Czytaj książkę: «Трилогия. Контракт на два дня. Книга третья. Ударные пятилетки»

Редактор С. В. Волкова

Корректор О.Б. Смирнова

Иллюстратор Н. В. Пенина

© Пётр Анатольевич Безруких, 2022

© Н. В. Пенина, иллюстрации, 2022

ISBN 978-5-0056-9443-0 (т. 3)

ISBN 978-5-0051-4395-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ТРИЛОГИЯ
КОНТРАКТ НА ДВА ДНЯ

Всем юношам и девушкам —

жертвам Второй мировой войны,

посвящается

«…Помните!

Через века, через года, – помните!

О тех, кто уже не придёт никогда, – помните!..»

Роберт Рождественский, поэма «Реквием»

КНИГА ТРЕТЬЯ
УДАРНЫЕ ПЯТИЛЕТКИ

«Une vie d’amour Que l’on s’était jurée

Et que le temps a désarticulée

Jour après jour Blesse mes pensées…

…Une vie d’amour Une vie pour s’aimer

Aveuglément Jusqu’au souffle dernier

Bon an mal an Mon amour T’aimer encore Et toujours…»

Charles Aznavour¹

Глава 1. МЮНХЕНСКИЙ ПРОЦЕСС, ИЛИ КРАСНОЕ И ЧЁРНОЕ

XX Съезд ВКП (б) открылся в понедельник 25 сентября 1944 года в Большом Кремлёвском дворце, сразу же после окончания мероприятий по поводу празднования первой годовщины победы над фашистской Германией. Он стал съездом правящей партии государства, одержавшего блестящую победу в самой кровопролитной и страшной войне. Победоносная Красная армия дислоцировалась от Руана на западе, до Порт-Артура на востоке, от Нарвика на севере до Сицилии на юге. Это представлялось очень весомым аргументом как во внешней, так и во внутренней политике. Поэтому провести на съезде все необходимые решения для Бекетова не составило большого труда.

Полностью обновили состав Центрального комитета. Из сталинской гвардии там оставили только маршалов, видимо, для украшения, и тех, кто являлся ведущей политической фигурой, с ними Бекетов продолжал работать: Молотов, Калинин, Каганович, Мехлис и Хрущёв. Почему он до сих пор не заменил их, да и, похоже, не собирался этого делать? Этот вопрос задавали себе все, кто интересовался политикой в кулуарах, на кухне, на рыбалке и в бане. Внятного ответа не было. Все эти люди являлись одиозными фигурами сталинского режима, замаравшими руки в крови по локоть во время политических репрессий и чисток. Они создавали Бекетову кучу имиджевых проблем как во внутренней, так и во внешней политике. Но он упорно продолжал их держать при власти, лишь отодвинув от процесса принятия решений.

Правда, один очень весомый аргумент в пользу такой политики просматривался. Всех этих товарищей обожали ортодоксальные большевики и убеждённые сталинисты, а таковые составляли довольно значительную часть советского общества, и их интересы игнорировать не получалось. Так что, скорее всего, нащупав хрупкий баланс интересов, Бекетов продолжал его поддерживать, как очень осторожный и разумный политик. Но ситуация требовала немедленных революционных преобразований в обществе, в политике, в экономике и в вооружённых силах. Поэтому в состав Центрального комитета и его Политбюро провели всех своих. Бекетов не зря три года натаскивал молодёжь, понял, кто из них чего стоит, и давно отобрал лучших и самых талантливых.

Немного поэкспериментировав с парнями, он увидел, что они отлично умеют встраиваться в политическую систему, не создавая в ней напряжения, и ещё год назад представлял себе конфигурацию власти, которая станет эффективно работать. На съезде он всё это успешно реализовал, окончательно установив полный контроль над партией. Правда, имелся один нюанс, который его смущал. Мальчики получили неслыханную аппаратную власть, причём не только в стране, но и в мире. Такой властью если кто-то и обладал до них, то единицы, и однозначно не молодые люди, а убелённые сединой дядьки. Неизвестно, как ребята выдержат экзамен, но узнать это можно только опытным путём. Ведь власть – ещё и ответственность, и отвечать им придётся за многое, хотя бы даже перед своей совестью.

