Czytaj książkę: «Дочь Велеса»
Пролог
«Кто сражается с чудовищами, тому следует остерегаться, чтобы самому при этом не стать чудовищем. И если ты долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя».
Фридрих Ницше, «По ту сторону добра и зла»
Пришли они по лунной тропе, протянувшейся от самого горизонта к подножию огромной скалы, вздыбившейся подобно горбу исполинского чудовища из безмятежной морской глади.
Было их двое. Шли неспешно. Каждый думал о чем-то своем, недоступном другому. И хотя путники казались удивительно похожими, как бывают похожи друг на друга родные братья, было в них и немало различий.
Первый, прячущий строгое, напряженное выражение лица в немного неряшливой густой огненно-рыжей растительности на щеках и подбородке, покрытой частыми желто-бурыми подпалинами, был необычайно высок и мускулист, и легко нес массивный кузнечный молот, небрежно закинув его на богатырское плечо. Другой же, напротив, сухой и жилистый, зябко кутался в медвежью шкуру и в меланхоличной, отрешенной задумчивости беспокойно теребил длинную, до самой груди, высеребренную сединой бороду.
Молча поднялись они на вершину одинокой скалы по высеченной в ее каменном теле лестнице, и склонили головы в немом почтении перед росшим там исполинским дубом, на могучей кроне которого, казалось, покоилось небо, а ствол не смогли бы обнять, взявшись за руки, и с десяток богатырей.
И когда листва непомерного дерева величественно зашуршала им в ответ, словно приветствуя, рыжебородый, тяжело опустив молот на землю, сказал:
– Наше время кончается, брат.
Его спутник неторопливо подошел к дубу и трепетно провел ладонью по шершавой, отозвавшейся теплом коре. Будто бы по-отечески приласкал.
– Такова участь всех живущих, – философски заметил он и, помолчав, с горечью добавил: – Всех. И даже нас.
– Неужели ты не испытываешь страха перед неизбежным концом? – с удивлением вскинув брови, спросил рыжебородый и непринужденно оперся о рукоять молота.
– Уходить, брат мой, не так уж и страшно. Горько видеть, как погибают плоды рук твоих. Печально, если все сотворенное нами сгинет без следа. Пока живы дела наши, будем жить и мы.
Рыжебородый промолчал.
Седовласый же горько усмехнулся и сорвал с ветки желудь. Задумчиво повертев его в руках, он с грустью посмотрел на спутника и, склонив голову, пробормотал:
– Здесь все когда-то началось, пожалуй, здесь всему и суждено закончиться.
История первая. Серый волчок
– Упырь это, как есть упырь, – старательно увещевал деревенский староста. – Сам видал, Ялика.
– Что видел-то? – коротко спросила молодая ведунья, внимательно разглядывая старика.
Тот был явно напуган. В выцветших глазах застыл панический ужас, испещренное морщинами лицо то и дело искажала непроизвольная гримаса страха. Старик, сам того не замечая, то принимался беспокойно перебирать сухими, сморщенными руками концы пояса, то вдруг начинал лихорадочно охлопывать себя по бокам, словно ища что-то, а потом и вовсе стал по одному выдергивать волоски из и без того жиденькой бороденки.
– Ну, ежели так-то подумать, то ничего особенного я и не углядел, – нехотя сознался он. – Давеча ночью домой возвращался из леса – по ягоды ходил – вот и задержался до темноты. Стало быть, иду и вижу тень какую-то. Вроде человек какой у дома Велимира топчется. Окликнул. Думал, кто из наших.
Староста запнулся, припоминая неприятные подробности, и поежился от омерзения.
– Ну, стало быть, – промямлил он, смутившись. – Тень эта на меня как зыркнула своими буркалами кровавыми – думал, дух мой прямо тут на месте и улетучится. Ну я и тикать оттудова. Помню, окромя зенок, еще лапы разглядел – длинные такие с огромными кривыми когтями, что твои серпы. Нет, точно говорю, упырь это!
– Да с чего ты взял, что это упырь? – раздраженно поинтересовалась Ялика.
– Ну, сама посуди, пресветлая, – зачастил староста, не переставая перебирать руками свисающие концы пояса. – Скотина дохнет, а внутри ни кровиночки! По весне вот пастух пропал, думали, волки подрали, ан нет, теперича-то ясно – упырь его схарчил. Ни косточки не оставил. Да и сельчане видывали чудище это. Вот хоть у самого Велимира спроси.
