Czytaj książkę: «Золото Дункеля»

Czcionka:

Сайт издательства www.veche.ru

Глава 1

Ранним сентябрьским утром Григорий Михайлович Круглов – командир второго эскадрона кавалерийского дивизиона 29-й стрелковой дивизии – стоял на разбитой Гражданской войной улице освобожденного в середине лета города N. Еще вчера, трясясь в прогнившей насквозь теплушке, он мысленно клял все на свете: отправить его, боевого командира, в тыл, да еще в самый разгар наступления – это казалось ему верхом бессмыслицы, чуть ли не вредительством! Однако, сойдя на знакомый перрон изрешеченного пулями вокзала, он неожиданно приободрился. То ли от воспоминаний о недавних боях за город, то ли от гордости, что именно его, Григория Круглова, эскадрон первым ворвался на изрыгающие сонмы свинца и стали улицы, то ли от внезапно рассеявшегося над ним неба и сверкнувших лучей осеннего солнца – только на душе комэска, словно после трудной, но хорошо сделанной работы, стало светло и покойно. «Ничего, повоюем еще, матросы-папиросы!» – ухмыльнулся он, глубоко, всей грудью вдохнул свежий воздух, повел ладонью по густым черным усам и, забросив на плечо вещмешок, уверенно зашагал к выходу. Спрашивать дорогу ему было незачем – и воевал здесь, да и бывал раньше, еще до революции, так что хорошо знал улицу, на которой, как ему объяснили в штабе дивизии, разместилось губернское Чека: туда он и должен был явиться по прибытии.

Круглов шагал бодро, широко. Мерно бились о голенища истоптанных сапог длинные полы видавшей виды шинели; натертые о конские бока шпоры, точно такты парадного марша, звонко отбивали по мостовой каждый размашистый шаг, и шашка на левом боку приятно холодила придерживающую ее руку. Он на ходу рассматривал дома – серые, мрачные, подчас до основания разрушенные, пытался понять, живет ли в них кто еще или нет и, удивляясь пустынности некогда шумного города, проходил дальше.

Но постепенно, казалось, вымерший город стал оживать. В узких проулках, словно тени, замелькали первые прохожие; навстречу, обойдя его по сторонам, прошлепали двое рабочих, незлобно перебрасываясь матерными фразами; впереди, слева, из подъезда обшарпанного дома, вышла старушка в выцветшем платке и темном, в заплатах сюртуке, волоча за собой набитый чем-то мешок… Отдышавшись, она попыталась забросить мешок на спину, но не сумела. Круглов, не сбавляя шага, перешел улицу, приблизился и на ходу закинул ношу на дряхлые плечи. Старуха от неожиданности крякнула и беззубо прошепелявила:

– Дай бог здоровья, шынок!

– И тебе не хворать, мамаша! – не оборачиваясь, бросил Круглов.

Потом по мостовой, гремя, протащились одна за другой две повозки, запряженные заезженными, ужасно похожими друг на друга клячами. Возничий первой из них – сморщенный старичок в фуфайке, – хлестнул клячу вожжами и смачно, с удовольствием выругался.

Неожиданно, сквозь грохот колес прорвались разухабистые аккорды гармошки. Круглов остановился, прислушался, затем залихватски поправил ручищей крохотную фуражку с коротким козырьком и красной звездой на околыше и решительно свернул в ближайший проулок – хоть и не по пути, да весело!

Одноногий, в солдатской гимнастерке музыкант сидел невдалеке, на крыльце, морща на солнышке и без того мятое от похмелья лицо, и размашисто терзал мехи потертой гармошки. Завидя красноармейца, он весело подмигнул ему и вдруг заглушил собственную музыку разухабистой частушкой:

Эх ты, цветик мой,
Цветик маковый,
Ты скорей, Колчак,
Отколчакивай…

Круглов заулыбался, сверкнув двумя рядами крепких зубов, и, не останавливаясь, кивнул одноногому:

– Матросы-папиросы! Граждан разбудишь, сатана!

Гармонист, не переставая наигрывать, прокричал в ответ:

– А нехай встають, мать их в дышло! Неча бока мять!

– Ну-ну, – засмеялся комэска, удаляясь под звуки пьяной гармошки.

