Czytaj książkę: «Последняя Хранительница»

Czcionka:

Глава 1

Лýна

С самого детства я знала, что Марша не моя мать. Она повторяла это так часто, как только могла, чтобы вбить эту мысль мне не только в голову, но и в самые глубины моего сознания. Я называла ее «тетушкой», хотя моему детскому сердцу безумно хотелось назвать ее «мамой». Она ведь растила меня, воспитывала и отдавала свою любовь, так как умела, однако помимо меня, своих детей у нее не было. Иногда в мою голову закрадывались подозрения, что я есть тому причина. И хотя она называла меня «великим даром», я все равно неосознанно ощущала свою вину.

Марша никогда не рассказывала мне о моем происхождении. Обычно, когда об этом заходил разговор, а случалось это по моей инициативе довольно часто, она обрывала меня, коротким:

– Не время еще!

И переводила разговор в другое русло. Так мое детское любопытство, впервые встретилось со стеной реальной жизни, в которой получить ответ можно на любой вопрос, кроме того, что гложет тебя больше всех остальных. И мои вопросы стали все реже и реже, пока и вовсе не исчерпали себя временем. Я смирилась и жила своей спокойной жизнью, принимая то, что она мне приносила. И, должна признать, была счастлива.

Мы жили в маленькой деревушке, где все друг друга знали. Марша была знахаркой, к которой обращались все селяне, будь то отвары от болей в спине, после тяжелой работы в поле, бессонница и даже роды – она всегда всем помогала. Ее высоко ценили, и я очень гордилась своей тетушкой. Люди носили нам дары, и мы никогда ни в чем не нуждались. В свободное время Марша учила меня всему, что знает сама, говоря, что это точно пригодится мне в жизни, особенно, если решу продолжить ее дело. Я же всегда была уверенна, что останусь с ней: мне не было куда идти, да я и не видела смысла. Я любила лес, любила собирать траву и сушить ее в бане, а запах всегда сводил меня с ума. С закрытыми глазами я нюхала маленькие мешочки с перетертыми цветками и старалась отличить один от одного. Это было самым любимым моим занятием.

Но помимо знахарства Марша учила меня чтению, письму, картографии и даже этикету. Мне безумно нравилось учиться, и потому учебе я посвящала все свободное время. Сегодняшний день не был исключением.

– И все же, – спросила я саму себя в слух. – Зачем мне, простой девочке из деревни, какие–то книксены, зачем уметь танцевать знатные танцы?

Тетушка отвлеклась от своих дел и шутливо заметила:

– Если в нашу деревушку вдруг приедет сам принц, влюбится в тебя и заберет в свой замок знакомить с королевской семьей, а окажется, ты ничего, кроме варки отваров делать и не умеешь. Знаешь, как мне потом будет стыдно, что не научила тебя всему.

– А кто же учил тебя? – воодушевлённо спросила я, представляя себя придворной дамой.

Но в этот момент глаза тетушки погрустнели, и она произнесла свою фразу, которую я тихо стала ненавидеть:

– Не время еще!

– Но когда же настанет то самое время, про которое ты все время говоришь? И настанет ли оно вообще? – не выдержала я. – Я слышу одно и тоже изо дня в день, и тебе не приходило в голову, что я должна узнать, хоть что–нибудь? А то, в моей голове есть столько разных идей, о том почему ты растишь меня. Может ты меня украла?

Выкрикнув последнюю фразу, сразу же зажала свой рот руками. Я сама не верила в то, что говорю, но сказанного не воротишь. Но, заметив в глазах тетушки не обиду, а скорее глубокую печаль, мне стало еще хуже.

– Прости меня, прости! – кинулась я в ее колени и обняла их. – Ты же знаешь, что я так не думаю…

– Знаю, Настка и потому не злюсь. – вздохнула тогда Марша и легонько погладила мою голову. – Твоя мама учила меня.

Я подняла свои глаза, не веря в то, что слышу. Однако продолжения не последовало:

– Но это все, что я могу сейчас сказать тебе. Поверь, так будет лучше для тебя.

