Czytaj książkę: «Первое дело Матильды»

Czcionka:

* * *

1
Жёны-убийцы

Кто хочет узнать, как отправить на тот свет постылого супруга, пусть спросит госпожу Цайглер. Госпожа Цайглер – это наша помощница по хозяйству, эксперт в области чистки напольных покрытий, удаления пятен и устранения ворчливых мужей. Каждый вечер ровно в семнадцать ноль-ноль, переделав все дела, она с коробкой конфет устраивается поудобнее на нашем диване, чтобы посмотреть подряд две серии «Жён-убийц» – сплошь детективные истории, основанные на реальных событиях.

Я не особо интересуюсь выведением пятен и чисткой напольных покрытий, зато всякими преступлениями – даже очень. Поэтому «Жён-убийц» мы с госпожой Цайглер всегда смотрим вместе. Жёны мочат своих мужей по одному на серию. Каждый раз хитро и коварно, часто каким-нибудь тупым предметом, а случается и током. Однажды – даже садовым измельчителем.

В сегодняшней серии в дело идёт яд… «Когда поздно вечером седьмого ноября 2016 года Норберт Кюммерлинг возвращается домой, жена Гундула встречает его чашкой какао», – раздаётся в телевизоре голос за кадром. На экране именно это и показывают: Норберт Кюммерлинг и его жена Гундула обмениваются беглым поцелуем, она забирает у него пальто и портфель, ведёт в гостиную и приносит ему какао со сливками.

– Они там на телевидении что, всех зрителей идиотами считают? – спрашиваю я. – Зачем комментировать, когда и так всё видно?

– Ш-ш-ш! – шипит госпожа Цайглер, запихивая в рот конфету и не отводя глаз от экрана, откуда теперь слышится мрачная зловещая музыка.

«Норберт Кюммерлинг и не подозревает, что это последнее какао в его жизни», – провозглашает гробовой голос за кадром, а в это время господин Кюммерлинг с простодушным выражением лица делает маленький глоток и, поморщившись, зовёт: «Гундула! Мопсик! Вкус у какао какой-то необычный».

«Потому что сегодня я приготовила его с особым чувством!» – заливается из кухни его супруга.

«Ах вот оно что, – говорит Норберт и, сделав ещё глоток, с отвращением кривится. – Нет, серьёзно, мопсик, сливки испортились. Ты опять на срок годности не… – На середине фразы он замолкает и, выпучив глаза и судорожно заглатывая ртом воздух, хватается за шею. Лицо его искажается, чашка, выскользнув из рук, разбивается на паркете, какао разбрызгивается во все стороны. Норберт Кюммерлинг, хрипя, сползает с кресла и, не издав больше ни звука, остаётся неподвижно лежать на полу.

Госпожа Кюммерлинг заходит в гостиную и, смерив безжизненное тело супруга мрачным взглядом, говорит: «Тридцать лет подряд каждый вечер я подавала тебе это дурацкое какао. Ты хотя бы раз сказал мне спасибо? Нет. Ты никогда ни за что не благодарил, Норберт. Только брюзжал. И называл меня мопсиком. За это и получил! Так-то!»

Затем она хладнокровно вытирает брызги какао, ненадолго исчезает на кухне, возвращается с полиэтиленовой плёнкой и заворачивает в неё мёртвого супруга.

– Яд в какао. Не так уж и глупо! – выносит вердикт госпожа Цайглер, позволяя себе ещё одну шоколадную конфету с ореховой начинкой. – Эту жену и не обвинишь. Если муж только и делает, что брюзжит, пусть потом не удивляется. А «мопсик» так вообще ни в какие ворота не лезет.

Иной раз я задаюсь вопросом: откуда у госпожи Цайглер такой живой интерес к жёнам-убийцам? Может, ей нужны идеи или толчок? Будь она моей женой, я бы на всякий случай воздерживалась от любой критики.

