Czytaj książkę: «Сестренки»
Анюта проснулась от шума в доме. Мама стояла на коленях над чемоданом, отец нагнулся:
– Дорогая, поберегись… Осторожнее.
– Что случилось, мама, папа? – спросила Анюта.
Папа повернулся к ней, подошел. Анюта только что перенесла болезнь; подозревали испанку, но больше никто из семьи не заболел, потому списали просто на простуду. Анюта была уже здорова, но еще слаба, почти не вставала.
Отец подошел к ее кроватке:
– Сегодня уедем, девочки.
– Куда же? – удивленно спросила Анюта.
– В мамину деревню.
– Да, в деревню! – важно сказала сестра Ася.
Анюта удивилась. Они никогда не бывали в маминой деревне. Летом снимали дачу; а когда девочки спрашивали, почему нельзя в деревню, мама с папой отмахивались:
– Далеко, трудно ехать.
Неужели же проще стало ехать сейчас, когда почти не ходят трамваи, а на железной дороге мало поездов и много народу? Ранней весной? И мама ждет ребенка?
Мама поднялась с колен:
– Кажется, все, Алексей. Поднимайтесь, девочки, через три часа поезд.
Они быстро позавтракали – хлебом и чаем. Потом оделись, Анюту мама закутала особенно тщательно. Девочки взяли своих кукол, Анюта хотела прихватить еще кукольный сундучок, но мама не разрешила:
– Там купим новый, а лишнюю тяжесть нам не дотащить.
От вокзала жили недалеко и дошли пешком. Там проверили документы, потом еще раз. Мама оглядывалась:
– Девочки, не отходите, только не отходите…
В зале ожидания было много народу, семье досталась крохотная лавка. Анюта устала; кажется, у нее снова начинался жар.
Анюту и маму усадили, Ася и отец стояли рядом.
Было шумно. Напротив встал мужичок с цигаркой. Анюта закашляла.
– Отойди куда с папиросой, – попросил отец, – дочка только после болезни, воздух нужен.
– Тебе воздух, а мне что же теперь, себе воли не дать? – взъерепенился мужичок, – не царское время, чтобы себя в полон загонять.
Но тут подхватились бабы, закричали:
– И что это ты тут, один-одинешенек едешь?
– А как ребенку дышать от твоего самосада?
– Ой, батюшки, да мне и самой с сердцем плохо!
Мужичок досадливо сплюнул и куда-то ушел. Анюта слабо улыбнулась. Отец присел на корточки:
– Устала, моя красавица?
– Немного. Когда мы приедем, папа?
– Ночь вот на поезде, а там… не знаю, как там. По весне пароход ходит, может, уже пустили…
– На пароходе поплывем? – обрадовалась Ася.
И тут все засуетились, закричали, стали хватать свои вещи. Отец похватил чемодан и узел, мама взяла девочек за руки, они двинулась куда-то в толпе, их толкали, теснили, Ася пищала, что сейчас потеряется.
В толпе они выбрались на перрон, подошли к вагону. Туда почему-то еще не пускали. Мама присела на чемодан, закрыла глаза.
Рядом стояли мужики, курили самокрутки. От этого запаха трудно было дышать, Анюта закашляла, тут же к ней повернулась какая-то баба:
– Ты что кашляешь, никак заразная?
Анюта беспомощно посмотрела на маму, но та сидела с белым лицом, сжав зубы и закрыв глаза. Ася испуганно смотрела на бабу. Дышать стало совсем нечем, Анюта сдержала приступ кашля и нагнулась к сестре:
– Ася, я отойду чуть-чуть. Вздохну.
Сестра, кажется, не поняла, придвинулась ближе к маме. Анюта отошла, но и тут курили, курили повсюду, она сделала еще несколько шагов в сторону, и тут вся толпа зашевелилась, закричала, потекла куда-то, Анюту отпихнуло в сторону, потом развернуло в другую, ее толкали и крутили, она уже не понимала, где сидят мама с сестрой, попыталась закричать, но вместо этого страшно закашлялась, какая-то баба с силой пихнула ее:
– У, зараженная!
Анюта упала на колени, поползла куда-то в сторону. Кто-то схватил ее за шиворот, рывком поставил на ноги:
– Раздавят, дура!
Она бросилась к стене, нашла там какое-то углубление, села и стала ждать. Толпа металась, кричала, ругалась, гудел поезд. Анюта вскочила, бросилась в толпу, расталкивала людей, кричала:
– Мама!
Наверное, она упала и ударилась, потому что потом ничего не помнила. Очнулась уже в каком-то подъезде, у чуть теплой батареи. Над ней нагнулась какая-то женщина:
– Что с тобой, деточка?
– Беспризорница, – сказал другой женский голос, – пойдемте, барыня: Вейка ждать не будет.
– Не можем же мы оставить тут ребенка…
– Ребенка! Таких ребенков нынче полна улица. Пойдемте, барыня, христом-богом молю: испанка ходила, а ну как заразная девка-то?
– Погоди, Степушка: помоги-ка мне лучше. Вставай, девочка.
Анюта, не понимая, поднялась на ноги. Тут же резко заболела голова; она покачнулась, схватилась за женщину.
