри и благополучно позабыть – оно не даёт покоя, а долго и упорно стучится в глубины, пока не достигнет желаемого. Это то, что побеждает и не сдаётся. То, что способно сломить, переделать, перекроить. Это намного сильнее, чем ты можешь себе представить. Просто сильнее и всё – прими как данное.

Если знать наперёд, чем всё закончится, стоит ли начинать? Определённо стоит. Я из тех, упёртых, что не заглядывают в конец книги, пусть даже одним глазком, и даже если сильно хочется. Я не думаю о конце, напротив, считаю, что наше с ней время ничем и никем не определено, не ограничено, и будет длиться столько, сколько пожелаем. Возможно, это глупые и нестоящие мысли, но я действительно склонен так считать.

У неё – смуглая кожа: приобретённый цвет. Говорит, что солнце балует, покрывая светлую от природы кожу ровным и нежным цветом. Да и она сама очень нежная, всегда пахнет чем-то цветочным.

У неё – длинные тонкие пальцы на руках: «музыкальные». Кольцо на безымянном пальце делали на заказ – стандартного размера были велики.

У неё тонкие запястья, свободные от каких-либо украшений. Думаю, подобные запястья сами по себе являются украшением.

У неё длинные ногти, всегда ухоженные и без яркого маникюра. Выбирает мягкие цвета, приятные и не раздражающие глаз.

Её волосы безупречно уложены, и даже когда просыпается, не собираются в сноп, а гордо лежат на плечах хозяйки, всегда блестящие и шелковистые.

Смеётся, запрокидывая голову, делая это настолько естественно и непринуждённо, что и ты невольно начинаешь если не хохотать, то улыбаться.

Если знать наперед, что нашим отношениям отведено не больше-не меньше, чем пара лет или того меньше, год, или вовсе несколько месяцев, стоит ли начинать?

Чем ближе подпускаешь человека, чем крепче становится связь между вами, тем чаще начинаешь задумываться о конце. Банальный страх потерять. Но я не боюсь её потерять, потому что она мне не принадлежит. Это очень важно, осознавать отсутствие у человека принадлежности к чему-либо или к кому-либо. Тогда не будешь сетовать об его утере, краже или пропаже.

Однажды она сказала, что нельзя удерживать человека, если тот не хочет более находиться рядом, это нечестно. Более того, люди встречаются для определенного отрезка времени, и когда конечная точка этого отрезка достигнута, нет нужды удерживать. Случается, правда, что этот отрезок равен длине жизни, и они проходят его вместе от начала до конца.

Порой удивляюсь её мыслям, суждениям, но с каждым разом всё с большей уверенностью понимаю, что она права. Так что, если однажды она захочет уйти, стоит ли удерживать? Будет ли это означать, что наш отрезок времени достиг конечной точки?

Глава 2

Мы познакомились, когда мне было двадцать лет, а ей – девятнадцать. Я был полон гормонов и желания. Желания быть с ней. Сейчас мне – тридцать два, и желание переросло в надежду и бесконечное ожидание. Не то чтобы я подчинил ожиданию всю жизнь, мысли и дни – мы существуем параллельно, не причиняя друг другу ни малейшего дискомфорта.

Моя повседневная жизнь ничем не отличается от жизни большинства людей: работа, дом, налаженный быт, встречи, разговоры. Я фотограф. На данный момент, это то, чем нравится заниматься больше всего. У меня – своя студия, имя, которое у многих на слуху, не только благодаря успеху на поприще создания и обработки изображений. В своё время написал две книги, ставшие, как это принято называть, бестселлерами: читали, обсуждали, критиковали, восхищались и ждали следующую. Первая книга вышла в печать после окончания университета. Вторая написалась в рекордно короткие сроки. Однако я так и не решился посвятить оставшуюся жизнь написанию книг, потому вовсе не считаю себя писателем. Возможно, когда-нибудь будет и третья, но пока для этого нет ни сил, ни желания, ни стоящего материала. По образованию я журналист. Окончил МГУ, факультет журналистики. Именно там мы впервые и встретились. Что еще может объединить двух абсолютно разных людей? Место.

