Czytaj książkę: «Антология. Достояние Российской словесности 2024. Том 5»

Антология

Czcionka:

Антология

Том 5

От издателя

Международная академия наук и искусств (МАНИ) и Интернациональный Союз писателей представляют вашему вниманию антологию «Достояние российской словесности». В издании публикуются произведения наиболее значимых авторов, пишущих на русском языке, независимо от их национальности и мест проживания, а также представлены их фотографии и автобиографии. Так вы ознакомитесь с творчеством писателей ближнего и дальнего зарубежья, окунётесь в пространство окружающего мира каждого из них.

В основу антологии положен принцип многообразия и национального колорита, сближающего народы в одно целое, сохраняющего мир и дружбу между странами.

Издание было учреждено Международной академией наук и искусств на основании Указа Президента Российской Федерации № 745 от 30.12.2021 «О проведении в 2022 году в Российской Федерации года культурного наследия народов России» и полностью соответствует идее популяризации народного искусства, сохранения культурных традиций, памятников истории и культуры, этнокультурного многообразия, культурной самобытности всех народов и этнических общностей Российской Федерации, а также стран ближнего и дальнего зарубежья.

«Достояние российской словесности» – многотомное ежегодное издание, раскрывающее многообразие литературных произведений со всех уголков не только России, но и всего мира, имеющее целью познакомить читателей с самыми значимыми авторами XXI века.

В пятый том альманаха МАНИ вошли произведения Рамиза Аббаслы, Алевтины Кудря, Евгении Палетте, Елены Щербаковой, Михаила Рудковского, Мустакима Жумаева, Александра Ефимова, Рашиды Бикметовой, Виктора Сумина и Светланы Рябининой.

Рамиз Аббаслы
Азербайджан, Баку

Рамиз Магомед оглы Бархударов – писатель, переводчик художественной литературы Рамиз Аббаслы – родом из Карабахского региона Азербайджанской республики. Его родина – село Паправенд Агдамского района, сейчас находится в зоне оккупации. Р. Аббаслы учился в сельской школе; очень любил точные науки, но с неменьшим интересом читал хорошие книги знаменитых писателей. После окончания средней школы поступил в бакинский университет. Долгое время работал в нефтяной отрасли. Его первая книга «Школа семи деревень», опубликованная в 1994 году, сразу же стала бестселлером; за неё автор получил награду «Творческий успех». Потом были изданы другие книги: «Мираж» (2000), «Тёмные ночи» (2008), «Имя вора» (2015), «Химера» (2018). Его рассказы, статьи и переводы были опубликованы во всех литературных газетах и журналах Азербайджана.

Рамиз Аббаслы пишет на азербайджанском и русском языках. Рассказы на русском языке публиковались в России и очень понравились русскому читателю. Русские критики также высоко оценивают их. С этими рассказами он участвует в разных международных литературных конкурсах и фестивалях. В 2023 году стал лауреатом ЛИФФТ-АЗ 2019.

Казнь женщины
Рассказ

– Я сам видел это своими глазами: палач, верзила такой, не мог кончить женщину, – сказал один из мужиков в пивной. – Казалось бы, всё очень просто, и он как палач хорошо знает своё дело, но всё равно вдруг как-то ему стало очень трудно. А все мы сидим и ждём не дождёмся. В казни главное – это момент отсечения головы. Люди же в основном за этим и идут туда. Правда, слабаки и новички закрывают глаза, считают про себя до десяти, а уж потом их открывают, чтобы лицезреть не само отсечение головы, а его результат: когда человеческая голова уже валяется на полу, а из горла обезглавленного тела хлещет кровь, как будто это наполненный кровью сосуд, с которого сняли крышку и который тут же наклонили, чтобы вылить всё содержимое. Мне, например, доставляет особое удовольствие момент, когда топор с вершины своей роковой траектории устремляется вниз; это напоминает стремительный полёт коршуна: с вершины горной скалы он стрелой мчится в ущелье, где только что спряталась, даже, казалось бы, надёжно спряталась его жертва. Но он знает, где она и как достать её… Это необыкновенно захватывающее зрелище! И представьте себе, дилетанты по наивности закрывают глаза, чтобы не видеть именно этого момента. А как жаль! Так что я в принципе не понимаю, зачем они идут на казнь.

