Czytaj książkę: «поэт и динозавр»

Czcionka:

Иллюстратор Ольга Романова

ISBN 978-5-4483-7588-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Вместо предисловия

Для большинства современных поэтов их первые сборники – торопливая претензия на имя поэта, визитка, попытка очертить свою территорию (пусть даже крохотный клочок) в самой литературной стране в мире.

Однако, открыв первую страницу «Поэта и динозавра», вы увидите нечто иное. «А что же?» – спросите вы. Вычурное самобичевание? Гневные воззвания? Едкую иронию? Поверхностную злободневность?

Нет. Например – откровенную историю молодого человека, который смог выкопать себя из могильной горечи и расстаться с бесконечными сумерками. Роуд-муви длиною в несколько лет и расстоянием в несколько жизней. Беззастенчивый автопортрет, впитавший нервные краски эпохи.

Любое творчество рефлексивно, но для Петра это не одна из тех броских фраз, которыми нынче часто орудуют кухонные психологи и философы. Его стихи – это пульс человека, рисующего лабиринт собственного бытия. Каждое стихотворение – бритва, острая и хрупкая, гальванизированная серебром чувств. За каждым стихотворением – реальность, преломленная витражом внутреннего храма. За каждой строкой – беспокойный и неустанный поиск своего места.

История, изложенная в сборнике, динамична. Прочный серый лёд тоски разламывается неизбежной весной, горечь сменяется доброй усмешкой. При этом Пётр далёк от клише и измученных литературных па «страдающих поэтов», все его стихотворения бесконечно искренни и посвящены конкретному событию или переживанию, каждое из которых живо встаёт перед глазами даже сквозь безупречно выдержанные тон и слог.

Я хорошо себе представляю, чего стоило Петру перечитать стихи прошлых лет, вновь прикоснуться к старым шрамам. Но без этого сборник получился бы куцым и монохромным. Тем ценнее и уникальнее то путешествие, которое он предлагает совершить читателю. Путешествие сквозь предгрозовую духоту к ясному спокойному дню.

«Поэт и динозавр» – это путешествие моего друга, в которое он приглашает каждого читателя. А путешествие лучше не откладывать, и первый шаг – первое стихотворение, уже нетерпеливо ждёт вас.

____________________
Рушан Ахметжанов

¹

УЗЛЫ

Серо-бежевый

Серое утро порывами ветра всклокочено.
Пуст и беспечен, я скован бездействия пленом.
Жизнь – автостоп; одиноко стою на обочине.
Грязные звуки плывут по отравленным венам.
Нервные срывы, а может быть просто куражась,
Будней бетон я крошу в порошок сумасшествия.
В новую пропасть шагаю не глядя, торжественно;
Грудь разрывает бесцельная ажиотажность.

Бежевой кашей становятся лица знакомые.
Мнимый покой, и из дома не выйти неделю.
Ползает взгляд, превращается мозг в насекомое;
Жадно бросаю себя в паутину безделья.
Время слоится; подобие собственной тени,
Тщетно пытаюсь порвать я оковы привычности.
Бремя души и детали несобранной личности
Слабо мерцают узором нелепых сплетений.

_________
30.08.09

Узлы

Там, где лицемерие превращается в панацею,
в способ избежать большинства проблем и вопросов,
я становлюсь ангелом и демоном в одном лице, и
на судьбу продолжаю печатать слепые доносы.
Продолжаю делать вид, будто ничего не случилось,
для себя открывая реальности новые грани;
без конца и начала надеясь на ту беспричинность,
что с рождения до смерти нас всех хаотично тиранит.
Не нуждаясь ни в голосе неба, ни в накипи догм,
я срываюсь с хождений по старым бессмысленным схемам;
все вокруг заставляю казаться бездумным, бездомным,
вездесущий порядок в себе нарушая системно.
Игнорируя страхи и писаных правил угрозы,
на маршруте своём я отметил узлы переходные;
мой патриарх и судья – Уильям Берроуз,
Эдик Старков – мой адвокат и духовник.

_________
25.05.10

«Гроза забирает последние крохи…»

Гроза забирает последние крохи,
из рук вырывая мой сломанный зонт;
последние дети ушедшей эпохи
в экстазе сгорают под клубный музон.
Дорога сквозь слёзы безумно хохочет,
глотая подошвы глазницами луж;
свисают заката кровавые клочья,
огнём обдавая сердечную сушь.
В ноктюрне дворов истончается кожа;
событий состав исчезает в депо.
Без нот сожаления время проложит
на старом пожарище новый окоп.

