Czytaj książkę: «Актуальные проблемы Европы №2 / 2015»

Сведения об авторах

Биткова Татьяна Георгиевна – кандидат филологических наук, старший научный сотрудник Института научной информации по общественным наукам РАН.

Bitkova T.G. – Senior researcher, INION RAS, Ph.D. (Philology). (tgbitkova@mail.ru)

Гордон Александр Владимирович – доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института научной информации по общественным наукам РАН.

Gordon A.V. – Principal researcher, INION RAS, Doctor of Historical sciences (Sc. D. in History). (gordon_alexandr@mail.ru)

Зоткин Андрей Алексеевич – кандидат социологических наук, ученый секретарь Института социологии НАН Украины.

Zotkin A.A. – Scientific Secretary of the Institute of sociology NASU (Ukraine), Ph.D. (Sociology). (and-zotkin@yandex.ru)

Канинская Галина Николаевна – доктор исторических наук, профессор Ярославского государственного университета им. П.Г. Демидова.

Kaninskaya G.N. – Professor, Yaroslavl’s State University after P.G. Demidov, Doctor of Historical sciences (Sc.D. in History). (kaninskg@mail.ru)

Кругликова Татьяна Вячеславовна – кандидат экономических наук, старший научный сотрудник Института научной информации по общественным наукам РАН.

Krouglikova T.V. – Senior researcher, INION RAS, Ph.D. (Economics). (global@inion.ru)

Лапина Наталия Юрьевна – доктор политических наук, главный научный сотрудник Института научной информации по общественным наукам РАН.

Lapina N. Yu. – Principal researcher, INION RAS, Doctor of political sciences (Sc.D. in Politics). (lapina_n@mail.ru)

Лыкошина Лариса Семеновна – доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института научной информации по общественным наукам РАН.

Lykoshina L.S. – Principal researcher, INION RAS, Doctor of historical sciences (Sc. D. in History). (lykoshina.lara@yandex.ru)

Орлов Борис Сергеевич – доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института научной информации по общественным наукам РАН.

Orlov B.S. – Principal researcher, INION RAS, Doctor of historical sciences (Sc. D. in History).

Черкасова Екатерина Геннадиевна – кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института мировой экономики и международных отношений РАН.

Cherkasova E.G. – Senior researcher, Institute of world economy and international relations RAS, Ph.D. (History). (katya_moscow@inbox.ru)

Черноморова Татьяна Васильевна – кандидат экономических наук, старший научный сотрудник Института научной информации по общественным наукам РАН.

Chernomorova T.V. – Senior researcher, INION RAS, Ph.D. (Economics). (global@inion.ru)

Щербакова Юлия Александровна – кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института научной информации по общественным наукам РАН.

Scherbakova Yu.A. – Senior researcher, INION RAS, Ph.D. (History). (juli.bak@mail.ru)

Введение

С окончанием холодной войны и идеологической конфронтации международные кризисы в общественных науках начали трактоваться в цивилизационных категориях. Отечественные геополитики с поразительной готовностью подхватили максиму заокеанского политолога о «столкновении цивилизаций». Не вдаваясь в подробности, отметим: Cэмюэл Хантингтон призывал к сплочению Европы и Северной Америки перед лицом остального мира (West – Rest). В России идея противостояния нашей стране недифференцированного Запада, всецело контролируемого США, получила широкую популярность.

Между тем наиболее острые конфликты происходят внутри классических цивилизаций, о чем болезненно напоминает мусульманский мир. Фундаменталистский терроризм – такой же «выкидыш» (Ш. Эйзенштадт) современного цивилизационного процесса, какими были национализм и империализм в Европе, приведшие к Первой мировой войне, и тоталитарные режимы, возникшие после ее окончания.

Стереотипы «Запад–Восток», «Европа–Азия» соответствовали ХIХ в. А что наблюдается сегодня? Мы хотели ответить на этот вопрос, поставив во главу угла взаимодействие России и Европы на символическом уровне. В центре внимания авторов издания – образ России, сформировавшийся в странах Европы, в частности, под влиянием украинского кризиса.