Здание бывшего путевого дворца Круглов узнал сразу. Несмотря на обветшалый фасад, в ряду ютящихся рядом одноэтажных домов он выделялся своими трехъярусными размерами и пятью квадратными колоннами у парадного подъезда. Между колоннами, у входа, высилась фигура молоденького постового в кожаной, истертой до белизны тужурке, туго перетянутой солдатским ремнем. На голове топорщилась выцветшая армейская фуражка; на бедре, словно прилипшая, пузырилась кобура нагана.

Постовой вопросительно поднял голову, когда проходящий мимо военный неожиданно свернул в тень колонн.

– Куда? – недовольно буркнул он, загораживая проход.

Круглов приблизился:

– Губчека?

– Хотя бы и так, – не опуская головы, протянул парень, словно давая понять, что это не место для праздного любопытства.

– Мне к товарищу Брюсу. Вот бумага.

Круглов вытащил из внутреннего кармана шинели листок и, развернув, протянул охраннику. Тот поднес документ к глазам, медленно, по слогам, прочел содержимое, затем внимательно посмотрел на комэска:

– Документы есть?

Круглов протянул еще одну бумагу. Парень вновь прочел все, что было написано в ней, важно свернул листки и вернул хозяину:

– Проходи, товарищ Круглов! Товарищ Брюс на втором этаже, третья дверь слева.

В приемной начальника отдела Губчека, за широким дубовым столом, склонившись, сидел краснощекий юноша в старенькой, но аккуратно выглаженной гимнастерке. Когда Круглов вошел, парень, тряхнув русым чубом, поднял голову. Комэска поразило его лицо – по-юношески красивое, приятное и в то же время до чрезвычайности непроницаемое и не по летам серьезное, почти каменное. Круглов даже почувствовал легкое замешательство, когда из-под этой маски вдруг сверкнули живые глаза и пронзили его изучающим взглядом серых глаз.

– Вы к кому, товарищ? – пробасил хрипловатый голос, никак не соответствующий юной наружности парня. Круглов быстро пришел в себя, крякнул и, злясь на свою минутную слабость, громко объявил:

– К товарищу Брюсу. Вот телеграмма и удостоверение. Меня вызвали с фронта.

Парень, мельком взглянув на протянутые бумаги, коротко, словно допрашивая, прохрипел:

– Круглов Григорий Михайлович?

– Он самый…

Парень с минуту разглядывал посетителя и уже мягче, но по-прежнему протокольно объявил:

– Товарищ Брюс на совещании. Раздевайтесь и подождите. Совещание закончится с минуты на минуту.

Круглов огляделся, нашел позади себя, в углу, вешалку и, скинув с плеча мешок, разделся. Подпоясал шашку, повернулся и вопросительно посмотрел на парня – что дальше?

– Присаживайтесь. Вас скоро примут, – сухо сказал парень, кивнул на стул и вновь склонился над столом.

Прошло пятнадцать минут. Непривычная для боевого командира кабинетная тишина стала раздражать. Вновь поползли мысли, которые не давали покоя в теплушке: «На черта вызвали? Скоро Тагил брать, а эти в тылу…» Круглова даже передернуло. Он недобро посмотрел на неразговорчивого секретаря.

– Скажи, пожалуйста, и по какому же делу меня с фронта вытащили? – не выдержав, спросил он с досадой.

– Вам все объяснят! – не поднимая головы, отрезал парень.

«Вот сволочь! – выругался про себя Круглов. – Какой же ты чекист? Крыса кабинетная, а не чекист! Попался бы мне на передовой…»

Но додумать, что бы он сделал с ним на передовой, не успел: дверь распахнулась, и в приемную, сверкнув круглыми очками, ворвался невысокого роста мужчина в ладно скроенном френче, быстро прошел, скрипя сапогами, к столу и протянул папку выросшему перед ним во весь рост помощнику:

– Документы разобрать по важности…

Затем, словно что-то вспомнив, вновь взял папку в руки, быстро вынул из нее несколько листков:

– Эти разослать Петрову и Костенко немедленно. Кстати, Костенко звонил?

Он снизу вверх посмотрел на подчиненного.

– Нет еще, Генрих Иванович…

– Свяжись с ним. Пока все.

Парень показал на Круглова глазами:

– Генрих Иванович, к вам товарищ с фронта. Круглов Григорий Михайлович. По вашему распоряжению.

Мужчина повернулся, быстро взглянул на поднявшегося комэска и, пройдя к нему, протянул руку:

– Здравствуйте, товарищ Круглов! Очень кстати. Как доехали?