Это не была любовь с первого взгляда, о которой любят писать в книгах, говорить на свадьбах под звон бокалов. Это вообще не было любовью: взаимная симпатия. Я относился более серьёзно, для неё это было лишь лёгкое увлечение. Вне стен университета, когда заканчивались лекции и семинары, а студенты торопились туда, где их ждут или не ждут вовсе, у каждого из нас была своя жизнь, круг близких людей и вовсе не относящихся к таковым. Там были и мои строки, обрывки фраз, исписанные листы бумаги. Там было всё, кроме неё. Ни она, ни я не входили в так называемую личную жизнь друг друга, хотя мне, безусловно, этого хотелось. Хотелось молча, про себя и в тайне ото всех.

Я проводил время с девушками – более того, её подруги не единожды видели меня в обществе длинноногих и белокурых красавиц, но она ни разу не обмолвилась об этом. Да и что она могла сказать? Устроить сцену ревности? Банальность не в её стиле, равно как и подобное поведение. Да, я встречался с девушками, вернее, проводил с ними время, не более того. Постоянных отношений в то время не сложилось. Возможно, от того, что сжимал не ту ладонь, которую хотелось бы, и смотрел не в те глаза, о которых писал на обрывках листков.

Пока звонили другие, ждал её звонка. Когда закрывал дверь не за той, что хотелось бы, ждал, что придёт именно та. И однажды ночью она пришла. Просто так, без причины. «Ты не мог бы объяснить водителю, как проехать к твоему дому?» – спросила она, как ни в чём не бывало, так, словно мы созванивались каждый день. Я опешил. Затем ждал возле подъезда. Было душно и было лето. На ней – лёгкое платье лимонного цвета и босоножки. Она, улыбнувшись, протянула мне руку: «Ты живёшь в лабиринте, кролик». Тогда не понял смысл этих слов, но сейчас понимаю. И это было вовсе не о представителях семейства зайцевых и не ласковое обращение. Затем мы вечность поднимались на лифте. Она смотрела на меня, а я увлеченно читал надписи на стенах лифта, которые и так знал наизусть, перечитав не на раз, ежедневно спускаясь и поднимаясь. Переступив порог квартиры, она сняла босоножки и на цыпочках прошла на кухню так, будто делала это каждый день. Мы пили свежезаваренный чай, и она говорила, не умолкая. А я смотрел в глаза, те самые. Затем она ушла. Просто взяла и ушла. Я предлагал остаться, и в тот момент жаждал вовсе не физической близости: просто хотелось, чтобы она осталась. Мне до сих пор этого хочется: чтобы однажды она пришла и больше не уходила. Правда, сейчас это нечто более осознанное, нежели тогда. Тогда всё было немного иначе: ощущения, мысли, чувства. Тогда мы были значительно моложе.

Помню, однажды предложил выйти за меня замуж. Внезапно, без пафоса и специальной обстановки, за пять минут до начала лекции. Мы стояли возле аудитории в окружении огромного количества людей, посреди голосов и звуков. «Выходи за меня» растворилось в воздухе. Она засмеялась, сочтя за глупость. В тот момент я был абсолютно серьёзен.

Не могу сказать точно, когда, но влюбился – накрыло с головой. Она же продолжала улыбаться, порой сжимая мою ладонь, соблюдая при этом дистанцию. Она построила между нами незримую стену, сквозь которую, как ни пытался, не мог пробиться. Между нами не было ни романа, ни связи, ничего, что хоть отдаленно, но напоминало бы отношения.

Она не скрывала, что в её жизни был мужчина – всегда была предельно откровенна. Она и сейчас откровенна и честна. Тогда же это была грустная история той части её жизни, к которой я не мог прикоснуться. Тогда и себе не мог признаться, что дико ревновал, сжимало где-то в области груди, когда она разговаривала с ним по телефону (в том, что там, по другую сторону провода, был он, я не сомневался). Порой ненавидел его за то, что причиняет ей боль, и ненавидел себя за то, что не могу это остановить. Порой она пребывала в неком подавленном, отстраненном, потерянном состоянии, и я сразу понимал: причиной тому был он. Она любила, он ей врал. Она продолжала любить. Я не знал всех подробностей истории, но ситуация была ясна. И эта ситуация мне не нравилась. Я понимал, что обязательно придёт время, и история закончится, вот только не смог дождаться этого момента. Однажды я просто сдался. Однажды я отступил.

После окончания университета наши дороги разошлись, чтобы однажды пересечься вновь.

