Czytaj książkę: «Отец-одиночка (не) желает познакомиться»

Глава 1

Карина

– Кариша, все взяла? А вдруг на ночь оставят? – суетится бабушка, помогая мне собираться на работу.

– Бабуль, все в порядке, меня вряд ли внесли даже в расписание дежурств, – усмехаюсь, – мне еще нужно по графику договориться. Я ведь с сентября только приступаю.

Наверняка тяжело совмещать учебу в ординатуре и работу в больнице, но у меня нет выбора. Сейчас лето и у меня нет занятий, поэтому еду рано утром. Оформлюсь, узнаю, как там вообще что.

Говорят, их главврач – крутой нейрохирург, оставивший свою практику на брата и переехавший в наш городок, чтобы лечить обычных людей в государственной больнице.

Большего не знаю. Очень волнуюсь! Познакомиться с профессионалом такого уровня – большая удача для начинающего врача.

Надеваю плотные бежевые брючки, светлую рубашку и затягиваю длинные каштановые волосы в тугой хвост. Я же профессионал! Нужно соответствовать.

– Пока, бабусь! Не знаю, когда вернусь! Могут сразу окунуть в процесс, – смеюсь.

– Родители бы тобой гордились, внученька, – улыбается бабушка.

Мои родители погибли, когда мне было двенадцать. Их сбил какой-то мажор на остановке, а скорая сорок минут не приезжала.

Поначалу я возненавидела врачей, но потом решила, что хочу хоть что-то изменить. И поступила в мед. Я буду спасать жизни! И никогда не брошу в беде того, кто во мне нуждается.

Накидываю пиджак, спускаюсь и выхожу на улицу.

Погодка стоит отличная! Поют птички. Несмотря на то, что на календаре ранняя весна, очень тепло. Иду к остановке, настроение замечательное!

Я чувствую, что это моё. И сердечко трепещет, отчаянно желаю быть полезной обществу и помогать людям.

Всю ночь шел дождь, на дороге много луж. Цокаю каблучками, в ушах наушники с любимой музыкой. На губах улыбка, а в душе светит солнышко.

Больница, в которую я устроилась, находится в получасе езды от моего дома. Несмотря на то, что она государственная, выглядит обалденно. Там современное оборудование, светлые и чистые палаты. Читала, что Громов вложил собственные средства в ее реконструкцию.

Подхожу к остановке, забитой людьми. Мда. Поездочка будет веселой. С трудом забираюсь в автобус, стою на самой нижней ступеньке. Транспорт ходит по расписанию и не очень часто.

И вот, наконец-то, спустя полчаса мучений и попыток сохранить свои выглаженные вещи в приемлемом виде, я вываливаюсь на остановке «Больница № 3».

На подходе начинаю немного мандражировать.

Еще на этапе собеседования я отметила, насколько тут все красиво. Земля уже вскопана под газон и клумбы. Скамеечки покрашенные, аккуратные дорожки, по которым гуляют пациенты.

Подхожу к переходу.

И тут…

ВЖЖ!

Мимо на огромной скорости проносится огромный черный внедорожник и смачно окатывает меня грязной водой из лужи.

– ЭЙ! – возмущаюсь, показываю засранцу непристойный жест.

А он останавливается. Включает аварийку и сдает назад. Но мне в этот момент все равно. Мои любимые бежевые брючки безнадежно испорчены! Говнюк!

– Что не так? – оттуда вылезает мужик в черной кожаной куртке и темных очках, широкими шагами подходит ко мне.

– А вы не видите?! – рычу, показываю на коричневые пятна на своей одежде. – Или на такой скорости не видать, куда прете?!

– Так, дамочка, – он достает кошелек из кармана джинсов, оттуда – тысячную купюру и сует мне в руку, – этого хватит? Я опаздываю на работу.

– АХ, ВЫ… – я от возмущения не знаю, что сделать, лишь беспомощно хлопаю глазами. – СВИНЬЯ!

Он усмехается, затем быстро возвращается в машину и уезжает. А я лишь глотаю ртом воздух, от ярости сжимаю сумочку.

– Сволочь! – выпаливаю слишком поздно для того, чтобы он услышал, но достаточно, что окружающие сочли меня идиоткой.

