Czytaj książkę: «Клан Носферату и еще 33 жуткие истории о вампирах»

* * *

© Составление, комментарии и примечания Шокин Г., 2025

© Перевод Шокин Г., Вий А., Янко Е., Линник З., 2025

© Иллюстрации и обложка Храмцов Д., 2025

© Оформление ООО «Феникс», 2025

© В оформлении книги использованы иллюстрации по лицензии Shutterstock.com

Вступительное слово

Вампиры, вурдалаки, носферату…

На протяжении всей истории миф о них очаровывал и интриговал как читателей, так и рассказчиков. Начиная с их происхождения из фольклора и суеверий и заканчивая превращением в культовых литературных персонажей – образы кровососущих монстров претерпевали самые неожиданные метаморфозы, отражающие меняющиеся убеждения и страхи общества.

В этой антологии мы исследуем эволюцию историй о вампирах вплоть до середины двадцатого века, прослеживая корни даже в самых отдаленных от нас цивилизациях вроде Древнего Китая и изучая, как миф был переосмыслен некоторыми из величайших умов литературы. От жутких легенд Восточной Европы до чувственных и соблазнительных вампирш, что гораздо ближе к образам из современных романов и фильмов, от созданных наукой монстров до существ, чье происхождение раскрыть затруднительно, – представленные здесь истории отражают непреходящие силу и шарм вампирского архетипа, равно как и его неожиданную пластичность, изменчивость. Погружаясь в мир нежити, мы столкнемся, без преувеличения, с вампирами всех форм, полов и размеров. На наших глазах вурдалаки будут становиться то символами кошмара и желания, воплощающими наши глубочайшие страхи перед смертностью, то образами вечного стремления человечества к бессмертию, то реликтами из непроходимых джунглей и позабытых уголков планеты.

Что ж, присоединяйтесь к нам в путешествии по рекам крови и исследуйте сложный и многогранный мир носферату. От фольклора до художественной литературы, от страха до восхищения – нежить, охочая до крови и жизненной силы, продолжает будоражить наше воображение и бросать вызов пониманию того, что значит быть человеком. Так что запаситесь осиновым колом и зубчиком чеснока (они, впрочем, могут нисколько не помочь) и приготовьтесь посетить тридцать четыре перевалочных пункта на пути в кровоточащее сердце тьмы.

Григорий Шокин, составитель и переводчик

Пу Сунлин
Кровососущий труп

В уезде Янсинь, что в провинции Шаньдун, живет старик родом из деревни Цайдянь в этом же уезде. Деревня находится в пяти или шести милях¹ от города. Старик держал там единственный постоялый двор для нужд странствующих купцов – с парой посыльных, что хаживали в другие деревни по делам постояльцев. И вот какой он однажды поведал случай об этом месте.

В узкой долине медленно сгущалась ночь. По извилистой тропинке, прорубленной в склоне холма, брели друг за другом около двадцати мулов, сгибаясь под тяжестью груза. Погонщики, невзирая на усталость, не переставали подгонять своих животных, ругая их грубыми голосами.

С удобством устроившись на мулах с большими вьючными седлами, трое мужчин двигались в том же темпе, что и принадлежащий им караван. Плотные платья, меховые сапоги и красные шерстяные капюшоны защищали их от холодного горного ветра.

В темноте, еще более непроглядной из-за легкого тумана, замелькали огни деревни Цайдянь, и вскоре мулы, сбившись в кучу и на последнем издыхании тягая свою поклажу, столпились перед единственным местным постоялым двором. Довольные возможностью отдохнуть, путники слезли с седел – но на пороге появился хозяин двора и, извинившись, сказал, что все его комнаты заняты, а почти все посыльные, кроме одного, бегают по делам.

– У меня, правда, еще есть просторное помещение на другой стороне улицы, но это всего лишь сараюшка, да и запирается она худо, – добавил хозяин. – Я вам покажу…

Разочарованные торговцы переглянулись, но продолжать путь было уже поздно, и они последовали за хозяином.

Помещение, представшее их глазам, оказалось достаточно большим. Самую дальнюю его часть отгораживала занавесь.

– Что ж, – рассудили гости, – покуда есть крыша над головой, мы ни к чему не будем придирчивы.