– А ну-ка руки убери от барыни! – закричала женщина со странным именем Степушка.
Но барыня отстранила ее:
– Ну, ну. Что ты, девочка, где твои родители? Степа, спустись к Вейке: скажи, что девочку по адресу отвезем.
– Где я? – спросила Анюта, – что это за дом?
– Где твои родители? Почему ты одна?
Анюта заплакала. Голова болела еще сильнее. Сквозь слезы она бессвязно рассказывала, что потерялась на вокзале, где родители и сестра – она теперь не знает, они, наверное, уехали на поезде, как их теперь искать?
Женщина подумала немного, потом повернулась к Степушке:
– Помоги-ка девочке, поддержи ее.
– Да куда хоть?
– С собой возьму. Куда она, больная, без родителей?
– Да куда с собой-то, барыня?
Поддерживая Анюту, они спустились по лестнице. На улице ждали сани, женщины уселись, усадили Анюту, и сани понеслись по улицам.
Анюта то приходила в себя, то опять теряла сознание. Наконец сани остановились. Степушка мощными руками вытащила Анюту и поставила на ноги:
– Пойдем, отведу тебя куда надо.
Анюта слабо сопротивлялась. Степушка отвела ее в теплую избу, там проводила в уборную. От тяжелого запаха Анюту затошнило. Зато когда Степушка снова вывела ее на улицу, сразу стало легче. Она огляделась. Избушка стояла в лесу, а перед ней расстилалась белое поле. Около саней ходил мужчина.
– Надо ехать, барыня, – крикнул он, – успеть надо до полуночи: с полуночи так и ходят.
Он говорил по-русски, но как-то странно. Наверное, он финн, подумала Анюта. В ее классе в гимназии была девочка-финка, она говорила очень похоже.
– Едем, едем, – сказала женщина, подходя к саням, – Степушка, сажай девочку, и едем.
Степушка подтолкнула Анюту к саням:
– Иди-ка. Сама залезешь?
Анюта замотала головой:
– Куда мы? Мне надо к маме и папе.
Женщина подошла к ней, присела на корточки:
– Как тебя зовут?
– Анюта.
– Послушай, Анюта. Твои родители, наверное, уехали на поезде. Ты поедешь со мной, а когда… – женщина зажмурилась, – все это закончится, мы вернемся. И тогда мы найдем твоих родителей.
– Я не поеду, – перебила Анюта.
– Мы на Финском заливе, Анюта. Петроград остался далеко позади… я не могу оставить тебя тут, и потому ты поедешь с нами.
– Пожалуйста, – прошептала Анюта, – пожалуйста, отвезите меня в Петроград! Я пойду в нашу квартиру, папа с мамой придут туда! Я не могу ехать с вами, я хочу домой!
– Барыня, полночь скоро, – сказал мужчина.
Степушка мощными руками втолкнула Анюту в сани. Та вскрикнула, но Степушка зажала ей рот:
– А теперь послушай-ка. Мы ведь через границу бежим, мимо военных. Так вот если ты хоть слово пискнешь, так я тебя своими руками удавлю, понятно? Нам ведь до мызы нашей добраться надо, из-за тебя пропадать не будем.
– Не надо, Степушка, не пугай ее, – строго сказала женщина, садясь в сани и заворачивая ноги пледом, – решай, Анюта: едешь с нами или остаешься тут.
– Где – тут?
– Вот тут. Это избушка раньше была охотничья; до дороги отсюда часа три идти по лесу. Может, и дойдешь куда.
– Я не могу здесь одна.
– Тогда поедем с нами. Но только скажу тебе: мне надо на мызу, у меня там сынок. Ты к маме и папе хочешь, а я к своему мальчику. И нам по заливу надо так проскочить, чтобы никто не услышал. Если едешь – то помни: ни кричать, ни плакать нельзя.
Анюта отчаянно огляделась.
– Я с вами, – решилась она, – только… вы потом меня правда в Петроград привезете?
– Как закончится – привезу. И помогу папу с мамой искать. Трогай, Вейка!
…Плакать было нельзя, Анюта уткнулась в свой платок и закрыла глаза. Санки неслись со страшной скоростью, ее укачало, разболелась голова. Она то и дело проваливалась в беспамятство.
Дорогая Лидия, спешу сообщить, что я наконец-то дома. Я страшно рисковала и никому не советовала бы пускаться в такую авантюру, каковую проделала я. Видит бог, я всегда была самой преданной женой, но если бы вернуть время вспять, то никогда бы я не поехала в тот Петроград зимы двадцатого года.
Туда я добралась без приключений; мой верный Вейка знал обходные пути, и мы, можно сказать, долетели в наших санках. Как некий мираж мелькнули передо мной стены Нарвского замка, где прежде стоял полк отца; и странно то, что я совсем не заметила замка Ивангородского. Вейка пояснил, что мы обогнули его с другой стороны, не могу понять, как это, ведь я помню, как мы скакали мимо замка Нарвского… Впрочем, это пустое! Я была так взволнована, что могла пропустить и целый город.