История, которую рассказывал один из завсегдатаев пивной, заинтересовала всех. Оказывается, казнили молодую и красивую женщину и, как ни странно, её никто не знал, потому что она была приезжая. В центральную часть Европы прибыла из далёких южных областей континента. Но на новом месте ей не повезло: её обвинили в краже, которую она не совершала, и приговорили к смертной казни. В Средневековой Европе это было в порядке вещей: по пустякам приговаривать к смертной казни. Современная Европа и без этого прошла через море крови; наконец опомнилась и, чтобы смыть с себя этот позор, отменила смертную казнь. Да, казней в то время было много. Но та, о которой рассказывал очевидец в пивной, была особой.

Благодаря европейским палачам, которые были грамотными людьми и вели дневники, сегодня можно получать подробную информацию о казни не только знаменитостей Европы, например, французской королевы Марии-Антуанетты, но и простых смертных. А палач этой особой казни был неграмотный. В принципе он даже не был палачом и выполнял эту работу только по принуждению. Он совершил много преступлений: грабил, убивал – и этим жил. Наконец его поймали и приговорили к смертной казни. Но так получилось, что в то время в том городе, где состоялась особая казнь, не было профессионального палача. Эту работу выполняли дилетанты и, как правило, плохо справлялись; дело дошло до того, что порой, чтобы отрубить голову преступнику, приходилось наносить пять-шесть ударов топором по шее человека. Это было ужасно. Нужен был хороший палач. Найти же такого было весьма и весьма затруднительно.

В руки правоохранительных органов попал профессиональный головорез: по словам очевидцев, одним ударом короткого меча он мгновенно обезглавливал свою жертву. Чем же не палач? Жестокий, привыкший проливать людскую кровь, – лучше кандидатуры не найти. Поэтому прежде чем вздёрнуть его на виселице, сказали: «У нас есть вакантное место палача. Ты прошёл хорошую школу: обезглавил десятки людей. И после прохождения курса повышения квалификации наверняка станешь отличным палачом. Не будем тебя казнить. У тебя будет постоянная работа с твёрдым окладом. Надо учитывать и то, что за каждого казнённого ты будешь получать небольшую прибавку. Даже без них зарплата палача превышает зарплату учителя и приходского священника». Смерти боятся все, особенно те, которые с удовольствием убивают.

Предложение было принято, и закоренелый преступник стал палачом. Ожидание городских властей оправдалось, головорез стал хорошим палачом. Хорошим палачом же считался тот, кто одним-единственным ударом топора, не задевая и не повреждая других частей тела, обезглавливал осуждённого. Чёткий, безупречно точный удар очень высоко ценился, и в некоторых европейских странах за такую ювелирную работу палачи получали дополнительную надбавку к окладу. Но не каждый умел это, нужен был особый дар. Оказывается, и для такой отвратительной профессии, как палач, нужен талант. Профессия палача считалась неблагодарной и с явным презрением отвергалась обществом. Вот представьте, по улице идёт палач. Заметив его (трудно было не заметить его в багровом одеянии), люди шарахаются от страха и начинают шушукаться: «Смотрите, палач идёт!» – «А где он?» – «Вот мужчина в красной одежде. Не видите, что ли?» – «Вижу! Ой, господи! Какой он страшный! Надо убраться отсюда».

У палачей была особая форма одежды пурпурно-красного цвета: как будто с человека сняли верхнюю одежду, опустили в бочку, наполненную бычьей кровью, потом вытащили, высушили и снова надели на него.

Люди боялись палача и сторонились его. Сами же палачи считали, что это всего лишь суета. «У нас работа такая. Если не я, то кто-то другой займётся этим делом. Мы, палачи, – коллеги судьи, прокурора – и все вместе, рука об руку, работаем как единая команда, осуществляем правосудие, без нас не будет порядка в обществе», – оправдывались они. А народ этого не понимал и относился к ним враждебно. Учитывая это, палачам не разрешалось без особой нужды выходить из своего дома. Без особой нужды – очень расплывчатое понятие, и палачи злоупотребляли этим. Они не только выходили из своего дома без особой нужды, но иногда даже посещали пивные.