Услышав это, хозяин велел единственному посыльному, что оставался в этот час при дворе, перенести сюда всю их поклажу. Постель разложили на вьюках, седла развесили на просушку на стропилах и ко́злах.

Трапеза была подана путникам в общей зале, среди разговоров и смеха, в оживленной обстановке: дымящийся рис, овощи, вымоченные в уксусе, и чуть теплое вино, разлитое по маленьким чаркам. Затем все отправились спать. Свет был погашен, и в дремлющей деревне воцарилась глубокая тишина.

Однако ближе к часу Крысы² один из трех путешественников по имени Ван Фу вдруг проснулся от ощущения холода и беспокойства. Он ворочался в постели, храп двух спутников раздражал его, и Ван Фу все никак не мог заснуть. Осознавая, что отдых окончен, он встал, снова зажег погашенную лампу, достал из своего вьюка книгу и растянулся на лежанке. Однако читать оказалось в той же мере непосильно. Невольно взгляд Ван Фу оторвался от столбцов букв, разложенных по строчкам, и устремился в темноту, не пропускавшую и самый слабый свет.

Растущий ужас сковал его. Ван Фу хотел было разбудить своих товарищей, но страх быть осмеянным помешал ему. Присмотревшись, он наконец заметил, как от легкого касания дрогнула занавесь в выделенной им комнате и тревожно застучали друг о друга украшающие занавески бамбуковые пластины. Но вот снова воцарилось протяженное, тягостное, угрожающее беззвучье.

Торговец почувствовал, как его тело затрепетало; паника охватила его, несмотря на все усилия быть благоразумным. Ван Фу отложил книгу и, натянув одеяло до самого носа, уставился широко открытыми глазами в темные углы комнаты. Край занавеси вдруг приподнялся, удерживаемый бледной рукой, и внутрь проскользнуло существо, чьи очертания, и без того едва различимые, казались пронизанными тенью. Ван Фу рад бы был крикнуть – да только сдавленное испугом горло не позволяло ему издать ни звука! Неподвижный и безмолвный, он с ужасом следил взглядом за медленным приближением ночного гостя.

Мало-помалу он понял, что это какая-то девушка, судя по силуэту и короткому стеганому платью с накинутым поверх длинным узким жакетом. За гостьей Ван Фу снова заметил шевеление занавески. Тем временем она склонилась над одним из спящих купцов-странников – и, казалось, запечатлела на его шее долгий поцелуй.

Затем девушка направилась к ложу второго странствующего торговца. Ван Фу отчетливо увидел бледную фигуру. Ее щеки были светло-желтого цвета, а лента из шелка-сырца была обернута вокруг чела. В очах ее горел красный огонь, и острые зубы, полураскрытые в свирепой улыбке, ничуть не походили на человеческие. В следующую же секунду жуткая пасть сомкнулась на горле спящего – тело под одеялом вздрогнуло, но вскоре перестало двигаться. Ночная гостья пила его кровь большими глотками.

Ван Фу, видя, что подходит его очередь, едва набрался сил, чтобы натянуть одеяло на голову. Он услышал ворчание; сквозь вату и стеганую ткань проникло ледяное дыхание потусторонней твари… И вот в одно мгновение ступор спал – судорожным выпадом купец набросил на гостью одеяло, вскочил с постели, вопя, как дикий зверь, добежал до двери и скрылся в ночи. Даже продолжая бежать, он чувствовал жуткое дыхание на своей спине, слышал яростное рычание преследующей его твари.

Протяжный вой несчастного мужчины пронесся через узкую улочку и всполошил всех мирно спящих в своих постелях, но никто из них не пошевелился; они все глубже и глубже прятались под своими одеялами. Эти нечеловеческие крики не сулили ничего хорошего тем, у кого хватило бы смелости выйти на улицу.

Сбитый с толку беглец пересек деревню, высоко задирая ноги и вкладывая все силы в свое спасение. Достигнув последних домов, Ван Фу почувствовал, что теряет сознание, перед глазами у него все плыло.

Дорога на окраине деревни была окаймлена узкими полями, затененными большими деревьями. Инстинкт загнанного зверя подстегнул растерявшегося купца; он резко повернул направо, затем налево и спрятался за узловатым стволом огромного каштана. Ледяная рука вдруг коснулась его плеча, и Ван Фу лишился чувств.