В чём Бекетов ни капельки не сомневался, так это в способностях и уровне подготовки ребят. Ему удалось сформировать одно из самых образованных в мире правительств. Самым неграмотным в нём оказался Лебедев с двумя курсами МГУ и военным училищем, но он компенсировал недостатки образования своим незаурядным умом. Самым же образованным был Орлов с высшим гражданским образованием, кандидатской диссертацией и военной академией. Все правительство в совершенстве говорило на трёх иностранных языках, а некоторые из его членов на четырёх. Для Советского Союза это просто фантастические компетенции, по своему уровню они соответствовали, а в чём-то даже превосходили правящую политическую элиту США и Британии. Если в чём-то и отставали, так может, только в опыте.

Успешно решив кадровые вопросы, Бекетов приступил к политическим и экономическим. Прежде всего на съезде приняли Программу «Примирения соотечественников». В качестве первого шага утвердили Акт «Об амнистии всех участников Гражданской войны». Это позволило сделать легитимным процесс возвращения эмигрантов на родину, который шёл уже давно, но держался на личных договоренностях Бекетова с сообществами белоэмигрантов. Теперь же все бывшие подданные Российской Империи и их дети получили право вернуться в СССР и оформить гражданство в заявительном порядке, без каких-либо ограничений, не подвергаясь политическим или уголовным преследованиям.

Следующим пунктом программы стала либерализация экономики. Решить задачи с помощью только государственного сектора представлялось нереальным. Требовалось участие частных предпринимателей для создания новых производств. Взять их в СССР неоткуда, а вариант приватизации даже не рассматривался. Учитывая опыт России 90-х доверять советским гражданам собственность казалось просто безумием. Результат был предсказуем: всё украдут и спрячут так, что потом с собаками не сыщешь. То, что не смогут украсть и продать, побросают, и оно само развалится. Вариант просматривался только один: вернуть русских эмигрантов из-за границы вместе с деньгами и опытом. Для этого же одной амнистии мало, требовалась свобода частного предпринимательства и железные гарантии собственности.

Право заниматься своим делом и неприкосновенность частной собственности государство должно гарантировать всем без исключения, а не ограниченному кругу лиц. Поэтому на съезде приняли Программу «Новая советская экономика для всех», провозглашавшую очередную НЭП, но намного шире ленинского варианта. Хозяйство страны становилось многоукладным, советское государство признавало и защищало все виды собственности. Вопрос заключался лишь, поверят ли люди в это после всех большевистских фортелей с отбором собственности, раскулачиванием и посадками в лагеря. Уболтать делегатов съезда принять программу и провести к ней законодательную базу через Верховный Совет СССР для Бекетова стало сущим пустяком, а вот убедить эмигрантов и советских граждан, что всё это серьёзно и навсегда, казалось практически невыполнимой задачей.

Поэтому ещё задолго до партийного съезда в газетах и по радио развернули мощную политическую кампанию под лозунгом «Борьба с ошибками и перегибами в экономике». Журналисты заново перечитали труды великих классиков, Владимира Ильича Ленина и вождя народов Иосифа Виссарионовича Сталина – в частности, статью последнего «Головокружение от успехов» о перегибах на местах, допущенных при коллективизации, и изложили материал в нужной трактовке. Были найдены около сотни виноватых советских и партийных деятелей на местах, а также особенно ретивых сотрудников НКВД, и отданы под суд за превышение должностных полномочий; проведены десятки публичных процессов над виноватыми, которым были вынесены суровые приговоры.

Советские граждане на собраниях коллективов единогласно одобрили решения судов, гневно заклеймив осуждённых, и всё это регулярно освещалось в газетах. После этого всех осуждённых втихаря амнистировали и отправили с глаз подальше на партийную и хозяйственную работу с местными аборигенами в Советскую Социалистическую Республику Папуа – Новую Гвинею разъяснять там папуасам политику партии и правительства, только уже с учётом горького жизненного опыта, судимости и без всяких перегибов.

Всем, оставшимся в живых, раскулаченным и бывшим советским нэпманам начали выплачивать денежные компенсации за изъятое имущество и моральный вред, причинённый арестами и пребыванием в заключении. Суды оказались завалены заявлениями на пересмотр дел о незаконном изъятии имущества и осуждении. Парни-экономисты посчитали суммы компенсаций для выплат, и они оказались просто астрономическими, в бюджете таких денег не было. Несмотря на полный паралич судов, на угрозу развала финансовой системы государства, Бекетов пошёл на это и начал реабилитировать раскулаченных и лишённых имущества, выплачивая им компенсации. Потому что ему позарез требовалось доверие народа.