_________
15.06.10

Выборг

Закат – торжество декадентов,
восход – манифест футуристов;
дорога в кольчугу одета
колёсного стука и свиста.
Похмелье обратной дороги,
приезда счастливое пьянство;
души обивают пороги
изменчивость и постоянство.
Фасадов щербатые лица
с прогулки за стол приглашают;
дымится булыжною пиццей
мощёная площадь большая.
Залива змеиная кожа
на берег ползёт валунами;
и порт в белом сумраке ожил,
взорвав тишину между нами.
Моргает рогатая башня,
грызёт перекрытий намордник.
Я ключ от событий вчерашних
оставил на острове Мёртвых.

_________
21.06.10

Директор небесного бункера
(текст песни)

Пеной из пасти слепого дракона
Снег объявил ультиматум весне;
Жёлтые стёкла в синих вагонах
Бьют по безумной глазной белизне

Пляшет на плитах консервный конструктор,
Выварив кашу кирпичных кастрюль;
Полупещерные овощи-фрукты
Выросли в рельсово-шпальный патруль

И швыряет листовки директор небесного бункера,
Стуком в дверь отвечая на шёпот печатных полос

Петли запали в чердачные горла,
Вольные шеи втянув в потолок
Солнце следы свои ластиком стёрло;
Ярко из ярости вырвался клок

Чёрные дыры вползают под веки,
Пьют растворитель компьютерных снов;
Ветер ограбил воздушные реки,
Став океаном несказанных слов

И костёр разжигает директор небесного бункера,
Растирая в золу угольки затухающих звёзд

_________
24.04.11

Пора

Без билета время провозит
по знакомым прежде местам;
мыслей стук в голове нарастал —
он сродни надоевшей занозе.
Повторяется старый маршрут;
сон сменяет утихшую песню,
а внутри снова пусто и тесно,
и сомнения заживо жрут.
Цепь из лиц и видений неясных
подо лбом кандалами звенит;
взгляд взметнулся и вышел в зенит,
срезав кромку небесного наста.
Ночь – предвестница будущих драм —
наложила на звёзды запреты;
я несусь сквозь неё без билета,
но уже выходить мне пора.

_________
22.09.11

БЕЗ

«Тирания крикливой свободы…»

Тирания крикливой свободы
заливает бензином мозги;
с белым знаменем армия добрых
контролировать будет всех злых.
Не отступим от главного плана:
Мир! Добро! Прогрессируй же, люд!
Пусть едят мясоедов веганы,
пусть учёных фанатики бьют.
Запретим все плохие словечки,
диктатуру раздавим в тисках;
волчьим смайлом скривилась овечка,
в глаз врагу горсть бросая песка.
Присягнём мы свободе на верность,
выжжем «серую массу» – зверьё;
вездесущую политкорректность
в бочку с дёгтем мы мёдом зальём.
Ненавидим друг друга с улыбкой:
правда – нитка, зашившая рот.
Мы – послушные добрые рыбки
радикально окрашенных вод.

_________
08.08.12

«В это время мой город стал тихим, совсем опустевшим…»

В это время мой город стал тихим, совсем опустевшим,
отражаясь в густеющем небе разрытыми кладами;
разбавляя уверенность страхом, трагизм – клоунадами,
день протёк по бетонным кустам тяжело и поспешно.
Отплясали по улицам ноги бессчётными тучами,
отскакали колёса шершавым резиновым градом;
расползается ночь по безжизненным серым громадам,
выключая дневные заботы о благополучии,
надоевшие мысли, мечты, иллюзорные планы
на себя и других в от руки нарисованном будущем.
Ночь подарит надежду всем ждущим, зовущим и любящим;
даст и почву, и пищу для слов – самых нужных и главных.
Город медленно тонет в зрачках под тяжёлыми веками,
растворяется ночь в миллионах спокойных дыханий;
время всё прожуёт, всех и каждого съест с потрохами,
и с улыбкой накроет вопросы простыми ответами.

_________
26.08.12

Без

Без тебя Москва стала разорённым, разрушенным муравейником
в ожидании поджога, войны и прихода французов;
а я сам недоваренным выпавшим ленивым
вареником,
остывая, прилипший, лежу на полу кверху пузом,
вспоминая, как тихо лежал на твоём животе.
Уже кончилось лето – мне врут календарь и часы.
Уморительным танцем съедобных желудочных тел
через масло любви, ожидания плавленый сыр
дни один за одним беспощадно сменяют друг друга,
отдаляя меня от тебя ещё больше и дальше.
Без тебя вся Москва заползла в самый зассанный угол,
где сидит и глаза, огрызаясь, безумно таращит.
По аортам и венам метро я плыву лейкоцитом —
непонятно зачем, ведь Москва…

…умирает!

От СПИДа!

БЕЗ ТЕБЯ!!!

…я спешу завершить новый суточный цикл,
чтобы в краткий обрывочный сон прямо с улицы спрыгнуть.
Может, ты мне приснишься. Я снова скажу тебе: «Здравствуй».
Ты ответишь с улыбкой: «Привет». И вдоль рельсов трамвайных
вся столица тогда будет биться об ноги богатством:
мы дошли до неё и трофеем без боя забрали.

