Czytaj książkę: «Всё сразу. Повести и рассказы»

Czcionka:

Фотограф Дмитрий Юрьевич Пименов

ISBN 978-5-4493-2212-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Минус на минуС

Часть 1

1

Слишком затянулась зима в этом году. В прошлом-то даже в начале апреля снег лежал, но об этом все, конечно, забыли, и теперь только ленивый не бормотал хмуро: «Вот, мол, весна тебе – середина марта уже, а с неба всё сыплет и сыплет, на термометре до сих пор минус». Но вот Лёху погода совсем не заботила. Автопилот уверенно вёл его домой, сквозь колкий снег в лицо, по скользким раскатанным колеям запорошенного растрескавшегося асфальта. Трезвый человек уже упал бы не раз и не два, и что-нибудь обязательно сломал бы себе, но все знают, кого, кроме детей, хранит Бог. Лёха как раз и был пьяницей. От холодной бани Светки Хомушки, где чаще всего все и выпивали – её старуха-мать ещё держала оборону, и алкашей на порог коттеджа не пускала, до Лёхиного полуразвалившегося, когда-то крепкого и справного дома было всего ничего – половина улицы. Он шёл по непредсказуемой траектории и совершенно ни о чём не думал. Вероятно, мысли и проносились в его голове, но ухватить какую-то из них он уже был не в состоянии.

Уже перед самой тропинкой к калитке Лёха всё-таки поскользнулся. Хрустко упал, крякнул, встряхнул головой, сфокусировался. «Вот.. Вот, пришёл. А там-то что подвывает, а?» Он вслушивался в темноту, вглядывался. На карачках переполз на другую сторону дороги. Он жил прямо напротив церкви и звук явно шёл от огромных кованых ворот. Лёха даже не пытался встать – в глазах начинало двоиться, и такая игра с самим собой, интересными ощущениями и странным воем и лязгом ему даже нравилась. На площадке перед церковью стоял большой «Мерседес», тускло освещённый фонарём. Внутри кто-то сидел, но Лёху это не интересовало, он уставился на ворота. Вцепившись в них, поскуливая и сильно дрожа всем телом, странный худой мальчишка лет десяти грыз стальные прутья решётки. Лёхе стало жутко. «Мандец, белка.. Предупреждали же, тыщу раз говорили – не берите у цыган самогон, они туда всё сливают. Точно, всё. Как там остальные-то?..». Он с трудом поднялся на ноги и, неожиданно для себя разогнавшись, перескочил дорогу, забежал в незапертый свой дом и завалился на расстеленную кровать.

Утро нового дня ничем не отличалось от предыдущего – опухшее лицо, щетина, перегар. И головная боль. Лёха умирал от неё в очередной раз, чтобы, похмелившись, воскреснуть и оттаять. Вчерашние события в голове никак не отпечатались, просто припоминалось что-то смутное, но не слишком важное. Лёха приподнялся, осмотрелся. «Ё!.. В ботинках улёгся.. Грязи-то сколько, мать её..». Снег с грязных подошв стаял на и без того грязное покрывало. «Хорошо хоть, бухой был, а то бы разделся и замёрз». Он попробовал посмеяться, но тело, вздрогнув, передало судорогу в голову, а та моментально отозвалась чудовищным спазмом. Лёха заскулил, осторожно подтянул колени к животу, сунул руку меж тощих бёдер в двойных спортивных штанах, чтобы согреться и попробовал снова задремать. Но было слишком холодно, за ночь протопленный дом успел остыть, мёрз нос, мёрзли ноги. «Ладно, встаю, встаю», – он заворочался, сел. Покачался из стороны в сторону, потёр лицо. Достал из кармана сломанную сигарету, закурил, прищурившись; перевязал потуже рукав под культёй, встал-таки, подтянул штаны и побрёл в сарай за дровами и углём. За ним, расправив лапы из под какой-то кучи тряпья, затрусил и Костик.