Госпожа Цайглер маленькая и сильная, с румяными щеками и причёской, напоминающей корщётку. Она не из тех жён, которые травят своих мужей. Скорее из тех, кто решительно лупит сковородкой. Вообще-то госпожа Цайглер приходит всего два раза в неделю, чтобы навести в нашем хозяйстве порядок. Но когда папа с мамой в разъездах, она живёт здесь, готовит мне еду и заботится обо мне.

Я уверена, что и сама бы прекрасно с этим справилась, но, к сожалению, мама считает иначе: «Тебе двенадцать, Матильда. Лет через пять – другое дело. Но до тех пор в наше с папой отсутствие госпожа Цайглер будет оставаться на посту. И за это я ей очень благодарна».

Мои родители – Кристина и Томас Бонды – режиссёры-анималисты, известные своими документальными фильмами о редких и экзотических животных. Я привыкла, что из-за работы их часто не бывает дома. И всё же у меня к горлу подкатил здоровенный ком, когда выяснилось, что именно в рождественский вечер они должны отправиться в Австралию. Чтобы снимать фильм о коалах.

– Нам так жаль, Матильда, – с виноватым видом сказал папа. – Мы по-всякому пытались отложить начало съёмок на несколько дней. Но продюсеры и слышать об этом не желали. Мы должны вылететь двадцать четвёртого декабря.

Поэтому Рождество в этом году мы отпраздновали уже двадцать третьего. Двадцать четвёртого Раймунд, муж госпожи Цайглер, отвёз папу с мамой в аэропорт. Я поехала с ними и, прощаясь, сумела не разреветься. Но когда их самолёт взлетел в направлении Австралии, я всё-таки проронила пару слезинок.

Вернутся они только в конце января.

Сегодня двадцать седьмое декабря. Рождественские праздники мы с госпожой Цайглер большей частью провели перед телевизором, закутанные в тёплые пледы при включённом на полную мощность отоплении. На улице жуткая холодина, и с самого первого дня Рождества снег идёт почти без остановки. За окном, выходящим на террасу, в темноте кружат большие белые хлопья.

– О боже! Неужели она серьёзно собирается утопить его в озере?! Типичная ошибка всех начинающих! – комментирую я, глядя, как жена-отравительница, вытащив мёртвого мужа из багажника, волочит его на берег озера. – Топить труп в озере – полный идиотизм, – объясняю я госпоже Цайглер. – Рано или поздно он всплывёт, и тогда у госпожи Кюммерлинг начнутся неприятности. Судебные медики установят, что человека отравили, а полиция выяснит, в какую плёнку его завернули. Затем они отследят, где эта плёнка куплена. Возможно, кто-то из продавцов вспомнит госпожу Кюммерлинг. И тут ей не поздоровится. А если она к тому же настолько глупа, что платила кредитной картой или заказывала плёнку в Интернете, то ей и вообще не отболтаться. Полиция возьмёт её в оборот, и в какой-то момент она сознается. Ведь каждому известно: убийство может быть идеальным, только если нет трупа. Если бы я хотела от кого-то избавиться, я бы уплыла на лодке в открытое море и там спихнула его за борт. Или растворила бы в соляной кислоте, и тогда от него остались бы одни зубы. Или провернула бы дело так, чтобы всё выглядело как несчастный случай: упал с лестницы, прочищая водосточный жёлоб. Или его током ударило. И уж в любом случае я бы обеспечила себе фиктивное алиби. А потом я бы…

– Матильда! – прервав меня, раздражённо стонет госпожа Цайглер. – Ты опять за своё!

– Что такое? – изображая недоумение, интересуюсь я.

– Села мне на ухо! – с упрёком во взгляде говорит она. – Господибоже, ребёнок! Мне всего лишь хотелось спокойно посмотреть, как эта женщина убирает с дороги мужа. Ты же опять трещишь без умолку! Неужели не можешь хотя бы иногда пытаться немного сдерживаться?

– Простите, – смущённо бормочу я и, вжавшись поглубже в мягкий диван, молча продолжаю следить за тем, как какао-убийца устраняет своего супруга.

