Czytaj książkę: «Мозаика жизни заурядного человека. Часть вторая. Крутые повороты»

Дизайнер обложки Владимир Валентинович Мицкевич

© Павел Шаров, 2019

© Владимир Валентинович Мицкевич, дизайн обложки, 2019

ISBN 978-5-4496-7275-9 (т. 2)

ISBN 978-5-4496-7227-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Несколько слов об авторе и его книге

Я в принципе не согласен с названием этой книги (а это действительно большая книга – большой труд!). Поскольку очень хорошо знаю и самого автора, и его произведения.

К сожалению, в молодом поколении сейчас я не вижу той жизнерадостности, открытости, любви и… да! Да! Молодости… Не буду продолжать – особенно в творчестве.

Павел Шаров как творческая личность уникален. Его поэтический мир многоспектрален. Я думаю, не ошибаюсь, называя его прозу поэзией. Она так образна и афористична, что иначе и назвать нельзя. Не зря же Гоголь назвал свои «Мертвые души» поэмой!

Его собранность достойна подражания, он спортсмен, великолепный организатор, жизнерадостный, светлый и веселый человек! Многие и многие концерты и творческие вечера он провел. И когда такое случалось, никто не уходил раньше времени. Всем хотелось пообщаться с ним подольше. Это, конечно, большой показатель и говорит сам за себя.

Мне весьма нравится его энергетика, его оптимизм. Мне очень приятно с ним общаться. Надеюсь, что наше содружество продолжится.

Член Союза писателей России Борис СЕЛЕЗНЕВ

Растем, братцы, растем

Назначение

После защиты диссертации в 1972 году я развернул бурную деятельность по разработке СВЧ-узлов в микроисполнении, в том числе входных преобразователей плотности потока СВЧ-энергии (ППЭ). Основная идея была в полном изменении принципа построения прибора. Раньше прибор по измерению ППЭ представлял собой комплект антенн, которые как бы собирали сигнал, распространяющийся в пространстве, далее входное устройство СВЧ-измерителя, то есть преобразователь, в котором размещен элемент, поглощающий эту СВЧ-энергию и, наконец, отсчетное устройство, регистрирующее реакцию этого элемента. Идея была в том, чтобы вывернуть «желудок» измерителя наизнанку, то есть элемент, поглощающий СВЧ-мощность, вывести наружу. Пусть сигнал СВЧ поглощается датчиком, распределенным в самом пространстве, а далее отсчетное устройство. Исключается куча металлических узлов, включая антенны со своими сложными частотными характеристиками. Появляется широкополосный прибор. Вот этот, распределенный в пространстве датчик в виде веера пленочных термопар, и был предметом разработки.

Второй моей задачей было создание цеха микроэлектроники на заводе РИАП¹. Для этой цели я сманил из специализированного института по СВЧ-узлам под названием «Салют» восемь специалистов. Они то и выполнили основную работу. На заводе РИАП появился оборудованный современной техникой цех по изготовлению СВЧ-узлов в микроисполнении на базе тонкопленочной технологии. Разработанные в центральном институте объединении ГНИПИ² и в СКБ РИАП³ микросборки стали применяться не только в производстве СВЧ-аппаратуры на заводе РИАП, но и на других серийных заводах главка МПСС⁴, занимающегося обеспечением страны радиоизмерительной техникой.

Если говорить сегодняшними словами, рейтинг мой рос, что не замедлило сказаться на моей дальнейшей деятельности. Меня вдруг вызвал зам директора по кадрам Сизов и сказал:

– К тебе высокие гости приехали.

Я вышел. Действительно, меня встретил бывший секретарь райкома партии, а ныне директор того самого крупного института «Салют» Панкратов.

– Павел Павлович, я хочу поговорить с вами о вашей дальнейшей работе. Пойдемте, посидим в моей машине, прокатимся.

– Хорошо, поехали.

Мы приехали на одну из тихих улиц Дубенок⁵. Разговор шел о том, чтобы занять пост главного инженера этого института. Я попросил две недели на обдумывание. Когда я вернулся на РИАП, меня опять-таки вызвал заместитель директора завода и сходу ошарашил еще одним предложением:

– Пока вы катались с Панкратовым, я переговорил с Василием Павловичем (это наш директор завода) так вот мы решили предложить тебе должность главного инженера СКБ завода РИАП.

– А как же начальник СКБ Матвеичев?

– Не беспокойся, с ним мы этот вопрос утрясем, он возражать не будет.