Оцениваю масштабы катастрофы. Может быть, халат скроет этот позор? Блин! Громко стону, затем перехожу-таки дорогу. Топаю к больнице, сгорая в собственной обреченности.

– Надо отпроситься в туалет, – вздыхаю, затем поднимаюсь по ступенькам на крыльцо.

Опустив голову и забыв обо всех своих благородных порывах, что одолевали меня утром, понуро следую к стойке регистрации.

– Здравствуйте, – голос срывается на писк, когда я понимаю, что вот-вот разрыдаюсь.

– Да? – полненькая девушка в круглых очках поднимает на меня взгляд.

– Я ассистентка Громова Григория, – сдавленно шепчу, – пришла оформляться. Обо мне должны были предупредить.

– Лебедева? – строго спрашивает меня.

– Да, – киваю.

– Да, о вас предупредили. Григорий Иванович только приехал, его ждет пара встреч. Пока старшая медсестра введет вас в курс дела. Присядьте, я ее наберу.

– Спасибо, – киваю.

Настроение немного улучшается. Я бодро топаю и сажусь в мягкое кресло. Приемный покой тут выше всяких похвал. И пока никого особо нет, кроме двух странно косящихся на меня бабушек.

Плюхаюсь в кресло, достаю влажные салфетки и пробую как-то исправить положение с брюками. Но только размазываю пятна.

– Черт! – выругиваюсь себе под нос, запихиваю упаковку салфеток обратно в сумку. – Главное, чтобы отстиралось.

Блузка тоже пострадала, хоть и чуть меньше. Вздыхаю, прикидывая, смогу ли позволить себе в этом месяце новую одежду.

Но из мрачных мыслей меня вырывает ураган. Да, да. В буквальном смысле. Маленькая девчушка лет трех-четырех несется ко мне и прячется за кресло.

– Эээ…

– Сплясь меня, – шепчет она, – папа злится…

– КАТЯ! – громкий мужской голос заставляет подпрыгнуть. – ИДИ СЮДА!

Из кабинета, совсем рядом с приемным покоем вылетает мужчина. ОХ ТЫ Ж, БОЖЕЧКИ! Это тот паразит, что испортил мне одежду и все утро в придачу. Только сейчас на нем белый халат…

Эм… погодите-ка…

ЭТО И ЕСТЬ ГРИГОРИЙ ГРОМОВ?!

Глава 2

Карина

Немая сцена. Девчушка продолжает за мной прятаться, а я хлопаю глазами, судорожно придумывая дальнейший план действий. Шестеренки в моей голове со скрипом раскручиваются.

Громов решительно направляется ко мне. Невозмутимо кладу ладошки на колени, как заправская отличница. Я детей люблю, малышка боится, так что защищу ее любой ценой!

– Это вы? – ни тебе здрасте, ничего. – Дорожная хамка? Тут в больнице вам не химчистка, она дальше по дороге.

Хамло невоспитанное! И с ним мне предстоит работать? Но я была бы не я, если бы промолчала.

– А я не туда шла! Мне как раз сюда, – невинно хлопаю ресницами.

Хамло тут только одно и это вовсе не я.

– А, точно! – он театрально закатывает глаза. – Психиатр вас примет в ближайшее время, а пока отдайте мне мою дочь.

АХ ТЫ! И это гениальный нейрохирург?! Слышу сзади тихий всхлип. Да его собственная дочь боится!

– Какую дочь? – невинно хлопаю ресницами. – Нет тут никакой дочери…

– Вы таблетки забыли принять? – он тяжелым взглядом пригвождает меня к полу. – Моя дочь… Катя, я тебя вижу! Выходи! У меня нет времени на твои фокусы.

– Нет! – заявляет малышка и показывает папаше язык.

Высокие отношения. Закрываю девочку собой.

– А вы докажите! – прищуриваюсь. – Что она ваша дочь.

Брови Громова ползут вверх.

– Чего?

– Того! Какой-то дядька в белом халате бегает за маленькой девочкой. Я вот сейчас в полицию позвоню, и пусть они разбираются!

Девочка не двигается, лишь хлопает ресницами. А я ощущаю наполняющую меня нежность к этой малышке. Такая милашка!

У Громова такой вид, словно он меня сейчас придушит. Но красив, зараза! Волевой подбородок, густые брови, темные волосы. Лицо мужественное. Жаль, что говнюк!