– Ну хорошо, – тяжело вздохнула Ялика, поправляя выбившуюся прядь волос. – Сперва надобно погост проверить. А потом уже с Велимиром твоим потолкуем.
– Добро, – радостно согласился старик. – Тут недалече в лесу, прямо на восход от деревни, потом через речку по мосту. Не заплутаешь.
Выходя на улицу из избы, Ялика услышала за спиной взволнованный шепот старосты.
– Молодая какая, – тихонько запричитал старик, горестно вздыхая. – Как бы не сгинула.
Ей было чуть больше четырех лет, когда страшный пожар унес жизни родителей, а ее, осиротевшую, подобрала и приютила старая травница Яга, взяв к себе в ученицы. Во всяком случае, так ей рассказывала сама старушка, потому что ничего из этого Ялика не помнила. Годы спустя из неказистого и неуклюжего ребенка, плохо ладящего с собственными руками и ногами, она превратилась в семнадцатилетнюю пригожую девицу с точеной фигурой и ладным личиком, на котором лучились искренней добротой и весельем яркие зеленые глаза.
«Хоть сейчас на выданье», – любила приговаривать скупая на похвалу Яга, расчесывая деревянным гребешком пшеничные пряди своей воспитанницы.
Старушка, как могла, старалась передать Ялике премудрости ведовства, обучая преемницу тайным знаниям о природе и окружающем мире, хитростям приготовления колдовских зелий, составлению различных заклинаний и умению понимать речи птиц и животных. Конечно, далеко не все получалось с первой попытки, и тогда молодой ведунье раз за разом приходилось переделывать упражнения под старческое ворчание требовательной Яги.
Приятные воспоминания о проведенных бок о бок с наставницей годах озарили лицо Ялики лучезарной улыбкой.
Следуя указаниям старосты, она быстро нашла деревенский погост. Ярко светило летнее солнце, вокруг торопливо порхали лесные пташки, оглашая окрестности радостным щебетанием. К ногам Ялики подбежала рыжая белка, вскарабкалась по подолу цветастого сарафана и, усевшись на плече, нетерпеливо зацокала, требуя угощения.
«Кладбище, как кладбище», – подумала ведунья, бросив беглый взгляд на ряды могил, и погладила белочку.
Целый день провозившись в поисках хоть сколько-нибудь заметных признаков упыря, но так и не найдя таковых, Ялика решила вернуться в деревню уже на закате, когда дневное светило скрылось за лесным частоколом, на прощание окрасив багрянцем редкие облака.
Она едва сделала пару шагов по тропе, как навстречу ей выскочил огромный, куда больше своих обычных собратьев, серо-бурый волк. Зверь оскалился, обнажив ряд снежно-белых клыков, покрытых тягучей слюной.
Ведунья замерла.
Волк, прижимая острые уши к массивной голове, разглядывал Ялику, не переставая скалиться.
– Ступай, серый, своей дорогой, – тихо произнесла она, осторожно делая шаг вперед.
Зверь угрожающе зарычал и попятился вбок, пригибая голову к земле и не сводя с ведуньи недобрый взгляд янтарных глаз.
Что-то в этом настороженном взгляде показалось ей неправильным. Словно в омуте немигающих глаз билась недобрая, потусторонняя мысль.
Неожиданно волк сорвался в прыжок, широко раскрыв алую пасть.
Ялика взвизгнула и зажмурилась, вскидывая руки в попытке заслониться от угрозы.
Но нападения не последовало.
Ведунья медленно открыла глаза. Волка и след простыл, будто и не было его вовсе.
Староста встретил ее на мосту, для храбрости вооружившись вилами.
– Нашла чего? – нетерпеливо спросил он, настороженно оглядываясь по сторонам.
С противоположного берега безымянной речушки донесся протяжный волчий вой.
– Пойдем, дочка, – торопливо заговорил старик, на глазах бледнея. – Скоро совсем стемнеет. И так уже почти ночь на дворе, а ты еще с Велимиром потолковать хотела.
Велимир оказался крепким широкоплечим мужиком с заросшим густой бородой лицом. На вид ему было слегка за сорок.
– За нами отродье явилось, – печально пробасил он, широким жестом приглашая гостью за стол.