Утром, средь бела дня, двое мужчин, пришедших пахать на то самое поле, увидели на фоне дерева белую фигуру, а на земле – распростертого человека. В испуге вспомнив про ночные крики, они повернули обратно – и отправились к старейшине деревни. Назад пришли, уже ведя за собой почти всех жителей злополучного селения.

Они приблизились и обнаружили, что фигура, припавшая к дереву, была трупом юной девы. Ее ногти до того увязли в коре, что проще было срезать мертвой пальцы, чем вытянуть их. Изо рта у нее текла струйка крови, пятная белый шелковый жакет. Жители селения содрогнулись от ужаса, а старейшина признал в бледной покойнице свою дочь, мертвую вот уже полгода. Ей полагалось находиться в гробу, в сарае на окраине деревни, в ожидании погребения – в благоприятный день, подсказанный звездами.

Хозяин постоялого двора узнал в распростертом на земле мужчине одного из своих гостей. Очень нескоро удалось собравшимся привести бедолагу в чувство.

Они поспешно вернулись, чтобы посмотреть, в каком состоянии гроб. Дверь сарая все стояла отверстой. Вошли внутрь. На землю у входа было брошено покрывало, а на двух кроватях, освещенных ярким солнцем, лежали сморщенные, разлагающиеся буквально на глазах тела, лишенные крови напрочь. За опущенной занавеской был обнаружен открытый гроб – пустой. Труп юной девы, очевидно, не утратил своей низменной души³, жизненного дыхания. Как все существа, лишенные совести и разума, он был свиреп и жаждал крови.

В деревне поднялся шум из-за смерти гостей и пропажи тела. Хозяин двора рассказал всем о ситуации, а старейшина, последовав за ним, велел двум крепким молодцам отъять покойницу от дерева и отнести останки обратно.

Ван Фу, окончательно пришедший в себя, заплакал и спросил у старейшины:

– Троих купцов снаряжали в дорогу в моем селении, а вернется только один. Что я скажу людям?

Старейшина написал для него удостоверяющее все страшные события письмо и после этого отправил с миром домой.

Перевод с английского Григория Шокина⁴

Эрнст Скупин
Замок Вальнуар

Как-то раз, в один полный уныния и ничем не примечательный вечер мы, как водится, собрались вместе – разделить бдения с товарищами. Лейтенант Брюммельмайер, в миру – приват-доцент зоологических наук, как раз закончил читать нам скучную, выслушанную вполуха отповедь о живородящих карпозубых. И вдруг начальник штаба нашего полка отдал мне приказ: как можно скорее направиться в замок Вальнуар, разведать обстановку и затем доложить о возможности размещения там дивизиона.

– На картах этот замок искать бесполезно, – сразу предупредил он меня. – Находится он в окружении леса, в юго-западной стороне. Полагаю, вы его не пропустите. Если угодно, направлю вам в подмогу кого-нибудь из офицерского состава. – Выдержав недолгую паузу, начальник штаба добавил с легкой иронией: – Держите ухо востро в тех краях! Если кого из местных крестьян спросить об этом замке – все как один пугаются и крестятся. Они думают, место гиблое – хотя едва ли кто-то из них самолично его посещал.

Ко мне сразу же подскочил доктор Брюммельмайер. Его немного по-детски наивные глаза, скрытые за круглыми стеклышками очков, были полны мольбы.

– Давайте-ка я поеду с вами, дражайший! – Кинув гордый, но невероятно комичный взгляд на посмеивающихся товарищей по оружию, доктор пояснил: – Хочу побывать хоть в какой-то реальной передряге, а то ведь здесь и от скуки помереть недолго.

Мы с ним скакали верхом добрых два часа, двигаясь строго в юго-западную сторону. Разбитая дорога шла через густые чащи, по мере углубления становившиеся непроходимее. Пару раз попадались спугнутые фазаны – и только; в остальном компанию составляли нам тишина и подспудный гнет. Слепни и мошкара, чуя приближение грозы, все назойливее докучали нам.

Тягостное нервное напряжение передалось мне и моей лошади, и даже старый бравый эскадронный конь Брюммельмайера начал фыркать и водить ушами. А вот сам доктор как будто ничего не замечал, беззаботно разглагольствуя о представлявшейся ему чрезвычайно важной разнице между мухой musca domestica и осенней жигалкой tomoxys calcitrans – мол, вторую легко можно спутать с первой.