Для разработки экономической программы реформ уговорили вернуться из эмиграции лауреата Нобелевской премии по экономике Василия Васильевича Леонтьева и назначили руководителем реорганизованного Народного комиссариата экономики и финансов. Он и преданная ему группа ребят-экономистов должны были найти средства не только для выплаты компенсаций, но и для финансирования экономических реформ.

Траты же предстояли баснословные, а брать взаймы просто негде, поэтому требовалось создать иную финансовую систему, совершенно отличную от существующей. Сделать это казалось невероятно сложным, но возможным. В правительственных компьютерах хранился пакет промышленных технологий стоимостью в несколько триллионов долларов применительно к 1944 году. Нужно было только придумать, как сделать, чтобы эти технологии обеспечивали собой деньги в обращении. Ну, ещё Бекетову удалось прикарманить половину золота Третьего Рейха. Вот на этих двух активах и предстояло соорудить совершенно новую экономику. Группа Леонтьева уже полгода ломала голову над тем, как это реализовать.

В качестве гарантий права собственности эмигрантов Бекетов договорился с ними, что весь офицерский костяк вновь формируемой Советской Гвардии будет состоять из офицеров-белоэмигрантов. Эти гарантии их устроили, и капитал потихоньку пошёл в страну, ещё до съезда. При этом рисков для Бекетова не просматривалось никаких, на всю Гвардию надели браслеты, а пароли от системы имелись только у него, Емельянова и Осипова. Треть армейских офицеров и офицеров наркомата внутренних дел тоже были окольцованы, поэтому бунт на корабле исключался. Электронную радиосистему развернули на всей территории Европы и СССР. Связисты за эти три года проделали титаническую работу, и Алексея Орлова наградили за это орденом Ленина и Золотой звездой Героя Советского Союза.

Ещё Бекетову хотелось как-то оживить общественно-политическую жизнь в стране. Разрешать создание новых партий он наотрез отказался, зная, чем это заканчивается в России, и решил легализовать общественные объединения и организации с правом законодательной инициативы. Партия же в стране оставалась одна, она была правящей, и это не подлежало никаким сомнениям.

Перед завершением своей работы съезд принял IV пятилетний план восстановления и развития народного хозяйства на 1945—1949 годы, который предусматривал фантастический рывок в развитии экономики страны с созданием десятков новых отраслей народного хозяйства и выпуском всего спектра промышленной продукции, высококачественных товаров и услуг. С пламенной заключительной речью на съезде выступил Генеральный секретарь ЦК ВКП (б) Георгий Николаевич Бекетов, сорвав бурные продолжительные аплодисменты. На этом работа XX Съезда ВКП (б) успешно завершилась, и все делегаты разъехались по домам претворять в жизнь принятые решения.

***

На следующее утро после торжественного военного парада в честь 27-й годовщины Великой Октябрьской Социалистической Революции Бекетов созвал секретное заседание Политбюро ЦК ВКП (б). На него пригласил как старых, так и вновь избранных на XX Съезде партии секретарей Центрального Комитета: генерального комиссара госбезопасности СССР В. Д. Емельянова, народного комиссара обороны СССР Н. В. Измайлова, начальника Генерального штаба СССР А. И. Осипова, командующего сухопутными войсками СССР Э. А. Репинского, командующего бронетанковыми войсками СССР Е. А. Кудрявцева, командующего Советской Гварди- ей И. Н. Быстрицкого, командующего войсками связи СССР А. А. Орлова и Первого секретаря ЦК К. Д. Лебедева. Председательствовал на заседании Генеральный секретарь ЦК ВКП (б) Г. Н. Бекетов.

После оглашения председателем повестки дня у всех парней побежали мурашки по коже, и, видимо, не только у них, – лица помрачнели даже у старших товарищей. Предлагалось обсудить и принять открытым голосованием решение о проведении репрессий по результатам Второй мировой войны. Им предстояло решить судьбу нацистских, итальянских, венгерских, румынских, хорватских, японских и прочих военных преступников. Определиться с тем, что делать с их пособниками и коллаборационистами, а также с военнопленными. Другими словами, Бекетов поставил вопрос так, что каждому необходимо принять самое сложное в своей жизни решение: подписаться под смертным приговором сотням тысяч людей.