И на этой ноте тема себя исчерпала.

Тем вечером, я впервые почувствовала, что должна куда–нибудь уйти из дома. Мне нужно было побыть одной, остаться со своими мыслями наедине. И дождавшись, когда тетушка за перегородкой тихо засопит, выскользнула из кровати, надела свое платье и направилась к реке, что текла близ нашей деревни.

Благо на дворе было тепло. На небе появлялись первые звезды, наблюдающие за жизнями людей с безмолвным любопытством, а в траве заскрежетали сверчки. И под странную песнь этих созданий, я неспешно брела по узкой протоптанной тропинке, ощущая себя частью этого мира и одновременно чужой незнакомкой, которая не может найти себе в нем места.

А берег ждал меня. Бурные потоки воды, бурлящие и пенящиеся далеко в горах, в нашей низине текли неспешно, как будто уставшие от долгого бега. Я решила пройтись и в поисках более укромного места, пошла вдоль леса, который был для меня таким родным. В гору я поднималась уверенным шагом, точно зная, куда несут меня ноги. И через полчаса вышла на более каменистый берег, куда, как мне казалось, никто из местных не забредал. Там я забралась на один из булыжников, примыкающий прямо к воде, и спустила с него ноги, устремив взгляд в водный поток.

Рассмотреть свое отражение было невозможно, темнота, да и движущаяся вода, размывала любой силуэт до неузнаваемости. Но мне и не нужно было себя видеть. Моя внешность была для меня неким крестом, который я носила с самого рождения. К моим семнадцати годам, ни один деревенский парень так и не посватался к моей тетке, что говорило о многом. Нет, я не была некрасивой, мои глаза не косили, а ноги не косолапили, скорее, мою внешность можно было назвать экзотичной для этих мест. Коротко остриженные белые волосы, сравнимые со снегом, и удивительно яркие глаза, зеленого цвета, разительно контрастирующие с черноволосыми и кареглазыми жителями деревни. Моя кожа не темнела на солнце, тогда как селяне, а с ними и моя тетушка, после длинной зимы очень быстро теряли свою бледность. Да и вся моя комплекция, тонкая кость и невысокий рост, говорили всем вокруг, что я не из этих мест. Если в детстве меня и обижали, то после нескольких громких разговоров с моей тетушкой, боясь ее немилости, все просто стали меня избегать. А при условии, когда не получалось, например, когда я приносила снадобья к ним домой, то отговаривались парой слов и быстро завершали разговор.

Раньше, моему детскому сердцу это приносило неимоверную боль, но Марша успокаивала меня, ласково стирая бегущие по щекам слезы:

– Яркому цветку завидуют все сорняки. Но если он перестанет обращать на них внимание, а будет думать только о том, как расти, он сможет привлечь заботливого садовника своей красотой, и тот всегда успеет прополоть грядки, и спасти его.

И я приняла себя такой какая есть. И это было одно из самых важных навыков в моей жизни: умение быть в гармонии с собой, несмотря на любые обстоятельства.

В этих мыслях я просидела до самого восхода солнца.

Соловей

На берегу сидит девушка, а я за ней наблюдаю. Если напрячь свою голову, я не смогу вспомнить, сколько это уже длится. «И я не против, чтобы это продолжалось вечно!» – усмехаюсь своим мыслям. Видимо, сегодняшняя бессонная ночь дает о себе знать. В любом случае мне нравится, то, что я вижу, но и выходить к ней не собираюсь, чтобы не нарушить этот волшебный момент, развеяв таинственный образ девушки.

На вид она была совсем юна, но ее взгляд, заставлял меня усомниться в своих выводах. Глаза горели такой неприкрытой грустью, какую не увидишь и у Старухи с косой. Кожа белая, а в рассветной заре, почти прозрачная, казалась лишенной каких–либо изъянов. Коротко остриженные снежные волосы, выделяли ее на ряду с однотипными горожанками, которые, наоборот, стремились отрастить косу подлиннее. Я определенно чувствовал в ней некую борьбу: борьбу с окружающим миром.