– Ничего, доехал, – выдавил, пожимая руку, Круглов.

– Я начальник особого отдела губернского Чека – Брюс Генрих Иванович. С вами я уже заочно знаком. – Он взял Круглова под локоток. – Прошу в кабинет, Григорий Михайлович, есть важный разговор…

Брюс пропустил посетителя вперед и, пройдя следом, прикрыл за собой дверь.

– Присаживайтесь! – указал он Круглову на стул за приставным столиком. – Буквально одну минуту…

Брюс прошел к своему столу, торопливо сделал карандашом запись в тетради и, вернувшись, сел напротив. Поправил привычным движением очки, помолчал и неожиданно спросил:

– Значит, воюете в 29-й дивизии, Григорий Михайлович?

Круглов осторожно, пытаясь понять, о чем пойдет речь, кивнул.

– Как идут дела на фронте? Наступаете?

Григорий прокашлялся и неуверенно подтвердил:

– Наступаем… Самая горячая пора… А я здесь…

Брюс улыбнулся:

– Понимаю. Если пора горячая, не будем терять время. У нас к вам будет важное поручение, Григорий Михайлович. Задание Республики, так сказать, ибо оно касается интересов всего нашего молодого рабоче-крестьянского государства. – Он внимательно посмотрел на Круглова поверх очков и сделал ударение: – Не меньше!

У Григорий Михайловича засосало под лодыжкой. Он непроизвольно выпрямился.

– Введу в курс дела. При освобождении этого города к нам попали кое-какие бумаги из штаба генерала Эскина, командира Сибирской дивизии Колчака. Среди них обнаружен любопытный документ – личное поручение адмирала обеспечить Эскину проход некой группы к войскам генерала Миллера. Руководитель группы должен был представиться лично. Как известно, соединение на севере с англичанами и Миллером было важным стратегическим замыслом Верховного правителя России… В документе коротко изложена и цель миссии – сопроводить к англичанам двух важных персон. Есть информация, что с ними особый груз – ящики с драгоценностями – и что возглавляет группу отъявленный негодяй – некий штабс-капитан контрразведки Дункель.

Брюс сделал паузу, затем многозначительно спросил:

– Вы понимаете всю важность вопроса?

– Понимаю, – поспешно кивнул Круглов.

Брюс помолчал.

– Теперь по сути. Дункеля надо найти. К сожалению, не совсем понятно, о каких особах идет речь. Неясно также, каково происхождение груза и в скольких ящиках оно перевозится. По информации – две подводы. – Брюс постучал пальцами по столу, размышляя. – Что касается особ, они, вероятно, из близкого окружения Колчака, возможно, связные для координирования совместных действий с Миллером. Относительно же груза имеется несколько версий. Либо это личные ценности упомянутых важных персон, удостоенных заботой адмирала, либо награбленное добро самого Колчака, которое он пытается вывести за границу, либо…

Брюс замолчал, что-то обдумывая.

– Либо что? – переспросил Круглов.

– Либо часть золотого запаса Российской империи, попавшего, как известно, в руки Верховного… Так сказать, плата за услуги…

– Ух ты! – вырвалось у Круглова.

– Вот вам и «ух ты»! – Брюс вновь пробарабанил пальцами по крышке стола.

Они помолчали.

– А чем же я… – начал было Круглов, но чекист перебил.

– Чем можете помочь вы? Скажу. Но прежде о том, как развивались события с грузом. Мы знаем, что планы Колчака соединиться с Миллером и англичанами провалились. Красная армия стремительно перешла в наступление по всему Восточному фронту. И войска настолько быстро раскололи на этом участке оборону белых, что штабс-капитан не только не пробился к Миллеру, но даже не успел уйти с отступающими частями на восток – бежал с отрядом на север, в тайгу…

– В тайгу? – Круглов удивленно поднял брови. – Откуда известно?

– Откуда известно? – Брюс усмехнулся. – Ваши земляки и сообщили… С неделю назад Дункель с отрядом объявился в районе промысловой деревни Глуховка. Вот местный председатель совета и прислал человека. Вы же сами из Глуховки?

– Да… – произнес Круглов, внезапно почувствовав сухость во рту.

– Значит, должны его знать – Федор Остапов.

