Договориться не получится

Шум работающего комбайна перекрывал все остальные звуки. Можно было петь псалмы, или молиться в голос, или молчать – какая разница, если на земле было слышно только мотор и косилки. Поэтому Димка молчал.

Комбайн оставил за собой ровную полосу, доехал до леса, и Димка послушно повернул руль налево, чтобы проехать вдоль опушки, оставив минимальную кромку нескошенной ржи. Собирать ее было любимым летним занятием Димки с самого детства, когда сначала отец брал его с собой покататься на комбайне, а потом к ноябрьскому холодку мать выставляла на свой день рождения ржаной квас. Он смешно пузырился в нос, ломил зубы и пах изюмом.

Любовь к изюму подружила его с Пашкой, который после школы шел помогать отцу на виноградники.

Второй большой любовью Димки был французский язык. В школе, когда учитель спросил: кто хочет на кружок ходить, Димка первый руку поднял. Была в этом и некоторая нечестность: представлял себе, как летом поедут на лошадях по лугам, а у Ульяны Солоповой лошадь испугается и понесет, а тут – он. Как мушкетер из французской книжки. «S'il vous plaît! Croyez-moi!» (Пожалуйста! Вы должны мне верить!) – и лошадь под уздцы. Ульяна закраснеет, и можно будет ее обнять.

 Дальше Димкины мысли заходить боялись, начиналось нехорошее… О котором батюшка предупреждал после исповеди, и в походе, куда после девятого класса пошли, у костра тоже разговор зашел об этом – до рассвета проговорили.

 А в последнем классе, пока к экзаменам готовился, пока в Барнаул ездил, поступал в экономический, смотрел на других девушек, учился, писал диплом, Ульяна как-то разонравилась. Смешно стало свое «мушкетерство» вспоминать. Хорошо хоть не признался – стыдно было бы.

Зато на практике познакомился с Аней Головкиной с педагогического факультета и на следующее лето пригласил в деревню в гости на все лето. Даже с директором школы, Ефросиньей Савельевной, договорился, чтобы Аню распределили на практику вожатой именно в их летний лагерь. Посмотрит на то, как деревня живет. Хорошо получится, если захочет переехать.

Комбайн прошел до противоположного края поля, и Димка повернул к деревне. День выдался ясным и по-сентябрьски пронзительным: воздух был выморожен ночью – и у самого края видимости можно было разглядеть пик Белухи. Хорошо, что поле большое, пока все сожнешь, множество мыслей передумать можно. Аня сразу согласилась поехать, даже для вида не поломалась – хотя мать и говорила, что в городе слова в простоте не говорят, всегда с кокетством или с подвохом, – повезло-повезло!

Тело сладко заныло… Вспомнило, как почти всю ночь сидели в общаге, обнимались, читали про Святого Христофора.

«Христофор родился в стране хананеев и был столь красив, что внешностью отвлекал людей от мысли о Боге. И по молитве Христофора Бог изменил его облик, сделав голову похожей на собачью».

– И в чем смысл? – спрашивала Аня.

– Не внешность главное. А еще он потом пошел проповедовать слово Божье в страну псоглавцев, и те его понимали. Вот тебе вторая мораль: приходя в другое место, не устанавливай свои правила, а рассказывай о своем на чужом языке.

– Ты поэтому, когда приехал к нам в город, приоделся в модные шмотки? А в деревне в косоворотке ходишь? Или в рубахах?

Почти шестьсот лет назад далекие предки Димки не приняли реформы церкви, переселились сначала за Урал, потом, когда солдаты Екатерины Великой начали активно рубить городки, а Демидов – копать горы, подались еще дальше и осели недалеко от села Аккайнар. Местные язычники оказались не такими агрессивными, как солдаты российской императрицы, и маленькая община принялась обустраиваться единственно, как умела: крепко вгрызаясь в землю. На века. Пока соседи поливали жертвенной кровью корни белого дерева, старообрядцы рубили избы, по центру села возвели храм, потом рядом появились школа, библиотека, клуб, домик врача с приемным покоем и трактир – по нынешнему времени сменивший свое название на «Кафе "После трудов"».