Я еще раз попросил две недели. В «Салют» я решил проникнуть втихаря от директора, попросил одного из знакомых заказать мне пропуск и вошел туда, где меня пока не ждали. Задача была познакомиться с начальниками основных отделений института. Везде представлялся любопытствующим начальником отдела мелкого технического образования – СКБ завода РИАП.

В основном мне ребята понравились, но было какое-то ощущение излишней свободы, которой они были представлены. Поразил меня начальник отделения технологии полупроводниковых структур доктор химических наук Фролов. Он с энтузиазмом вдалбливал мне новейшие достижения его отделения. В отделе фотолитографии он показал мне систему с координатографом, укрепленном на специальном отдельном фундаменте.

– Вот здесь мы получаем отверстия размером в доли микрона.

– А зачем? – задал я глупый вопрос

– Как зачем, – он с усмешкой взглянул на дилетанта.

– Какую конкретную задачу вы решаете этим достижением?

Дилетант задавал явно глупые вопросы.

– Как какую? Решение самой этой задачи – уже достижение в современной технике.

– Это мне понятно, но все-таки, у вас есть конкретное задание по созданию устройств, которые вы хотите изготовить с помощью этого техпроцесса?

Мы говорили на разных языках. У меня сложилось такое впечатление, что Фролов занимается фундаментальными исследованиями, игнорируя практические задачи прикладной науки. В цехе изготовления тонкопленочных и полупроводниковых микросборок частного применения я увидел целый ряд так называемых «чистых комнат». Из разговора с техническим руководителем цеха Леркой Макшановым, моим однокурсником, выяснилось, что высокие достижения в части создания технической базы цеха, увы, пока почти не используются. «Чтобы эту команду высококвалифицированных специалистов, – подумал я, – выстроить в единый строй для решения поставленных практических задач, надо, во-первых, самому быть высококвалифицированным специалистом, а во-вторых, надо очень много и долго потрудиться».

Я отказался, но отказался не по этим причинам. Основная причина была в том, что у меня в СКБ были свои интересные задачи. И пусть они выполнялись во сто крат меньшими ресурсами, но это были мои работы, я был в них влюблен и другой работы, не дай Бог, административной, мне было не надо. Так я стал главным инженером СКБ РИАП. Увы, мои мечты по поводу творческой работы потребовалось несколько отложить.

Наше небольшое СКБ было насыщено таким большим количеством тематики, что могло в этом плане конкурировать с более крупными разрабатывающими предприятиями, вроде института. Одним из таких направлений было направление разработок генераторов шумов. Начальником лаборатории, в которой проводились эти работы, был Лукин Сергей Иванович. Это был очень своеобразный человек. У него внутри, на мой взгляд, созрела очень большая, злая собака. Ему все не нравилось. Выполнять, например, распоряжения директора СКБ о направлении работников на сельхозработы и другие, несвойственные, работы, он категорически отказывался, в связи с чем был единственным обладателем двадцати выговоров. Сергей Иванович был когда-то ведущим специалистом ГНИПИ, но, по каким-то причинам, застрял на уровне начальника лаборатории и превратился в человека «а я против», после чего его тихонечко сплавили из ведущего предприятия главка в только что организованную тихую обитель – СКБ РИАП. Его творческая жизнь не удалась, и это его бесило. Так уж устроен мир. Глядя на Сергея Ивановича, так и хотелось сформулировать: «И воздастся вам по результатам трудов ваших, а не по надеждам и воздыханиям».

Технический проект по новой разработке Сергей Иванович успешно проскочил случайно. Когда я попытался разобраться в ходе разработки, я увидел такую путаницу, от которой у меня голова кругом пошла. В отчете по техпроекту – одно, на практике – другое, в техническом задании по образцам – третье. Образцы, изготовленные для приемки Госкомиссии, ни в какие рамки не лезли, метод, заложенный Сергеем Ивановичем в основу прибора, не обеспечивал технические характеристики, заданные техническим заданием. Выяснилось, что заместитель главного конструктора Станислав Иванович, между делом, изготовил макет, используя традиционный метод, и этот макет худо-бедно можно было довести до положительного результата. До госкомиссии оставался один месяц, а работа в таком расквашенном состоянии. Я позвонил своему давнишнему знакомому еще по работе в ЦНИИ-11⁶ Спицыну Виктору Георгиевичу, главному инженеру Каунасского института. Этот институт был головным в отрасли по разработке источников радиошумов. Я объяснил ему ситуацию, попросил его направить к нам своего специалиста председателем комиссии с рекомендацией принять работу со сколь угодно большим количеством замечаний и рекомендаций и обещал до передачи документации заводу-изготовителю провести доработку.