Лёхин кот Костик, в отличие от хозяина, был лоснящимся и упитанным, благо, еду добывал себе сам – доверять в этом деле Лёхе он не мог. Как-то даже притащил огромный кусок варёного мяса – поддержать хозяина. В мясе торчала дорогая мельхиоровая вилка, и Лёха, понимая, что улики за своим товарищем надо прятать, сунул её вместе с мясом глубоко в ящик стола. Вовремя – в дверь ввалилась соседка бабГаля. «Лёха, Лёх?! Это не твой кот у меня мясо упёр? Варилось в кастрюле на кухне летней, я его достала попробовать, на стол положила, только отвернулась – а мяса нету!». Костик сидел, опустив большую голову, у Лёхиных ног и на бабГалю даже не поднял глаз. Лёха всё понял и тут же выдал алиби: «Не, бабГаль, с ним тут уже час зависаем. Похмеляемся!», – он подмигнул соседке и кивнул головой на чайную чашку с самогоном. БабГаля развернулась и вышла, в сердцах хлопнув хлипкой дверью. «Спасибо, брат», – Лёха залез в стол, вынул обратно мясо, отрезал себе маленький кусок, коту отдал большой, вилку выкинул в форточку, прямо в снег. «Будь здоров, Костик!», – опрокинул Лёха в себя чашку, втянул воздух широкими ноздрями и закусил свининой.

«Что-то, Костик, чую, не хватит угля на такую весну-то, а», – встревожено констатировал Лёха, совком сгребая уголь вместе с пылью с пола сарая. Кот, не обращая внимания, вился вокруг ног и мурчал. «Хрена тебе-то, да, ты-то вон, в шубе какой. Сдохнешь – варежки из тебя сделаю, – Лёха расчувствовался и приласкал кота, – Тебе уж всё равно будет, а мне память и тепло». Костик ещё быстрее забегал вокруг Лёхи, и тот чуть не споткнулся через него, когда выходил с ведром из сарая. Вернулся в дом, выгреб вчерашний шлак из печки. Кинул пару щепок и клок бумаги. Древесина быстро занялась, Лёха ахнул, вспомнил, что забыл взять дров. Пока во дворе раскопал под снегом сухие поленья, пока вернулся – всё погасло. «Чо газ не провёл, чо газ не провёл? – бурчал он себе под нос, – А где б я деньги взял на трубы да на котёл? А платить за него? Я лучше мешок угля у вагонов пассажирских насобираю. Так бесплатнее. За свет плачу, и то хорошо. Короче, пока не похмелюсь – дела не пойдут». И, натянув чёрную шапку с логотипом какой-то баскетбольной команды, он поспешил к церкви.

2

Место успокоения души, памятник архитектуры 18-го века. Для Лёхи и местных алкашей Казацкая церковь была местом службы, как и для иерея Максима Палёнина. Только Максим служил по одну сторону ограды, а Лёха и его товарищи выходили, как они сами называли, «на промысел», по другую. Заметив приближающегося Максима, попрошайки, выстроившиеся вдоль ограды, притихли. Черноглазый и черноволосый, с густой бородой, высокий, крепкий, молодой, но строгий и принципиальный иерей часто гонял алкашей от церкви, и они с ностальгией вспоминали доброго старого батюшку, который отдал Богу душу в прошлом году.

– Так, православные, по какому поводу опять сбор? – без улыбки спросил Максим у алкоголиков. Он их даже жалел иногда, но понимал – один звонок в Епархию от местных жителей, мол, иерей развёл у храма притон, и служить Максиму где-нибудь в глуши. А в Казацкой церкви ему нравилось – пусть и на краю города, зато храм красивый, прихожане прилежные, летом сирень, яблоневые сады, неподалёку речка. Школа, опять же, детям в первый класс скоро. А с колокольни вообще открывались грандиозные виды на фантастические гигантские отвалы карьеров горно-обогатительных комбинатов города.

В рядах попрошаек наметилась паника, но кто-то вспомнил про календарь.