После принятия этого решения карательные системы советского государства, а также государств-союзников немедленно начнут претворять его в жизнь, облекая в юридически обоснованные приговоры и рубить головы на гильотине, вешать, расстреливать, сажать в тюрьмы и отправлять в лагеря. По всей видимости, Бекетов не захотел брать ответственность только на себя и решил возложить её на всех. Для парней это стало первой серьёзной расплатой за полученную безграничную власть. Но вот готовы ли они морально к этому, их никто не спрашивал. Одно дело война, когда они отправляли сотни тысяч людей в бой, тоже многих на верную смерть. Однако там у них всегда имелось оправдание: это война и у людей есть шанс. Тут же дело напрямую касалось расправы без всяких оправданий и оговорок.

Все прекрасно понимали, что в тюрьмах и лагерях у Бекетова, да и у Черчилля с Рузвельтом, тоже сидели не ангелы, а исчадия ада, и их смерть должна стать уроком для человечества. Но одно дело наблюдать со стороны, одобряя карательные действия или осуждая их, другое дело – самому принимать активное участие в карательном процессе. Критики говорят, что власть быстро деформирует личность, и политики такие решения принимают без зазрения совести. Видимо, совесть у парней ещё не успела деформироваться, поэтому они все сидели сине-зелёные и тупо смотрели на проект документа, размноженный и лежавший перед ними. Бекетов же как будто этого не замечал или не хотел замечать.

Проект казался им чудовищным, но только на первый взгляд. Если же учесть, что эти люди развязали самую кровопролитную в истории человечества войну и отправили на тот свет миллионы невинных женщин, детей и стариков, то логика в предложении Бекетова присутствовала железная. Всю политическую верхушку нацистской Германии, фашистских Италии и Хорватии, салашистской Венгрии, а также Антонеску и его сподвижников предлагалось отправить на гильотину, после чего тела сжечь, а пепел развеять. Японское правительство, а также сотрудничавшие с ним марионеточные правительства Маньчжурии, Китая, Филиппин и Индокитая отправить на виселицу. Всех, кто имел хоть малейшее отношение к уничтожению людей в концентрационных лагерях и лагерях военнопленных умертвить таким же изуверским способом, каким они убивали заключённых и пленных, а тела сжечь в крематории Освенцима. Тех, кто участвовал в карательных операциях против мирного населения, подвергнуть унизительной и мучительной казни через повешение.

Попытки изменить эти пункты Бекетов принял в штыки и стоял на своём как каменная глыба. Он предъявил кучу аргументов, почему это нужно сделать именно так и не проявлять ни капельки снисхождения или милосердия. Причём парни не знали, что проект решения Бекетов заранее согласовал с Черчиллем, Рузвельтом, Жиро и Чан Кайши, и ни у одного из них претензий к проекту не возникло. Ребята спорили несколько часов с пеной у рта, но изменить позицию Бекетова так и не смогли.

Самым грустным оказалось то, что никто из присутствующих не смог предъявить сколько-нибудь весомых аргументов, чтоб хотя бы поколебать эту позицию. На единственный обоснованный аргумент – зачем так извращаться, не проще ли будет всех расстрелять? – Бекетов отвечал, что преступник перед смертью должен испытать то же, что испытывала его жертва, иначе казнь превращается в месть, а она должна стать расплатой за содеянное. Пять минут ужаса на эшафоте – лишь малая плата за сотворённое, тем более, что эти виды казни не в России придумали и применяли, а сами преступники людям рубили головы, вешали и травили газом. Пусть теперь на себе всё это и опробуют.

В завершение дискуссии Георгий Николаевич подошёл к шкафу, открыл дверцу и, достав с полки большую коробку, принёс её к столу и вывалил из неё сотни свежих фотографий с изображением зверств нацистов, а также фотодокументы из концентрационных лагерей и лагерей военнопленных. Снимки оказались жуткими, сделанными или изощрёнными садистами, или профессиональными криминалистами. Создавалось ощущение, что всё это сотворили не люди, а инопланетные монстры, лишённые человеческих чувств. Для них человек являлся просто куском мяса, с которым можно делать всё что угодно – резать, стрелять, вешать, сжигать. Смотреть на фотографии было невыносимо.