_________
27.08.12

Урок

Начинаю смотреть по-новому на обычные вещи,
получая кайф от еды и холодного душа.
Вот ведь судьба – пошутила так зло. Нет – даже зловеще;
но как ни крути, а насильно ты мил не будешь.
И можно ходить по колено в своих же порывах,
закидывать объект любви самопальными строчками…
Я иду в шесть утра на работу с бутылкой пива,
хотя, признаться, пить мне уже совершенно не хочется.
Я уже очень много умею и многое знаю,
я себя таким сильным ещё никогда не чувствовал;
но сейчас мне придётся учиться без тебя жить, родная —
а этого я, если честным быть, и не хочу совсем.
И пусть я многое знаю, пусть много умею,
но такой же дурак. А урок этот самый тяжёлый:
не прикажешь любви. Всё залечит упрямое время.
Ты не будешь со мной. Не возьму никогда тебя в жёны
(и сама не пойдёшь). Никогда мы не будем вместе.
Повторяет мозг эти пункты домашним заданием.
Прозвенел звонок. Остаётся сходить поесть и
себе запретить жить в надежде и ожидании.

_________
30.08.12

Точка

Любовь —
больная, дикая, сумасшедшая;
я стоял и смотрел, как ты скрылась за краем ночи.
Удавкой на шее, сплетённой из городского кишечника,
затянулся кошмар. Мокрый порох минут испорченных
по дороге сыпался из самим же надломанной тубы;
волшебство и сказка обернулись арт-хаусным хоррором.
Я тебя искал сквозь огонь и медные трубы
по дорогам, дворам, оборачиваясь во все стороны.
Для меня ты стала казаться безумно опасной,
расписавшей игру по своим непонятным правилам;
Красной Шапочкой в своей безрукавке красной,
которую вычитал Волк из книги поваренной.
А я в те минуты действительно был волком —
из «Ну, погоди!», нарисованным и в тельняшке,
с сигаретой в зубах. Я нарочно выглядел олухом,
сумасшедшим, юродивым, на рубль себя разменявшим.
Ты смеялась, курила, молчала; мы шли по дороге,
ускользающей в ночь сквозь дождливую лета агонию.
Настоящая, яркая, дерзкая, грустная, строгая —
мои речи на спину твою пришивались погонами.
Я оставил тебя на аллее. Смотрел тебе в спину,
наблюдая, как ты уплываешь в глубины окраин.
Раздражение, злоба внутри закололи противно;
невозможно, что ты была здесь, что была ты реальна.
Я понёсся вперёд – оглушённый, в бреду и горячке;
я тебя потерял. Сам, без паспорта и телефона,
на кусочки разбит, до молекул последних растрачен;
я себя ощутил в тот момент прогоревшим плафоном
на конечной в метро. Ноги тело отправили к дому;
труп надежды вздыхал, зацепляясь за тёмные лавки,
за качели, дворы. Мир, казалось, навеки поломан,
ну а я – пациент психбольницы без прав и без справки.
Дальше всё как в кино: оборот, силуэт в капюшоне
и навстречу кошачьи шаги виноватой походкой;
с хладнокровным лицом, изнутри до костей обожжённый,
я тебя целовал, как паломник святую икону.
Я хотел твоей смерти. Хотел задушить тебя сразу.
Но лишь пьяной пощёчиной выкрикнул: «Ну ты и дура!»
До сих пор ощущаю себя червяком безобразным,
и твоё «ненавижу» мне в грудь прогрызается буром.
Мы расстались спиною к спине. Я проматывал сцены
из трагедии нашей весь путь по дороге к подъезду.
То, что было так свято, волшебно, легко и бесценно —
расплескалось до дна. Утекло в невозвратную бездну.
Не осталось ни слёз, ни надежд, ни себе оправданий.
Всё случилось как есть. Мы летели – с деревьев листочки —
и мирами столкнулись, друг друга изрядно поранив.
Между нами раскинулась кратером жирная
точка.

_________
31.08.12

Я

Я —
слов нескладных угловатый Стравинский.
Я —
слогов слоёных кошмарный Шнитке.
Я
от чисел открещиваюсь по-свински.
Я
реальность распутываю нитка за ниткой.
Я
пропитан всеми ядами города.
Я
последний в мировом алфавите.
Я
длинен, но чудовищно короток.
Я
в жизнь влюблён, но смерти любитель.
Я
небрежен, но донельзя аккуратен.
Я
с феноменальной памятью, но с дырой в голове.
Я —
бережливый жизни прожигатель.
Я —
разборчивый гурман-калоед.
Я,
уходя, прихожу навечно.
Я,
возвращаясь, ухожу на сто лет.
Я
языком неизлечимо излечен.
Я —
русский поэт.

_________
05.09.12