Гроза между тем настигала нас с невероятной прытью. Воздух замер, его пронизывал тускло-желтый ядовитый свет, в кронах деревьев гулял злой ветер – налетая короткими, резкими порывами. Я весь покрылся холодным потом, и сердце мое неприятно сжал страх. Каждый вдох в этой болезненной и гнетущей атмосфере давался с трудом. Брюммельмайер только что закончил свой устный экскурс в зоологию – и добавил с глупым смешком:

– Н-да, видите ли, налицо один из тех природных случаев, когда под маской чего-то весьма безобидного и привычного скрывается монстр, алчущий крови…

Аккурат в этот момент выросший на нашем пути старый дуб поразила, дьявольски треща, яркая молния. Мощный и тяжелый сук, отколовшись от ствола, гулко грянул оземь. Вокруг нас сомкнулись занавеси иссиня-черной ночи.

Какое-то время стояла безмолвная тишина – но потом будто отверзлись врата самого ада. Из кустов лощины на нас уставились чьи-то горящие глаза. Затем откуда-то раздались жалобные стоны, похожие на крики агонизирующего человека, и сразу после этого – глумливый смех, остудивший кровь в моих жилах. Там, где я прежде видел зеленую поляну, голубые фантомные огни теперь водили дикий безудержный хоровод. За кустами кипела какая-то неистовая жизнь, круговорот хищников и жертв. Предсмертные выкрики раздавались то тут, то там, а за ними – снова и снова – следовал жуткий нечестивый смех. Некая призрачная исполинская птица кружила вокруг нас в безмолвном полете, задевая шелковистым крылом мою щеку. Содрогаясь от ужаса, я окликнул своего спутника, но тот отозвался с неожиданным, изумившим меня спокойствием в голосе:

– Ни шагу назад! И лучше поднажмите: сейчас польет как из ведра!

Дрожащих коней почти невозможно было сдвинуть с места, и мы пошли пешком. Все вокруг кричало, завывало, хохотало и бесновалось – будто зло целого мира ополчилось против нас. Каждый шаг давался с трудом. От охватившего меня ужаса я начал стучать зубами, а доктор как ни в чем не бывало вещал у меня за спиной:

– Strix aluco, неясыть обыкновенная, и athene noctua, сыч домовый, встречаются здесь, стало быть, в тесном соседстве… Ну и галдеж же подняли эти молодцы!

Внезапно впереди мы различили источник яркого, ровного света – и через несколько шагов очутились у ворот явно старинной кладки. Самого строения, в коем их прорезали, не видать было – в первую очередь из-за непроглядного мрака. Я ухватился за металлическое кольцо дверного молотка и постучал дважды, с силой. Не сразу, но вскоре протяжный скрип возвестил их открытие. Нашим с Брюммельмайером глазам предстала просторная зала, где по стенам были развешаны доспехи и оружие.

Препротивнейшей наружности карга, до абсурда смахивающая на какую-то ведьму из сказок братьев Гримм, уставилась на нас неприязненно из-за ворот запавшими слезящимися глазами. Постояв немного в молчаливом наблюдении, она вышла-таки к нам, приняла у нас лошадиные поводья и пропустила внутрь.

– Графиня сейчас почтит нас своим присутствием, – заверила она, уходя. Болезненное напряжение не хотело отпускать меня и сейчас – оно отдавалось в каждой жилке, и всякий нерв, казалось, дергался в мучительном спазме. Тем временем Брюммельмайер с нескрываемым профессиональным интересом рассматривал развешанные по стенам оленьи рога. Он как раз направлялся к группе звериных чучел, особенно привлекательных для него, когда вдруг открылась не замеченная нами до этого дверь в стене – и перед нами явилась владелица замка.

У нее была стройная, высокая фигура, выгодно подчеркнутая плотно прилегающим платьем из черного бархата. Точеное, будто из слоновой кости, лицо обрамляли черные как смоль пышные волосы. В левой руке графиня держала тонкий хлыст, небрежно поигрывая им.

– Господам нужно расположиться на постой? – обратилась она ко мне. – Что ж, прошу, моя резиденция в вашем распоряжении. – Графиня позвонила в маленький серебряный колокольчик, и перед нами нарисовалась уже знакомая старуха. – Марго, сопроводи господ в их покои! – Повернувшись к нам, женщина добавила: – А вас уже ждет ужин – приглашаю, путешественники.