– И вы хотите это оставить безнаказанным? Чтобы все думали, за такие зверства не бывает расплаты? – спросил он присутствующих с ухмылкой.

На этом все прения по первым трём пунктам закончились, и спор перешёл к другим, где Бекетов согласился, при наличии весомых аргументов, поменять решение. Предстояло решить судьбу старших офицеров и генералитета побеждённых стран, французского коллаборационистского правительства Петена, а также всех сотрудничавших и помогавших фашистам в Европе. Отдельным вопросом стояло решение по военнопленным.

Парни уговорили Бекетова разбираться с каждым старшим офицером и генералом индивидуально, хоть это и затянется на годы. Военные обязаны исполнять приказы, даже если они и преступные, и поэтому степень их вины должен определять компетентный суд с учетом всех обстоятельств. Конечно, некоторые генералы, адмиралы и маршалы сами отдавали преступные приказы, но надо установить точно и только за это наказывать.

С вопросом о коллаборационистах просидели до позднего вечера. Здесь парни решили отыграться за проигранные вчистую первые три пункта. Они в один голос заявили, что нельзя судить людей только за то, что те под страхом смерти вынуждены были сотрудничать с оккупантами: за это должна в первую очередь нести ответственность та власть, которая довела до оккупации, а не граждане, оказавшиеся «крайними». Наказывать можно только тех, кто пошёл на сотрудничество по убеждениям, а не под страхом голода или смерти. Кроме этого нужно учитывать, пострадали ли от такого сотрудничества люди, погибли или подверглись аресту, или нет. Во Франции уже устроили настоящую охоту на женщин только за то, что те спали с немецкими солдатами, и это надо немедленно прекратить. Разбираться в этом должен только компетентный суд с учётом всех обстоятельств. До решения суда все подозреваемые должны получить иммунитет от преследования. Бекетов с доводами ребят согласился.

Зато правительство Петена парни отстоять не смогли, аргументов в защиту не нашлось. Потому что эти негодяи так низко стелились перед немцами, хотя те их даже и не просили. В результате приняли компромиссное решение: всё вишистское правительство судить, а Анри-Филиппа Петена, Пьер-Жан-Мари Лаваля, Фернана де Бринона, Эме-Жозефа Дарнана, Марселя Деа, Эжена Мари Луи Бридо и Робера Бразийака отправить пожизненно в тюрьму, пока их французы сами не постреляли или на гильотину не отправили. С пожизненным заключением Бекетов согласился и на смертной казни, как написано в проекте, настаивать не стал.

Вопрос о судьбе военнопленных стран «оси» решили за полчаса. Их оставалось чуть меньше миллиона. Остальных рекрутировали в конце 43-го в штрафные дивизии и те участвовали в боевых действиях в Китае, Японии и на Папуа – Новой Гвинеи. В октябре большую часть из них демобилизовали, реабилитировали и отправили на родину с иммунитетом от преследования. Из самых опытных и не запятнавших себя в злодеяниях сформировали десять дивизий новой немецкой армии. Оставшихся военнопленных тоже решили не мучить и отпустить домой, тем более, что условия содержания в лагерях крайне некомфортные, а у Емельянова не имелось ни средств, ни желания превращать лагеря в санатории.

Заседание закончилось в половине второго ночи, когда все члены Политбюро поставили свои подписи под секретным протоколом. Валентин Денисович взял документ, подул на свежие чернила, положил себе в папку и поехал исполнять принятые решения. Парни же пошли в кабинет к Илье Быстрицкому, заперлись там и напились в стельку, пытаясь залить шок, который испытали. По домам их развозила и разносила охрана.

Кирилла Лебедева рано утром занесли в квартиру и сдали с рук на руки Насте. Он лыка не вязал и на ногах не стоял, таким она его ещё никогда не видела. Хорошо ещё, что дети спали. Она кое-как дотащила мужа до кровати, раздела и уложила спать. После этого Кирилл ходил целую неделю смурной, почти не разговаривал и страшно нервничал по всякому поводу и без повода. Но потом потихоньку пришёл в себя. Сколько жена ни расспрашивала, что произошло, он так ничего и не сказал. Настя поняла только одно: муж испытал какое-то очень сильное душевное потрясение и изменился после этого.