Глава 3

Я бы мог написать о наших отношениях. Получилась бы неплохая история, возможно, романтическая, и обязательно с грустным концом. Я бы мог выдумать что-то из ряда выходящее, что не укладывается в рамки, шокирует непристойностью, не знает границ. Я бы мог придумать роман и со счастливым концом – так, чтобы все улыбнулись, возможно, даже прослезились. Но, к сожалению, нет желания что-либо выдумывать, особенно финал, не важно, счастливый или грустный. Ведь я не знаю наверняка, чем всё закончится, и закончится ли вообще.

Часто задумываюсь, почему, как только – о любви, так пальцы стынут, застывают над клавиатурой. И мысли тут же пасуют. Порой сдаешься и выключаешь ноутбук. Не пошло, думаешь. Почему так сложно писать о любви? Я знал одного такого, талантливого: строчки складывались сами собой, без лишних задумок и поправок. Я же пока не решаюсь, хотя однажды обязательно попробую, да и пальцы скучают: им так нравилось. Вот решусь и попробую, поразминаю пальцы. Однажды напишу и о ней. А пока поскладываю в коробочку памяти кусочки дней, моментов, ощущений, порой незримо, но связанных с ней.

У неё на шее – тонкая цепочка с двумя кулонами в виде букв «А» и «М», на безымянном пальце левой руки – два карата, на лодыжке – небольшая татуировка: что-то на турецком, маленькая родинка – на предплечье.

Говорит, что он «иш адамы» – что это значит, для меня остаётся секретом. Знаю, у её супруга свой бизнес в Турции, зовут Мехмет – ну и имя – хотя, стоп, это ревность. Там, в Турции, у всех такие имена, непривычные нашему слуху.

У неё – свой журнал, который издаёт одна московская типография, и небольшой ресторан в Анталии. Говорит, там вкусно готовят. «Когда-нибудь обязательно отведаю», – отвечаю не без улыбки.

У них – свой дом в Анталии. Анталия – вообще отдельная история. Говорит, что дома и квартиры в Турции на порядок лучше наших, российских: намного больше и просторнее. У неё есть квартира и в Москве. Никогда не знаю, где она находится: в Турции или здесь, в Москве. Приезжает в столицу, затем – обратно, в Турцию, к нему. Её визит в Москву – это временной промежуток, всегда разный: может растянуться на неделю, порой полторы, а может составить всего лишь пару дней.

За день до приезда она присылает сообщение или звонит. Я не звоню, даже если есть подобное желание – договорённость, что соблюдается в течение наших отношений. Когда-нибудь обязательно подсчитаю эту протяженность в днях, чтобы назвать точное число. Пересиливаю себя, чтобы не набрать заветные цифры номера. Порой хочется послать сообщение, пусть даже о том, какая сегодня погода: шёл ли дождь с утра либо светило солнце, чтобы просто почувствовать, что мы рядом, на связи. Однако откладываю эту затею в темный ящик, либо пишу текст предполагаемого сообщения на бумаге – сколько у меня этих листков с текстами накопилось! Однажды обязательно покажу их ей.

Сегодня она приезжает. С утра ничего не ел, и желудок предательски об этом напоминает. Лёгкое волнение – от предвкушения встречи, ей-богу, как мальчишка!

Она позвонит ближе к полудню. Затем после полуминутного разговора нажму на «Отбой» и вздохну с облегчением. В мыслях прокручу весь диалог и наберу номер, где на другом конце провода вежливо подтвердят наличие брони и время. Смотрю на часы. 11:45. Она обязательно позвонит. Открываю ноутбук, нахожу папку с фотографиями. С тех пор прошло больше четырех лет. На ней – бирюзовое платье. Ей определённо к лицу этот цвет. Волосы небрежно собраны на затылке, а несколько непослушных прядей выбились и прилегли на хрупких плечах. Уверен, что так было задумано мастером, но выглядит это невероятно естественно. Она улыбается, глядя в объектив фотографа. Безупречный кадр.