– Знаю, с отцом моим охотился…

– И вы, я полагаю, охотник?

– Все там охотники.

– Такой вот нам и нужен – местный, охотник, хорошо знающий тайгу… И человек вы наш: красный командир, преданный революции – лучшего для этого дела не найти. В общем, выбор пал на вас, Григорий Михайлович! Возглавите отряд чекистов. Много людей дать не сможем – человек пятнадцать. Но люди все проверенные. Ваша задача – найти Дункеля и вернуть пролетарскому государству его достояние. Понятно?

От неожиданности Круглов начал вставать.

– Сидите, – предупредил его взмахом руки чекист. – Не на плацу…

Круглов сел и твердо произнес:

– Понятно, товарищ Брюс! – И, словно самому себе, негромко добавил: – Как не понять…

Брюс посмотрел на Круглова:

– Еще не все… Задача не простая. Вполне возможно, что груз Дункелем уже припрятан. Трудно представить, что он станет рассекать по деревням с таким добром. Наверняка припрятал. В этом случае, клад вы должны найти. Без самого Дункеля сделать это, конечно, трудно. Вот и выходит, что вы с отрядом в пятнадцать человек должны этого штабс-капитана достать хоть из-под земли! Но сколько у него людей – сказать трудно. Надеюсь, не пятьдесят… Хотя ваш земляк утверждает, что около десятка. Дай бог, чтобы он не ошибся…

Брюс помолчал.

– Дело в том, что в Глуховке Дункель остановился у некоего Чалого. Знаете такого?

– Как не знать, матросы-папиросы! Управляющим был у пушного заводчика нашего, Кравцова. Сволочь та еще! И люди у него – сущие собаки!

– Вот-вот. Не исключено, что этот Чалый со своими людьми встал на его сторону. Тогда ваши силы неравны заведомо… Все ли вам понятно, товарищ Круглов? – Их глаза встретились. – В вас я уверен. Не теряйте ни минуты – все необходимое уже готово. Сегодня сбор, завтра с утра – в дорогу. Спецвагоном доедете до станции К., оттуда по узкоколейке до лесопильни. В общем, сами знаете… И еще…

Брюс снял очки, подышал на линзы и неторопливо протер платком.

– Говорить излишне, но тем ни менее… Знаю, на родине вы давно не были. Поэтому просьба: по прибытии в поселок на земляков слишком не отвлекайтесь. Дункель ждать не будет. Прежде всего – дело! Расспросите жителей, свидетелей, оцените обстановку и действуйте! Наверняка кто-то стал проводником, наверняка охотники знают, куда Дункель мог уйти, и так далее.

Брюс встал. За ним поднялся Круглов.

– Все остальное вам доведет Павел Калюжный. С ним вы познакомились в приемной. Кстати, в отряде он будет вашим заместителем. Парень надежный: хоть из студентов, но революционер, можно сказать, со стажем… Кстати, благодаря его усилиям мы и получили бумаги Эскина. Ну, будьте здоровы!

Круглов с чувством пожал протянутую руку:

– Спасибо за доверие, товарищ Брюс!

– Ну и силище! – усмехнулся чекист, освобождая ладонь. – С такими руками и на медведя не страшно!

– Ходили, товарищ Брюс! – Лицо Круглова вдруг стало серьезным. – Только сейчас эти руки будут душить врага…

– Ну-ну, – улыбнулся Брюс.

Глава 2

Моторка, мчавшаяся вверх по течению неширокой таежной речки, внезапно сбросила ход, проскользила по набегавшей воде еще метров двадцать, развернулась в сторону правого берега и, плавно, тихо урча мотором, прошла к узкому пятачку пологого схода к реке; вдоль днища, от носа до середины решетчатого настила, мягко прошуршал песок – набежав на берег, лодка замерла. Трошка, то есть Трофим Звонарев – коренастый, в фуфайке, лет двадцати светловолосый парень с ямочками на щеках, – заглушил мотор и, шмыгнув носом, весело кивнул сидящему впереди, рядом с девушкой, пассажиру:

– Приехали, Пашка! Это Гнилуха и есть. Лови – не хочу! Рыбы – навалом!