– Пасха скоро, батюшка, а сегодня родительская суббота, – затараторила Светка Хомушка, когда-то молодая и красивая девка, которая сейчас, в свои двадцать семь выглядела минимум вдвое старше.

– Родительская? – Максим сделал вид, что задумался, – А число-то хоть какое сегодня, ты помнишь? – он приблизился вплотную к Светке, стараясь не дышать – перегаром тянуло знатно, и внимательно посмотрел ей в глаза.

– Дык это.. Ну.. Вроде двадцать седьмое марта, разве нет? – ничуть не смутившись спросила она.

– Двадцать третье, – выдохнул Максим, – Вы когда одумаетесь, православные, а? Так ведь нельзя жить. Вы надумайте прекратить бухать, подержитесь хотя бы дня три и приходите в храм. Едой помогу, и одеждой поддержу. Вы только завязывайте. Вы хоть пробовали не пить?

– Я пробовал, – вдруг выронил Лёха и сам испугался своей смелости.

– Когда? Сколько ты не пил? И как тебя зовут? – Максим, как генерал, сделал несколько шагов вдоль «строя» попрошаек и остановился перед Лёхой.

– Лёха. А не пил сегодня. Два часа. Только проснулся и не пил. Больше не смог. Вот, пришёл. Спасаться. Может, нальёт кто – неожиданно для себя улыбнулся Лёха. Светка захохотала, уткнувшись носом в рукав Пети Француза. Петя сильно картавил, и меткое прозвище, выданное непонятно кем, прилепилось к нему мгновенно. Он тоже заулыбался, но его длинные печальные усы всё равно придавали лицу унылое выражение.

– Вы дождётесь, доиграетесь, – зло бросил Максим, и громыхнув железной калиткой и на ходу перекрестившись, вошёл во двор храма.

Попрошайки на мгновение оробели.

– Суровый какой, чего-то, говорит, дождёмся, до чего-то доиграемся – вздохнул Лёха, – Ребят, эт самое, есть, а? Не могу, сил нет. Мне б плиту ещё сегодня растопить, развалится дом от холоду. Нальёте?

Петя молча вытащил из кармана свою гордость – жестяную сувенирную фляжку, и протянул её Лёхе.

– На вот, полечись. И нам оставь. А хоть и допей. Народ сейчас на службу начнёт подтягиваться, на самогон насобираем по-любому.

Лёха трясущимися руками открутил крышку, припал к горлышку и сделал большой глоток. Через мгновение горячий шар прокатился по желудку и тихо лопнул, разгоняя тепло в каждый капилляр.

– Ух. Это что у тебя? Спирт, что ли? – радостно спросил Лёха.

– Ага, – забрал фляжку Петя, – Вчера Светка достала заначку. Но ты уже ушёл.

– Хорош, ух, хорош! Уже, как дед мой говорил, «разбежался по жилкам, как сплетня по селу», – Лёха быстро приходил в привычное состояние тихой эйфории, – А я даже не помню, как вчера от вас ушёл.

– Да ты ещё на своих смог, а Коля Волчок так и уснул на полу, – захохотала Светка, – Начал, вроде, ко мне приставать, потом сполз на пол и затих, жених.

– Это ты меня рано за дверь выставила, Светка, – горделиво заявил Лёха, – Я б тебе дал бы за мужика подержаться, а то иду домой и думаю: «Ох и Светка, такого пихаря отвергает!». Иду домой и думаю, иду домой и.. – повторил Лёха и замер. Начал что-то припоминать.

– Лёх, ты чего, сердце стукануло? – встревожено нахмурился Петя.

– Нет-нет, всё нормально, – и Лёха с широко раскрытыми глазами пошёл вдоль ограды. На улице уже достаточно рассвело и решетку было хорошо видно. Лёха остановился. Дыхание остановилось. Три прута ограды. На крайних – вытертая руками изморозь и грязь, а на центральном – сеточка замёрзшей слюны и оголившаяся сквозь краску сталь. Много сколов. Как от зубов. У Лёхи внезапно подкосились ноги и он сел в снег.