– Катя! – рычит. – сейчас же иди сюда… иначе…

– Григорий! – в больницу заходят несколько… эээ… японцев? Или корейцев? – Доброе утро!

Они говорят на английском, все кланяются, Громов бросает на меня злобный взгляд. Затем его губы растягиваются в обаятельной улыбке.

– Мистер Чин Чху, – на чистом английском произносит, – пройдемте в мой кабинет, там переговорим.

Затем снова злобно сверкает глазами. Вокруг никого, корейцы бодро шлепают мимо меня. Я же машинально притягиваю к себе Катю.

– Присмотри за моей дочерью, – цедит нейрохирургище, – а потом мы поговорим, Лебедева.

ТАК ОН В КУРСЕ?

Пока я поднимаю челюсть от пола, он расправляет плечи (офигеть какой огромный мужик!) и вальяжной львиной походкой направляется в свой кабинет.

– Пливет, – Катя усаживается рядом, – спасибо, фто помогла мне!

Хмыкаю.

– Ты с папой не ладишь? – осторожно спрашиваю.

– Я ему не нузна, – всхлипывает девочка, и мне становится ее безумно жаль.

Такая крошка! Она в милом розовом свитере и рваных джинсах. На ногах современные дорогие кроссовки. А в глазах печаль.

Я помню, как-то искала информацию про Громова. У него погибла жена. При родах, если не ошибаюсь. Видимо, он остался отцом-одиночкой. Однако с таким режимом работы он бы не смог воспитывать дочь.

Возможно ли, что Громов переехал сюда и снизил рабочую нагрузку из-за Кати? Но тогда почему малышка говорит, что не нужна отцу? Брр! У меня аж всё клокочет от ярости.

– С чего ты взяла? – нет, я сейчас не выгораживаю горе-папашу, а просто не хочу, чтобы малышка так грустила.

У меня пунктик на детях. Ведь в тот день, когда мои мама и папа погибли, я тоже была на той остановке. Мама попыталась оттолкнуть меня, но не успела. От сильного удара я получила серьёзные травмы живота и малого таза.

А потом узнала, что из-за них не смогу иметь детей.

Поэтому такое наплевательское отношение Громова к дочери для меня особенно болезненно.

– Он лаботает, – Катя сидит, свесив ножки со стула, сверлит взглядом коленки, – а я живу с бабуфкой. Но всела она фказала, фто папе пола взять отве… овтеве… от…

– Ответственность? – угадываю.

– Дя! – ее глазки по-прежнему очень грустные. – А он фказал, фто ему некогда. И фто мне луссе с бабулей. Но я хасю, фтобы папа меня любил… моя мамоська усла на небеса, так сказала бабуля.

У меня сердце кровью обливается. Громов, какое же ты дерьмо! Ну как можно так относиться к столь очаровательной малышке? Стискиваю руки в кулаки.

– Знаешь, Катя, а я ведь буду работать с твоим папой, – хмыкаю.

– Дя? – хлопает ресницами.

Они у нее темные, густые. Катюша вообще очень похожа на отца. Волосы, глаза, губы. У них одинаковый нос и когда злятся, они оба копии друг друга.

– Да. И я обязательно с ним поговорю! Обещаю тебе! Он поймет, какая у него замечательная дочка, и будет уделять внимание!

– И мы будем иглать? – с надеждой смотрит на меня. – Каздый день?

Надежда в глазах Кати придает мне сил. Ну, Громов, держись! Уж что-что, а своего добиваться я умею!

Мы еще какое-то время болтаем с малышкой. Она такая прелесть! Как у такого противного мужика могла родиться такая сладкая девочка?

– Лебедева! – сама не замечаю, как передо мной возникает массивная фигура Григория Громова. – За мной!

Эй! Я ему собака, что ли?! За мной, ко мне. Совсем охренел?! Я резко встаю, затем подхожу к этому несносному мужику.

– Да, босс, – ухмыляюсь, – уже бегу!

– Быстрее, у меня мало времени, – он бросает взгляд на Катю, там отпечатывается такая боль, что я на миг опешила.

Но потом быстро беру себя в руки.

Мы проходим вглубь больницы, Громов впускает нас с Катей в свой просторный светлый кабинет.