Девушка настолько была погружена в свои мысли, что не замечала меня, стоящего в десяти шагах, за большим камнем. Подними она голову, думаю, без труда застала бы меня за подглядыванием.

Обычно я так себя не веду. Честно. Да и сейчас не собирался, хотя взгляд свой смог оторвать от девушки только тогда, когда за спиной послышались хорошо знакомы шаги.

– Соловей, ты бурдюк наполняешь или решил окунуться? Чего так долго? – усмехаясь, подошел ко мне Филин. Его слова в звенящей тишине прозвучали так громко, что не оставалось никаких сомнений, девушка услышала нас.

Выглянув из своего укрытия, я не удивился, увидев убегающий в сторону ближайшей деревни девичий силуэт. Друг проследил за моим взглядом.

– Что, знакомая твоя? Больно юна, для такого старика, как ты, – и я чуть не поперхнулся. Толи от того, что он приписал меня к любителям маленьких девочек, толи от того, что в свои двадцать четыре года я не чувствовал себя стариком.

– Кто бы говорил. Из тебя тогда уже бы песок сыпался, хотя видно все началось с зубов, – отреагировал на его шутку, намекнув на выбитый в недавней передряге зуб Филина.

Тот совершенно не обиделся, а наоборот улыбнулся шире, чтобы я по достоинству мог эту прелесть оценить.

– Но, если серьезно, я ее впервые вижу. Да и что девушка делала тут в такую рань?

Мой друг лишь пожал плечами, всем видом показывая, что ему совершенно не интересно.

Я сел на корточки, опустил руки, набирая в них воды и умыл лицо. Потом наполнил бурдюк и, кинув взгляд на горизонт, увидел встающее солнце. Надо было спешить.

– Давай скорее! – будто прочитав мои мысли, поторопил меня напарник. – Если не вернемся в лагерь в ближайшее время, наши забьют тревогу. Да и не хотелось бы встретить солдат, их, скорее всего уже направили на наши поиски.

Больше не говоря ни слова, мы побежали. Лес был нашей стихией. Маневрируя между деревьев, ни один куст, ни одна ветка не встала на нашем пути. На середине мы разделились, как делали всегда, и встретились вновь только у самого лагеря.

Незнающий человек никогда бы не обнаружил местонахождение нашего тайника, мы же целенаправленно направились к высокому старому дубу. Подойдя к дереву, мы оба постучали по его коре, и оттуда, как из масла появилась рука, которая втащила сначала Фила, а затем и меня. Это был наш Страж. Немой и неказистый, он часто становился посмешищем на многолюдных улицах Виферна, но я сразу почувствовал в нем скрытый потенциал, моя интуиция кричала, о том, что этот парень не так прост, как кажется. И когда он открыл свое умение искажать пространство, я сразу же предложил ему присоединится к нашей небольшой компании.

– Страж, все вернулись? – ожидая услышать положительный ответ, спросил я. И потому не был готов увидеть отрицательное мотание головой.

Мы с Филином переглянулись и быстрым шагом направились к костру, возле которого уже собралась вся наша небольшая компания. Мне даже не пришлось ничего спрашивать, навстречу мне поднялся Ворон, придерживая свою неуклюже повисшую руку. Рядом крутилась Ласточка, пытаясь оказать первую помощь.

– Соловей, в лесу была засада. Мы отбивались как могли, но Дрозда схватили. Думаю, сейчас он…

– В Темной крепости, – закончил за него я и устало потер глаза.

Глава 2

Лýна

После ночи, проведенной в воспоминаниях на берегу, уснула я не сразу. Сколько мне дали поспать, сложно сказать, но по ощущениям я только закрыла глаза и через мгновение открыла, разбуженная громким стуком в дверь. В соседней комнатушке заскрипела кровать и Марша пошла встречать утреннего гостя. По голосу я узнала жену старосты нашей деревушки, дом которой находился в точности на другом конце от нашего жилища.

– Велеса моя, занемогла, видать. С печи слезла, – взволнована затараторила та.

– Беги, готовь баню, а мы с Насткой соберём все нужное и придем, – дала наставления Марша, закрывая двери.