Павел – высокий худощавый юноша, на вид лет на пять постарше своего приятеля, в стеганой пятнистой куртке и той же расцветки бейсболке, – осторожно, стараясь не раскачивать лодку, поднялся со своего места и обернулся в сторону леса; оказавшись глазами чуть выше уровня нависавшего берега, он восторженно было оглядел широкую, вытянувшуюся вдоль опушки поляну, покрытую рослой, уже желтеющей травой, но тут же отчего-то помрачнел, перевел взгляд на усмехающегося кормчего: молодое красивое лицо Павла, которому темная двухдневная щетина лишь придавала изящный мужественный вид, теперь выражало недоумение – ничего особенного в этой мирной, спокойной картине таежной природы не было…

Два дня подряд Трофим возбуждал его воображение рассказами о загадочном месте у таежной речки – пустынном, диком, богатом зверьем и с хорошей рыбалкой, но слывшем средь охотников дурным и темным из-за происходивших на ней странных, а порой и трагических случаев. Павла же всегда тянуло к загадочному и необычному… Особенно к тайге, к таежным приключениям. И виной тому, вероятно, рассказы дожившей до девяностолетия прабабки, в молодости вдоволь побродившей по таежным дебрям; и, видимо, оттого, едва женившись на Даше Звонаревой – старшей сестре сидящего позади лихого кормчего, – он страстно желал приехать к ее родным, в таежную Глуховку… А тут шурин со своим таинственным притоком… Но ничего необычного здесь не было…

Он еще раз оглядел поляну, всмотрелся в темнеющий вокруг лес, зеленый мыс справа, из-за которого шумно выбегала таежная речка, и вновь с сомнением посмотрел на парня:

– Неужели та самая Гнилуха?

– Она и есть.

– И рыбы много?

– Уйма! – провел тот ладонью по шее. – Хариуса – тьма! Сам увидишь. Через полчаса – ведро, не меньше…

– Значит, здесь и ловят?

– Не-е, – протянул парень. – Говорю же, наши мужики эти места не любят… Ну что… выгружаемся?

Даша в толстой спортивной куртке, как и брат белокурая, круглолицая, с милыми ямочками на щеках, подняла на мужа ясные голубые глаза; ее носик сморщился:

– Выгружаемся? Ты первый…

Павел, качнув лодку, спрыгнул на песок:

– Давай руку…

Он помог жене сойти, она огляделась:

– День-то, теплый какой!

– Денек что надо, – подал голос Трошка, опускаясь в воду. – На заказ! В нашем октябре не часто бывает… Будьте там, я стану подавать вещи…

Действительно, стояла тихая ясная погода. Над макушками могучих кедров, частоколом выстроившихся на противоположном берегу речки, светило солнце – мягкое, теплое, приветливое; поляна, словно замысловатый ковер, пестрела под его лучами яркими пятнами уже выцветшей травы. И тишина, вдруг навалившаяся после многочасового стрекота мотора – таинственная, до звона в ушах…

Даша улыбнулась:

– Хорошо-то как!

– Нравится? – засмеялся парень, подмигивая Павлу. – Ну и ладно… Сносите мешки подальше, на поляну…

На разбивку лагеря ушло около часа. Когда палатка была поставлена, вещи уложены, а у выкопанной под кострище ямы выросла кладка нарубленных Трофимом дров, все, не сговариваясь, расселись у вбитых в землю рогатин. Трофим не спеша чиркнул спичкой, поднес к неизвестно когда скрученной цигарке и, затянувшись, выпустил изо рта клубок сизого дыма.

– Ты что же – часто куришь? – покосившись, спросил Павел.

– Не, нечасто, – самодовольно оскалился парень. – Так, в охотку…

– А я так и не начал…

– И не надо! – сказала Даша.

Павел повел носом:

– Что-то крепкое…

– Самосад батин. Другим не накуриваюсь…

Павел с любопытством поглядел на шурина – веселого, неунывающего парня, внешне похожего на Дашу, и, разглядывая его важное, сосредоточенное лицо, дымящуюся на краю рта самокрутку, на лихо заброшенную на затылок кепку и пышущую жаром грудь, виднеющуюся из-под распахнутой фуфайки, невольно улыбнулся. Трофим словно почувствовал на себе взгляд, покосился и неизвестно для чего спросил уже в десятый раз:

– Значит, как расписались, так сразу сюда?

Молодожены весело переглянулись.

– Значит, сюда, – усмехнулся Павел.

– Медовый месяц, значит…

– Что-то вроде того…

– И оба, получается, на ученых учитесь?