– Тетя, а ты ведунья? – спросила светловолосая девчушка лет десяти, теребя подол Яликиного сарафана.
– Леля! – грозно произнес Велимир. – Не мешай! Ступай к матери.
Девочка, шмыгнув носом, убежала в соседнюю комнату.
– Тетя! Спаси нас, пожалуйста, – робко выглянула она из-за приоткрытой двери.
Велимир тяжело вздохнул.
– Леля, дочка моя приёмная, – пояснил он.
– Велимир, ты сказал, что упырь за тобой пришел, – устало спросила Ялика.
– За нами, – поправил мужчина. – Мы с Братиславом, братом Марьяны, жены моей, лет десять назад на колдуна черного охотились. Да вот только не колдун он был. Тогда-то мы об этом еще не ведали, вот и повесили его на осине, а теперича его дух неупокоенный за нами явился, отмщения требуя.
– Ясно тогда, почему на погосте следов упыриных нет, – задумчиво произнесла Ялика и, помолчав, полюбопытствовала: – А сам-то Братислав где?
– Так нет его уже, – грустно заметил Велимир. – Упырь его и задрал. На прошлой седмице еще. Прихожу я к нему в дом, а там все в кровище, и только голова евонная, оторванная, на столе стоит. Схоронили то, что было. А теперича, видать, мой черед перед упырем ответ нести.
Он замолчал, собираясь с мыслями. В серых глазах теплился проблеск надежды.
– За себя не прошу, – добавил мужчина. – Грех мой, мне и отвечать. За близких молю. Леля хоть и приемная, а я в ней души не чаю.
– Дух неупокоенный только своим обидчикам мстит, – тихо сказала Ялика, поразмыслив. – Семью тронуть не должен.
– Ой, не скажи, пресветлая, – вздохнул Велимир. – Лелька говорит, что ночью кто-то в окна скребется, ее зовет. Сам-то упырь войти не может – видишь, соль везде, вот и зовет выйти.
Ялика оглянулась. Действительно, на пороге и под окнами толстыми линиями были рассыпаны белые соляные кристаллы, тускло мерцавшие в блеклом свете лучин.
– Странно! – задумчиво протянула она. – А другие дети есть? Что говорят?
– Да, сын еще есть, Ярослав, – кивнул мужчина, гордо заулыбавшись. – Говорить – не говорит еще по малолетству.
Из соседней комнаты донесся истошный женский крик, сменившийся надрывным детским плачем.
Велимир побледнел, вскочил, опрокинув стул, и кинулся туда, по пути выхватывая охотничий нож, висевший на поясе. Ялика торопливо последовала за ним.
Первое, что она заметила, влетев в комнату следом за главой семьи, было распахнутое настежь окно. Подбежав к нему, ведунья аккуратно выглянула наружу.
– Вы-ы-с-с-у-у-ш-ш-у! Вы-ыпью-ю! – услышала Ялика злобное шипение.
Тотчас перед ней выросла высокая массивная фигура, будто бы собравшись воедино из лоскутов ночной тьмы. Мертвенно-серая кожа существа влажно поблескивала, отражая неяркий свет звезд и неполной луны. Лишь отдаленно напоминающее человеческое лицо морда, покрытая сочащимися сукровицей и гноем струпьями, была искажена гримасой ненависти. Кроваво-красные глаза в черных прожилках лопнувших сосудов горели потусторонним огнем. Из-под тонких пепельно-серых губ выглядывали длинные острые клыки. Упырь занес руку для удара. Сверкнули серповидные когти.
Ялика отпрянула назад, захлопывая ставни.
Существо протяжно завыло, вскинув вверх лысую голову, и скрылось во тьме.
Сердце ведуньи бешено заколотилось, норовя выскочить из груди. Еще бы чуть-чуть, и она могла остаться без головы. Ялика перевела дыхание, отходя от окна.
– Что там? – с дрожью в голосе спросил Велимир, обнимая за плечи плачущую дочь.
– Там волчонок был, – всхлипывала Леля, размазывая слезы по личику. – Поиграть звал.
– Тебе что говорили? – налетала на нее Марьяна, прижимая к груди малолетнего сына, заходившегося истошным криком.
Ялика окинула женщину оценивающим взглядом.