– Настка, вставай, девочка. У старостиной дочки роды начались, – заглядывая ко мне, сказала она. В это время, я уже надела свое платье и начала завязывать косынку на голове. Нелюбовь к чужакам, к коим я в глазах местных относилась, заставляла меня покрывать голову платком, хотя так делали только замужние девушки. Но мне это отступление от правил прощали, лишь бы сильно глаза не мозолила. А было в нашей деревушке очень много примет. Так и о родах говорить прямо нельзя было, люди боялись сглазить, потому и говорили про «хвори» да про «печь».

Сборы проходили быстро и молча, каждая из нас знала свое дело. Последними в котомку я положила ножницы, закутанные в чистую тряпку и льняную ленту, которой перевязывали пуповину. Деревушка была небольшая, путь до другого конца много времени у нас не занял. На дороге возле дома нас уже ждали, чтобы сразу провести к бане. Чаще всего, если роды проходили легко, Марша оставляла меня за дверьми, чтобы я не отвлекала роженицу. Да и девушкам, не принесшим дитя в этот мир, запрещалось видеть сам процесс. Но я единственная, кто мог помочь Марше, поэтому в сложных случаях присутствовала и без колебаний выполняла все, что говорила мне тетушка, а всем остальным приходилось с этим просто примириться.

Я стояла у самых дверей, готовая откликнуться на любой окрик тетушки, однако та, так меня и не позвала. Видимо, роды шли своим чередом. Летнее солнышко припекало, и я, сама того не желая, прикорнула, облокотившись о теплую деревянную стену. Разбудили меня, сильные мужские руки, которые трясли мое хрупкое тело, ухватившись за плечи.

– Ты что бормочешь, ведьма! – кричал мужчина, которым оказался наш староста. А я, окутанная туманом недавней дремы, не могла понять, что происходит, и в ответ не промолвила ни слова.

И когда уже казалось, что от этой тряски отвалится моя голова, из бани послышался детский крик. Мужчина резко выпустил меня из своей стальной хватки и я упала наземь, а он безразлично перешагнул меня, как через корень, лежащий на его пути. «Хорошо, хоть не плюнул еще» – подумала я, приходя в себя. «Неужто опять говорила во сне?». Но узнавать это у мужчины наверняка не собиралась.

Тетушка появилась, когда я уже полностью отряхнула свое платье и поправила съехавшую на бок косынку. Тревожным взглядом меня осмотрела, но времени говорить не было, нужно было объявить хорошую новость семье. Марша пропела ритуальную песнь, во блага появившегося ребенка на свет, в ответ ей вручили дары (теплый испечённый хлеб, крынку молока и большой кусок вяленого мяса) и только потом отпустили домой.

Когда мы находились от ворот старосты на достаточно далеком расстоянии, я все–таки решила рассказать о случившемся происшествии, которому могла найти только одно объяснение.

– Видимо я говорила во сне, – вздохнула я.

– Милая, я думаю, он просто переволновался, а ты попалась под горячую руку. Уверена, что он уже обо всем забыл, – сказала тетушка, гладя меня по плечу. Но от боли, я лишь смогла измученно улыбнуться ей в ответ.

– Твой обезболивающий чай придется к месту, – все же решила успокоить ее я, видя какой взгляд она кидает в мою сторону. – И я буду как новенькая.

А день незримой поступью заканчивал свой путь, незаметно передавая бразды правления вечеру, и в воздухе чувствовался медовый травянистый запах, принесенный ветром с полей. Деревья, окутанные красноватой дымкой, притихли в этот момент безветрия. Обратив на эту картину внимание, я поняла, что роды длились куда дольше, чем мне казалось, и мой живот лишь подтвердил это, недовольно заурчав.

– Ох, Настка, мы с тобой ни росинки не пили, ни крошки не ели. Накрывай на стол, я пока сумку разберу. Ужин у нас сегодня заслуженный будет.

Привычными движениями я заложила в сбитенник древесного угля, и пока он нагревался, нарезала мягкий свежий хлеб с кусочками мяса и зажгла свечи.