Будь госпожа Цайглер единственной, кто жалуется на то, что я слишком много болтаю, я не придала бы этому никакого значения. Она и сама не прочь поговорить и часами может распространяться о своём муже Раймунде. О том, что он не в состоянии даже омлет себе сделать или туалетной бумагой своевременно запастись. «Мой Раймунд без меня не выживет», – сетует она в таких случаях. И нельзя сказать, что госпожа Цайглер совсем уж не права. Когда она живёт у нас, её муж дома один и звонит минимум по пять раз на дню, чтобы спросить, где найти то или это. Или как вообще работает посудомоечная машина. Или чтобы признаться жене, что залил кухню. И вид при этом у госпожи Цайглер всегда такой, словно она участвует в одной из серий «Жён-убийц». «В шкафу в прихожей», – ворчит она в трубку. Или: «Включи автоматическую программу». Или: «Господибоже, Раймунд!»

Но я снова заболталась. Пусть даже и мысленно. Я просто ничего не могу с этим поделать: если в голове появляется какая-то мысль, за ней откуда-то тут же выстреливает вторая. Потом третья, и ещё одна, и ещё… Пока на меня не сходит целая лавина мыслей. А в то время как лавина стремительно несётся вниз, совершенно сам собой открывается рот, сообщая мои соображения всем окружающим. Да ещё и с бешеной скоростью.

Не одна госпожа Цайглер считает, что я слишком много говорю. Одноклассников я тоже порой напрягаю. И двоюродная бабушка Валли, когда приезжала к нам в прошлый раз, получила тахикардию и звон в ушах после того, как я в течение двух часов излагала ей свои мысли на тему «Что лучше – гроб или урна». Но ничего не поделаешь: молчать дольше пяти минут для меня невозможное дело: через три я начинаю задыхаться, а через четыре с половиной голова кажется шариком, который вот-вот лопнет. И тогда просто необходимо дать этому выход!

Вот и теперь моих добрых намерений хватает лишь до той минуты, когда жену-убийцу Кюммерлинг уводят в наручниках – тут из меня бесконтрольно вырывается поток слов:

– Неудивительно, что её схватили! Как можно работать так небрежно?! Полиэтиленовую плёнку покупают не в строительном супермаркете за углом, а где-нибудь, где тебя никто не знает. И в парике. Или хотя бы в тёмных очках. И платят, разумеется, наличными. А самое главное – у продавца не спрашивают, достаточного ли размера плёнка, чтобы в неё завернуть человека! И ещё: этой истории с плёнкой можно избежать, если всё решить прямо на месте. Госпожа Кюммерлинг могла бы пригласить мужа провести отпуск на море и отправиться с ним в романтическую прогулку на лодке. В удобный момент она отоваривает его по черепушке – и он навсегда исчезает в пучине волн. После чего она могла бы изображать скорбящую вдову и рассказывать всем и каждому, что её Норберт оказался за бортом по трагической случайности. И тогда бы она всё наследство…

– Ма-тиль-да! – Госпожа Цайглер жестом чётко даёт понять: заткнись! Затем она показывает на рождественскую ёлку, у которой в эту самую минуту пробуждается от сна Доктор Херкенрат. – Кому-то нужно выйти с собакой!

Она всегда говорит «собака» и никогда – «Доктор Херкенрат». Потому что считает, что это не имя для собаки.

Доктор Херкенрат – это наш кокер-спаниель. У него терракотовая шерсть, трогательные висячие уши и паническая боязнь белок. Мы взяли его из приюта для бездомных собак, когда мне было семь. Он тут же напомнил мне моего детского врача: у них у обоих одинаковый грустный и чуть косящий взгляд. Так Доктор Херкенрат и получил своё имя. И звание доктора. Вероятно, единственный из всех кокер-спаниелей в мире.

– Кому-то нужно выйти с собакой! – повторяет госпожа Цайглер, при этом глядя на меня так, что не остаётся никаких сомнений, кто этот «кто-то».

– Пойдём, Доктор Херкенрат, – говорю я, вставая с дивана. – Госпожа Цайглер хочет, чтобы мы полчаса поблуждали на морозе и никто не мешал бы ей смотреть вторую серию «Жён-убийц».