И вот госкомиссия приступила к работе. Председатель – тот самый специалист из Каунаса. Лоялен. Но в процессе работы комиссии вдруг возникли непредвиденные обстоятельства. Сергей Иванович все делал для того, чтобы провалить работу. Он все время ввязывался в препирательства с председателем, тот приходил ко мне утрясать вопросы. Но Сергею Ивановичу не нравилось даже то, что вопросы снимались благодаря чьему-то вмешательству и помощи. Он создавал все новые и новые склочные ситуации с членами комиссии. Наконец, председатель пришел ко мне, заявил, что в такой ситуации он работать не может и готов сформулировать отрицательное решение комиссии. Мне пришлось снова позвонить Спицыну Виктору Георгиевичу.

– Так что у вас?

– Виктор Георгиевич, председатель на пределе. Сергей Иванович измотал его напрочь. Я очень прошу, вдохните в председателя еще чуточку оптимизма. Чуть-чуть осталось.

– А сам чего не вдохнешь?

– Так ведь я стараюсь, но мне помощь нужна. Вдохните, пожалуйста.

И он вдохнул. И работа продолжилась.

Когда по вине Сергея Ивановича ряд приборов, используемых для контроля параметров испытуемых приборов, оказались не аттестованными в Центре стандартизации Госстандарта, я договорился с работниками Центра, срочно загрузил приборы в «Запорожец» Льва Елина, начальника бывшей моей лаборатории. Елин выполнил задачу, а потом доложил:

– Пашка, я сказал Лукину, какого черта я везу кучу приборов в своем хилом «Запорожце», когда у тебя, мол, у проходной стоит своя «Волга»? И ты знаешь, что он мне ответил?

– Что?

– Я не дурак, драть свою машину для общественных целей.

– Спасибо, Лева. Обещаю, что это было его последнее философское изречение в качестве руководителя.

Работа была принята с замечаниями. Я пригласил к себе Сергея Ивановича и спросил:

– Сергей Иванович, где бы вы хотели продолжить свою плодотворную деятельность?

– На вашем месте, – ответил он.

– Это место уже занято. Если у вас нет других предложений, то я сделаю свое. Вы пойдете в лабораторию разработки бытовки ведущим инженером.

– А если я не пойду?

– Тогда вы пойдете искать работу.

– Это почему?

– Потому, что у вас двадцать выговоров, а этого вполне достаточно для увольнения.

Все, что было сделано Сергеем Ивановичем по генератору шумов, было выброшено. Главным конструктором был назначен Станислав Иванович, его бывший заместитель. В течение трех кварталов он в бешеном темпе разрабатывал нужную модификацию прибора. Это было начало моей трудовой деятельности в качестве главного инженера. Мечты о творческой работе пришлось на время отложить. Дальше – больше. Меня все дальше уносило от работы, которую я любил и в которой что-то понимал. Ишь ты! Приятную работу ему подавай, знакомую и интересную. А ты попробуй повозиться там, где ни черта не понимаешь. Есть одно волшебное слово в современном лексиконе: «Надо, Паня, надо».

Педагогика

Получив степень кандидата технических наук, в 1972 году я поступил на работу по совместительству, сначала на четверть ставки, потом на полставки доцента кафедры конструирования и технологии радиоаппаратуры ГПИ⁷. Проработал я так до 1987 года и ушел, когда времени для этого у меня, в то время уже директора СКБ РИАП, стало не хватать. Основная работа была настолько напряженная, что я, читая лекции по радиоматериалам по четыре часа подряд вечерникам и заочникам, отдыхал на этих лекциях и очень удивлялся, когда тот или иной доцент жаловался:

– Устал сегодня, две лекции подряд прочитал.

На экзаменах я разрешал пользоваться технической литературой и, более того, даже сам приносил несколько книжек для студентов. На выбор. Студенты уже знали мою привычку, выслушав ответы на билетные вопросы, продолжать беседу по всему курсу.

Запомнились и шутливые моменты. Однажды девушка, отвечая на мой вопрос, назвала явление в ферромагнетиках магнитоскрипцией. Я посмотрел на нее и сказал:

– Магнитоскрипция – это у вас в стуле, а явление называется магнитострикцией.