Позже, когда чай был выпит, а еда съедена, Марша, вдруг промолвила:

– Сегодня мне снился сон.

Я удивленно подняла глаза от кружки, которую все еще держала в руках, сны у тетушки бывали редко. Но ежели сновидения посещали ее, то непременно были говорящими. То был дар Марши. В детстве она рассказывала мне, что по всему нашему миру существуют люди, обладающие разнообразными способностями. Однако такое случалось очень редко, и чаще всего, силы проявляются у тех, кто пережил сильное потрясение, надломившее их. И в образовавшуюся трещину просачивалась сама суть человека, его душа, способная даровать ему невообразимые умения. Но в них таилась и опасность. Сила, используемая бесконтрольно, в итоге сжигала душу человека, оставляя пустую оболочку, неспособную к жизни.

Поэтому Марша старалась не совершенствовать свои способности, но иногда сны ей были неподвластны.

– Тебе привиделся кто–то из деревенских? – спросила я, переполненная волнения.

Но Марша, не кивнула, лишь очень задумчиво посмотрела мне прямо в глаза. И я, как под гипнозом, не могла оторвать свой взгляд от ее лица. Тусклый свет свечей оттенял каждую морщинку тетушкиного лика, показывая, какой нелегкой судьбой наградила ее жизнь. Русые волосы покрыла ранняя седина, скрывая истинный возраст женщины. Но, несмотря на это, роднее человека для меня не было на свете.

Тягостное молчание тянулось, пока Марша, кивнув своим мыслям, не встала из–за стола.

– Жди, – кинула через плечо, и я сидела, боясь пошевелиться.

Тетушка внесла в комнату маленький деревянный сундучок, потрепанный временем. Сдула с него пыль, открыла медленно, будто сомневаясь, посмотрела внутрь и вновь подняла на меня свой ясный взгляд.

– Мать нарекла тебя Лýной.

История, услышать которую я так долго хотела, застала меня врасплох, перехватив дыхание комом в горле.

– Я расскажу тебе все, но прошу поберечь свои многочисленные вопросы. Тебе придется пережить со мной как самые радостные, так и самые тяжелые мгновения моей жизни.

И Марша начала вспоминать:

«Двадцать лет тому назад, близ большого морского города Альтвир, на лесной околице жила семья лесничего. Отец, мать, да сестра с братом, рожденные в один день. Звали их Марисса и Форсо. Жили они обособленно, впрочем, в город ходили часто, особенно на праздники, которые горожане устраивали по любому поводу. Знакомых у них было много, но двойняшки так и не смогли найти среди них свои достойные пары. Однако привыкшим к такому укладу жизни, не было в их сердцах пустоты. Красавица Марисса предпочитала плотской любви любовь к лесу. Она изучала каждую тропинку, каждую полянку и каждое растение, пустившее свои корни в этом лесу. И однажды забрела она глубоко в лесную чащу, так и не заметив, как тропка, приведшая ее сюда, потерялась под ее ногами. Кричала Марисса, звала отца, брата, но на зов явились не они. Вышла к ней дева невероятной красоты: длинные белые волосы, касались самой земли, но не цеплялись ни за листву, ни за коренья; раскосые голубые глаза откидывали необычные блики, однако смотрели с нескрываем любопытством. Но самым необычным было ее лицо, исписанное вдоль высоких точеных скул, темными неведомыми письменами.

Марисса была напугана, но внутри наравне со страхом зашевелился червячок любопытства. И когда дева сделала к ней шаг на встречу, девушка осталась стоять на месте. И даже осмелилась спросить незнакомку, знает ли она, как выйти из леса. Та кивнула, улыбнувшись так ласково, как мать улыбается своему напуганному ребенку, стараясь ободрить и успокоить. Она потянулась за рукой Мариссы, нежно сжала ее, а вокруг все стало тонуть в неосязаемой белой дымке. Марисса не успела моргнуть, как они уже стояли на выходе из леса, откуда хорошо был виден ее дом.

– Меня зовут Линель. И если Великий лес вновь запутает свои дороги и приведет тебя в неизвестное место, просто позови меня. Я услышу.