– Лёха? Ты заболел, а? – Светка потянула его за полупустой рукав.

– Да нет, ничего, – Лёха понимал – его ночная история слишком неправдоподобна. Ни Светка, ни Петя в неё не поверят, а выставлять себя чокнутым – себе дороже, с ним сразу все перестанут иметь любые дела, если, конечно, их совместное пьянство и попрошайничество можно назвать делами.

3

Подавали в то утро щедро – Лёха, Светка и Петя покинули «пост» уже через час, звеня мелочью и хитро перемигиваясь. Подаяния они всегда делили честно, хотя, скорее, не делили, а просто подсчитывали и решали, кто пойдёт купить что-нибудь «для сугреву». Сегодня отправили Лёху. Тот уже знакомой тропой спустился вниз по улице, свернул в переулок и остановился перед богатым домом в полтора этажа – нижнюю часть занимал гараж на три машины. Лёха робко надавил на кнопку звонка, подождал немного, потоптался на месте. Через минуту ворота с вычурной резьбой приоткрылись, выглянул цыганёнок лет тринадцати с толстенной золотой цепью на шее.

– Эй, Лёха, не сдох ещё? – поприветствовал цыганёнок Лёху.

– Ды как видишь, – хмуро отозвался он.

– Тебе сколько?

– Одну, – Лёха ссыпал в смуглую ладонь мелочь, добавил пару бумажных десяток.

– Подожди тут. И надумаешь всё-таки сдохнуть – давай, только не на нашей лавке, – захохотал цыганёнок и захлопнул ворота.

«Где он застрял, блин, – время шло, Лёха мёрз, трезвел и начинал злиться, – Понастроили хоромы. Не работают нигде. Откуда такое у них? Усыновили б меня, что ли. Я б их побираться научил».

Ворота приоткрылись ровно на ширину пластиковой бутылки из-под «Кока-Колы». Лёха схватил её, сунул за пазуху и зашагал к Светкиной бане.

– Лёх, долго ты чё-то! – недовольно пробурчал Петя.

– Со сбоями спиртзавод у них работал, – виновато улыбнулся Лёха и поставил бутылку на стол.

– Бутор бутором, ужас, – Светка открутила красную крышку, сразу плеснула себе в стакан самогона и, как опытный сомелье, прищурившись, понюхала прозрачную жидкость.

– Надо было лучше водки купить, – сказал Петя.

– Да ну, водки бы взяли одну бутылку! А тут три дня можно не побираться! Подождём Лёхину пенсию, тогда и водки купим, – Светка хохотнула и резко выпила. Выпучила глаза, обвела товарищей глазами, занюхала рукавом, – Ужас, ужас, блин! Я в шоке! Из чего они его гнать стали? Закусить есть чё? Может, в дом зайти, что-нибудь из холодильника взять?

– Не надо, Светка, – нахмурился Петя, – Мать твоя увидит, разозлится опять. Не дай Бог милицию вызовет.

– Но пить-то это невозможно!

– Да ладно вам, – примирительно пробурчал Лёха, – Я по дороге в магазин забежал, вот, – и он выложил на стол два бульонных кубика.

– Это что, Лёх? – округлила глаза Светка.

– Ничего, – смущённо улыбнулся он, – Сейчас кипятком разведём и будем им запивать. Ну, как бульоном.

– Ужас, – опять повторила Светка, – Пойду ставить чайник.

Разговор не клеился, самогон быстро заканчивался. Петя предложил сходить ещё, но Лёха вдруг засобирался домой.

– Печка не топлена, ребят, замёрзну нафиг, – оправдывался на пороге он.

– Да ладно тебе, давай, я схожу сам, ещё посидим! – Петя уже завёлся, но Лёха покачал головой и непривычно рано, часа в четыре пошёл домой.