Однажды я должен был принять экзамены у группы из двенадцати человек. Староста группы, как самый смелый и ответственный человек, вошел в аудиторию и поставил на экзаменационный стол бутылку коньяку и бутылку шампанского. Я не смутился, попросил старосту поставить бутылки на подоконник и не уходить до тех пор, пока сдадут экзамен все до одного его товарищи. С двумя девчонками пришлось довольно долго, разговаривать. Я задавал им серию вопросов, они напряженно изучали литературу, отвечали и получали следующую серию вопросов. Часа за четыре они таким образом проштудировали 50—70 процентов курса и я, наконец, поставил им по трояку. Потом я позвал старосту, вручил ему бутылки и сказал:

– Бутылки здесь стояли для того, чтобы вы были спокойны и уверены в успехе. Теперь же они пригодятся вам для снятия стресса. Погода хорошая, идите на откос.

– Пойдемте с нами, Павел Павлович.

– Не могу. Во-первых, не пью; во-вторых, низзя – я преподаватель; в-третьих, низзя – я главный инженер предприятия.

Довольные ребята гурьбой отправились обмывать удачную сдачу экзамена, расслабиться. Думаю, если бы я был с ними, расслабиться бы не получилось.

Однажды ко мне подошел секретарь парткома завода РИАП Буланкин.

– Поставь трояк одному моему протеже.

– Нет вопросов. Поставлю. Пусть подойдет.

Подошел. Я дал ему книгу и сказал:

– Прочитай всю и приходи. Получишь трояк.

Пришел. Я взял книгу, открыл первую по тексту страницу. Спросил:

– О чем это тут?

Ответил. Я перевернул книгу, открыл одну из последних страниц.

– А тут?

Тут он не знал. Не знал он и тут, и тут, и тут. Я отослал его снова читать.

– Начинай теперь с конца, – напутствовал я его.

После нескольких таких подходов взъерошенный блатной студент отвечал почти на все вопросы. Создавалось впечатление, что он выучил учебник наизусть… местами. Я, как и обещал, поставил ему трояк… По блату.

Господин профессор

Через несколько лет работы по совместительству в ГПИ в качестве доцента кафедры конструирования и технологии радиоаппаратуры я узнал основных корифеев радиотехнической науки в этом вузе. Одним из них был профессор, назовем его Смоленский. Скрыть истинную фамилию профессора побуждает меня пикантность ситуации, происшедшей с ним. Это был невысокого роста человек, плотного телосложения, вышесреднего возраста, с лицом Черчилля. Когда он проходил мимо, его лицо заставляло окружающих прекратить броуновское движение, выстроиться в ряд и почтительно пронаблюдать прохождение господина профессора. Настоящий Черчилль когда-то говорил, что когда входил Иосиф Виссарионович Сталин, непроизвольно появлялось желание встать. Так вот, когда проходил профессор Смоленский, хотелось вскочить, построиться и скорчить почтенную рожу.

Однажды, в теплый воскресный майский день на Верхневолжскую набережную высыпало множество празднично одетого народа. Утомленные прошедшими зимними морозами, люди вдыхали свежий весенний воздух, и весеннее настроение побуждало их улыбаться и подставлять под солнечные лучи счастливые лица.

Я вдруг увидел, как, по тротуару, сгорбившись, степенно вышагивает маленький «Черчилль» с таким сверхсерьезным выражением на лице, что люди останавливались и пропускали его как небольшого размера корабль, раздвигающий направо и налево все, что встречалось на пути. Шел он, слегка сгорбившись, наклонив туловище вперед, скрестив руки за спиной, почти так же, как это делают конькобежцы. Прогулочный шаг его чем-то напоминал гусиную поступь. Голова его была выдвинута вперед, нижняя челюсть – тоже, взгляд устремлен прямо, мимо оторопевших прохожих. Он шел, как солидный гусь, выбрасывая вперед то одну, то другую ногу.

Особенностью внешнего вида этого величественного корабля было то, что у него напрочь были расстегнуты все пуговицы на брюках, а поскольку, как я уже сказал, шел он, нагнувшись корпусом вперед, место на брюках, которое должно быть застегнутым, расхлебянилось настежь. Он шел, и народ расступался перед ним, не решаясь подойти к нему и сказать о непорядке в его туалете. Так он профланировал от памятника Чкалову до поворота на Сенную площадь, сохраняя чувство достоинства, не догадываясь, что его достоинство тоже вот-вот готово было прогуляться на свежем воздухе.

