Форма и Содержание

© Павел Сомов, 2021

ISBN 978-5-0053-3475-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Форма и Содержание

Посвящается моей невидимой девушке.

Книга вкуса

Большой взрыв

Что нам нужно? Нам нужно рассказать историю.

Столкнемся ли мы с проблемой начала? Начало порой вызывает затруднения при рассказе историй?

Полагаю, мы уже начали – и таким образом избежали этой проблемы.

И чем же запомнится такое начало?

Взрывом! В начале был Большой взрыв, после которого какое-то время ничего не было, а потом все начало появляться. Вот так все и появилось.

Вот так значит, да?

Да.

А где же вспышки, фейерверки, перламутр?

Перламутр?

Да, где этот знаменитый космический перламутр? Ну или хотя бы холодная синева с фиолетовым отливом?

Тогда еще ничего такого не было. Все это появилось позже.

Что значит, не было! Это было всегда! Большие взрывы случаются и затухают, а перламутр вечен!

Хорошо, если он вечен, то почему нам стоит о нем упоминать?

Потому, что это красиво!

Видимо, рано или поздно нам придется затронуть эту тему. Я имею в виду вопрос о первенстве. Кто же все-таки важнее, Форма или Содержание?

Конечно же Форма!

Я придерживаюсь немного иного мнения. И ты, и я знаем историю, поэтому предлагаю соблюдать очередность и разграничить обязанности. Во всем, что касается формы, последнее слово будет за тобой, во всем, что касается содержания – за мной.

М-м… А тут есть какой-то подвох?

Нет.

Хорошо. Я согласна.

И мы даже не будем вступать в дискуссию. Если я говорю, что глиняный горшок стоит на столе, значит, так оно и есть и по-другому быть не может.

А если я говорю, что стол застелен голубой скатертью, а фарфоровая ваза, которую ты величаешь горшком, светится лазурью и имеет форму лебединой шеи, то спорить со мной никто не смеет!

Думаю, это справедливо. Договорились.

А что мы будем делать в случае, если Форма будет затрагивать Содержание или наоборот? Ведь такого не бывает, чтобы была одна только Форма или одно только Содержание. Имеем ли мы право вмешиваться в рассказ другого?

Полагаю, что имеем, но только в особо важных случаях, иначе, если мы будем выяснять каждую деталь, наш рассказ может несколько затянуться.

Но ведь детали важны! Не упустим ли мы чего-либо существенного?

Вот я и предлагаю обращать внимание только на важные детали, а не на цвет рубашки.

По-твоему, цвет рубашки – это второстепенная деталь! Да что же это делается такое… Впрочем, в любом случае, цвет рубашки – это моя вотчина, так что об этом не стоит волноваться.

Но сможем ли мы рассказать ту историю, которую знаем. Не случится ли так, что мы, рассказывая ту историю, которую знаем, расскажем в конце концов историю, о которой даже не предполагали?

Не думаю, что стоит опасаться этого. Вряд ли нам удастся рассказать такую историю, которую мы совершенно не знаем. А если такое все-таки произойдет, то предлагаю сделать вид, будто мы так и задумывали. Ведь только рассказывая историю, мы узнаем ее окончательно, а до того нам известны лишь очертания, набросок карандашом.

Ладно, хорошо. Давай посмотрим, что у нас получится.

Ну что же, продолжим. Через несколько миллиардов лет после Большого взрыва в каком-то затерянном углу этого самого взрыва из протонов, нейтронов и других элементарных частиц образовалась планета.

Пришло время сменить время, ведь с тех пор прошло много лет, и все, о чем мы рассказываем, происходит сейчас, в эту секунду. Среди бескрайних и величественных просторов Большого взрыва, вокруг пылающего Солнца, – вращается удивительная сине-бело-зеленая планета, а имя ей Земля. И стоит нам опустить взгляд к ее тенистым лесам, бескрайним лугам и чистейшим озерам, мы видим там…

На большом валуне, на краю леса, на берегу озера, на солнце, на спине лежит мужчина среднего возраста, крупного телосложения, прозрачного оволосения и смотрит на небо добрыми глазами.