Он трусит за мной в прихожую, где я упаковываюсь в тёплую куртку, мельком заглянув в зеркало в поисках рождественских прыщей. За прошедшие дни я уплела горы сладостей, и вообще-то прыщам полагалось расцвести пышным цветом. Но мне пока везёт – за исключением незначительного экземпляра на лбу на этом фронте затишье.

«Ты вылитая мать», – при каждом удобном случае говорит мне госпожа Цайглер. Что касается зелёных глаз и рыжих волос, тут она явно права. Но вот характерная ямочка на подбородке – это, несомненно, папина заслуга.

Я напяливаю шапку с помпоном и, запихнув в карман куртки смартфон, кричу: «Ну, мы, в общем, пошли на улицу насмерть замерзать» и собираюсь уже открыть дверь – как госпожа Цайглер вопит из гостиной:

– Ребёнок! Сюда! Скорее! Они что-то передают про застенчивого сыщика.

– Про Рори Шая?!¹ – в волнении вырывается у меня, и я, крутнувшись на каблуках, быстрым шагом несусь в гостиную. Доктор Херкенрат обалдело смотрит мне вслед.

– Вот! – госпожа Цайглер, яростно жестикулируя, тычет пальцем в телевизор. – Говорят о пропавшей девочке!

2
Застенчивый детектив

По нижнему краю экрана бежит строка: «Внимание! Прямо сейчас смотрите специальный выпуск по следам недавних событий: сыщик Рори Шай находит пропавшую дочь миллионера! Янина Пельцер целой и невредимой возвращена родителям. Специальный выпуск: Рори Шай…»

– Ух ты! Быть такого не может. У него опять всё получилось! – в благоговейном восторге изумляюсь я, выколупываясь из куртки. Не отводя глаз от экрана, падаю на диван и с нетерпением жду начала специального выпуска. Исчезновение Янины Пельцер было за прошедшие две недели главной темой во всех новостях. И вот Рори Шай её нашёл. С тех пор как он подключился к этому делу, не прошло и сорока восьми часов. Рори и правда силён!

Я обожаю не только «Жён-убийц», но без ума и от любых криминальных историй. Не верите – взгляните, что я получила в подарок на это Рождество: три детективных романа, постер с Бенедиктом Камбербэтчем в роли Шерлока, настольную игру с детективным сюжетом под названием «Смертельная игра» и набор для снятия отпечатков пальцев, который родители заказали на сайте для сыщиков-любителей. (Я применила его в первый же день Рождества, и моё подозрение, что госпожа Цайглер временами балует себя бокальчиком джина из нашего домашнего бара, полностью подтвердилось.) А ещё мне подарили аудиокнигу с пятьюдесятью шестью рассказами о Шерлоке Холмсе. Хотя Шерлок Холмс крут, но, увы, эта фигура вымышленная. Гораздо больше меня увлекают реальные дела и реально существующие сыщики.

А Рори Шай – реальный! Он даже живёт в моём городе. После того как четыре года назад он раскрыл дело о таинственном заговоре караоке, его знает каждый ребёнок. И это было лишь началом его головокружительной сыщицкой карьеры. С тех пор он раскрывал все дела, за которые брался. Среди них и такие запутанные, как загадка трёх близнецов. Или громкое дело говорящей саламандры, которое несколько месяцев держало в напряжении весь город. Не говоря уж о тайне вокруг смертоносных снежных шаров…

Рори Шай – звезда среди сыщиков. В Интернете создано несметное количество посвящённых ему групп, блогов и форумов. Совершенно неразрешимые, казалось бы, случаи Рори щёлкает как орешки и добивается успеха там, где буксует полиция. И все удивляются, как ему, собственно, это удаётся…

Специальный выпуск начинает комментатор, который сообщает телезрителям самую свежую информацию: «Две недели назад бесследно исчезла четырнадцатилетняя Янина Пельцер, единственная дочь в семье предпринимателей Пельцер. Опасались, что она стала жертвой похищения. Расследования полиции ни к чему не привели, и отчаявшиеся родители подключили известного сыщика Рори Шая. Ему и на этот раз удалось распутать дело в кратчайшие сроки и найти девочку. Сегодня Янина Пельцер, живая и здоровая, вернулась к родителям».