Дрова быстро разгорелись, он высыпал сверху на них треть ведра угля, присел у печки. Костик забрался к нему на колени, замурчал, засунул нос под полу Лёхиного пальто.

– Что, Костик, что ты клубком-то, брат? Опять мороз будет? Сколько ж можно.. Ну кончится ведь когда-нибудь зима, а, Костик, ты как думаешь?

Кот вместо ответа выпустил когти, больно уколол Лёху сквозь двое штанов. Тот вздрогнул, но кота не согнал. Потом сел поудобнее, приоткрыл поддувало, прислонился к печке и задремал.

Проснулся он, когда уже стемнело; блики из неплотно закрытой печной дверцы причудливо гуляли на грязном полу, Костик куда-то ушёл по своим кошачьим делам через открытую форточку. Снег закончился, и за окном стояла светлая и звонкая тишина. Лёха встал, потянулся. К его удивлению, голова почти не болела. «Да я и выпил-то всего грамм двести, – задумчиво потёр он колючий подбородок, – Пойти, что ли, к Светке опять? Или ну их. До завтра уже».

Лёха вышел во двор, поскрипел по свежему снегу, добрёл до штакетника. Поднял голову на купола церкви, машинально перекрестился. А когда опустил глаза, ощутил какой-то животный ужас: у храма стоял «Мерседес». Чуть поодаль хрупкий силуэт трясся, держась за решётку ворот, как будто сквозь прутья проходил электрический ток. Лёха внезапно в деталях вспомнил вчерашнее происшествие, вой и лязг, а потом неожиданно для себя глубоко вдохнул, открыл калитку и пошёл к машине.

4

– Эй! – крикнул Лёха мальчишке, – Эй, слышь, ты чё тут, а?!

Дорогу ему преградил внезапно выскочивший из машины бледный, прилично одетый пухленький мужчина.

– Постойте, пожалуйста! – умоляющим шёпотом обратился он к Лёхе, – Не мешайте, прошу Вас, мы скоро уедем!

– Это чё за херня тут, а? Чё вы тут, сатанисты, а? Да это моя церковь, я живу тут напротив всю жизнь, слышишь, кто вы тут такие, а? – Лёха размахивал руками и искренне возмущался.

К пухленькому мужчине присоединилась такая же рыхлая женщина, которая почти бесшумно открыла пассажирскую дверь, и неслышно ступая, подошла к Лёхе.

– Это сын наш, Андрей. Пожалуйста, не трогайте его, он больной, Вы же видите, – прошептала она. Мальчик, не обращая на них никакого внимания, всё яростнее грыз прут ограды, шумно сглатывая слюну и повизгивая.

– И он больной, и вы оба тоже, – Лёха вдруг успокоился, покрутил пальцем у виска и крикнул: – Я и так его диагноз вижу! Вон, через две улицы тут психдиспансер есть, вот туда его надо утром привозить, а не по ночам к церкви! – он развернулся, махнул рукой и пошёл к дому.

Внезапно за его спиной раздался сдавленный крик, заскрипел снег и чья-то сильная рука, рванув Лёху сначала за хлястик пальто, а потом за карман, развернула его снова лицом к храму. Лёха изумлённо смотрел на мальчика и прикидывал, откуда у него такая силища и как он за полсекунды успел пролететь расстояние в десять метров. А мальчик вдруг улыбнулся. Но улыбался только рот. Рот с растрескавшимися губами и выщербленными зубами с пятнами крови. В глаза было невыносимо смотреть – таких огромных зрачков Лёха не видел у людей никогда. Белков практически нет, просто два чудовищных чёрных колодца. А потом мальчик заговорил тонким-тонким голосом.

– Папа.. Папа.. У меня голова очень сильно болит.. Вот здесь, – и, продолжая улыбаться, мальчик начал ритмично бить себя в висок.

– Ты.. Это ты? – Лёха не верил своим ушам. Мальчик говорил голосом его дочери, – Уля, ты? Ульяна?