Невысокая Марьяна производила впечатление властного и требовательного человека. Несмотря на некоторую угловатость, лицо женщины могло быть довольно приятным, если бы не презрительный взгляд серо-стальных глаз, более всего походивших на бездонные омуты, от которых веяло отстраненностью и холодом.
– Почто ты окно отворила? – резкий визгливый голос женщины заставил Ялику вздрогнуть.
– Тихо, Марьяна, – попытался утихомирить жену Велимир.
– А ты не встревай! – взъярилась та. – Не твоя она дочь! Из-за тебя все это!
Ялика, поморщившись, вздохнула. Визгливые упреки женщины показались ей несправедливыми, и были неприятны.
– Есть средство, – тихо произнесла она. – Велимир, нужна будет твоя кровь.
Сглотнув, мужчина кивнул, соглашаясь.
– Скоро упырь вернется, – продолжила ведунья. – Поторопиться надобно.
Приготовление зелья не заняло много времени. Благо, что почти все требуемое уже имелось в походной котомке, заранее собранной заботливой Ягой перед тем, как отправить воспитанницу самостоятельно разбираться с напастью, свалившейся на деревню.
Ялика ссыпала в принесенную ворчащей Марьяной чашу толченный змеевик-камень, добавила серебряной пыли и щепотку соли.
Велимир внимательно слушал ее бормотание.
– Змеевик – основа, чтобы все связать воедино, соль и серебро, чтобы разрушить плоть, – по памяти повторяла наставления Яги молодая ведунья. – Мертвая вода, чтобы привязать дух к миру мертвых.
Она достала из котомки прозрачный бутылек, в котором плескалась черная маслянистая жидкость, и вылила ее в чашу.
– Теперь твой черед, – обратилась она к затаившему дыхание мужчине.
– Много нужно? – деловито осведомился Велимир.
– Нет, – коротко ответила Ялика.
Мужчина задумался, а потом отрывисто полоснул ножом по левой ладони.
Темная кровь тягуче закапала в подставленную чашу из сжатого кулака.
– И капля моей, – прошептала ведунья. – Чтобы чары меня слушались, – пояснила она, заметив удивленный взгляд Велимира, и проколола себе указательный палец.
Получившееся зелье зашипело и задымилось.
– Готово! – удовлетворившись полученным результатом, заявила ведунья. – Теперь идем. Нужно упыря выманить.
Мужчина направился к двери. Взяв чашу двумя руками, Ялика последовала за ним.
Шедший впереди Велимир сделал шаг за порог.
И отлетел куда-то в сторону, снесенный могучим ударом.
Ялика, стараясь не расплескать зелье, кинулась наружу.
Упырь навис над поверженным Велимиром, занося руку для смертельного удара.
Подбежав к чудовищу, Ялика выплеснула содержимое чаши прямо ему в морду.
– Сгинь туда, откуда пришел! – выкрикнула она, на всякий случай предусмотрительно отступив на шаг назад.
Упырь завыл, беспорядочно размахивая руками в тщетных попытках стряхнуть с себя зелье.
Запахло паленой плотью.
Оттолкнув ведунью, ревущее от нестерпимой боли чудовище рванулось куда-то вбок и, оставив поверженного Велимира беспомощно лежать на земле, скрылось в ночном сумраке.
Не удержавшись на ногах, Ялика от полученного тычка завалилась назад и, приложившись головой о тесаные бревна избы, осела на землю безвольной куклой, теряя сознание.
«Так не должно быть!» – успела подумать она, прежде чем окунуться во тьму беспамятства.
***
Сознание возвращалось медленно и болезненно. Раскалывалась голова.
«Шишка, наверное, будет», – промелькнула мысль.
Ялика с трудом разлепила глаза. Она лежала на кровати, заботливо укрытая лоскутным одеялом. За занавешенным окном ярко светило летнее солнце.
– Крепко же тебе досталось, доченька, – заметил вошедший в комнату деревенский староста. – Ты лежи, лежи, – заботливо произнес он, заметив попытки Ялики подняться.
– Тело… – прошептала она сухими губами.
– Нашли, – ответил старик, подавая деревянный ковшик, наполненный студеной колодезной водой. – Утром река к берегу прибила. Там от человека-то ничего и не осталось. Одна гниль.
Напившись, Ялика расслабленно откинулась на подушку и забылась тяжелым сном.