После этого показывают фотографии семейства Пельцер: родители, по лицам которых текут слёзы радости по поводу возвращения дочери. И Янина с недовольным видом.

«Нет-нет, – отвечает госпожа Пельцер на вопрос репортёра. – Янину не похитили. Наше маленькое сокровище просто слишком упрямое, она спряталась в одном из наших загородных домов, потому что мы отказывались покупать ей второго пони».

«Но теперь мы можем ещё раз это обсудить», – дополняет господин Пельцер, любовно поглаживая дочку по голове. Недовольство на её лице впервые сменяется торжествующей улыбкой.

– Как думаете, – спрашиваю я у госпожи Цайглер, – каковы мои шансы на то, что папа с мамой купят мне пони, если я на пару недель куда-нибудь свалю?

– Скорее никаких, – бурчит не понимающая юмора госпожа Цайглер. – Я бы выбросила это из головы.

Мать Янины Пельцер, глядя прямо в камеру, умилённо всхлипывает: «То, что мы сегодня можем снова заключить нашу дочь в объятия, заслуга исключительно этого человека – Рори Шая! Огромное спасибо, Рори! Вы самый великий сыщик в мире! Мы бесконечно вам обязаны!»

«Да-да, обязаны», – господин Пельцер, нахмурившись, смотрит на листок бумаги – видимо, счёт от Рори.

Тут начинается самая интересная часть выпуска, потому что комментатор объявляет: «Сегодня вечером моя коллега Кати Койкен взяла у Рори Шая интервью по этому делу. То есть она… э-э-э… попыталась. Смотрите прямо сейчас после короткой рекламы».

– Интервью с Рори? – хихикаю я, пока на экране мерцает реклама. – Девушке можно только пожелать удачи.

Несколько репортёров уже пробовали брать интервью у Рори Шая. По-настоящему это ещё никому не удалось. Даже Кати Койкен, хотя эта бойкая блондинка из тех тележурналистов, кто всегда наседает на сыщика с особой настырностью. Интернет и телевидение сделали Рори Шая знаменитостью, но ему самому жутко неловко находиться в центре внимания. Он увиливает от журналистов и телевизионных камер при первой же возможности, потому что он не только исключительно успешный, но к тому же крайне робкий и скромный сыщик. Не случайно на телевидении и в прессе его называют не иначе как «застенчивый детектив».

Вообще-то для профессии сыщика Рори совершенно не подходит: ему неловко опрашивать свидетелей, он слишком стеснителен, чтобы разговаривать с информаторами, и чересчур вежлив, чтобы докучать подозреваемым расспросами о наличии у них алиби. Поэтому всех занимает вопрос, как же ему при этом удаётся расследовать дела.

Истории о сверхзастенчивости Рори потрясают. Рассказывают, как в деле синей устрицы ему в районе порта угрожали пятеро громил, а он слишком стеснялся запросить подкрепление, потому что были выходные, и он не хотел никого обременять. Когда в ходе расследования по делу хихикающей мадонны в него стреляли и он еле добрёл до врача, то из-за своей застенчивости даже не попросил пациентов пропустить его без очереди. Вместо этого он с простреленной рукой терпеливо ждал, пока его примут, – и, потеряв сознание, упал со стула. В Интернете ходят слухи, что Рори настолько нерешителен, что всякий раз, перед тем как переступить порог ванной комнаты, стучится и спрашивает, можно ли войти. Хотя живёт один.

Наверное, про ванную – это всё-таки анекдот. Трудно сказать: в вопросах застенчивости я совсем не разбираюсь. Честно говоря, даже отдалённо не представляю себе, что это за чувство.

– Ну наконец-то, – цапнув из коробки ещё одну конфету, бормочет госпожа Цайглер, когда реклама заканчивается.