Она не заставляет себя ждать, если можно так выразиться в отношении нашей ситуации. После звонка и подтверждения брони в отеле появляется аппетит. Рядом с моей студией – небольшое кафе: никакого пафоса и занебесных цен, от чего блюда не утратили превосходного вкуса, а качеству обслуживания могут позавидовать дорогие заведения. Нет ни надоедливых официантов, ни шумных посетителей – могу побыть наедине с собой, мыслями. Часто прихожу сюда, иногда просто для того, чтобы выпить кофе с молоком. Она же пьёт только чёрный, кладет в него дольку лимона – интересное сочетание, не по мне. Мы во многом расходимся, порой мне кажется, что точек соприкосновения вовсе нет.

Присаживаюсь за столик возле окна. Люди проходят мимо, а я наблюдаю. За соседним столом – девушка: пьёт чёрный чай, то и дело поглядывая на мобильный телефон, молчаливо расположившийся на столике возле белоснежного блюдца. Грусть окутала кафе: атмосфера подавленности и тоски. Ей приносят журнал и подают горячий круассан. Медленно перелистывает «глянцевый», страницу за страницей. Лицо не выражает никаких эмоций. Поддавшись внезапному порыву эмоций, встаю и направляюсь к её столику.

– Добрый день. Позвольте мне угостить вас чем-нибудь?

– Здравствуйте. Ну что ж, можете угостить меня чаем, а я закажу для вас круассан – здесь готовят восхитительные круассаны. Ну, как идея?

У неё огромные, небесного цвета, глаза и, на удивление, восхитительная улыбка. Белокурые волосы, чуть ниже плеч. Думаю, роста в ней – сантиметров сто семьдесят пять.

– Отличная идея. Меня зовут Сергей, – присаживаюсь за столик и жестом приглашаю официанта.

– А меня – Ирина. Приятно познакомиться.

– Вы часто бываете здесь?

– Примерно, раз в неделю. Не могу отказаться от местных круассанов, – улыбка у неё действительно восхитительная. Невольно улыбаюсь в ответ.

– Странно, я прихожу сюда, как минимум, три раза в неделю, но ни разу не пробовал круассанов. Думаю, благодаря вам, открою нечто новое и, не сомневаюсь, вкусное.

– Что ж, нам, пожалуйста, чёрный чай, два круассана и … – вопросительный взгляд в мою сторону.

– Кофе с молоком, – отвечаю после небольшой паузы.

За тёплой беседой доедаем круассаны – должен сказать, они действительно восхитительные, и затем прощаемся. Никакого намёка на флирт, обмена номерами телефонов или двусмысленными улыбками – просто общение. То, чего не хватает в повседневной жизни – простого человеческого общения. Девушка Ирина, грустившая пятнадцать минут назад, покидает кафе с лучезарной улыбкой. И, возможно, то, что казалось неразрешимым, окажется после лишь небольшим препятствием, которое стоит и можно преодолеть, а звонок, которого она так ждала, не таким уж и важным, что стоило лишать себя возможности созерцать происходящее вокруг, расслабиться или просто насладиться вкусом любимых круассанов.

Насытившись, успокоив желудок, иду домой, отдохнуть, привести мысли в порядок, ведь встречу, назначенную на 00:15, никто не отменял, а иных встреч на сегодняшний день нет.

После привычного телу контрастного душа жизнь кажется более яркой и лёгкой. Расположившись в мягком кресле, которое приобрел всего пару недель назад, перелистываю журналы, аккуратной стопкой расположившиеся на небольшом стеклянном столике. Закончив бессмысленное перелистывание страниц, включаю телевизор, чтобы так же бесцельно переключать каналы – порой подобные занятия расслабляют мозг, да и тело в это время отдыхает.

21:25 – неужели уснул? Наверное, возраст, плавно приближающийся к отметке в тридцать три, даёт о себе знать. Хотя о чем это я! Мы начинаем стареть осознанно, когда задумываемся о возрасте и соглашаемся с ним, начинаем выдумывать усталость и недомогания.

Перекусив лёгким салатом, выпив зелёного чая, направляюсь пешком до отеля: захотелось подышать городским загазованным воздухом – язык не поворачивается назвать его свежим. И всё же прогулка по вечернему городу имеет свои преимущества: хотя бы начать с того, что ходьба полезна для здоровья. Нет, возраст определенно даёт о себе знать, если в первую очередь думаю о пользе для своего организма!

За размышлениями о плюсах и минусах вечерних прогулок, и с глупой улыбкой на лице, не торопясь, дохожу до отеля. Улыбнувшись администратору, коим является высокая симпатичная шатенка, поднимаюсь в номер. Сняв пиджак, усевшись в мягкое широкое кресло, закуриваю.