– С должностными обязанностями ознакомлена? – жестко спрашивает.

– Да.

– К ним я добавляю еще одну, – он смотрит на Катю, затем на меня, – с моей дочерью почти никто не ладит.

Ага, и ты в том числе…

– Но ты пришлась ей по душе. К сожалению, у меня нет времени на работе с ней возиться. Так что это будешь делать ты.

Глава 3

Громов

Дерьмовое утро! Вот бывает нормальное, плохое, очень плохое и дерьмовое. Так вот, сегодня именно такое.

Нет, вчера я славно потрудился. Наконец-то добился разрешения на поставки корейского медицинского оборудования. Несмотря на то, что в этой больнице моих денег больше, чем государственных, эти черти смеют выставлять мне условия.

Но я был бы не я, если бы не имел связей в минздраве. Да таких, что эти клятые чинуши из местных сразу поставили мне все печати.

И сегодня к нам должны приехать представители корейцев, чтобы заключить контракт. Черт, от предвкушения даже ладони потеют. Наконец-то мы сможем поставить нормальное кресло в ЛОР кабинет и поменять томограф.

Внезапный звонок в дверь отвлекает меня от размышлений о том, что еще нужно исправить.

Оставляю горячий кофе на столе, натягиваю футболку и иду открывать.

– Мама? – распахнув дверь, я застываю, увидев свою мать.

И взгляд ее не обещает ничего хорошего. Поскольку рядом с ней топчется моя дочь. Сердце сжимается…

– Ты забыл, да? – коротко спрашивает, я чувствую, что сейчас меня ждет хорошая такая головомойка.

Я что-то забыл. Чертовски важное. И это явно связано с моей дочерью. Катя переминается с ноги на ногу. Она с милым розовым рюкзачком, в руках малышки плюшевый медведь.

– Так, – опираюсь на косяк, смотрю на двух главных женщин в своей жизни, – и что я забыл? Мам, у меня вчера был тяжелый день, я лег под утро.

– Ты всегда так ведешь себя, Григорий. Порой мне кажется, что не я тебя родила, а кто-то другой, – она издевательски выгибает бровь, – ты впустишь нас в квартиру? Или твои мать и дочь так и будут стоять на пороге, как бедные родственники?

– Да, конечно, – спешу убраться с дороги.

Мама заводит Катюшу в мою квартиру. Поправляет ее рюкзачок.

– Иди на кухню, милая. Мы с твоим папой поговорим, и я поеду.

В смысле, поеду? Куда она намылилась?

– Ладно, – малышка даже не смотрит на меня.

Звание «отец года» я точно не получу. Вздыхаю, вопросительно смотрю на маму.

– Ты забыл, – вздыхает она, повторяя эту заезженную фразу.

В последние месяцы именно с нее начинается каждая наша беседа. И нет, я не дерьмо, просто очень много работаю. А когда голова занята одним, то на другое не остается места в мозгах.

– Зачем ты привезла Катю? С тобой ей лучше…

Моя мать складывает руки на груди. Смотрит с неприкрытым осуждением.

– Не думала, что воспитала труса, Гриша. Неспособного принять собственные ошибки и двигаться дальше. Смерть Леры была чудовищной. Но это не твоя вина. Скорая ехала слишком долго, а я не врач…

– Прекрати о ней говорить! – гаркаю, затем тут же прикусываю язык.

Мама не обижается. Она все понимает. Единственный человек, который не отвернулся от меня в то черное время.

Моя жена умерла при родах. В нашей квартире. На моем мобильном было почти тридцать неотвеченных вызовов, когда я включил его после сложной операции. Тогда я спас пациента, но потерял любимую женщину.

– В общем, я освежу твою память, сынок, – вздыхает мама, – уже месяц я талдычу тебе о своем круизе. О том, о котором мечтала уже очень давно. И твой отец, Царствие ему Небесное, не будет мне мешать.

У них были непростые отношения, которые ухудшились после его измены. Но он до последнего бегал за мамой, которая так и не простила. А потом умер…

А молодая любовница отказалась даже его хоронить. Но так как я люблю маму, избавил ее от этого геморроя.

– И ты уезжаешь сегодня, – сжимаю пальцами переносицу, понимая, к чему все идет, – и когда вернешься?