О, Большой взрыв! Мужчина, среднего возраста, прозрачного оволосения… Даже не хочу комментировать. Это Антуан! Его тело покрыто золотистым загаром, и на сером камне Антуан – взирающий на небо – выглядит естественно и живописно. Особо стоит отметить ракурс, с которого Антуана видит камень, но об этом позже. Облака все время меняются, и Антуан считает важным присматривать за ними. «А вдруг они так сильно изменятся, что я не смогу их узнать?» – думает он. Сам Антуан со временем меняется мало, и облака, узнавая его, машут ему сверху руками, хвостами, крыльями, плавниками.

Вот так, с утра до вечера, лежит Антуан на камне и смотрит в небо, не в силах оторвать взгляд от его бесконечной глубизны. К вечеру, когда солнце опускается к горизонту, а небо бледнеет и впитывает взгляд уже не так бесконечно, Антуану удается отвести глаза и слезть с камня. Измотанный, но счастливый он отправляется за едой.

Еда растет на дереве, и Антуан невыразимо страдает от того, что приходится за ней тянуться, а потом еще класть в рот и жевать. Долго жевать, иначе можно получить несварение. Еда на дереве растет вкусная, но Антуан совершенно не чувствует вкуса, потому что ест эту еду каждый день. И дней он тоже не чувствует, потому что каждый день есть день, а не что-то еще.

Антуан идет по лесу между деревьев и вдруг пугается, что не сможет узнать дерево еды среди других деревьев. От этого он ощущает голод под ребром особенно и начинает шагать быстрее, даже бежать, еще больше раззадоривая урчание в животе, но быстро выдыхается. Антуан еще молод, но от постоянного одиночества и безделья у него начала развиваться деменция.

Деме…?

Деменция – это болезнь мозга. Болезнь находится, видимо, на самой начальной стадии, так как Антуан еще ничего не забывает, а только лишь боится забыть.

Вот он подходит к полянке, на которой растет дерево. Антуан неожиданно замечает что-то необычное. Вернее, кого-то необычного, кого тут никогда раньше не было. Оно стоит рядом с Деревом, это существо. И, кажется, ест еду. Антуан шуршит ветками, выходит на поляну, и существо, заметив его, тут же бросается в чащу и исчезает. Антуан замечает только золотистую гриву и длинные ноги.

Озираясь по сторонам, Антуан в недоумении подходит к Дереву, принюхивается к незнакомому запаху:

Иланг-иланг, жасмин, ландыш, дубовый мох, ветивер… Он глубоко и медленно вдыхает, чтобы получше распробовать, и даже закрывает глаза – это приятно – вдыхать такой запах!

– Но что такое! – Антуан вдруг спохватывается. – Где ребро? Что за дела! – Антуан оббегает дерево еды вокруг. Ребро пропало! Антуан заприметил его еще утром, когда оно было не больше финика. А сейчас, к обеду, ребро должно было подрасти, покрыться хрустящей, сладковатой корочкой и беарнским соусом!

– Интересно, – думает Антуан, – если бы ребро было, то я бы съел его без всякого удовольствия, потому что ел его уже тысячу раз, а сейчас, когда его нет, у меня проснулся такой аппетит! И даже жизнь заиграла какими-то новыми красками!

– И пюрешку тоже слямзило, – бормочет Антуан, повнимательнее оглядывая дерево. На нем осталось только несколько маслин, вареное яйцо и полкуска ржаного хлеба. Съев яйцо и закинув в рот маслины, Антуан отправляется искупаться в озере.

– Какой вкусный хлеб! – восхищается Антуан по пути, с удовольствием откусывая от почерствевшей половинки. – Оказывается, хлеб может быть таким вкусным! Всего лишь хлеб!