Даша засмеялась:

– Не знаешь, что ли, – в аспирантуре…

– Только на разных факультетах, – добавил Павел. – Я на историческом, Дарюха – биологическом…

– Во как! – уважительно протянул парень. – А мы вот все здесь, в тайге…

Он затянулся и, выдыхая дымок, оглядел поляну.

– А все ж красиво у нас… Скажи?

– Красиво, – согласился Павел, вслед за ним оглядываясь вокруг.

– И девки у нас самые лучшие! Это ты правильно сделал, что на Дашке женился! – Он весело подмигнул сестре, и та, склонившись к плечу мужа, просияла:

– Конечно, правильно!

Павел коснулся губами волос жены и, улыбаясь, спросил:

– Отчего ж ваши не любят это место?

– Гнилуху-то? А пес его знает… Гнилуха, она и есть Гнилуха… Место гнилое…

– Я и не была здесь. – Даша повела глазами по реке, поляне, взглянула на темнеющий вдоль него лес. – Хорошо вроде…

Трошка пожал плечами:

– Разное говорят… Было, что и люди пропадали. Пойдут на Гнилуху – и как в омут!

– Как это? – насторожилась Даша. – Впервые слышу.

Трофим не спеша сделал еще несколько затяжек, выпустил дым в сторону и, откинув окурок, насмешливо посмотрел на сестру:

– Ты что же – забоялась? Не бойсь! Это так говорят только. При мне ничего такого не было… Да и ты, говоришь, не слыхала…

Он помолчал.

– Правда… кто бы ни пришел сюда – порыбалить, к примеру, или пострелять – обязательно что-то да и произойдет. То снасти пропадут, то зверь какой напугает – волк там какой, медведь… То завоет кто… Гнилое место, одним словом…

Он сплюнул.

Даша настороженно взглянула на мужа:

– Может…

– Может, что? – усмехнулся Павел. – Вернуться?

Даша кивнула. Глядевший на них Трофим улыбнулся:

– Так ведь со мной ничего не было! Говорят только так. Да и рыбы здесь – море! Места нетронутые… А то смотрите, можно и другие найти…

Павел тихо обнял сидевшую рядом жену:

– Трофим у нас заговоренный, с ним ничего не случается…

Даша улыбнулась:

– Уж это да!

Трофим самодовольно хмыкнул и поднялся.

– Ладно, молодожены, разговоры разговорами, а темнеет скоро. Надо бы и рыбки к ужину набредить. Айда, Пашка, сеть таскать! – Он молодецки передернул плечами, вытянул руки ладонями вперед и громко хрустнул суставами. – Засиделись уже…

Повернулся и небрежно зашагал к лодке. Павел встал и, наклонившись к жене, нежно поцеловал в лоб.

– Ну, я пойду. Надо Трошке помочь…

Даша отвела взгляд на реку:

– Студеная, наверное. Не замерзнете?

– Мы ж недолго. Сама слышала – через полчаса – ведро… – Павел потрепал светлую челку жены.

Шурин, кряхтя, уже натягивал старый, видавший виды резиновый комбинезон.

Вскоре, растянув сеть, они один за другим вошли в зашумевшую под ними воду. Осторожно дошли до стремнины, развернулись, стали медленно двигаться против течения, все более и более заводя левый конец бредня в сторону берега.

– Заходи, заходи, – негромко командовал Трошка. – Да, не боись, здесь не глыбоко!

– Вправо, что ли? – фыркал Павел.

– А то куда же! Вот… вот… И не мути слишком. Вот так… И к берегу… Идем… идем…

Возня парней привлекла внимание Даши. Она прошла к полого спускавшемуся к воде пляжу и стала с любопытством наблюдать. От вида копошащихся в реке рыбаков она, натянув воротник куртки на подбородок, непроизвольно поежилась и прошла к кромке воды.

– Паша! – позвала она. – Не холодно?

Павел мельком взглянул на жену; вместо него, не оборачиваясь, прокричал Трошка:

– Какое там! Жарко!

Набежавшая от рыбаков волна плеснула на ноги; отскочив, Даша раздосадованно посмотрела вниз и вдруг взвизгнула:

– Ой, мамочки!

– Что случилось? – прокричал с реки Павел. Он остановился и посмотрел на жену.

– Паша, что это?

– Откуда же я могу знать? – Постояв, вновь двинулся навстречу течению.