И это прекрасное создание с белыми волосами растворилось в воздухе. А Марисса еще долго стояла на месте, завороженная мелодичностью голоса неведомой девушки и невероятностью произошедшего с ней чуда. Так она впервые познакомилась с первозданной силой, о которой слышала только в сказках.

Проснувшееся любопытство не покидало молодую девушку ни ночью, ни днем. Один раз коснувшись чего–то невероятного, человеческая сущность тянется к ней безвозвратно. Так и Марисса, спустя неделю томительных ожиданий, решила повторить свой путь и отыскать прекрасную незнакомку. И ей это удалось. Казалось, Линель и сама ждала их встречи с таким же нетерпением, потому что появилась сразу, как Марисса ее позвала. И завязалась дружба между просто девушкой и лесной девой. Линель учила ее всему, что касалось знахарства, этикета и даже танцев. И девушка поглощала эти знания, как путник, пьющий воду большими глотками после долгой жажды. Их дружба крепла с каждым днем, и однажды, Марисса решила спросить Линель о том, кто она есть на самом деле.

– Ты ведь лесная нимфа? – вопрос прозвучал очень неуверенно.

Линель рассмеялась, а лес откликнулся ей в такт шумом своих листьев.

– Нет, дорогая Марисса. Я не нимфа и не думаю, что они вообще существуют. – улыбнулась дева. – Наш род называют «Хранителями». Мы сохраняем равновесие этого мира между тьмой и светом. Знаки, что ты видишь на моем лице, это дар нашего Праотца. Они появляются на наших телах к совершеннолетию, и чем больше надписей на твоей коже, тем больше сила, которой мы обладаем. Как видишь, я не особо сильна.

– Но в чем же проявляется ваша сила? – умение переносится из одного места в другое за считанные мгновения поражали девушку, но совершенно не объясняли, как это может помочь сохранить некое равновесие.

– Важна наша сила не по отдельности, а в совокупности. Чем нас больше, чем больше божественная благодать Праотца, прописанная на наших телах, тем сильнее грань между нашим миром и миром мертвых. И пока существует хотя бы один Хранитель, тьме не пробить эту брешь.

– Тьме? – испуганно спросила Марисса.

– Демонам, – серьезно ответила Линель. – Испокон веков демоны, врывающиеся в этот мир, ищут нас, чтобы убить. Но не беспокойся, такого давно уже не было.

По телу Мариссы пробежала мелкая дрожь. Услышанное больше напоминала истории из книг, и ей с трудом верилось, что такое может быть частью чьей–то жизни. И Линель, увидев, что подруга напугана, решила немного удивить ее, сменив тему.

– Праотец наградил нас «alma» – видимой душой.

– И что же значит видимая душа?

– Я могу показать тебе! – воодушевленно воскликнула Линель и подскочила с пледа, на котором мы сидели. – Только прошу, сильно не пугайся.

Вокруг Линель стал появляться уже знакомая Мариссе белая дымка, однако она становилась все гуще, пока не спрятала Линель от ее глаз. И когда туман развеялся, Марисса увидела не деву, а прекрасного белого лебедя, который неловко переминался с одной ласты на другую.

Глаза девушки округлились, а лебедь тем временем уверенно направился в ее сторону. И в тот миг из ближайших кустов выпрыгнул Форсо, держащий в руке кинжал.

– Не подходи к ней, – крикнул парень, размахивая своим острым оружием.

Лебедь издал испуганный крик и отлетел, от брата с сестрой. А через пару секунд на поляне уже стояла напуганная Линель.

– Форсо, что ты творишь, – первая пришла в себя Марисса, отталкивая от себя брата, она направилась к застывшей как статуя девушке. – Ты же ее до смерти напугал! И меня между прочим!

– Дура, вообще–то я тебя защищаю! – воскликнул разозленный юноша, явно ожидающий от сестры совершенно другого поведения. Но та не собиралась больше с ним говорить и пыталась привести свою подругу в чувства.

