Czytaj książkę: «Я – гитарист. Воспоминания Петра Полухина»
© Петр Полухин, 2019
ISBN 978-5-0050-2804-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Петр Иванович Полухин
Предисловие
Его концерты проходили в переполненных залах. Репертуар гитариста был обширен, включая в себя обработки народных песен и лучшие произведения гитарной классики. «Для своих выступлений я выбирал не заигранные пьесы, а редко исполняемые, но имеющие художественную ценность, – пишет он, – и всегда играл на гитарах отечественных мастеров, не мечтая о гитарах Рамиреса или Флета. Как говорится, «Не имей Амати, а умей играти».
Выступал он во многих крупных городах Советского Союза и Европы: в Берлине, Мюнхене, Хельсинки, Лейпциге, Магдебурге, Кракове, Гданьске, Братиславе, Праге, а также в Аргентине, США, Канаде. Будучи неудовлетворенным отношением к культуре официальных властей Украины и условиями для творческой деятельности в стране, музыкант через несколько лет после распада СССР принял приглашение о работе за границей. Четыре года жил в Аргентине, в городе Кордоба, где у него было много выступлений, а затем переехал в США. В настоящее время Пётр Иванович Полухин живет в Канаде.
Надеемся, что его воспоминания будут интересны широкому кругу читателей и, в первую очередь, гитаристам.
Н. Таратухин.
Часть первая
Родители
Мои родители русские, православной веры. Отец – Полухин Иван Петрович, родился в тысяча девятьсот втором году в селе Петраковка, Курской области. Мать – Полухина Мария Дмитриевна, тысяча девятьсот десятого года рождения, донская казачка, родилась в деревне Машлыкино, Ростовской области.
Отец рассказывал, что когда ему было пятнадцать лет, он под впечатлением игры на гармони сельского гармониста, выкрал у отца деньги, которые тот собирал на покупку коровы и купил себе «хромку». Так назывались в то время русская двухрядная диатоническая гармоника. Конечно, это ему дорого обошлось, выволочку получил приличную, да и деревня вся смеялась над ним. Но тут случилась революция. Власть захватили большевики. «Керенки» исчезли из обращения, корову не купили, а гармонь осталась.
Мой отец от природы имея отличный музыкальный слух и память, быстро научился играть «по слуху» не только «Барыню», но и другие модные в то время танцы и песни. Его начали приглашать играть на свадьбах, и он заработал денег и на корову, и на ремонт обветшалой кровли их дома.
После окончания гражданской войны состоялся первый призыв в Красную Армию. Отца призвали служить. Он служил в Москве, охранял Кремль. После завершения срочной службы ему предлагали поступить в школу командиров, но он отказался и вернулся в Петраковку. В стране была объявлена новая экономическая политика, так называемый НЭП. Отец открыл сапожную мастерскую, но дела пошли плохо, и он уехал на Донбасс. Хотел работать шахтёром, но устроился на патронный завод сначала учеником, а затем работал токарем.
Мать моя к этому времени уже побывала замужем и имела двоих детей от первого брака. Её мужа – Павла Павленко за отказ работать в колхозе, сослали в Сибирь на перевоспитание. Муж там заболел и умер. Мать осталась вдовой с двумя детьми. Младшему Ивану был год, старшему Алексею – четыре года. Начался голод. Ваня умер, а Алексей выжил. Мать поступила работать в совхоз, где директором был дальний её родственник, который сумел ей помочь уехать в Луганск. Поступила на патронный завод разнорабочей. Образования она не получила.
Родители рассказывали, что на заводе их кто-то познакомил друг с другом, и они поженились. На окраине Луганска отец своими руками построил небольшой домик на большом земельном участке, где посадили с матерью много фруктовых деревьев. В этом доме восьмого июля тысяча девятьсот сорок первого года родился я. А в стране уже шла Великая Отечественная война.
Отца в первые же дни войны эвакуировали с заводом в Подмосковье. Мать рассказывала, что немцы, захватив Луганск, оставили итальянцев и двинулись дальше. Итальянцы особо не свирепствовали, но мы сильно голодали. Я заболел рахитом. Очень болел позвоночник. Мать меня лечила народными средствами по советам бабки, а то мог бы оказаться горбатым.
Окончилась война. Четыре родных брата матери погибли на войне. Отец не воевал, но трудился на военном заводе дни и ночи, своим трудом обеспечивая нашу Победу. После войны вернулся в Луганск. По христианскому обычаю решили меня крестить. Как рассказывала позже мне мать, во время крещения случился казус: у батюшки от свечи загорелась ряса. Но батюшка не растерялся и сказал, что это знамение – у ребёнка будет необычайная, яркая жизнь. Жизнь, действительно, оказалась насыщенной яркими событиями и думаю, что они будут интересны читателям.
Послевоенные годы запомнились тем, что мне постоянно хотелось есть, и я мечтал, когда вырасту, то стану поваром и вдоволь наемся. Увы, поваром не стал, а стал гитаристом. Я не случайно стал играть на гитаре. Наш домик находился на окраине Луганска, а дальше было поле, заросшее бурьяном и кустарником, а за ним посёлок имени Кирова. Однажды приехали цыгане, поставили палатки и закипела цыганская жизнь. Женщины гадали на картах, а мужчины делали металлическую посуду: вёдра, кастрюли. Мой отец в то время работал на паровозостроительном заводе имени Октябрьской революции. Несмотря на то, что он не имел достаточного образования – окончил всего четыре класса церковно-приходской школы, но у него был очень красивый почерк.