Даша осторожно ковырнула носком песок и, не удержавшись, издала истошный визг, эхом разнесшийся по реке:

– Ай-й, мамочки, мамочки!

Павел, только поднявший в толще воды ногу, от неожиданности завалился набок, на мгновение скрылся с головой под волной, вскочил и, кинув бредень, испуганно бросился к жене:

– Что случилось?

Дарья, отскочив на несколько шагов назад, чуть не плача, показывала рукой на песок и поминутно причитала:

– Паша, что это? Что это?..

Павел рассек волну и вылетел на берег. Оставшись один, Трошка с минуту растерянно глядел на него, затем сплюнул и бросился следом. Павел тем временем уже тряс жену за плечи:

– Даша, что случилось? Успокойся! Ну, успокойся… Все хорошо…

– Что это? – всхлипывая, показала она глазами.

Павел обернулся, разжал пальцы и, быстро присев на песок, разгреб круглый, темный предмет.

– Что здесь? – запыхавшись, прохрипел выскочивший из воды Трофим.

– Череп… – не оборачиваясь, произнес Павел.

Трофим склонился:

– Вот тебе раз!

Павел поднялся и обнял жену.

– Прости, я мокрый, – тихо извинился он. – Ну что ты, дуреха, это же всего лишь череп. А еще биолог…

– Ну, вот и поели ушицы! – проворчал Трошка, стягивая с себя мокрую резину. – Придется трескать консервы…

– Что это… за мерзость? – прошептала Даша, с ужасом глядя на лежавшую на берегу находку.

– Это, Дашка, опосля, – мельком взглянув на сестру, заметил Трофим. – Первым делом надо Пашку разогреть… Застудится…

– Да, конечно, – потерянно пробормотала Даша. – Конечно, разогреть… Паша, я сейчас…

Она скрылась в палатке.

Трофим переобулся и, пока сестра шумно и долго копошилась за брезентовой стенкой, разложил наготовленные дрова, почиркал не сразу зажегшейся спичкой и, припав к земле, осторожно подул на занявшуюся кору. Язычки пламени, словно мотыльки, весело заметались меж смолистых кедровых поленьев, сгустив неожиданно опустившийся на поляну туман.

– Сейчас разойдется, – заверил Трофим, вставая, и кивком подозвал окоченевшего друга. – Давай, что ли, сюда…

Когда Павел, облаченный в свитер и толстые спортивные штаны, лязгая зубами, вновь подсел к огню, Трофим протянул до краев наполненную стопку:

– На, прими, однако, для согрева. Да и вещи просушить не мешало бы… Погрейтесь пока…

Он встал, подхватил на ходу торчащий в земле топор и бесшумно исчез в клубившемся за палаткой тумане. Через некоторое время в лесу послышался глухой стук.

– Ты как? – с тревогой спросила Даша, помолчав.

– Ничего, согреваюсь…

Павел протянул руки к костру.

– Прости. Это все из-за меня…

– Ерунда.

– Дурацкая история… Я как увидала эти глазницы… Сама не знаю, что со мной случилось…

Павел с нежностью посмотрел на жену:

– Не бери в голову…

– И ты промок, и сеть потеряли…

Разглядывая ее лицо, Павел вдруг подумал, как сильно он любит это милое нежное существо, какое было бы несчастье не встретить ее! А ведь мог и не встретить… Он с грустью вспомнил, как не хотел идти на тот студенческий вечер, где впервые увидел ее, как, едва взглянув, уже не мог отвести глаз и как, одеревеневши от мимолетного взгляда, пригласил на танец и потом долго не мог произнести ни слова… А это пронзившее его «Ой, мамочки!»… Этот крик напомнил ему, как однажды, подвернув ногу, она так же беспомощно вскрикнула и он, остолбеневший и испуганный, вдруг всем существом почувствовал как ее боль отзывается в нем самом… Казалось, он готов был на все, лишь бы никогда больше она не испытывала страданий, которых не перенес бы… Губы неожиданно зашептали:

Вершины гор прекрасны чистотою!
И в дождь осенний с желтою листвою
Прекрасны вдруг расцветшие цветы!

Все в мире, что согрето красотою —
Все есть в тебе, все воплощаешь ты,
Во всем твои мне чудятся черты!

Даша, не мигая, посмотрела на него повлажневшими глазами, прильнула к щеке и быстро поцеловала.