Повышение квалификации

В 1977 году родное наше Министерство промышленности средств связи решило заняться подготовкой в плановом порядке главного звена управления промышленностью – директоров предприятий, в том числе директоров НИИ и КБ⁸. Почему главного? Да потому, что в системе повышения научно-технического потенциала страны пятилетние и годовые планы развития уже не могли рождаться в кабинетах министерских работников. Вал научно-технических задач так быстро разрастался, что если бы министерские руководители, несмотря на свой достаточно высокий технический уровень, попытались управлять этим процессом, не обращая внимания на нарождающиеся высококвалифицированные кадры на предприятиях-разработчиках, то страна эта только и занималась бы внедрением кукурузы в районах мертвой мерзлоты.

Сама жизнь подсказала принцип планирования, заключающийся в том, что руководители направлений разработок на местах, как правило, доктора и кандидаты наук, на основе знания уровня зарубежной техники, формировали план задач на ближайшее будущее и на долгосрочную перспективу, предлагали эти задачи на утверждение в научно-тематические подразделения министерств. Далее эти прожекты превращались в жесткий план, принятый специалистами министерств и утвержденный чиновниками, а, в большинстве случаев, Военно-промышленной комиссией, не выполнить который уже было нельзя. Система отчетности давила всякую возможность отлынить от выполнения того, что сам придумал.

Вот почему в стране заработал принцип отбора и воспитания руководителей научно-технических предприятий, не только обладающих чувством ответственности за порученное дело, как это было на заре Советской власти, но и достаточно грамотных, чтобы, как минимум, со знанием дела барахтаться на гребне бурного потока развития мировой науки и техники. В такую группу я – главный инженер СКБ радиоизмерительной аппаратуры – и попал в феврале 1977 года.

Группу человек тридцать собрали со всего Советского Союза в Москве, посадили в автобус, отвезли в село Покровское и разместили на пятом этаже в двухместных номерах действующей гостиницы. Первые четыре этажа были пустые. В первый же вечер нас ждал приятный сюрприз. Оказывается, рядом расположился шикарный дом отдыха, из здания которого звучала призывная музыка танца. Гостиница наша использовалась в летнее время для отдыхающих, а в зимнее время пустовала.

Несмотря на то, что наши занятия проводились в Москве, и, следовательно, большую часть времени мы в гостинице отсутствовали, тем не менее, ежедневное торчание в номерах по вечерам в течение четырех месяцев вряд ли выдержал бы мужик любого аскетического воспитания. А тут мы, и совсем уж от аскетизма далекие. Поэтому нас постепенно понесло осваивать близлежащие пространства, в которые попадали такие замечательные во всех смыслах места, как дом отдыха ВТО (дом отдыха творческих работников), магазин виноводочных изделий в селе и другие достопримечательности. Двухместные номера по вечерам превращались в многоместные с приглашением гостей из среды аборигенов и отдыхающих.

Потребовались кое-какие организационные мероприятия. Старостой группы был избран Леша Молчанов, главный инженер Киевского института. Его заместителем выбрали меня. Поскольку Леша обладал явно выраженным характером лидера, то он сразу же полез на трибуну, чтобы произнести глубокую речь с огромным количеством предложений. Естественно, что выполнять эти решения должен был я, его заместитель.

Не зря говорят: «Большому кораблю – большое плавание». В соответствии с этой поговоркой, Леша впоследствии стал директором Мытищинского института, а потом и главным инженером шестого Главного управления МПСС – моим начальником. Среди нас был будущий член-корреспондент Академии наук Ульянов Адольф (Интересное сочетание, правда? Адольф и Ульянов.) – генеральный директор ГНПО⁹ «Кварц», куда входило и СКБ, в которым я работал Главным инженером. Среди нас был Виталий Хохлов – главный инженер Саратовского НИИ, а в будущем – начальник Главного технического управления министерства и много, много других неординарных личностей. Я же, как бывший член профкома ГНИПИ по культурно-массовой работе, пытался направить по вечерам бурный поток волеизъявлений очень энергичных (не зря же все они стали главными инженерами) людей с различными интересами в какое-то более-менее организационное русло, чтобы вся эта энергичная компания после коллективного застолья не ходила на ушах, а перемещалась в цивилизованном направлении.