Плавая в озере, Антуан размышляет о том, кто бы это мог быть. С такой гривой и с такими длинными, красивыми ногами. Существо чем-то напоминает Антуану его самого, только стройнее и грациознее. «А может быть, это какой-то другой Антуан? – эта мысль волнительна и тревожна, ведь Дерево еды одно, а Антуанов может оказаться несколько. – И что же делать в такой ситуации? Неужели, нам придется конкурировать за еду так же, как это делают животные?»

В беспокойстве наблюдает Антуан за скоротечным лавандовым закатом в небе над озером и в озере под небом. Камень здесь же, на берегу, по обыкновению молчит. Сейчас Антуану больше нравится закат в озере. А сейчас в небе. Антуан почесывает свой большой пустой живот, и он урчит. Пурпурные и золотые переливы облаков умиротворяют Антуана, и он больше не волнуется. Его мысли занимают буйабес из морского скорпиона, паэлья с креветками, тальятелле под соусом болоньезе, салат с анчоусами, блинчики с творогом и в сметанном креме, яблочный сидр, персики величиной с кулак, – и всё то остальное, что может вырасти на дереве еды, пока он наблюдает за последними лучами невидимого солнца. Ведь чем больше собираешь еды с дерева, тем больше на нем растет.

Антуан возвращается на полянку к дереву еды в предвкушении такого долгожданного и ароматного ужина, но обнаруживает, что дерево обобрано подчистую, нет даже намека на хлебную корку.

– Как же я не подумал об этом! – сокрушается Антуан. – Я совсем отвык думать. Что же мне теперь предпринять? Может быть, съесть какое-нибудь растение, как это делают животные? Или съесть какое-нибудь животное, как это делают другие животные? Животное надо поймать, а потом убить. Нет, этого я не смогу. Наверное, лучше всего подождать до утра. Утром на дереве что-нибудь снова вырастет, и тогда я это съем.

В бледном лунном свете Антуан несколько раз безнадежно обходит вокруг дерева, ложится на мягкую траву у ствола и под урчание живота засыпает.

Антуанетта

Антуанетта спит сытно и умиротворенно, как никогда раньше. Процессы катаболизма и анаболизма протекают в ее теле в абсолютном соответствии с золотым сечением, и сны она видит цветные и прекрасные.

Поутру, умывшись в реке, Антуанетта отправляется позавтракать к новонайденному дереву. По пути она расправляет вьющиеся золотистые волосы, а каждый шаг ее длинных стройных ног полон грации, изящества и первородной эстетики. Подойдя к полянке, на которой растет дерево, Антуанетта видит, что у подножия дерева спит, свернувшись калачиком, какое-то толстое, волосатое животное. Кажется, вчерашнее, пытавшееся на нее напасть.

– Снова здесь! Что ему тут, медом намазано?! – думает Антуанетта и видит, что на одной из веток дерева подрастают соты с медом. Судорога усиленного слюноотделения проходит по ее телу. После утренней прогулки на реку аппетит у Антуанетты животный.

Неслышными аккуратными шажками она подкрадывается к дереву и срывает соты с золотистым, блистающим в лучах восходящего солнца медом. Мед струится по ее тонким рукам, и кажется, будто вся она сияет золотым светом: от золотистых локонов до кончиков медовых пальцев. Антуанетта откусывает немного попробовать: тягучее и сладкое, с ароматом лаванды, заполняет все до единого рецепторы, какие только бывают у Антуанетт! На мгновение бдительность потеряна – и капелька меда срывается с ее руки и падает на щеку Антуана. Он морщится и причмокивает в дремоте, которая бывает перед пробуждением. Антуанетта замирает, боясь вздохнуть, а сердце ее начинает вдруг бить в барабан. От этого шума Антуан вскакивает и, увидев Антуанетту, от неожиданности кричит. Антуанетта срывается с места.