Проснулась она глубокой ночью от тихого шепота, доносившегося из соседней комнаты. Прислушалась, стараясь уловить суть разговора.
– Он это! Наш Микула! – произнес незнакомый голос. – Утоп, да вот аж сюда река его вынесла. За столько-то верст.
– Уверен? – переспросил староста.
– А как же, у него на шее еще топорик маленький бронзовый висел, на шнурке кожаном.
Ялика мигом вскочила с кровати. Распахнув дверь, она резко спросила старосту:
– Тело что, нашли? Подвес? Был?
Моргнув, старик кивнул.
Ялика, не разбирая дороги, кинулась наружу.
Изба Велимира встретила ведунью широко распахнутой дверью. Едва Ялика переступила порог, ее замутило. На полу искореженной грудой кровоточащей плоти и изломанных костей лежал Велимир, широко раскинув руки и уставившись в потолок невидящими глазами.
В глубине комнаты Ялика услышала тихие детские всхлипывания и задыхающийся женский голос.
– Нет, детей не трогай, меня забери! – хрипела Марьяна.
Упырь, сжимавший одной рукой горло женщины, взмахнул другой, вспарывая острыми когтями тело несчастной снизу вверх.
Ялика истошно завизжала.
Чудовище, отбрасывая в сторону безвольное тело Марьяны, обернулось на шум, встретившись с ведуньей взглядом. И ничего, кроме неутолимой злобы и ненависти, не было в этом взгляде.
Ялика отступила на шаг. Упырь, зарычав, двинулся к ней.
Маленькая детская фигура, зажав в руке что-то протяжно блеснувшие в неярком свете, стремительной тенью накинулась на чудовище сзади. Монстр взвыл от боли в распоротой ноге и рухнул на четвереньки. Словно обезумев и не видя ничего перед собой, девчушка беспорядочно замолотила ножом по телу упыря. И уже один из следующих ударов по счастливой случайности попал точно в сердце чудища. Оглушающий вой тут же перешел в едва слышный придушенный хрип. Чудовище медленно завалилось на пол, осыпаясь грудой серого пепла.
Леля отшвырнула в сторону обыкновенный кухонный нож и, прикрыв лицо перепачканными в крови руками, тихонько заплакала.
Убедившись, что девочка цела, Ялика кинулась к лежащей на полу Марьяне. Если не спасти – на что надежды, считай, и не было – так хоть облегчить той последние мгновения.
– Все закончилось? – едва шевеля бескровными губами, прошептала женщина.
– Думаю, да, – кивнула ведунья.
– Дети? – прохрипела Марьяна, захлебываясь кровью. – Он хотел Лелю забрать, сделать себе подобной.
– Целы, – коротко отозвалась Ялика и удивленно спросила: – Ты его знала?
– Да, – с трудом выговорила умирающая. – Муж мой, первый. Леля его дочь. А я его отравила, не хотела с ним жить. Велимира полюбила. А он меня отпускать не хотел.
– А Братислав все знал и скрыл? – догадалась Ялика.
Марьяна, кивнув, зашлась кровавым кашлем и судорожно вздохнув, обмякла.
***
– Удалось тебе дело твое первое, самостоятельное? – спросила Яга, встречая на пороге мрачную ведунью.
– Не совсем, бабушка, – печально вздохнула та, входя в избу.
– Ну ничего, молодо-зелено, – утешительно заметила наставница.
– Да вот только детки сиротами сделались из-за моей глупости, – сквозь прорвавшиеся вдруг слезы выговорила Ялика и обняла старушку, уткнувшись носом в ее плечо.
Яга ласково погладила ее по голове.
– Пойдем, чаем тебя напою, – вымолвила она и, отстранившись, вытерла сухой ладонью слезы с лица Ялики. – А ты мне все расскажешь без утайки.
Молча выслушав сбивчивый рассказ, Яга тихо сказала, покачивая седой головой:
– За свои ошибки да промахи нам всем рано или поздно ответ держать. – И помолчав, добавила уже громче: – Не кручинься. Теперь на свете хоть одним чудовищем меньше будет. С детьми-то что?
– Их староста приютил, – ответила Ялика, тоскливо разглядывая дно опустевшей кружки. – Сказал, дескать, сам детей да внуков не нажил, так пущай на старости лет чужие отрадой сделаются.