В международных кризисах пространство представлений стран и народов друг о друге напоминает минное поле, где угрозу таят накопившиеся за долгие годы стереотипы. Стереотипы имеют тенденцию складываться по принципу «кто не с нами, тот против нас». Противостоять этой «баррикадной» логике сложно, она представлена и в материалах предлагаемого читателю выпуска журнала.

Логика «баррикад» уходит в далекое прошлое, в традицию выстраивать идентичность социума, а затем и государства на основе противопоставления Другому (Другим). Притом социум-государство, запоздавшее, подобно России, с вступлением на международную арену, особенно чувствительно к восприятию себя и своих действий за рубежом. Из века в век это находило отражение в стереотипной классификации иностранных представлений о России: положительные – отрицательные, дружественные – враждебные, «русофилия» – «русофобия», а также в устойчивой тенденции сводить негативные отзывы к культурно-психологическим комплексам их авторов при упорном нежелании найти в них повод для самокритичного размышления.

Классический пример – восприятие заметок маркиза де Кюстина, посетившего Россию летом 1839 г. Уже в царствование Николая I возникла целая библиотека опровержений маркиза и, что характерно, – по-французски, для Запада. А для русского читателя действовало правило, сформулированное В.А. Жуковским: «Нападать надобно не на книгу, ибо в ней много и правды, но на Кюстина»¹. И дело не только в позиции правящих кругов. Кюстин, по выражению А.И. Герцена, «оскорбительно много видит»². Маркиз нанес удар по национальному самолюбию европеизированной русской элиты, ибо, как заметил еще предшественник Кюстина Жозеф де Местр, «русские лучше, чем кто-либо, видят собственные свои пороки, но менее всех других терпят указания на оные»³.

Подход Кюстина с его уничижительными оценками Другого – достаточно характерное явление для формировавшегося в Новое время самосознания Запада, как оно выражено в заметках европейских путешественников. Отдаленным предшественником маркиза можно считать Франсуа Бернье, записки которого о Могольской Индии стали каноническими для создания стереотипа «восточного деспотизма». В книге Кюстина о России особенности этой традиции выразились двояко. Сосредоточившись на критике самодержавного правления, маркиз присоединил к ней характеристику российского общества и культуры. Кроме прямолинейности обобщений бросается в глаза пренебрежение исторической динамикой. Признав Россию «полуазиатским» обществом, Кюстин полагал, что, сохраняя верность исконным традициям, она таковой и должна остаться.

Пафос книги очевиден – русским царям следует цивилизовать Азию и оставить претензии на гегемонию в Европе, заявленные после победы над Наполеоном. Материалы нашего издания свидетельствуют: в Европе остается немало последователей Кюстина, склонных маргинализовать Россию, вычеркнув ее из числа европейских стран.

А что думают по этому поводу в самой России? «Россия – европейская страна», – утверждала Екатерина II, и эту убежденность разделяли Карамзин и Пушкин. «Европеец» с гордостью назвали свой журнал братья Киреевские, «русским европейцем» именовал себя и Достоевский. Между тем сегодня на государственном уровне слышны заявления «Россия не Европа». Вперед выходят установки об особой цивилизации, мыслимой вне модернизационного процесса. Им сопутствует сакрализация прошлого, которая с энтузиазмом воспринимается национальным сознанием, мучительно переживающим распад Советского Союза. Оживший синдром «осажденной крепости» с исчерпывающей полнотой объясняет кризис в отношениях между Европой и Западом.

Цивилизационные особенности страны подменяются геополитическими соображениями, культурно-исторический анализ – озабоченностью статусом мировой державы. В цивилизационную характеристику включаются: мания пространства, стремящегося к расширению; военная мощь, обеспечивющая защиту от соперников/конкурентов; мессианский посыл, определяющий особое место России в мире, ее исключительность и самодостаточность.

В конечном счете подобные установки чаще всего предполагают особую роль государства, поглощающего и подменяющего собой общество. Исключительная, в том числе культуртрегерская, роль государcтвенной власти трактуется как некая изначальность и даже предначертанность. Но сулит ли успеху российской модернизации отстаивание архетипов власти, сформировавшихся в эпоху «просвещенного абсолютизма»⁴?