– А ну стой! – кричит Антуан, но Антуанетта скрывается меж деревьев, остается только ее волнующий запах, на этот раз с примесью лаванды. Антуан вдыхает его и не может остановиться, кажется, он вот-вот лопнет. Теперь он рассмотрел лучше, никакое это не существо, это… какое бы слово подобрать… это Антуанетта! Точно, это целая Антуанетта!

Антуан теряет покой. Он больше не может спокойно лежать возле озера на камне и приглядывать за облаками, как бы с ними чего не случилось. Антуан ворочается, чешется, закусывает губу в раздумье, ходит вокруг камня, плавает в озере и вновь взбирается на камень. Даже небу сложнее приковать его взгляд. Одна мысль, один вопрос гложет Антуана: «Как же теперь жить?» – бормочет он, но даже облака не знают ответа.

Теперь Антуан каждый день спит под деревом, как бы охраняя на нем еду, но на самом деле он поджидает Антуанетту. Когда она приходит утром за едой, Антуан притворяется спящим до тех пор, пока у Антуанетты не кончаются силы терпеть, и она не подходит к дереву. Тогда Антуан приоткрывает один глаз и с упоением наблюдает, как в лучах утреннего солнца Антуанетта легкими, порхающими шажками переходит от ветки к ветке и собирает еду.

Все это время Антуан находится в каком-то оцепенении, не имея возможности пошевелиться или перестать подглядывать – это волнующее зрелище производит в нем эффект, похожий на «эффект неба» – когда Антуан долго всматривается в глубизну, то в какой-то момент уже не может оторвать взгляда.

Постепенно Антуан изучает пристрастия Антуанетты и теперь поедает с дерева то, к чему она обычно не притрагивается. Антуан не знает, почему он так делает, но что-то подсказывает ему так делать.

Это любовь! Любо… о… прошу… прощения…

После завтрака Антуан тактично удаляется на свой камень, оставляя дерево в полном распоряжении Антуанетты, и возвращается только к ужину. Дерево же, словно почувствовав необходимость, дает еды на двоих с лихвой.

Поначалу Антуан совершенно потерян, ничего подобного никогда с ним не происходило, никогда в своей жизни не встречал он никаких Антуанетт. Но постепенно, в ходе длительного облачно-каменного анализа, Антуан находит простое и гениальное решение. «Как же я сразу не сообразил! – восклицает Антуан, как восклицают все, нашедшие простое и гениальное. – Нужно с ней заговорить! Но как же с ней заговорить, если она все время убегает?»

Антуан снова делается обеспокоен и задумчив. Он честно и самозабвенно думает, напрягает извилины, словно у него есть конкуренты. Но это свое преимущество он совершенно упускает из виду.

Если эта глава называется Антуанетта, почему мы уже так долго рассказываем про Антуана? Вернемся к Антуанетте! В одно прекрасное, райское, солнечное утро, какими наполнена вся её жизнь, Антуанетта направляется к дереву еды и видит, что толстое волосатое существо, которое всегда спит у подножия и которое ей так мастерски удается одурачивать благодаря легкости шагов, исчезло. «Так еще лучше», – думает Антуанетта, но выйдя на полянку перед деревом обнаруживает на ней букву П, выложенную из кусочков хамона. Рядом с ней пирожками сфольятелле – буква Р. Дальше по окружности вокруг дерева: из мохамы и суджука – И. Из чивито – В. Фалафелем – Е и ягодами брусники – Т.

Занятно! – думает Антуанетта, уже давно подозревая в этом зловредном существе нечто более сложное, чем простое животное – животные не едят еду с дерева, разве что доедают объедки.

– Кто же это такой? Как будто какой-то… Антуан? – разговаривает Антуанетта сама с собой, собирая еду с дерева на свитый из тонких веточек поднос. – Какое отсутствие культуры – раскладывать еду на земле, – Антуанетта качает головой, вынимает из подноса несколько прутиков и, выложив из них между буквами Т и П слово НУ, в прекрасном настроении отправляется к себе завтракать.