Что ж, мы выполнили наше штабное задание на диво легко и быстро. Пока старуха вела нас по протяженной галерее, я оглядывался по сторонам – и понимал, что мы попали в родовой замок феодальной знати. Разместить здесь дивизион не составило бы труда, да еще и роскошь комнат, предоставленных нам, не могла не радовать. И все же не покидало меня то странное напряжение – подспудная оторопь, осознание чего-то потусторонне-холодного и неизвестного буквально на расстоянии вытянутой руки. Я убеждал себя, что так на мне сказывается скверная погода снаружи: гроза все еще безмолвно сгущалась над мрачными чащами. А вот Брюммельмайеру все было нипочем, он беззастенчиво глазел по сторонам, приценивался к здешней антикварной роскоши да присвистывал. Его беззаботность, увы, не могла заставить меня расслабиться хоть немного.

Графиня ожидала нас в богато убранной столовой. Великолепный дог с удивительно мягким выражением глаз сидел подле нее. На первый взгляд – величественный, статный и гордый зверь; но мне почудилось, что прежде я никогда не встречал настолько робкого, полного немой мольбы, практически человеческого выражения в собачьих глазах. Ответив на наши приветствия в подлинно аристократской манере, графиня грациозным жестом указала на стол и невозмутимо выслушала, как я излагаю подлинную цель нашего визита сюда. Как ни странно, она сразу же согласилась приютить у себя штаб и заверила, что стеснения нет ни в жилых комнатах, ни в местах в конюшне. И все-таки, несмотря на выказанное радушие, вопреки готовности содействовать, что-то в графине тревожило меня. Что-то в почти незаметном изгибе уголков ее губ, что-то вроде легкой иронии в этой полуусмешке делало ее заверения пустыми.

Тем временем Брюммельмайер, оседлав любимого конька, на своем угловатом, давно не знавшем толкового применения французском стал расспрашивать знатную даму насчет кое-каких чучел: в столовой они, как и в парадной зале, имелись в изобилии, занимая место на стенах и по углам. Когда он представился как зоолог, графиня провела нас в превосходно, на манер будуара, обставленный соседний покой, где стояли бесчисленные клетки, полные птиц. Переходя от одной к другой, Брюммельмайер вскоре повернулся к хозяйке в приступе явного смущения – и с наивной откровенностью произнес:

– И все же, уважаемая графиня, помилуйте… ни для одной из птиц здесь не соблюдены необходимые условия содержания. Для бедняг жить в таких условиях – настоящее мучение! Да они же просто не могут так жить!

Графиня смерила возмущенного друга бессловесных тварей безмерно презрительным, жестким взглядом, гордо подняла голову и заявила:

– Они должны так жить.

При этих словах хлыст, рассекая воздух, просвистел и резко опустился на голову дога. Пес весь болезненно сжался, но потом подполз поближе и униженно лизнул карающую руку хозяйки. Сухо улыбаясь, графиня показала нам очередную клетку, где одна сторона представляла собой длинный барабан из проволочной сетки, способный вращаться вокруг оси. Золотым набалдашником своего хлыста графиня резко ткнула в отделанную деревом клеть, и тотчас в барабан запрыгнула черная белка. Стронувшись с места, конструкция стала вращаться; все усилия зверька сохранить равновесие лишь ускоряли ее темп, и уже вскоре животное не могло бегать, а лишь в изнеможении каталось в проволочном плену.

Наконец Брюммельмайер крепко схватил все еще крутящийся барабан, взглянул на безжизненно лежащую белку с неподдельным сочувствием – и тут его добрые глаза озарил немой ужас.

– Да ведь здесь, в барабане, укреплены острые гвозди! Эта бедная белка искалечила себе все лапы!

В ответ раздался уже знакомый суровый смех.

Когда мы после этого отправились к себе в комнаты, мой друг внезапно остановился на лестнице, взялся по своей привычке за верхнюю пуговицу моего мундира и воскликнул:

– Непомерная тварь! Ты заметил, что у всех животных, мучимых ей с рафинированной жестокостью, есть нечто человеческое во взгляде?.. Будто это люди, заколдованные Цирцеей, жертвы колдовской беспощадности! – Брюммельмайер поежился. – Что-то я уже не уверен, что хочу оставаться в этой проклятой дыре. Переночевать в замке, принадлежащем ведьме-аристократке, так обращающейся с животными? Тем паче – притащить сюда штаб!