Игорь Стравинский писал в 1930-е годы, что Россия «стоит на перекрестке, напротив Европы, но повернувшись к ней спиной»⁵. Проблема выбора, которую композитор определял как «основную историческую проблему» России, вновь вырисовывается в начале XXI столетия, когда мир стал глобальным. Итак вопрос остается открытым: Россия вместе с Европой, Россия как Другая Европа в общем цивилизационном процессе или как нечто совершенно отличное?

Неготовность большей части отечественной элиты к выбору в пользу полноценной модернизации выразилась в обращении к советско-имперским образцам государственной политики. При этом Советский Союз истолковывается как «социалистическая империя», а империя Романовых – как братство народностей, сплоченных державной волей под скипетром русского царя. Переоценка имперского прошлого обрела отчетливый международный резонанс и, как показывают материалы выпуска, была настороженно воспринята европейским общественным мнением.

Негативный морально-политический фон в отношениях между Россией и Европой отразился, в свою очередь, на связях с ближайшими, «кровными» соседями. Прежде всего – с Украиной, для которой вопрос цивилизационного самоопределения «Европа» или «не Европа» встал еще более остро, обернулся духовным и политическим расколом страны.

Думается, что вопреки пропаганде в отечественных СМИ подлинным антагонистом России в Украине выступает отнюдь не военная организация Североатлантического договора. Дорога к вступлению в НАТО Украине была заказана еще при Викторе Ющенко и Юлии Тимошенко именно потому, что большинство жителей страны были настроены против членства в этой организации (см. статью А.А. Зоткина). Напротив, европейская ориентация, установка на интеграцию с ЕС пользовалась популярностью в различных частях страны задолго до Майдана, и эта ориентация имела свои культурно-цивилизационные основания. Соответственно, и в Европе не могли не учитывать подобные настроения.

Избегая всестороннего осмысления конфронтации с Европой, часть российской элиты склонна тешить себя теориями заговора. Чтобы отрешиться от них, мы попытались разобраться в том, что является раздражителем в европейском общественном мнении при оценке политики России в украинском вопросе. Усилиями большей части российских СМИ, и федеральных каналов ТВ преимущественно, создается впечатление, что весь мир понимает правомерность действий России, а если и не понимает, то исключительно из-за давления США, которые навязывают Европе и всему миру фальсифицированную версию событий.

Как ни парадоксально, отстаивая многополярность современного мира, множество отечественных экспертов в области международной политики упорно видят на мировой арене лишь одного игрока – Соединенные Штаты Америки. Материалы нашего издания свидетельствуют, что в странах Европы существуют собственные мотивы озабоченности.

Проблема российского самоопределения в отношениях с европейской цивилизацией неожиданно обернулась вопросом переопределения государственных границ России в Европе. Заявления о нарушении территориальных интересов России при распаде СССР получили широкий резонанс в отечественных СМИ. Тревожный эффект был умножен рассуждениями специалистов в области геополитики относительно того, что в истории нет незыблемых границ, что определение границ – вопрос соотношения сил и т.п.

Самое болезненное наследие распада СССР – проблема русской диаспоры в бывших союзных республиках, которая была интерпретирована как основание для вмешательства с целью защиты русскоязычного населения. При этом культурно-цивилизационная категория Русского мира была истолкована как геополитический принцип, в рамках которого вмешательство становится не только правом, но и обязанностью России. Подобная риторика в сочетании с присоединением Крыма и широкой общественной мобилизацией в поддержку сепаратистских настроений на юге и востоке Украины обеспокоила политические круги Европы, дав повод усомниться в том, что российское руководство признает существующие границы.

Большую роль играет исторический фактор. Увы, сова Минервы сама решает, когда лететь, и имеет тяготение к сумеречным временам. Озабоченность происходящим на Украине сильнее выражена у соседей бывшей Российской империи и особенно у тех стран, которые входили в ее состав. Красноречиво сопоставление материалов по Чехии (автор – Ю.А. Щербакова) и Польше (автор – Л.С. Лыкошина). Безусловно, на берегах Вислы негативный фон преобладает значительно резче, чем на берегах Влтавы.