К себе – означает к себе в гнездышко. Пользуясь речными терминами, назову это место – устье в ветвях дуба. Там Антуанетта по примеру птиц соорудила нечто вроде широкого гнезда, на котором можно лежать, задрав ноги кверху, накручивая на палец прядь волос и поедая чурчхелу.

Над гнездом с трех сторон развешаны свежие каменные скрижали – так, чтобы удобно было читать лежа, перекручиваясь с одной стороны на другую. Несколько незабудок, сорванные во время утренней прогулки на реку, переплетены с ветвями дерева, так что дуб цветет небесно-голубыми цветами и источает тонкий, едва слышный аромат.

По уже заведенной традиции Антуан не собирается возвращаться к дереву до самого вечера, но не выдерживает. Ему не терпится узнать, какой эффект произвело его послание. И произвело ли? Еще до обеда он мчится к дереву и обнаруживает удивительное слово – с него, в каком-то смысле, все и начинается. Но не сразу Антуану удается его раскусить:

– Ветнупри, – бормочет он, обходя дерево еды вокруг, – Риветнуп… иветнупр… нупривет… Ну, привет! – кричит Антуан. – Ну конечно! Как же я сразу не догадался! О, как же я отвык думать, какой же я стал тупой, дубина! – радостно сокрушается Антуан, и улыбка не сходит с его лица. Счастливый, он бежит вприпрыжку вокруг дерева и голосит нараспев: «Ну-у-у! Приве-е-е-ет!» Срывает с дерева рожок мороженого, лижет, грызет и поет в него на разные лады, продолжая скакать и махать руками как ветряная мельница. Мороженое тает, и сливочно-шоколадные струйки начинают течь по подбородку, по локтям, капли падают на живот, и Антуан мажет сладким пальцем по животу и груди, выводя: «Ну, привет!»

По привычке не ожидая застать кого-то у Дерева в обед, Антуанетта без должной бдительности выходит на полянку и видит там это потрясающее зрелище: перемазанный мороженым Антуан прыгает, скачет и орет что-то в рожок. Антуанетта обескуражена. Антуан же, спохватившись, замирает, глядя на Антуанетту своими добрыми глазами и боясь дышать, словно дыханием ее можно спугнуть, как бабочку.

– Привет! – находится вдруг Антуан. – Привет, – показывает он то на землю, где выложено слово, то себе на живот: – Привет!

Антуанетта взирает на него с недоверием. Антуан растеряно оглядывается вокруг, срывает с Дерева рожок мороженого и, протягивая его Антуанетте, медленно подходит к ней. Антуанетта глядит на него опасливо, но добрые глаза Антуана убеждают ее не убегать, и она берет рожок. Тогда, ободренный, Антуан возвращается к дереву и приносит ей сладкий брецель, а за ним несколько тонких блинчиков, потом рагу с гренками, ломтик чиабатты, фрикасе, томленого лосося под имбирным соусом, несколько вареников, мацебрай. Горшочек с пити Антуанетта уже не может принять и смотрит на Антуана с улыбкой. Антуан сияет, держа перед собой горшочек ароматного зеленого супа. Высвободив из-под еды руку с подтаявшим рожком мороженого, Антуанетта выводит на груди Антуана «спасибо». Антуан читает, смотрит на Антуанетту большими глазами, и в них можно прочесть – «пожалуйста».

Хорошо, на этом глава заканчивается. Но есть один момент, который я никак не могу взять в толк. Если Антуан так легко может измазать свое тело мороженым, то во что же он одет?

Ни во что, он голый. Как и Антуанетта, если это кого-то интересует.

Ах, вот в чем подвох! Они голые! Значит, никаких рубашек и платьев!

Ну… это же начало времен…

Погоди у меня, я тебе это припомню!!