– Это тебя не касается. Гриша, я хочу оторваться на старости лет с такими же буйными подружками, пока меня не свалил маразм. Поэтому говорю тебе прямо в лицо, чтобы ты потом не был шокирован: отныне твоя дочь живет у тебя. Ты заботишься о ней, растишь ее. А я буду хорошей воскресной бабушкой, что печет вкусные пирожки и балует внучку.

– Ба! – в дверях кухни появляется Катя, ее глаза напоминают два огромных блюдца. – Ты уезаесь?

Она хлюпает носом, я подавляю порыв прижать малышку к себе. Я не заслужил… ее.

– Да, милая. Теперь ты живешь с папочкой.

– Я его боюсь… – она с недоверием глядит на меня, – а ты мозесь заблать меня с собой?

– Не могу, милая. У тебя садик, друзья тут. Дай папе шанс.

Шанс… да я сам себе его не дал.

– Ты пришлешь мне инструкции? Расписание ее занятий, любимую еду, медицинскую карту?

– Громов, да что с тобой не так? Ты уже планируешь спихнуть малютку на няню?!

Смотрю на Катю и не могу признаться, что действительно только что об этом подумал.

– Нет, ничего такого.

– Вот и отлично, – сдержанно улыбается мама, – потому что Катенька терпеть не может этих девиц. Им плевать на нее, ей нужен вовлеченный родитель. Никогда не поздно наладить отношения с дочкой, сынок.

– Хорошо. Хорошего тебе круиза, мама…

Она уезжает, я закрываю дверь и разворачиваюсь. Катя – моя дочь. Чудом выжившая малышка. Но мне безумно тяжело на нее смотреть. У нее взгляд матери.

Уровень неловкости зашкаливает. А ведь ребенку всего три.

– Пойдем позавтракаем, – подталкиваю ее на кухню, – что ты любишь?

– Хасю к бабуфке, – надувает губы и отворачивается.

– Катя, бабушке нужно отдохнуть. Так что теперь мы с тобой живем вместе, понимаешь?

– Не хасю! – выпаливает малявка, я стискиваю зубы.

Что ж, Громов, никто не говорил, что будет легко…

Глава 4

Карина

Хлопаю глазами. Ничего не понимаю. До меня далеко не сразу доходит смысл слов Громова.

– И это мне нужен психиатр? – выгибаю бровь, но невозмутимый взгляд главного врача заставляет все естество мгновенно вскипеть. – Или… я не знаю… вы читать не умеете? Я ваша помощница, а не няня… там вон написано. По буквам: п, о, м, о, щ…

Катенька тихо всхлипывает, а у меня сердце кровью обливается.

– Прости, милая, – ласково глажу ее по голове, – мы с тобой можем дружить. Но заботиться о тебе должен папа.

– Вы сколько угодно можете паясничать, Лебедева, – наглый нейрохирургище откидывается в кресле, сканирует меня своим взглядом, словно рентген.

А я не тушуюсь. Еще сильнее выпячиваю грудь и выгибаю бровь. Повезло же с боссом, а! Мало того, что грубиян и хамло, так еще и не умеет читать по буквам.

– Напомню, что в списке ваших должностных обязанностей, – он вытаскивает откуда-то бумагу и просматривает ее, затем протягивает мне, – есть такой интересный пункт – прочие поручения руководителя.

Не беру. Сверлю взглядом начальника.

– Так касательно больницы! – хватаюсь за соломинку, понимая, что тону.

Не то что бы я так уж против проводить время с малышкой Громовой. Учитывая, что она стоит совсем рядом и уже умудрилась взять меня за руку. Ощущение ее пухлых пальчиков разливается теплом на сердце.

Она такая прелестная!

Громов, чудак на букву м.

Однако, как бы я ни хотела заниматься с Катюшей, у меня цель – стать первоклассным врачом. И работать я пошла только из-за своей благой цели! Просто ординаторов не на все вакансии берут и относятся к нам с сомнением.

Вот и пришлось втиснуться на административную должность. Но я не унывала. Ведь мне предстояло работать с самим Григорием Громовым! Как же я разочарована! Этот напыщенный сухарь – легендарный нейрохирург, спасавший жизни?

– Не вижу ничего про больницу, – он берет очки, – а вот прочие обязанности вижу. Так что, Лебедева, с сегодняшнего дня ты будешь выполнять мое самое главное поручение – следить за Катей.