Если для Чехии подавление Пражской весны и оккупация страны войсками Варшавского договора в 1968 г. остается в исторической памяти народа трагическим эпизодом, воздействие которого на восприятие текущих событий выглядит все же ограниченным, то для Польши вся история отношений с Россией буквально кровоточит памятью о разделах территории страны и подавлении восстаний за независимое существование. И стоит ли спорить с историей, если, несмотря на кровавые перипетии отношений с Украиной, общественное мнение бывшей Речи Посполитой разделяет убеждение: «Суверенитет Украины – это безопасность Польши». Не из этого ли вытекает жесткая внешнеполитическая линия польского руководства, заявляющего, что в современной Европе Польша – наиболее «проатлантически настроенная страна»?⁶.

На западе Европы отношение к украинскому кризису выглядит более дистанцированным. Но и здесь немало болевых точек. Страна Басков и Каталония для Испании (см. статью Е.Г. Черкасовой), Корсика для Франции, Север и Венеция для Италии, Фландрия для Бельгии – все эти проблемные территории будоражат европейское общественное мнение, когда оно получает известия о подъеме сепаратизма на юго-востоке Украины, переросшем в гражданскую войну с участием российских добровольцев. Далеко не везде могут надеяться на мирное и демократическое решение проблем автономных образований по примеру Великобритании.

Особое напряжение вызывает проблема территориальной целостности Украины. В Европе сохраняется память об аншлюсах Третьего рейха и о капитулянтстве европейских лидеров (так называемая Мюнхенская сделка 1938 г.), когда мир – недолговечный – с нацистской Германией был куплен ценой согласия Франции и Великобритании на расчленение Чехословакии. Помнят об этом в самой Чехии, помнят и в ФРГ, где не ослабевает борьба с ревизией нацистского прошлого (статья Б.С. Орлова).

Во Франции, как показано в статье Н.Ю.Лапиной, в связи с политикой России в украинском вопросе происходит новое размежевание политических сил, приходящее на смену традиционному делению на «левых» и «правых». Парадоксальным во многих отношениях выглядит полное одобрение действий России на самом правом фланге политического спектра. Официальная позиция Российской Федерации подчеркивает стремление к искоренению проявлений фашизма и напоминает о зловещей роли, которую сыграли коллаборационисты в различных странах Европы. Эта позиция находит отклик у части французской общественности, осуждающей государственный переворот в Киеве и проявления национал-экстремизма на территории Украины. Национальный фронт далек от либеральных кругов. Его обращение к «традиционным христианским ценностям» – реминисценция идей «национальной революции» маршала Петена, и не случайно партия вызывает у французов ассоциацию с режимом Виши. Тем не менее в настоящее время популярность крайне правых растет, поскольку их риторика направлена против «засилия» мигрантов, укоренения ислама во Франции, а также против европейской интеграции.

Последнее требует пояснения. Франция – один из учредителей и оплотов Европейского союза. Вместе с тем политика форсированного расширения ЕС на восток не вызывает одобрения у значительной части французского общества. Украинский кризис стал для Франции, как и для других членов ЕС, катализатором противостояния глобалистов и антиглобалистов, европеистов и евроскептиков. Пятая республика переживает далеко не лучший период своей истории. Экономика страны находится в стагнации, растет безработица, молодые, талантливые и хорошо образованные французы уезжают за границу, в первую очередь в США. Общественные настроения отягощены «деклинизмом» (от французского déclin – упадок), представлениями о политической и моральной деградации страны и снижении ее статуса в Европе и мире. Многие связывают эти негативные явления с глобализаций, гегемоний США и европейской интеграцией. Усиливается антиамериканизм. Ширятся ряды «суверенистов», озабоченных ослаблением национального суверенитета в рамках Европейского союза, диктатом наднациональных органов, контролем бюрократии Брюсселя (во французском языке появился новый термин – «eurobureaucratie» – евробюрократия). Традиционалисты оплакивают утрату национальной идентичности. Все эти силы представляют среду для благожелательного восприятия России.