***

Это только на первый взгляд кажется, что германская карательная машина по уничтожению неугодных государству людей – лучшая в мире. Русская репрессивная машина ни капельки не хуже. Рождённая Иваном Грозным, выпестованная Петром Великим, доведённая до совершенства большевиками и лишь слегка приостановленная Бекетовым, она, услышав команду «фас» сверху и поскрежетав немного заржавевшими шестерёнками, начала набирать обороты. Не уступала ей и французская, хорошо натренированная во времена Великой Французской революции. В затылок дышали английская и китайская, тоже оказавшиеся весьма эффективными.

Обличительных материалов по военным преступлениям нашлось много. Из компьютеров выгрузили всё то, что насобирало человечество за семьдесят пять послевоенных лет, многое из чего в их мире было ещё неизвестно судьям в 45—46-х годах, когда проходило большинство судебных процессов. Принтеры работали круглосуточно в промышленных масштабах, операторы только успевали менять картриджи и заряжать бумагу. Все материалы по немецким, итальянским и японским военным преступлениям, совершённым до июля 1941 года, распечатали и отправили в суды стран-победительниц.

Всё, что происходило после июля 1941 года, Бекетов, как только пришёл к власти, сразу же приказал тщательно протоколировать. Специальные группы сотрудников НКВД выезжали на место, в каждый освобождённый населенный пункт, опрашивали население, фотографировали и записывали. Это происходило на всей территории, куда вступали советские войска. Огромную работу провели в освобождённых концентрационных лагерях и лагерях военнопленных по всей Европе. Видео- и фотоматериалы, протоколы осмотра мест преступлений, допросы свидетелей и потерпевших размножили и отправили в суды. На основании этого составили электронную базу данных подозреваемых с фотографиями и приметами, по которым проводились задержания.

По причине молниеносного наступления Красной армии и из-за того, что союзники не успели открыть второй фронт в Европе, которую освобождали только советские войска, многие военные преступники не смогли скрыться в Северной и Южной Америке, их арестовали сотрудники НКВД СССР. В руках у Емельянова оказалась не только вся фашистская верхушка Европы, но и рыба чуть помельче – особо изощрённые садисты и насильники. Сразу же после разгрома Германии установили жёсткий электронный контроль на границах Европы и за полтора года наловили ещё много мелочи. ГУЛАГ, очищенный Бекетовым в 41-м и 42-м годах, вновь оказался переполнен, но уже подозреваемыми в военных преступлениях.

Получив столько богатой пищи, советская репрессивная машина, вздохнув с облегчением, заработала на полную мощь. Заскучавшие было от безделья исполнители – судьи, прокуроры и палачи – со свежими силами и удвоенной энергией приступили к своим обязанностям. Требование новой власти было только одно: полное соблюдение законности и юридических процедур. При таком наличии доказательной базы и свидетелей это не представляло проблемы для системы, просто она работала чуть дольше, чем в 37-м. Первые судебные процессы начались в декабре 44-го. Их старались проводить на местах совершения преступлений, поэтому подозреваемых свозили из мест содержания через всю страну.

Конвойная служба НКВД тут же оказалась загружена работой по горло. В неё поступило строгое распоряжение из Москвы – не допустить самоубийств при транспортировке подозреваемых. По этой причине подозреваемых везли в наручниках под неусыпным присмотром конвоиров. Сообразив, что дело закончится печально, многие пытались покончить с собой. Задержанных везли из Сибири на Украину и в Белоруссию, в Польшу и Чехословакию, в Германию, Италию и Францию. Везде начались открытые судебные процессы, европейские газеты запестрели фотографиями и репортажами из зала суда.

Логика действий Бекетова, видимо, состояла в том, чтобы устроить в Европе такое публичное избиение виновных, после которого она бы ужаснулась и на столетия зареклась от зверств. Он решил действовать по принципу «клин клином вышибают». Позиция казалась спорной, ведь так ещё никто не пробовал лечить эту болезнь. Но единственное известное и действенное лекарство – атомную бомбу – он изъял из употребления, и поэтому пришлось изобретать что-то другое. В конце XVIII – начале XIX века Европа, увидев море крови, пущенной французскими революционерами, испугалась разгула насилия и, присев за стол переговоров, создала систему европейской безопасности, продержавшуюся почти сто лет, хотя регулярно и появлялись желающие её разрушить. Но потом всё как-то подзабылось, и человечество взялось за старое – видимо, ему требовалось очередное кровопускание.