Сначала на экране возникает группа журналистов, снимающих друг друга, как они в метель околачиваются у детективного бюро Рори Шая. На Зайленцерштрассе, 11. Среди фанатов Рори этот адрес так же популярен, как Бейкер-стрит, 221б, у читателей рассказов о Шерлоке Холмсе. Затем всё приходит в движение: подъезжает такси, Рори, выйдя из машины, аккуратно закрывает дверцу – и только в эту секунду замечает толпу ожидающих его репортёров. В глазах у него вспыхивает паника. На секунду кажется, что он размышляет, не впрыгнуть ли назад в такси. Но машина уже отъезжает. Огорчённо рассматривая следы протекторов на снегу, Рори судорожно сглатывает.

Для преуспевающего детектива он ещё довольно молод – вряд ли больше двадцати пяти. Высокий, нескладный, всегда в безупречно сидящем костюме и отполированных до блеска остроносых ботинках. Разумеется, сейчас, в такой мороз, он ещё и в пальто, с шарфом и в перчатках.

– Ах, ну разве он не хорош! Такой ухоженный и благовоспитанный юноша, – восторгается госпожа Цайглер, выковыривая застрявший в зубах кусочек ореха.

В напряжении соскользнув на край дивана, я впиваюсь глазами в экран: неужели на этот раз журналисту действительно удастся провернуть фокус и вытянуть из сыщика больше пары смущённо промямленных слов?

Пока Рори нерешительным шагом идёт к журналистам, у него на волосах оседают снежинки. Скованным движением смахнув со лба прядь волос, он опускает глаза. Застенчивый сыщик всегда бледен (за исключением тех моментов, когда заливается краской смущения), и поэтому кажется, что у него постоянная средней тяжести простуда. Когда Кати Койкен, выпрыгнув на передний план, тянет к нему свой микрофон, вид у него такой, будто ко всему прочему его поразила ужасная ротавирусная инфекция. И всё же он выжимает из себя вежливую улыбку.

– Рори, сердечно поздравляю вас с успехом в деле Янины Пельцер! – визжит журналистка. – Как вы чувствуете себя после того, как семья Пельцер счастливо воссоединилась?

– Эм-м-м… э-э-э… хорошо, – багровея, почти беззвучно выдыхает в микрофон Рори. – Большое спасибо за вопрос. Очень мило с вашей стороны. Может, теперь я бы мог… – он указывает на входную дверь.

– Рори, откройте нам секрет: как вы вышли на след пропавшей девочки?

– Ну, это было… тут всегда нужно немного везения, – шепчет Рори, очень сосредоточенно разглядывая носки собственных ботинок. – Я не хотел бы вас затруднять, но если бы теперь я всё же мог… – Он умудряется просочиться сквозь группу журналистов к двери и открыть её.

Сыщик уже почти зашёл в дом, когда Кати, острым каблуком сапога наступив ему на правую ногу, вопит в микрофон:

– Рори, вы никогда не говорите, каким таинственным способом вам удаётся распутывать все сенсационные дела! Не хотите ли наконец раскрыть эту тайну? Сегодня! Эксклюзивно для наших зрителей!

С видом вспугнутого суриката Рори лепечет:

– Я не хотел бы показаться невежливым, но… Ваш каблук сейчас впивается мне в ногу. Вам не будет слишком сложно… чуть-чуть назад… Спасибо. А сейчас мне действительно очень срочно нужно попасть в дом. Иначе… Понимаете… – Проскользнув в приоткрытую щёлку в дом, он закрывает дверь.

– Как всегда информативно, – вздыхает госпожа Цайглер, посасывая следующую конфету. – Боюсь, из этого человека никто никогда ничего не вытянет. – Затем она обращает моё внимание на Доктора Херкенрата, который, весь на нервах, мечется между прихожей и гостиной. – Кому-то по-прежнему нужно выйти с собакой. И срочно!

1.Shy (англ.) – робкий, застенчивый. (Прим. перев.)