Позиция политических кругов и прессы европейских стран в отношении текущих событий во многом предопределена тем образом России, что складывался в последнее десятилетие. Особенно это характерно для Великобритании (статьи Т.В. Черноморовой и Г.Н. Канинской). Британия – страна прецедентного права, и, видимо, поэтому большое значение здесь уделяется юридическим коллизиям, в которых преобладающая часть британского общества усматривает наглядное проявление негативных черт российского государственного порядка. «Дело Ходорковского» представляется примером нарушения законности и произвола органов власти, а «дело Литвиненко» используется для воскрешения памяти об активности советской разведки в годы холодной войны.

В материалах издания представлена позиция и тех кругов в европейских странах, которые хотели бы возврата к холодной войне. «Забудьте о “злом” Путине: мы сами – кровожадные разжигатели войны», – под таким заголовком британский журналист П. Хитченс опубликовал статью во влиятельной консервативной газете «Daily Mail»⁷. Автор пишет: у него складывается ощущение, что его окружают люди, которые хотят воевать. Он связывает это со сменой поколений: молодым война представляется развлечением, а те, кто помнит настоящую войну, уходят из жизни.

Но в целом можно говорить о явном нежелании европейской общественности, чтобы континент вновь погрузился в эру противостояния, при котором шаткое мирное сосуществование обеспечивается за счет взаимного устрашения. Для многих доброй вестью прозвучали слова канцлера ФРГ Ангелы Меркель, – а влияние Германии на позицию Европейского союза вряд ли можно недооценить – что она будет противодействовать образованию новых разделительных линий в Европе. Госпожу канцлера легко понять. Экономическая мощь ФРГ и ее возросшее влияние в Европе и мире основаны на развитии сотрудничества с Россией, начало которому было положено согласием советского руководства на объединение страны.

Позитивно было воспринято и посещение российской столицы президентом Франции Франсуа Олландом, который стал первым европейским лидером, нанесшим визит в Москву с начала украинских событий. Оптимистично прозвучали слова французского президента, что Франция и Россия должны вместе противодействовать «возведению новых стен».

Позиции Меркель и Олланда приобретают особое значение, поскольку именно ФРГ и Франция являются важнейшими европейскими партнерами России на переговорах по урегулированию украинского кризиса. В той или иной мере мотивы ФРГ и Франции разделяют в Италии и Испании, Норвегии и Финляндии, Чехии и Словакии. И даже в Великобритании, руководство которой критически относится к лидирующей роли Германии в Европейском союзе и к самому ЕС, не забывают о заинтересованности Сити в притоке капиталов из России.

Новый политический феномен – открытое и непосредственное вмешательство во внешнюю политику крупного капитала. Выступая за сохранение и развитие взаимовыгодного экономического сотрудничества, европейское бизнес-сообщество, в первую очередь в таких странах, как Франция и Германия, у которых сложились тесные партнерские отношения с Россией, настроено против экономических санкций. В них европейские предприниматели видят очевидную угрозу для национальных экономик.

Консенсус в Европейском союзе в отношении государственного суверенитета и территориальной целостности Украины очевиден. На этом и основано введение санкций против банковского и других секторов российской экономики. Однако вопреки желаниям воинственно настроенных кругов Европы военной помощи Украине оказано не было.

Сколь долговременным может быть применение режима санкций? Мир стал глобальным, такова реальность. А это означает – и это тоже преобладающее в Европе мнение, – что, в отличие от времен холодной войны, изоляция страны с такими огромными природными ресурсами и необъятным рынком, как Россия, наносит серьезный ущерб всей мировой экономике, и в первую очередь ее партнерам из ЕС.