Должен прямо сказать, что заставить эту компанию играть в ладушки или хотя бы подчиниться какой-то единой концепции времяпровождения было невозможно. Ничего не поделаешь – личности. Поэтому, я в конце концов, и оставил свои попытки как-то влиять на творческий процесс этого самого времяпровождения, превратившись сначала в наблюдателя, а потом и сам поплыл по течению того бурного потока воскресных и вечерних событий, который, к тому же, был во всех отношениях приятен и интересен.

Два дома отдыха, село с достаточным количеством интересных молодых людей, магазин с вином и закуской. Всего этого было достаточно, чтобы наша гостиница превращалась по вечерам в гудящий улей из высококвалифицированных персонажей различной степени поддатости.

Надо сказать, что еще на первом собрании в Москве, в аудитории института повышения квалификации МПСС я, по привычке, спрятался за задним столом и вдруг на первом ряду обнаружил вроде бы знакомую лысину. Когда лысина повернулась ко мне лицом, я узнал в ней моего сокурсника Матвея Кокина. С момента окончания Горьковского университета прошел двадцать один год и, тем не менее, я его узнал по лысине, тем удивительнее, что двадцать один год тому назад лысины у Матвея не было. Матвей (Мотя) оказался секретарем парткома Каменск-Уральского радиотехнического предприятия. Обоим встреча была приятна.

Однажды, в воскресенье, после принятия на грудь, мы пошли с Матвеем через лес в село. Я, по своей еще спортивной привычке старался много не выпивать, а Мотя не был обременен подобным самоограничением. По возвращении домой Мотя куда-то пропал. Я стал искать его и нашел. Ему, видите ли, стало жарко, и он зашел по колено в воду на середину какой-то маленькой речушки и умывался, блаженно улыбаясь. Если учесть, что было начало апреля, мы ходили в пальто, кое-где еще был снег, то выглядел Мотя весьма экзотично. Пришлось срочно тащить его домой под горячий душ.

Еще более экзотичный случай произошел с главным инженером одного Дальневосточного института. Было заведено запирать входную дверь гостиницы где-то в двенадцатом часу ночи. Так вот, во втором часу ночи кто-то начал грохотать в дверь. Дежурная тетя Дуся подошла, чтобы открыть, и сквозь стеклянное окно увидела нечто, от чего попыталась потерять сознание, но передумала, взвизгнула и побежала к нам на пятый этаж. Был конец марта, и время снежного человека прошло. Этот был глиняный.

– А что он сказал? – спросили мы тетю Дусю.

– У!.. У! – ответила она, то ли подражая испугавшему ее страшилищу, то ли затрудняясь что либо выговорить.

Не добившись от нее ничего, кроме известного уже «У..! У..!», мы спустились посмотреть на того, кто так напугал тетю Дусю. Когда его впустили, он представлял собой сплошной ком глины с вытаращенными окулярами.

– Ты кто, мужик?

Мужик сделал по-женски книксер и представился. Окуляры вытаращились у всех. Ни фига себе! Наш! Оказалось, что он в определенной степени кондиции переходил по доске какую-то глубоко вырытую траншею метров шесть шириной, наполовину наполненную водой. Как и следовало ожидать, он туда плюхнулся. Попытался выползти по скользкому глиняному обрыву. Не получилось. Сполз обратно. Попробовал снова. Уже подползая к краю, снова съехал. Началась борьба за выживание, которая после многочисленных попыток увенчалась успехом. Подойдя к гостинице, начал стучать в дверь, оставляя на ней грязные отпечатки. Когда подошла тетя Дуся, начал орать, что он живет… вот тут. Когда тетя Дуся увидела его в окно, у нее отказали все органы чувств, в том числе и слуха. Единственно, что заработало с утроенной силой, так это ноги. На пятый этаж она влетела порхающей бабочкой.

На следующий день страдалец рассказывал, что, войдя в свой номер, он в первую очередь открыл горячую воду в душе и зашел туда, как был – в верхней одежде, решив по мере отмывания грязи снимать с себя одежду. Отмыл пальто, снял. Отмыл ботинки, снял. Отмыл штаны и пиджак, снял. Наконец, снял рубашку, трусы и завалился спать. Каково же было его удивление утром, когда он, проснувшись, обнаружил, что завалился спать в мокрой майке, под которой обнаружился огромный ком глины.

Когда в июне месяце мы, наконец, возвращались домой, в записных книжках у нас было очень много реквизитов новых знакомых, поскольку, пока мы жили в селе Покровском, там сменилось семь-восемь заездов в домах отдыха.