– Линель, это мой брат Форсо. Он не причинит тебе вреда, правда ведь? – бросила на парня грозный взгляд Марисса.

Тот лишь фыркнул, но кинжал свой засунул обратно в сапог. А Линель, вдруг промолвила, обращаясь к Форсо:

– Поклянись, что никогда никому не расскажешь о том, что видел сегодня на этой поляне.

– Вот еще! С чего я должен клясться? Я не доверяю тебе! – стоял на своем парень, гневно сверкая своими зелеными глазами.

Форсо с Линель стали буравить друг друга яростными взглядами, а бедная Марисса не знала, как примирить их. Начинал накрапывать дождь, но упертая пара стояла не сдвинувшись с места. Гроза набирала обороты, подул сильный ветер, и дождь превратился в ливень. В небе сверкнула молния, гром прогремел совсем рядом.

– Я не могу отпустить тебя, пока ты не поклянешься сохранить мою тайну! – сказала Линель.

– Нет! – бросил ей парень. Он направился к своей сестре, чтобы взять ее за руку и увести, но вдруг послышался оглушающий треск, и дерево стоящее возле Мариссы, стало падать прямо на девушку. Мимо Форсо промелькнул белый силуэт и опрокинул Мариссу на спину. На месте, где она стояла секунду назад, лежал поваленный ствол дерева.

– Марисса! – крикнул испуганный Форсо и стал быстро перебираться через дерево, чтобы увидеть двух девушек, лежащих в траве, обнимающихся и горько плачущих.

– Ох, Праотец мой, я боялась, что не успею! – плакала Линель. Ее белые волосы, почернели от дождя и запутавшейся в них листвы, а на платье не осталось ни одного чистого места.

Форсо подбежав к ним, упал на колени и крепко обнял сестру. А потом поднял глаза на Линель и тихо прошептал:

– Клянусь!

Стоит ли говорить, что недоверие Форсо поутихло, и он частенько стал сопровождать сестру, на поляну, которая всех их подружила. В юноше поселилась заинтересованность, которая быстро переросла в нечто большее. Линель сначала старалась не обращать на это внимания, но вскоре сердце девушки ответило взаимностью.

Зеленую поляну, сменило желтое убранство. Потом запорошило снегом. Но это не мешало молодым людям встречаться почти каждый день, уже без присутствия Мариссы. Она, конечно, делала вид, что очень недовольна тем, что, брат отбил у нее подругу, но тайно была безумно счастлива. И когда на деревьях вновь стали набухать сочные почки, Форсо признался сестре, что готов пойти свататься к вождю клана Линель, который являлся ее отцом. Линель рассказала своему отцу, про их любовь, и он разрешил юноше прийти к ним и даже не был против сопровождающей его сестры.

Перенести их втроем девушка не могла, а потому им пришлось пробираться сквозь лесной бурелом, по тайным тропинкам, о которых не догадывался ни один лесничий. И когда, Марисса, уставшая от долгого пути, была готова упасть наземь, лес вдруг расступился, и перед девушкой открылась удивительная картина.

Великий лес прятал в своих недрах целое поселение. Аккуратные деревянные домики стояли кругами вокруг двух больших деревьев–исполинов, кроны которых переплелись в вечном объятии, а стволы образовывали идеальный овал. В сформировавшемся отверстии пробегала едва заметная рябь, казавшаяся игрой воображения, пока это снова не повторялось.

– Это Древо Жизни! Правда оно прекрасно? – глаза девушки горели чувством священного трепета, связанного с осознанием Его беспредельного величия.

В тот момент Марисса впервые ощутила на себе проявление Божественного присутствия в окружающей жизни. А тем временем Линель повела их с братом между домами, легко кивая каждому встречному. Жители этого клана имели такую же необычную внешность, как и дочка вождя. Но и среди них можно было заметить обычных мужчин и женщин: кто–то держал на своих руках детей и весело смеялся, а кто–то разговаривал друг с другом. И смотрелись они так гармонично, что на сердце Мариссы стало легче. Все это время в ней сидел страх, что Форсо не сможет вписаться в жизнь Линель, ведь получить благословение вождя – дело не простое.