23:50 – скоро она придёт.

Глава 4

Никогда не говорил ей, что мне нравится приходить раньше, пусть даже на несколько минут, и ждать, что она вот-вот откроет дверь, не стучась, а затем наблюдать за каждым движением. Вот сейчас она переступит порог комнаты, устремив взгляд в глубины меня, улыбаясь, не спеша снимет обувь, будь то легкие летние туфли или высокие сапоги, и какими-то скользящими движениями поставит ступню на коврик возле двери.

Июнь 2009-го

– Ты никогда не опаздываешь, – говорю с улыбкой.

Сегодня на ней – лёгкое белое платье, босоножки цвета золота. Небрежно собранные под золотистой заколкой каштановые волосы при свете отливают медью.

– Не люблю опаздывать и терпеть не могу, когда другие опаздывают. Более того, меня это приводит в бешенство, – говорит, медленно снимая босоножки.

– Поэтому я всегда прихожу раньше.

– Просто тебе нравится сам процесс ожидания.

– Мне нравится ждать тебя… Или это уже вошло в привычку.

Сегодня она особенно красива. Она всегда красива. Люблю каждый её сантиметр. Люблю её лицо. Однажды она спросила: «Если бы тебе завязали глаза и поставили несколько человек, ты бы смог найти моё лицо на ощупь?». Тогда я ответил, что это невозможно. Сейчас же уверен в обратном. Люблю её скулы. Немного пухлые губы, слегка вздёрнутый нос. Её глаза – не столько глаза, сколько взгляд – у него одно предназначение: бить на поражение, насквозь. Она знает об этом и умело пользуется.

– Вчера вечером выбралась к морю. Оно бесподобно, джаным. Сколько же в нём силы, свободы, и в то же время нежности, – говорит, кружась по комнате.

– Ты же не любишь плавать.

– Не люблю, – присаживается на кровать, – но ведь море существует не только для того, чтобы плавать, не так ли? Говорят, успокаивает. Знаешь, джаным, полностью согласна. Рядом с морем забываю обо всём на свете, что-либо перестаёт существовать и теряет прежний смысл. Я просто погружаюсь в эту ни с чем не сравнимую атмосферу спокойствия и тишины, расслабляюсь. Ты меня совсем не слушаешь…

Слегка приподнятая бровь, вопрошающий взгляд. Люблю её эмоции: естественна и непринуждённа. Любит дурачиться.

– Джаным, уйкун му гельди?*– смеётся, слегка запрокинув голову.

Иногда она говорит по-турецки. Больше ради смеха, нежели по привычке. Она ведь знает, я не знаю этот язык. Да и откуда мне его знать, чёрт побери! Нет, меня вовсе не обижает, когда она говорит на чужом языке. Ей нравится турецкий, его звучание – выучила сама, не прибегая к помощи педагогов, не посещая курсы. Смотрела турецкие фильмы, слушала турецкую музыку, не понимая вовсе, о чём идёт речь. В начале слух постепенно начинал улавливать отдельные слова, затем – фразы. Она говорит, сначала ты должен адаптироваться к звучанию, затем придёт понимание. Сейчас она знает этот язык в совершенстве, но до сих пор любит просто слушать турецкую речь. Не вникая, не разбирая слов, просто слушать.

– Извини, задумался.

Любая другая спросила бы, о чём думал, с чем это связано и не связано ли это с ней, но только не она. Возможно, считает, у неё нет права на подобные вопросы. Мне бы хотелось, чтобы было так, но, на самом деле, всё по-другому.

Иногда не могу понять, почему я здесь и зачем всё это нужно, почему не могу уйти или вовсе не приходить. Закрываю глаза и просто перестаю думать об этом, дабы не искать ответы на многочисленные «почему».

– Джаным?…

Открываю глаза и медленно расплываюсь в улыбке. Сегодня она определенно красива. Её изумлённый взгляд вызывает лёгкую ухмылку. Встаю с кровати, беру стул и присаживаюсь напротив. Я здесь, потому что так должно быть, потому что без этого не могу.

*Прим.: Canım? Uykun mu geldi? – в пер. с тур. яз. «Душа моя? Тебе хочется спать?