И вот он – палач. Вечером сидел в пивной и заказал себе кружку пива. Между тем в пивной народу стало больше. Все столы уже были заняты. А там, где сидел палач, стулья пустовали; он был один, и никто не хотел садиться с ним рядом. Интересно, можно было сидеть с палачом в одной и той же пивной, но нельзя было сидеть с ним за одним столом. А почему? Таковы были правила; скорее всего, это была традиция, и никто не осмеливался нарушить её. Нельзя и всё. С источниками смертельной опасности необходимо соблюдать дистанцию; на определённом расстоянии оголённые концы электропроводки не убивают, змея не укусит, огонь не сожжёт… А вот попробуй проведи эксперимент и нарушь дистанцию… Нельзя. Видимо, с палачом было то же самое – надо было держать расстояние. Очень примечательно было и то, что те, кто наотрез отказывался сидеть с палачом за одним столом, шутили в его адрес. Можно было даже посмеяться над ним, и если у жены палача был любовник, то это давало хороший повод для издевательств. Флиртовать с женой палача – вот были мужики! А его жена тоже ничего: с палачом делила ложе своё и с другими мужиками флиртовала. Вот баба смелая!

У палача была ответственная работа, и в очередной раз он стоял на эшафоте. Нет, это не тот, жена которого флиртовала с другими мужиками. Это был другой; у него жены не было. Это был тот человек, который вынужден был согласиться стать палачом, чтобы спасти свою жизнь. Жил он как дикий зверь, с людьми не знался. А в тот день надо было казнить молодую женщину. Ситуация была весьма парадоксальной: нестарый палач, холостой мужчина в расцвете сил, должен был обезглавить молодую, очень красивую женщину.

Красота её поразила палача. Это ощущение усиливалось ещё и тем, что красота была рядом, палач имел даже доступ к ней, поскольку она была его пациенткой – на палаческом жаргоне смертников так и называют: пациент – и он имел право потрогать, пощупать её. Он держал её за руки, надел на них кандалы, обдал её своим горячим дыханием, вдыхал опьяняющий аромат её прекрасного тела, чёрных волос и впервые чувствовал себя счастливым от того, что он палач. Пусть весь мир презирает его за то, что он палач, он же счастлив именно тем, что палач. Он счастлив, потому что имеет право стоять рядом с этой красивой женщиной.

На городской площади собрались тысячи мужчин, и все они в восторге от этой чужеземной красавицы. Каждый из них в тот момент завидовал палачу, хотел быть на его месте – палач чувствовал это интуитивно, и это на самом деле было так. Он не только стоял рядом с красавицей, он разговаривал с ней, трогал, щупал её тело и чуть не таял от счастья. «О, какое счастье быть палачом! – подумал он. Затем помог ей встать на колени и правильно положить голову на плаху. – Нет-нет, не так. А вот так… – и он трогал её лицо, шею, щёки, даже губы… – Какое благо!» И всё это достаётся ему, оттого, что он палач; не судья, не врач, не священник, а палач. И как хорошо, что он палач!

Палач был в восторге и почти опьянел от счастья. А публика не заметила этого; у неё было своё хобби: она хотела смерти, она жаждала крови. Сама смертница тоже вначале ничего не заметила. Правда, чувствовала необыкновенную нежность и теплоту прикосновений палача, но не придала этому особого значения и подумала, что, наверно, так и должно быть: тот, кто лишает человека жизни, должен быть именно таким. Лишь потом она начала смутно догадываться, в чём дело, и за это презирала его: «Какой подонок!» Если б руки не были в кандалах, она влепила бы ему хорошую оплеуху. «Воспользоваться моментом, даже когда женщина при смерти, когда ей осталось жить всего несколько секунд… И всё же какие подонки эти мужики! Мародёры бессовестные!» – думала она. Ей очень жаль было так рано расстаться с жизнью, в которой она ничего хорошего не видела, только горечь и страдания. А ведь она так красива! В этой жизни ей не повезло и всё. А теперь финал – она на эшафоте, её руки в кандалах, голова лежит на плахе, и через несколько секунд всё кончится.