Дом вождя отличался от других лишь дверью, на которой белой краской, был нарисован необычный знак. Больше ничего примечательного в нем не было. Но, войдя внутрь, брат с сестрой не поверили своим глазам.

– Мой отец отлично умеет растягивать пространство, – с гордостью произнесла Линель.

Комнат было великое множество, вся цветовая палитра убранства варьировала от бежевого к белому, и как будто сияла изнутри. Форсо с Мариссой не могли перестать удивляться. Наконец–то они вошли в одну из них, со стеллажами, заставленными многочисленными склянками и банками; под потолком, на натянутых нитях висели пучки пахучих трав, коренья и веники. Возле небольшого окна, находился стол, у которого спиной к выходу стоял высокий худощавый мужчина. Его длинные седые волосы были заплетены в косу и закручены в пучок. Длинная рубаха без рукавов, оголяла жилистые руки, которые по спирали были исписаны черными знаками.

– Отец, – окликнула его Линель, подходя ближе и приобнимая со спины.

Мужчина обернулся, держа в руках массивную ступку и пестик. Лицо вождя было таким же белым, как у его дочери, взгляд голубых глаз ясно смотрел на пришедших, и в нем чувствовалась некая древняя мудрость. Борода была также заплетена в косу. В глубоком вырезе рубашки виднелся кулон, в железной оправе с камнем внутри, цвета слоновой кости.

– Малышка, вы уже добрались! У меня почти все готово, – ласково улыбнулся он своей дочери и перевел взгляд на своих гостей. – Молодой человек, я так понимаю, вы и есть тот самый Форсо, про которого моя девочка все уши прожужжала? А ты, видимо, Марисса? Меня зовут Ишель. Прошу чувствовать себя у нас как дома.

– Для нас честь быть представленными Вам! – сказал Форсо, прижав кулак к груди, и поклонился. Марисса растерянно повторила за ним и краем глаза заметила одобрительную улыбку вождя.

– Полно вам! Вы мои гости сегодня, так что давайте без формальностей. Тем более у нас очень важное событие, так ведь? – посмотрел вождь на Форсо и к всеобщему удивлению подмигнул.

– Линель, девочка моя, веди своего суженного на площадь. Я сейчас подойду, мне осталось совсем немного.

И снова развернувшись к столу, мужчина продолжил что–то толочь в каменной ступке.

Линель, радостно сияя, повела брата с сестрой к выходу из дома. На улице она обратила свой взор на Форсо:

– Форсо, тебя что–то беспокоит?

– Нет, я потрясен.

– Скорее всего, он пытается тебе сказать, что представлял себе, все немного иначе. Признаться, я тоже так думала, – решила ответить за брата Марисса. – В нашем понимании, твой отец должен был выглядеть иначе, вести себя согласно своему положению, а он ничем не отличается от всех остальных.

Линель внимательно посмотрела на свою подругу. Было видно, что она обдумывает ее слова.

– Видимо, ваше суждение основано на привычном для вас построении общества, – подбирая каждое слово начала она. – Но мы же отталкиваемся от того, что все равны. Каждый пришел в этот мир и также покинет его. Мой отец вождь клана лишь потому, что он является хранителем ключа, который передается от родителей детям из поколения в поколения. И больше его ничего не выделяет среди остальных. Поэтому, если его дочь привела в семью юношу, которому готова подарить свое сердце, никто не будет против, главное, чтобы его помыслы были чисты. Для это и существует обручающий ритуал. – в этот момент она остановилась и посмотрела в глаза своему любимому мужчине. – И если твое сердце на самом деле не таит в себе зла, то любой в нашем клане примет тебя как брата.

После этих слов Форсо вдруг расправил плечи, взял руку Линель в свою и уверенным шагом направился в центр деревни, где Древо Жизни приветственно шумело своей огромной листвой. Овальный просвет казался полым, и сквозь него можно было увидеть собирающуюся толпу жителей. К нему вела лестница из пяти ступеней. Линель поднялась с Форсо на самую последнюю, а Мариссу попросила встать ниже.