– Надо бы за Лелей приглядеть, – пробормотала Яга, подливая воспитаннице свежий чай. – Смышленая да смелая девица подрастает. Придет время, может, и в ученицы возьму. Это ж надо супротив упыря с голыми руками! Не каждый мужик сдюжит, а тут ребенок малолетний!
История вторая. Мортус
К вечеру извилистая тропинка неожиданно вынырнула из темного леса и змеей устремилась через заросшее невысокой ярко-зеленой травой поле к виднеющемуся чуть вдалеке пригорку. Пузатый мохнатый шмель басовито зажужжал над плечом Ялики, норовя усесться на яркий цветок, вышитый на ее сарафане.
– Вот глупый, – усмехнулась она, прогоняя того взмахом руки.
Шмель досадливо загудел и, сделав размашистый круг над головой девушки, скрылся в небесном мареве.
Из глубины леса раздался довольный смех, похожий на уханье потревоженного филина. Ялика обернулась к чащобе и беззлобно погрозила кулаком.
– Леший, проказник, – добродушно произнесла она. – Смотри у меня! И на тебя управа найдется, ежели добрых путников промеж трех елей водить будешь.
В ответ донесся все тот же ухающий смех, с готовностью подхваченный раскатистым эхом. Молодая ворожея негодующе покачала головой и, подставив лицо ласковым лучам заходящего солнца, торопливо зашагала по извилистой тропинке.
За невысоким пригорком притаился крохотный хутор. Добротный бревенчатый дом, просторный хлев, каменный колодец, с любовью возделанный огород да ухоженный яблоневый сад – вот и все нехитрое хозяйство, окруженное деревянным забором с резными воротами. Вокруг повисла гнетущая тишина. Лишь стая ворон, кружащая высоко в небе, оглашала окрестности тревожным карканьем. Ялика проводила воронье обеспокоенным взглядом и нервно поежилась.
Цветущий хутор не производил впечатления покинутого, но отсутствие мало-мальски заметных признаков жизни и распахнутые настежь створки ворот наводили на тяжелые размышления о судьбе его обитателей.
– Есть кто? – громко спросила она, с опаской входя на пустынный двор и тревожно оглядываясь.
Слюдяные окна молчаливо блеснули в ответ лучами багровеющего солнца, окрашивая все вокруг в алеющие цвета крови, да налетевший порыв показавшегося ледяным ветра коварно звякнул подвешенным над колодцем жестяным ведром, заставив Ялику трусливо вздрогнуть.
– Жуть какая, – едва слышно пробормотала она в неловкой попытке разогнать скребущую разум тишину.
С трудом переборов настойчивое желание покинуть зловещий хутор, Ялика поднялась на крыльцо жилого дома. На секунду застыв в нерешительности, аккуратно толкнула незапертую дверь и вошла в горницу.
Дыханье перехватило от приторного зловония разлагающейся плоти. С округлившимися от отвращения глазами Ялика уставилась на мерзкое, почти безволосое создание, отдаленно похожее на крысу-переростка, копошащееся в груде гниющего мяса, некогда бывшей живыми людьми. Вырвав очередной кусок сочащейся тухлой слизью плоти, чудовище повело заостренной мордой и резко повернулось к окаменевшей ворожее, выронив на пол свою добычу. Буравя незваную гостью налитыми потусторонним огнем буркалами, чудовище угрожающе зарычало, оскалившись жуткой ухмылкой изогнутых, покрытых тягучей слюной и ошметками гнилого мяса клыков, а потом, ощетинившись редкой шерстью на загривке, напружинилось, готовясь к прыжку.
– На пол, дуреха! – вырвал Ялику из оцепенения сиплый мужской голос.
Чудовище распрямилось, взмывая высоко в воздух. Черные изогнутые когти устремились к горлу растерянно застывшей ворожеи. Вскинув руки в отчаянной попытке защититься, та инстинктивно отшатнулась назад и, поскользнувшись на лужице дурнопахнущей жижи, бессильно рухнула на пол. Стремительное падение и уберегло ее от неминуемой смерти в сомкнувшихся на горле окровавленных челюстях.
Кошмарный зверь отлетел в сторону, снесённый точным попаданием беззвучно мелькнувшей серебром молнии, и забился в конвульсиях у стены, разбрызгивая черную дымящуюся кровь и едкую слюну. Из его горла торчало оперение глубоко увязшего в гноящейся плоти арбалетного болта.