Отец помогал цыганскому барону выписывать на заводе обрезки листового железа для изготовления посуды и заполнять всякие бумаги. Барон не мог ни читать, ни писать. Шёл 1950 год, посуда была большой редкостью. Цыгане посуду лудили, покрывали медным купоросом, и она выглядела, как медная. Простодушных, доверчивых людей обманывали, говорили, что это медная посуда и люди её покупали. Мать цыганкам шила одежду. Однажды у неё пропали ножницы. Это был в то время серьёзный дефицит. Мать пошла к барону и рассказала о пропаже. Ножницы подкинули. Но серьёзного воровства не было.
Я до сих пор помню вкус баронского бутерброда: кусок батона, намазанный маргарином и сверху политый сливовым вареньем. Вечерами цыгане отдыхали, пели песни под гитару и танцевали. Собиралось много людей, аплодировали, но денег не давали – их у людей не было – время было трудное.
В это время, когда я учился в школе, влюбился в девочку Надю. Жила она с матерью и старшим братом недалеко от нас. С братом часто дрался. Отец у них погиб на войне. Старшая сестра Нади сидела в тюрьме. Когда она вышла на свободу, то выглядела измождённой старухой, хотя была совсем не старой. К Наде у меня была чистая детско-юношеская любовь. К ней на свидание я ходил часто с пучком моркови, вырванной на грядках. Уже не помню – было ли у нас объяснение в любви, но свою любовь к Наде я мечтал излить в песне под гитару, игра на которой была для меня чем-то божественным и недосягаемым. Я просил отца купить мне гитару, но в семье не было свободных семидесяти пяти рублей, столько стоила самая дешёвая семиструнка в магазине. Но судьба уже предначертала мне моё музыкальное будущее и подбросила мне пятьдесят рублей, которые я нашёл на дороге. Отец добавил ещё двадцать пять, и гитара была куплена.
К ней прилагалась небольшая инструкция по настройке. Я читал её и почти ничего в ней не понимал. То, что первую струну надо натянуть произвольно – было понятно, но дальше говорилось, что вторая струна, прижатая на третьем ладу должна звучать в унисон с первой открытой. Что такое «Унисон?». Откуда идёт нумерация ладов – от головки гитары или от розетки? Что обозначают эти белые кружочки на грифе?..
Выручил брат Алексей, недавно вышедший из тюрьмы. Он всё мне растолковал. Даже научил трём аккордам. Под них я с друзьями пел разные блатные песни. Позже купил самоучитель игры, кажется Михаила Иванова, и начал изучать нотную грамоту.
Когда в клубе «Текстильщик» был организован ансамбль гитаристов под руководством Бориса Демидова, то я стал участником ансамбля. Свободное от школы время я учил азы нотной грамоты, осваивал технику игры, теперь уже на приобретённой шестиструнной гитаре. Прошли годы. Эта девочка стала Надеждой Морьевой – преподавателем танцев во дворце культуры имени Маяковского. Пути наши разошлись, но детская любовь к ней стала причиной влюблённости в гитару, с которой связана вся моя жизнь.
Начало серьёзного занятия музыкой
Но не только гитара занимала всё моё свободное время. Очень сильное впечатление на меня произвёл кларнет. Самостоятельно по школе немецкого кларнетиста Китцера я научился играть на кларнете и играл в школьном духовом оркестре. Затем попробовал себя в инструментальном квартете. В эти годы я пристрастился к чтению книг. Появилась идея – устроить обменную библиотеку. В летней кухне устроил стеллажи для книг, которые часто покупал на рынке у старушек и выдавал ребятам, которые приносили свои для обмена.
Но гитара вновь позвала к себе. В Доме Культуры завода имени Октябрьской Революции студент музыкального училища Николай Воробьёв организовал городской оркестр гитаристов. Репертуар оркестра был довольно сложный, но меня приняли, и я играл партию первой гитары. Познакомился с Анатолием Бельдинским – гитаристом и хорошим человеком. Он посоветовал мне поступать в музыкальное училище.
В 9—10 классах я проходил обучение токарному делу на небольшом заводе металлоизделий, который находился недалеко от музучилища. Его производственный мастер Иван Иванович говорил: «Пётр, посмотри, дверь в музучилище узкая, а у нас широкая. – Иди в узкую, а в широкую всегда пустят».
Я выбрал «узкую дверь» и после окончания школы стал готовиться к поступлению в музыкальное училище. Не помню всех подготовленных пьес. Помню только этюд Наполеона Коста ля мажор, опус номер двадцать три. Приёмной комиссии моя игра понравилась. Спросили: «Где обучался игре?». Ответил, что самостоятельно по самоучителю. На вопрос: «Как собираетесь сдавать экзамены по сольфеджио и теории музыки?» Пришлось заверить комиссию, что за год обучения я подготовлюсь и сдам экзамены по этим предметам.
После небольшого совещания, комиссия пошла мне навстречу, но стали проверять мой слух. На фортепиано нажимали одновременно две-три клавиши и просили спеть отдельно каждую ноту. С этим заданием я справился легко.
– Спойте гимн Советского Союза…
– Я не знаю слов…
– Как же так? Ведь его по радио передают каждое утро.
– У нас нет радио, – отвечаю без всякого вранья, – электричество провели недавно. Я занимался и читал при керосиновой лампе.
– Тогда спойте, что знаете.
Песен я знал предостаточно. Выбрал самую приличную. Не помню названия, но там были слова: «Мы одни, с нами только гитара, что умеет нам петь о любви…». Посмеялись, но приняли.
Darmowy fragment się skończył.