Будь проклят этот мир с его законами, правосудием, двуличными мужиками! О Господи! Когда же он, этот палач, нанесёт удар, когда же всё кончится?.. Скорей бы конец! Скорей! Почему так медленно идёт время? Может быть, на эшафоте время замедляется? Но всё равно что-то не так. Почему палач медлит? Вместо того, чтобы взять топор, один раз как следует ударить и оборвать её жизнь, он медлит, явно тянет время. Как это: «Голову так положи. Нет-нет, не так, а вот так. Плечи назад, ещё чуть-чуть. Шею вытяни…»

«Кому это надо? Уместно ли говорить, что если не так положишь голову или недостаточно вытянешь шею, топор может повредить плечо или подбородок? Что за глупость?! Кому нужны мои плечи и подбородок? Он явно заигрывает, злоупотребляет своим служебным положением», – размышляла женщина.

С нетерпением ждала и публика. Центральная площадь была переполнена. Власти города создавали все условия, чтобы при публичных казнях присутствовало как можно больше народу. По их мнению, такие мероприятия воспитывают народ, заставляют уважать законы, люди становятся более законопослушными. В этот раз присутствовало намного больше зрителей. То, что будет казнена молодая красивая женщина, сыграло свою роль: яблоку негде было упасть. Со всех концов города на центральную площадь стекались люди, чтобы лицезреть кровавый акт правосудия. Да какое там правосудие! Ведь она, эта бедная женщина, ничего не украла, и фактически это было не правосудие, а кривосудие. А народу было не до этого; люди давно привыкли к тому, что, как правило, наказывают ни в чём неповинных, и это стало законом, ведь недаром же один философ сказал: «Когда беззаконие носит всеобщий характер, то это законно». Вот наконец очередная казнь. Но она будет необычной, потому что будет казнена молодая женщина необыкновенной красоты.

Наконец-то всё готово, и, как говорится, последнее слово за палачом. А он явно был не в себе: чувствовалась какая-то неуверенность в его поведении. Что случилось? Ведь он всегда был собран, трезв, всё делал чётко и вовремя. Его пациентка, стоя на коленях и положив голову на плаху, ждала. Публика тоже, затаив дыхание, ждала с нетерпением. Нервы у всех были напряжены до предела. И вот наконец палач обеими руками взялся за рукоятку топора. А это означало, что осталось совсем мало времени, максимум десять секунд: за это время топор поднимется и с вершины своей траектории упадёт вниз, а на нижней мёртвой точке, неглубоко задевая плаху, остановится и завершит свой кровавый полёт – красивая голова молодой женщины слетит с плеч. При виде топора толпа содрогнулась и от страха шарахнулась, словно стадо баранов, которое вдруг поблизости заметило неожиданно появившегося волка.

Волк – обыкновенное четвероногое животное, очень похожее на собаку. Но волк для барана – символ смерти. Топор – обычный сельскохозяйственный инструмент, на эшафоте же он применяется как орудие смерти; поэтому топор тоже символ смерти. Люди боятся её. Но смерть другого человека доставляет удовольствие, толпа считает, что это очень зрелищно.

Баран не может быть равнодушным, когда волк на его глазах терзает другого барана. Но даже если он, баран, довольно силён и отважен, он недостаточно умён и отважен, чтобы оказать сопротивление волку. Кто обращал внимание на драки баранов? Отойдя на несколько метров, они наносят друг другу мощные удары головой! Можно даже сказать: «бараны дерутся – щепки летят». Вот представьте, эти бараны с такой же яростной отвагой атакуют волка. Только одного точного удара барана достаточно, чтобы свалить с ног любого волка, а двумя такими ударами можно сокрушить даже самого царя зверей – льва. А бараны ещё додумывались до этого: сила есть, сообразительности нет. Поэтому-то они символ тупости и несообразительности. Но вместе с тем это тупое животное не может спокойно стоять там, где волк расправляется с его собратом – другим бараном. Несмотря на то, что баран – символ тупости, он всё равно соображает, что, когда на твоих глазах терзают твоего собрата, это ужасно, страшно, омерзительно и ничего хорошего в этом нет.