Словно материализовавшись из тени, высокая мужская фигура в длинном до пят кожаном плаще и широкополой шляпе подлетела к вздрагивающему чудовищу, отбрасывая в сторону бесполезный арбалет, и, широко замахнувшись, всадило зазубренный, сверкнувший серебром кинжал в безволосую, покрытую слизью и гноем грудь создания. Оно, вздрогнув, испустило протяжный хрип и наконец затихло.
– Ты как? Жива? – спросил незнакомец поднимающуюся на ноги ворожею и, облегченно вздохнув, снял маску с изогнутым птичьим носом и стеклянными окулярами глаз.
Труп чудовища задымился, наполняя помещение удушливой вонью, и осыпался черным пеплом.
– Ты кто? – испуганно спросила Ялика, настороженно рассматривая своего неожиданного спасителя.
На вид тому было около сорока лет. Худое изможденное лицо покрывала многодневная щетина. Коротко стриженные волосы казались снежно-белыми от преждевременной седины. Несгибаемая воля билась в серо-стальных глазах, печальный взгляд которых скрывал давнюю, но все ещё не забытую боль.
– Потом вопросы, – коротко бросил мужчина, носком ботинка разворошив груду черного пепла, оставшегося от убитого зверя. Подняв серебряный арбалетный болт, он устало добавил: – Здесь все нужно сжечь.
***
Порывы ветра уносили искры полыхающего пожарища высоко в сумеречное небо. Ярость бушующего огня, жадно пожирающего следы недавнего побоища, чувствовалась даже на пригорке, опаляя жаром две замершие на вершине молчаливые фигуры.
– Ты ворожея, – вдруг невпопад заключил мужчина, не отрывая взгляда от языков пламени, жадно тянущихся к небу.
Ялика промолчала.
– Я чувствую, – согласно кивнул незнакомец и, отвернувшись, неторопливо пошел прочь в сторону темнеющей вдали громады леса.
– Подожди, – закричала ему вслед Ялика, раздраженно взмахнув волной пшеничных волос. – Может, ты хоть объяснишь, что здесь произошло?
Мужчина замер на полушаге, задумчиво посмотрел на искрящееся первыми звездами небо и коротко бросил:
– Идем.
До самой опушки леса странный попутчик не проронил больше ни слова. Лишь когда они достигли того места, где тропа терялась среди лесного частокола, он неожиданно заявил:
– Заночуем здесь.
Под недоумевающим взором Ялики незнакомец собрал сухой хворост и неспешно развел костер.
– Умойся иди, – бросил он мимоходом, придирчиво оценив её замызганный вид. – Чуть дальше в лесу ручей есть.
– Знаю, была уже тут, – недовольно огрызнулась Ялика и горделиво удалилась, скрывшись среди древесных стволов и кустарников, что-то презрительно бормоча себе под нос.
Вернувшись, она застала мужчину сидящим перед костром на расстеленном плаще и меланхолично жующим кусок вяленого мяса. Услышав тихие шаги, незнакомец резко обернулся.
– Есть хочешь? – отрывисто спросил он.
– Нет, – Ялика наморщила нос. – До сих пор во рту отвратительный вкус стоит.
– Ну, как знаешь, – равнодушно согласился седовласый и, отведя взгляд, принялся безучастно наблюдать за игрой огненных всполохов костра.
– Тебя звать-то как? – поинтересовалась ворожея, присаживаясь рядом.
– Мортус, – буркнул тот, не переставая жевать.
– Странное имя, – удивилась Ялика. – Не похоже на настоящее.
– К чему тебе мое имя? – ответил мужчина, вскидывая брови. – По-хорошему, тебе со мной и встречаться-то не стоило. Зачем в дом полезла?
Ялика недоуменно пожала плечами.
– Думала, помощь какая нужна. А там это… зверь этот, – прошептала она неуверенно.
– Демон, – поправил Мортус.
– Какой? – не поняла ворожея, нахмурившись.
– Древний, – уточнил седовласый, заглянув в глаза смутившейся под его пристальным взглядом Ялики. – Древний, чуть ли не древнее самой земли.
– Но ты ведь его убил, – то ли спросила, то ли заключила она, зябко поведя плечами.
– Эх, кабы все так просто было, дочка, – горестно вздохнул Мортус.