– Она всего лишь женщина с причудами, – отмахнулся я добродушно. – Согласен, что это не самые нормальные причуды, но подумай о том, какие затейливые байки мы могли бы травить потом среди армейских! Да и мы с тобой – выносливые парни, Брюммельмайер, бывалые. Уверен, мы справимся со всем, что эта ведьма на нас натравит.

– Но что, если действительно случится что-то плохое? – с сомнением протянул мой друг. – Что, если она и с нами в какой-то момент начнет обходиться, как с той собакой?

– Мы – армейские, – отрезал я, – а значит, на нашей стороне власть и закон. Никто в здравом уме не покусится на нас. Давай просто примем это приключение и посмотрим, куда оно нас приведет. У меня такое чувство, что ничего плохого не случится.

– Не знаю, не знаю… – Я явно не преуспел в том, чтобы развеять надуманные страхи чувствительного натуралиста. – А, черт – ладно! Остаемся. Но если хоть что-то этой ночью пойдет не так – мы улепетнем оттуда быстрее, чем ты успеешь сказать «ведьмина лоза»!

– Договорились, – улыбнулся я. – А теперь давай пойдем и покажем, что мы, солдаты, ее не боимся.

Опустившись на кровать в своих фешенебельных временных покоях, я проспал что-то около часа, как вдруг меня разбудил подозрительный шум. Мне послышалось, будто прямо в соседней комнате Брюммельмайер заходится в предсмертном хрипе – а поверх этого заливисто хохочет хозяйка замка. Этот ее злорадный клекот напоминал дикий, полузвериный звук, напугавший меня прежде в лесу.

Стряхнувши сон, я какое-то время напряженно прислушивался: ничего! Затем позвал Брюммельмайера по имени, но ответа не услыхал. Решив более не медлить, я схватил лампу и поспешил к дверям в соседние покои. Зрелище, представшее моим глазам, заставило меня поспешно отшатнуться.

Брюммельмайер, бледный и недвижимый, лежал в постели: левая рука безжизненно повисла, на правой стороне шеи алели две небольшие ранки, откуда медленно стекала пара тонких струек крови… Я почему-то ни капли не сомневался в том, что он уже мертв. Над его головой, на гардине, вцепившись крючковатыми ноготками в ткань, неуклюже висел с сытым видом громадный нетопырь – и дико таращился на меня черными глупо-жестокими глазками…

В неописуемой ярости я схватил лежавший на ночном столике натуралиста револьвер – как вдруг комнату озарила вспышка молнии, такая яркая, что мои глаза и мозг будто объял огонь; вскрикнув от накатившей рези, я потерял сознание.

Когда я очнулся, над моей постелью стоял наш старый добрый дивизионный врач.

– Ну, слава богу, мой дорогой, мы вас вытащили, – сообщил он.

– Как я попал в лазарет? – выпалил я, растерянно озираясь.

– Да прямо из леса вас сюда и принесли. Вы лежали у дуба, пораженного молнией.

– Что… А где Брюммельмайер?

– Жаль бедолагу: его-то молния наповал свалила! Назавтра назначены похороны…

Я настоял, чтобы мне показали тело погибшего товарища. На обескровленной белой шее, с правой ее стороны, отчетливо виднелись две крохотные, еле заметные отметины…

– Такие следы, бывает, остаются на теле после удара молнии, – рассудил дивизионный врач.

В день похорон Брюммельмайера я поведал врачу нашу историю. Тот выслушал меня с неослабевающим, как мне казалось, вниманием – но потом взял за руку и тихо произнес:

– Послушайте, дорогой друг, сейчас вам прежде всего нужно хорошенько отдохнуть месяца полтора в спокойном санатории. Вы, судя по всему, перенесли серьезное нервное потрясение…

…Утверждают, что замок Вальнуар, не отмеченный ни на одной карте, на самом деле никогда не существовал. Но местные крестьяне в страхе округляют глаза, стоит кому-нибудь взяться их расспрашивать о нем…

Перевод с немецкого Григория Шокина