– Спасибо! Небезупречный, но милый отрывок… Весь сонет я только что прочла в палатке. Прости – нашла в твоем рюкзаке… когда рылась… Сам писал?

Павел смущенно посмотрел в счастливые глаза жены:

– Автор, по правде, мне неизвестен. Но стихи… Мне они показались теми, которые я посвятил бы тебе… Даже заучил их. – Он помолчал, словно раздумывая, стоит ли говорить. – У меня есть одна тетрадь…

– Гнилуха, одним словом! – послышался позади голос Трофима, заставивший его замолчать. Супруги обернулись. – Я же говорил: здесь всегда что-нибудь случается… – Он скинул на землю свежие колья. – Только не беда! Завтра сеть достанем, а одёжу сейчас просушим…

Потоптавшись у рогатины, Трошка поднял один из кольев, примерился и несколькими ударами топора вогнал его в траву. Другой кол был вбит у второй рогатины.

Павел и Даша молча наблюдали: Трофим натягивал на колья веревку.

– Тащите мокроту свою, – не оборачиваясь, сказал он. – Через час – все будет сухеньким…

Когда сырая одежда повисла над костром, Трошка присел рядом и вновь закурил. После нескольких затяжек, он покрутил головой и затем кивнул в сторону реки:

– Странная находка, однако… И как это ты нашла-то?..

Даша вздрогнула. Помолчав, она едва слышно прошептала:

– Он человеческий…

– Человеческий, конечно. А то как же!

– Значит… здесь кто-то погиб?

Трошка, задумавшись, выпустил изо рта дым.

– Выходит, погиб… Давно, однако. Черепок-то совсем трухлявый… – Он покосился на череп. – А ведь и верно, просто так черепа не валяются; никак утоп кто здесь… Может и убили кого… Поглядеть бы надо…

Трошка приподнялся.

– Не надо! – вскликнула Даша. – Зачем?

Парни с удивлением покосились.

– Я лишь взглянуть, – сказал Трофим. – Кость это только…

Он некоторое время постоял в нерешительности и, не дождавшись возражений, направился к берегу.

Череп Трофим рассматривал долго, склонившись, осторожно, одним пальцем, вертя кость то в одну, то в другую сторону. Наконец поднял голову и громко, чтобы было слышно у костра, прокричал:

– Однако правда, кажись!

– Что? – сорвавшимся голосом крикнула в ответ Дарья.

– Убили, кажется… Вот и дырка на затылке!

– Дырка?!

В размывавшем его очертания тумане было видно, что Трофим поднял череп.

– Ой! – взвизгнула девушка. – Не надо сюда!

Парень издалека взглянул на супругов, опустил череп на прежнее место и поспешно накинул на него тряпку, захваченную перед этим с лодки.

– Васильичу показать надо, – сказал он, подходя ближе. – Дело-то, по всему, темное…

– Кто это? – тихо спросила Даша.

– Васильич-то? – Трофим сел рядом. – Забыла уже? «Аниськин» наш – участковый…

– Я не засну, – прошептала Даша.

Трофим удивленно взглянул на нее и зачем-то поднял глаза к лесу:

– Однако стемнеет скоро… Надо и ужин состряпать. Сидите пока, я воды наберу.

– Только не здесь! – взвизгнула Даша.

Трошка, помедлив, кивнул:

– Хорошо, я в сторонке…

Он встал, подобрал котелки и зашагал в затянутый уже плотной дымкой конец поляны.

– Я скоро! – бросил он на ходу.

– Паша, мне страшно! – воскликнула Даша, как только брат, пройдя поляну, скрылся в тумане. Она беспомощно посмотрела на мужа. – Я не засну рядом с этим…

Павел обнял жену за плечи.

– Да что ты, Дашка! Ведь всего лишь кость! Дряхлая и никчемная! Ты же биолог! Сама все знаешь…

– Но ведь кого-то убили… Здесь, на этом месте…

– Это наверняка было давно…

Он прижал женскую головку к груди. Сердце отчего-то заколотилось, словно от предчувствия чего-то неясного, но давно ожидаемого…

– Не думай об этом… – нежно произнес он. – И, вообще, надо заняться ужином… Сейчас возьмемся и начистим картошки, ладно? – Павел провел рукой по волосам жены и поцеловал. – Ну, пойдем, что ли?