Сообразив это, наш недалёкий баран бежит, бежит что есть сил, удаляется от того места, где волк задушил и обезглавил другого барана. А у человека – самого разумного животного – всё наоборот.

Палач взялся за рукоятку топора, а на городской площади волна страха прошла над толпой любителей острых ощущений. Новички и зрители со слабыми нервами закрыли глаза и начали считать про себя до десяти, чтобы не видеть тот страшный момент, когда топор, как знающий своё дело хищник, устремляется в самую уязвимую точку шейной части позвоночника, где две кости связаны тонким слоем мышц, и, острым лезвием моментально разрезая мягкую ткань, продолжает свой путь, доходит до плахи, обливаясь кровью, и, слегка врезаясь в дерево, останавливается в мёртвой точке. Всё, готово: голова отсечена и с глухим звуком падает рядом с плахой, как мяч, наполненный не воздухом, а сырым морским песком. Живой человек, единый организм, разрублен на две части; тело, дёргаясь, несколько минут продолжает жить самостоятельно, голова же умирает сразу. На лице этой мёртвой головы, как на фотографии, отражены горечь, сожаление, ирония, ненависть, отвращение и ещё многое, которое непонятно и практически непостижимо человеку, голова которого ещё не отрублена.

Но когда новички и зрители со слабыми нервами, закончив считать про себя до десяти, открыли глаза, они были не на шутку удивлены: как ни странно, голова не была отсечена и не валялась на полу, она лежала на плахе без единой царапины и не испачканная кровью. Интересно, а почему так? Почему голова не отсечена? Где кровь? Крови не было: плаха чиста, голова не была отсечена, а палач, взявшись обеими руками за рукоятку топора, стоял неподвижно. Прошло достаточно времени, в течение которого он должен был отрубить голову женщины. Но он этого не сделал. Интересно, почему? Что случилось? С чем связана такая задержка? Никогда такого не было. Ну так же нельзя! Издеваются, что ли? До чего дошли! Даже не верится.

Один из зрителей – судья – в таких делах не был новичком, нервы у него были крепкие. При казнях он никогда не закрывал глаз, наоборот, очень зорко и бдительно следил за тем, что происходило на эшафоте. Как опытный судья и здравомыслящий человек, он сразу понял, что задержка связана с палачом. Но тот всё всегда делает вовремя. А что случилось сегодня? Заболел, что ли?

Судья всерьёз забеспокоился и вызвал к себе палача.

– Что случилось? У тебя топор затупился, или ты заболел? – спросил он.

– Я не болен. А топор у меня в исправном состоянии: острый – им можно бриться, на рукоятке сидит очень плотно, – пробормотал в ответ палач.

– Тогда почему медлишь и не делаешь своего дела? Мы все сидим и с нетерпением ждём, а ты стоишь как вкопанный. У нас нет времени, мы не можем сложа руки ждать часами. Если ты, палач, не делаешь своего дела, тогда, по-твоему, что должен делать я – судья? Может быть, мне нужно снять свою судейскую мантию, облачиться в твоё красное одеяние, взять топор и самому собственноручно отрубить голову этой преступной женщины? – гневно спросил судья, а это свидетельствовало о том, что голова самого палача уже в опасности. Это сразу понял и палач, но не растерялся.

– Ваше превосходительство, господин судья, я не могу убить эту женщину. Она мне как будто родная, что ли. Не знаю, по-моему, даже намного ближе и дороже, чем любая самая близкая родственница. Я её люблю. Рука не поднимается казнить её, не могу; хоть убейте, всё равно не могу.