– Ялика, – чуть кивнув головой, поправила ворожея, которой подобное обращение совсем не пришлось по нраву.
– Какая разница? Это не имеет никакого значения, – ухмыльнулся мужчина.
– Ты можешь все складно объяснить? – с трудом сдерживая нахлынувшую волну раздражения, процедила сквозь зубы Ялика, которую странная обрывистая речь собеседника начала выводить из себя.
– Могу, – равнодушно кивнул Мортус. – Только ты сначала скажи, та тварь тебя не зацепила?
– Нет, – растерянно произнесла ошарашенная совершенно неожиданным вопросом Ялика.
– Славно, а то пришлось бы и тебя убить, – меланхолично заключил седовласый. – Зверь, что напал на тебя в доме, хм… – Он замолчал на мгновение, словно подбирая слова, и чуть погодя неспешно продолжил: – Тот зверь – вестник гораздо более древней и опасной силы, зародившейся чуть ли не с началом времен. Через него она питается, поглощая плоть и души умерщвленных им.
– Откуда ты это знаешь? – потребовала объяснений Ялика, разглядывая собеседника со смесью недоверия и любопытства.
– Да потому, что я был одной из жертв этого демона, – с яростью, чуть ли не переходя на крик, заявил Мортус, уставившись на ворожею безумными глазами. – И я могу его видеть. Вернее, его…хм… образ в нашем мире. Вижу, как он насылает болезнь, которую все принимают за чуму; вижу, как он медленно высасывает из заболевшего силы; вижу, как приходят в наш мир его звери; вижу, как они пожирают плоть умирающих, насыщая своего хозяина…
– Как же все это можно углядеть-то? – нетерпеливо перебила его Ялика.
– Таково мое проклятье, – печально вздохнул Мортус, успокаиваясь и отводя взгляд.
– Ты или лжешь, – упрямо мотнула головой девушка, скептически поджав губы. – Или не говоришь всей правды.
Мужчина раздосадовано вскочил со своего места и принялся нервно мерить шагами пространство в круге света. Ялика молча наблюдала за ним, готовясь в любой момент вскочить. Мало ли что взбредет в голову этому чудаковатому человеку.
– Разве это так важно? – наконец нарушил затянувшееся молчание Мортус, остановившись в паре шагов от ворожеи, нависая над ней угрожающей тенью.
– Да, – коротко кивнула та, чуть помедлив. – От этого зависит помогу ли я тебе или нет.
Мортус расхохотался раскатисто и совершенно не стесняясь. Неожиданно его смех оборвался. Тень догадки промелькнула по лицу мужчины. Он уставился на опешившую ворожею, растерянно и непонимающе хлопающую глазами, странным взглядом, в котором читалась смесь надежды и любопытства.
– Ты же видела зверя? – вдруг вкрадчиво спросил Мортус.
– Видела, – Ялика занервничала, сама не отдавая себе в этом отчет.
Отблески костра заиграли в сделавшихся непроницаемо-черными зрачках мужчины, от чего тот приобрел потусторонний демонический вид.
– Может, дитя, ты и сможешь мне помочь, – задумчиво протянул он, проводя ладонью по щетинистому подбородку. – Тут такое дело, зверя дано увидеть не каждому. Если верить древним легендам и сказаниям, то вестника демона может узреть тот, кто его призвал в наш мир… Или же те немногие, кто способен узреть изнанку мироздания, кто волшбой повелевает. Ты, очевидно, одна их них. Так я и догадался о твоем ремесле…
– Значит, ты был тем, кто призвал этого древнего демона, – перебив неспешную речь Мортуса, заключила Ялика.
– Догадливая, – удовлетворенно кивнул тот. – Да, его призвал я, и это моя вина и проклятие. Но, клянусь небесами, я не хотел таких последствий. Когда-то давно, – печально и отстраненно продолжил Мортус, как-то разом сгорбившись, бессильно опустив плечи, – жил в небольшом селе паренек, кузнецом был, все, как и у всех вокруг: дом, небольшое хозяйство, красавица жена на сносях… Да вот только в тех краях боярин лютый очень был – кровь любил проливать почем зря, насильничал, словом, зло творил страшное. Приглянулась боярину тому жена кузнеца, не посмотрел, что та скоро разродиться должна… Выкрал ее, когда кузнеца дома не было.