Скрежещу зубами. Вот же… ну козлина!

– Я врач! – выпаливаю. – И устроилась сюда, чтобы набраться опыта! Если бы хотела быть няней, то пошла бы в другой ВУЗ.

– То есть вы отказываетесь? – холодно спрашивает.

Я чувствую, как пухлые пальчики девочки сильнее сжимают мои. Черт! Она же все слышала! И теперь подумает, что и я ее бросила. Стоп! Мы и часа не знакомы. Почему я испытываю такую нежность к этой девчушке?

– Нет, – гордо вздергиваю подбородок, – но у меня есть условия!

– Какие же? – теперь настала очередь Громова выгибать бровь.

– Я хочу лечить людей! И перенять ваш опыт, – под его взглядом мой голос ломается, и в финале с губ срывается лишь жалкий писк, – а не только таскать бумажки и варить вам кофе.

– Лечить людей? – усмехается он. – А вы умеете, Лебедева? Насколько я помню, до ординатуры в меде учат лишь теории. Внятной практики там нет. Вы пачками идете в больницы и поликлиники и учитесь всему заново.

Его тон такой скучающий, хотя на губах играет улыбка, что во мне снова вскипает лава. Чертов зазнайка! Мало того, что о дочери не заботится, так еще и высокомерно тыкает меня в то, что в меде нас не очень хорошо готовят в практическом смысле.

А я сама там, что ли, программу выбираю?

– Дайте мне пациента. Если так боитесь, то не очень… эээ… больного! – выпаливаю в порыве. – И я докажу, чего стою!

Я долгие годы штудировала учебники. И если даже мне недостает практических навыков, я была лучшей и знаю многое!

– Хорошо, – заявляет он, – у меня есть для вас один пациент. Не при смерти, но диагноз ему пока не поставили. Давайте, Лебедева, очистите доброе имя всех выпускников меда!

Козел!

– Ведите! – цежу сквозь зубы.

– Сейчас. Позову только старшую медсестру, чтобы за Катей присмотрела, – Громов уходит, а я остаюсь с малышкой наедине.

– Ты не хосесь со мной иглать? – всхлипывает. – Никто не хосет…

– Малышка, – присаживаюсь напротив, – я буду с тобой играть. Расскажи, что ты любишь.

– Мифку! – она протягивает мне плюшевую игрушку. – Это Гамми. Он мой длуг.

– Привет, Гамми, – пожимаю плюшевую лапу, – давно вы дружите?

– Его мне купил папа… он тогда не плифол на мой день лоздения, – грустно говорит девочка, – но плислал Гамми. Я люблю его с тех пол!

– Милая… – поддаюсь порыву и привлекаю девочку к себе.

Такая маленькая, тепленькая. Так бы и обнимала ее.

– Лебедева! За мной! – жесткий голос Громова заставляет меня скрежетать зубами.

– Я скоро вернусь. А ты не плачь, – щелкаю малышку по носику.

Мы выходим на улицу. Направляемся в соседний корпус, в хирургию. С Громовым все здороваются. И медсестры, и врачи, и даже пациенты. Парочка подходит с благодарностями.

– Как они вас терпят? – срывается с губ. – Вы невыносимы.

– Я отличный врач, – он ухмыляется, – и нанимаю только лучших. Чтобы стать настоящим врачом, мало прочитать все учебники от корки до корки. Многие болезни можно спутать, поставить неверный диагноз. Это нервная, сложная работа, где романтикам вроде вас, Лебедева, не место.

– Вы меня не знаете, – огрызаюсь.

Он хмыкает, затем мы проходим в отделение хирургии. Поднимаемся на второй этаж.

– Как вы себя чувствуете, Петр? – сдержанно спрашивает Громов, когда мы заходим в душную палату. – Вам медсестра не открыла окно?

На кровати развалился противный тощий небритый дед в белой майке-алкоголичке и домашних трениках с пузырями на коленях.

– Она носит слишком короткую юбчонку, я немного ее потискал, – гогочет он, затем внимательно скользит по мне взглядом, – какая краля! Она будет меня щупать? Я готов!

Мерзкий дед ложится на живот и стягивает треники. А на нем белья нет! О боже! Куда Громов меня привел?!