Речь простого палача, неотёсанного и безграмотного человека, ошеломила судью. В его многолетней судейской практике никогда такого не было. Он знал, что палач холост, живёт один и практически ни с кем не общается. Палачам разрешалось жениться и создать семью. Единственная проблема была в том, что большинство женщин презирало палачей за их отвратительную профессию. Но вместе с тем находились и такие, которые выходили замуж за мастеров заплечных дел, обосновывая своё решение очень просто: «А почему бы и нет? Здоровый, как бык, мужчина, госслужащий, имеет постоянную работу и получает неплохую зарплату. Ну и что ж, что иногда на работе он пачкается кровью? Разве врачи не пачкаются в той же человеческой крови?»

Судья с удовольствием отстранил бы этого палача от работы. Но тот был прекрасным специалистом: не оставляя никаких следов, даже еле заметных царапин на плечах и голове своего пациента, особенно в нижней части лица – подбородке, он одним-единственным ударом топора лишал головы любого человека, даже очень сильного мужчину с непомерно развитой шейной мускулатурой, напоминающей шею мощного, хорошо откормленного быка. Найти такого палача, непревзойдённого мастера своего дела, было весьма и весьма затруднительно. Но, судя по всему, он зазнался и уже начал злоупотреблять своим авторитетом. Нет, так нельзя. Никто не имеет права задерживать или в какой-то мере мешать работе правосудия. Дурачок, в кого влюбился и нашёл же хорошее место в любви объясняться!

– Сейчас не время для таких разговоров. Это же не сцена театра, это эшафот. Мы совершаем правосудие, наказываем преступницу. Давай-ка займись своим делом. Если тебе нужна женщина… Да, конечно, я знаю, что ты не женат, тебе надо найти хорошую девушку и жениться. Но нельзя же этот вопрос обсуждать здесь, на эшафоте. Мы как-нибудь потом, после работы, соберёмся и обсудим этот вопрос. Надеюсь, найдём тебе подходящую девушку с хорошим приданым. А та, в которую ты уже успел влюбиться, преступница. Есть приговор суда о её казни, она – человек того света; влюбиться в неё или жениться на ней нельзя; надо выполнить приговор суда и срочно обезглавить её. Понятно? Если ты и дальше будешь упираться, я вынужден буду отстранить тебя от работы, а это дело поручить кому-либо другому. Ведь любой мужчина может топором рубить дрова, так же любой мужчина справится с работой палача; пусть не столь профессионально, как ты, но всё равно справится.

Палач стал плакать, умолять:

– Я люблю её. Отдайте её мне. Я на ней женюсь. Очень прошу вас, умоляю, дайте её мне.

Он был неумолим. Казнь была приостановлена. После долгого обсуждения решили женщину не казнить – в исключительных случаях это разрешалось законом. Но в этом городе, даже целом во всей стране, такого никогда не было. Как раз там был и священник, он читал «Отче наш» и «Благословение». Итак, палач и смертница были обвенчаны. Так, под аплодисменты зрителей молодожёны рука об руку, сияя от радости, счастья и любви, покинули городскую площадь. Муж увёл невесту в свою хижину, где царил хаос и беспорядок. Там как раз очень нужны были женские руки. Невеста проворно навела там такой порядок, что запущенная берлога засияла чистотой.

Муж и жена редко выходили из дома. Но иногда их видели: сияя счастьем и любовью, ходили они рука об руку и не обращали внимания ни на кого. Люди же, удивляясь нежности палача, зорко следили за ними. Его можно было сравнить с тигром, который острыми, смертельно опасными зубами очень осторожно и нежно обращается со своими детёнышами: держа за шеи, при этом нисколько не повреждая, он их куда-то тащит. Это, действительно, так. Причина же этого чуда – любовь. В последний раз их видели вместе, когда жена палача была беременна. От этого влюблённая пара стала сиять ещё больше.

Вот и вся история, которую рассказывали очевидцы в трактирах и пивных. И окружающие, затаив дыхание, слушали с превеликим интересом. Это было заманчиво: ты что-то рассказываешь, а люди с большим интересом слушают тебя. Со временем даже те, кто об этом знал только понаслышке, сами стали рассказывать эту историю как очевидцы. Зато слушателей они уверяли, что всё это видели своими глазами. Вот так, передаваясь из уст в уста, это история дошла до нас.