– Пааапаа. Не пейте с мамой, пожалуйста, давайте поедем в больницу, голова очень сильно болит, – мальчик улыбался, не переставая звонко и сильно наносить себе удар за ударом. Глаза его вдруг блеснули и он прорычал:

– Молодец, Леонид, так и нужно. Сдохла Ульянка – да и ладно. Как там бабки тебе говорили: «Ангелом стала»? А-а-а, – ужасным, низким звериным рыком захохотал мальчишка, – Ангелом! Я уссусь! А ты поверил! Правильно, надо ведь как-то себя оправдать! Дочь сдохла потому, что отец неопохмелённый был! Ха-ха-ха!

У Лёхи помутилось в голове. Культёй он сильно толкнул мальчишку, а когда тот упал в снег, навалился всем телом на него и начал душить здоровой рукой. Но тонкая шея оказалась не податливее стальной трубы, Лёха давил всё сильнее и сильнее, а мальчишка, не прекращая, утробно хохотал. Потом он вдруг взвыл на высокой ноте, вцепился в Лёхины плечи, прижался к его груди лбом и что-то быстро-быстро забормотал. Лёху начало колотить с такой силой, что он стал задыхаться. А ещё не смог он заметить, как отец мальчика как-то даже картинно, по-футбольному, в три шага разогнался и, как пробивают штрафной, так же сильно ударил Лёху ногой. Миллионы солнц одновременно вспыхнули в Лёхиной голове, чтобы через мгновение исчезнуть в полной темноте.

– Верните его туда, где взяли, – как сквозь вату услышал Лёха уверенный голос, – Класть я его в стационар не буду, его мыть надо месяц, чтобы в нормальную палату положить.

– Но вдруг это серьёзно? Он без сознания был. Потом рвота началась. Мы его еле до вас довезли.

– Да обычное сотрясение. Вон он уже в себя приходит. Давайте, забирайте. Видно же, алкаш, скользко, упал. Вот вы его нашли и нам доставили. Хорошие люди. Молодцы. Довольны собой? Только он вряд ли вас отблагодарит. Знаю я этот контингент – когда рубля не хватает похмелиться, «братишкой» называют, а как шары зальют, так и плевать им на всё.

Лёха чуть приоткрыл глаза. Процедурный кабинет травмпункта, белая кушетка, накрытая клеёнкой ржавого цвета. Пожилой врач с огромными руками и напротив него несуразный пухленький мужчина. «Где я его видел?» – подумал Лёха, начал косить глаза влево, но боль молнией ударила в голову и он застонал.

– Вот, видите, всё в порядке. На раздражители реагирует, – и врач нетерпеливо повёл плечами, – Если он так вам дорог, забирайте сами, если нет – всего хорошего, очухается – как-нибудь доберётся до дому.

– А если это.. Ну.. Хулиганы, допустим, его избили, – смущённо начал мужчина.

– Вот с этого места поподробнее, – скрестив руки на груди, прищурился врач, – Так всё и было? В полицию позвонить? Это ж по их части.

– Нет-нет, – вдруг засуетился мужчина, – Конечно, сам упал. Весна-то видите, какая, – он неуклюже развернулся и взял Лёху под локоть. Тот, не сопротивляясь, охая, встал и вышел вместе мужчиной в холодную ночь.

– Где Вы живёте? – неспешно закурив на крыльце, виноватым тоном спросил мужчина.

– Я? – Лёха на мгновение задумался, выхватил у мужчины из пальцев зажжённую сигарету, жадно затянулся, – Да почти за городом, напротив церкви, на Подгорной улице, знаете такое?

– Конечно. Я домой Вас отвезу. Вы хоть помните, как в больнице оказались?

Лёха сдвинул брови, потёр нос. Потрогал правую половину лица. Там уже налился огромный болезненный синяк.

– Неа, ничего не помню. Но завтра начну утро граммов с пятидесяти и всё прояснится. Вы, кстати, мелочью не поможете больному?

Пухленький мужчина вздохнул и полез в карман за бумажником.