Действуют и другие соображения. Часть политических и общественных деятелей, хорошо знающих недавнюю историю России и ее относительно отдаленное прошлое, опасаются, что изоляция страны может привести к нарастанию антидемократических тенденций. А реакционность во внутренней политике может отозваться, как они понимают, непредсказуемостью в политике внешней. Не только из-за симпатий к народу России, но и заботясь о благополучии своих стран, эта часть политических аналитиков выступает против международной изоляции России. Такая позиция находит заметную поддержку в европейском обществе. Еще жив в памяти страх перед вторжением советских танков, и освобождение от этого кошмара после крушения Берлинской стены высоко ценится в Европе.

За прошедшие два с лишним десятилетия миллионы россиян побывали в странах Европы, десятки тысяч соотечественников работают в Европе. Значение межличностных контактов тоже следует отнести к позитивным факторам. Прекращение человеческого общения на уровне повседневной реальности неизменно совпадало с периодами внешнеполитической напряженности и внутриполитической реакции и самым неблагоприятным образом отражалось на восприятии России в Европе.

Знаменательное и многообещающее обстоятельство: режим санкций не распространился на область культуры, и в частности на физическую культуру и спорт. Развитие спортивных связей продолжается в регулярном формате. После успешно проведенной Сочинской олимпиады спортсмены разных стран готовятся к чемпионату мира по футболу, который должен состояться в России в 2018 г.

Культура в самом широком смысле слова остается той сферой, которая отчетливо «маркирует» Россию как великую европейскую державу. Несмотря на подозрительность в отношении некоторых активистов движения «Крымнаш», не они определяют восприятие русской культуры в Европе. Культурный образ России складывался веками. Это тот золотой запас, который при всех режимах и перипетиях международных отношений оставался залогом сохранения цивилизационного родства России с другими странами Европы. К сожалению, и в культурной сфере наблюдаются тревожные тенденции. 2015 год должен был стать годом Польши в России. Однако польское правительство отменило официально запланированные мероприятия, что впрочем не помешало проведению других польско-российских встреч, включая юбилейную конференцию, посвященную 200-летию со дня рождения М.А. Бакунина во Вроцлаве.

Устремления авторов журнального выпуска направлены к тому, чтобы уйти от подсчета голосов «за» и «против». Выясняется, что далеко не все политические деятели, СМИ и представители экспертного сообщества в Европе придерживаются логики «баррикад». Негативному отношению к государственной политике России в украинском вопросе (действия в Крыму и на Донбассе) сопутствует надежда на развитие связей с Россией в долгосрочной перспективе. Откровенные и неисправимые «русофобы» остаются в меньшинстве. Чаще встречается нюансированная позиция, соединяющая все аспекты отношения к Другому.

Солидаризуясь с общим курсом ЕС, некоторые европейские политики (красноречивый пример – чешские лидеры) резко критикуют новые украинские власти. Аналитики и общественные деятели обращают внимание на культурно-историческую и экономическую неоднородность Украины, отмечают обоснованность опасений в Донбассе относительно игнорирования региональных интересов, скорбят об «одесской трагедии». Они с пониманием относятся к призывам российского руководства к федерализации Украинского государства и уважению прав русскоязычного населения на востоке страны.

Нередко «за» и «против» уживаются в позиции одних и тех же людей, как рельефно показано в статье Т.Г. Битковой. Подобная нюансированность побуждает не спешить с «окончательным диагнозом» в оценках стран, СМИ, политических и общественных деятелей. Не подводя окончательного итога, более того, считая недопустимым превращать оценки сложившейся конъюнктуры в культурно-исторические закономерности, редакционная коллегия выражает надежду, что материалы этого выпуска, как и предшествовавшего ему тематического страноведческого сборника⁸, будут способствовать лучшему пониманию в России отношения к нашей стране за рубежом.

Восприятие Другого всегда есть межкультурное взаимодействие, в нем неизбежно присутствуют две стороны, познающие друг друга и самих себя. Это творческий процесс, а не «перечень взаимных болей, бед и обид». В диалоге различных культур не опасно, утверждает классик современной французской социологии Ален Турен, когда стороны «с трудом понимают друг друга». Важно стремление к взаимопониманию, «стремление к дискуссии, открытости, обновлению»⁹.

А.В. Гордон