***

Батальон спецназа и приданный ему полк НКВД под командованием майора госбезопасности Юрия Дмитриевича Мельникова взял под охрану минский ипподром и прилегающие к нему улицы с восьми часов утра в субботу 3 февраля 1945 года. Ровно в полдень здесь должны были начать приведение в исполнение приговора, вынесенного двадцати немецким генералам за преступления против мирного населения на оккупированной территории Белоруссии в 1941—1942 годах. Казнь планировалось провести публично. В центре ипподрома соорудили помост и виселицу, вокруг которых хлопотали палачи из Управления исполнения наказаний НКВД, осуществляя последние приготовления.

Несмотря на то, что Юра прошёл всю войну, многое повидал, получил тяжёлое ранение и дослужился до высокого звания, его всё равно брала оторопь, а по спине бегали мурашки. Вчера вечером он поискал в компьютере и обнаружил, что подобную казнь провели и в их мире тут, на этом самом ипподроме, только в 1946 году. Тогда 30 января публично повесили четырнадцать немецких генералов. Так что ничего нового в этом не было, за исключением одного обстоятельства, а именно квалификации казни. Нацистских преступников будут вешать на рояльных струнах. Это изобретение тоже оказалось немецким, а точнее, в их мире его изобрёл лично Гитлер, приказав таким образом казнить всех, кто на него покушался в 1944 году. Это означало, что приговорённые будут долго мучиться в петле, прежде чем умрут.

Погода стояла довольно прохладная, термометр показывал минус десять градусов. Небо затянуло тучами, падал пушистый снежок, а ветра почти не чувствовалось. Горожане начали собираться после одиннадцати, шли семьями с детьми и пожилыми людьми. Радости на лицах людей не было, но и печали тоже, всё выглядело как-то буднично, и это сильно поразило Юру. Ведь идти на ипподром никто не заставлял, просто всем сообщили, что там будет происходить, и люди шли сами. Что удивительно, людей пришло много, ипподром быстро заполнялся народом.

«Это что же такое нужно совершить, чтобы на казнь пришло столько людей, абсолютно беззлобных русских и белорусов, очень радушных и гостеприимных?» – думал Юра. Чтобы горожане не замёрзли, привезли горячий чай в больших термосах и наливали бесплатно. Всё проходило мирно и спокойно, зачем потребовалось выставлять столько охраны, он так и не понял, видимо, начальство опять решило перестраховаться. Но в половине двенадцатого поток людей стал настолько плотным, что пришлось срочно принять меры для недопущения давки и вывести на прилегающие улицы роту резерва. Для Юры стало полной неожиданностью, что столько граждан придут смотреть на совершенно омерзительное зрелище.

Зазвонил коммуникатор, и ему сообщили, что подъезжает конвой с осуждёнными. Он срочно выставил дополнительное оцепление перед главным входом и направил поток людей через боковые. На ипподром въехали два автомобиля ГАЗ-65 охраны, а за ними два автобуса ЗИС-16 с осуждёнными и конвойными. Последними прибыли два закрытых тентом грузовика ГАЗ-66 с караулом. Из грузовиков посыпались бойцы караула и оцепили эшафот, встав к нему спиной. Конвой начал выводить осуждённых из автобусов и строить их перед виселицами. Осуждённые выглядели жутко: бледно-серые лица и глаза, полные ужаса. Юра стоял недалеко в центре ипподрома вместе с другими офицерами. Он смотрел на приговорённых к смерти, и ему было очень жалко этих немцев.

К микрофону подошёл молодой старший лейтенант госбезопасности, начальник конвоя, с кожаной папкой в руке, украшенной гербом СССР и, открыв её, начал зачитывать резолюцию обвинительного приговора. Документ оказался составленным очень подробно, с перечислением времени совершения и мест преступлений, количества погибших мирных граждан и методов, которыми их убили. Читал старший лейтенант чётко, размеренно и, можно сказать, театрально. Когда он начал читать, гул многотысячной толпы затих, и все внимательно слушали его речь, транслируемую через громкоговорители. Юра засёк время и смотрел по часам, сколько говорил старший лейтенант. Тот уложился за восемнадцать минут, перевернул последний лист и начал читать заново, но уже по-немецки.

Это казалось удивительным, но начальник конвоя говорил очень чисто и правильно, совершенно без акцента, как наши ребята, так что казалось, будто он родился и вырос в Германии.