Холод и людская злоба – вот чем встретил нам Петроград. Всюду очереди, кучи снега, которые убирают люди с интеллигентными, усталыми лицами. Мне пояснили, что это буржуи трудятся на благо народа. Когда я шла мимо них, то больше всего страшилась увидеть там Хенрика: нет, он, как тебе известно, не боялся никакой тяжелой работы, но ему невыносимо тяжело было бы работать под командами этих хамов.
Наша квартира оказалась уплотнена; мачеху я не застала. Окольными путями я выясняла, где же она, и как-то очень непросто, через третьих лиц, узнала, что она бежала куда-то от страшного голода и тифа. Думаю, она погибла; немолодая, не очень здоровая женщина скорее всего не вынесла столь тяжелых испытаний. Не могу сказать, что опечалена ее исчезновением… Я не стала искать ее, целью моей поездки был Хенрик.
Милая Лидия, я обошла немало людей и учреждений; я искала его следы, чувствуя себя в роли столь любимой им собаки Матильды… Я знала, что он был арестован как оптант в то время, когда все подобные были под приглядом; потом, как мне сказали, был отпущен… И вот тут его следы теряются, и я думаю, что навсегда.
Как ты знаешь, дорогая Лидия, я вышла замуж совсем девочкой; Хенрика я не знала. Жизнь с мачехой была невыносима, и я выскочила замуж не думая и не глядя. Думаю, невелик грех в том, что я не понимала себя замужем и вечерами, гуляя или сидя за книжкой, мечтала о любви.
Боюсь, теперь с любовью покончено. Моих забот прибавилось: спускаясь по лестнице нашего дома в Петрограде, я обнаружила больную девочку. После расспросов выяснилось, что она отстала от родителей, которые, по всей вероятности, уехали на поезде. Бросить ее я не могла, раздумывать не было времени. Я привезла ее с собой на мызу и, кажется, буду растить как родную дочь.
Она очень мила, моя Анюта. Ей одиннадцать лет; в Петрограде она ходила в гимназию и очевидно хорошо училась. Про ее семью я пока ничего не знаю: едва начинаю осторожно задавать вопросы, как она заливается слезами и мотает головой. Я обещала ей, что, едва все закончится, мы поедем в Петроград и найдем ее родителей.
Я лгу ей, милая Лидия: ничего не закончится, большевики засели слишком крепко. Мы бессильны здесь, и меня особо радует, что я нахожусь в полной безопасности на своей мызе. Вейка и Степушка не дадут нам умереть с голоду, у нас есть корова и куры, по весне снова разведем большой огород. Наш сад тоже обещает яблоки, сливы и смородину. Думаю, я смогу прокормить своих детей.
Анюта, видимо, любит маленьких: она с радостью играет с Павликом, занимает его, даже учит буквам. Он в свою очередь привязался к ней; утром, едва открыв глазки, интересуется, где же его сестричка.
Надеюсь, милая Лидия, что в самом скором времени ты сумеешь меня навестить. Буду искренне рада тебе, а если ты возьмешь с собой свою очаровательную дочь, она сможет поиграть с моей Анютой.
Засим остаюсь,
Искренне твоя,
Марта
– Анюта, где ты? – звенел по саду детский голосок.
Анюта откинулась на спину. Она лежала за кустами смородины, отсюда ее не было видно. Павлик носился по саду, разыскивая ее. Обычно Анюта со смехом выскакивала из-за кустов, Павлик взвизгивал, она роняла его на землю, щекотала и тискала, а он хохотал.
Но сегодня играть с ним не хотелось.
Прошло больше полугода с тех пор, как она оказалась в Эстонии. После приезда она долго болела; слышала даже, как Степушка вздыхала:
– Помрет… Притащили на свою голову.
Наконец Анюта выздоровела. Тетя Марта говорила, что она болела менингитом, страшной болезнью, и это просто чудо, что все обошлось: многие после этой страшной болезни становятся дурачками, теряют память, разучиваются читать.
Читать и писать Анюта не разучилась. Она помнила все, что прошли в гимназии по французскому, помнила правила правописания, могла пересказывать прочитанные книги. Но все же болезнь оставила свой след – она стремительно забывала свою семью.
Смутными обрывками она помнила квартиру в центре Петрограда, отца с конторскими книгами, мать за шитьем, Асю с куклой. В воображении она старалась приблизиться к ним, рассмотреть лица, вспомнить голоса – и ничего не получалось, они как будто уходили от нее. Она вспоминала, как отец обращался к матери и не могла вспомнить имя; она помнила, что дома жила кошка, но не могла назвать ни цвета, ни кличку. Из имен она помнила только имя сестры.
Тетя Марта была к ней ласкова. Степушка, хоть и ворчала много, была доброй и заботливой. Каждое утро она приходила в спальню с кружкой молока:
– Выпей, найденыш. А потом еще налью да и принесу.
Помимо тети Марты с сыном, Вейки и Степушки на мызе жила еще крестьянская пара – Айно и Эно. Они занимались огородом и животными.
Мыза была небольшой. Главный дом состоял из одного этажа, сбоку была пристройка. Сразу за домом начинался сад, за ним – огород и скотный двор. А сразу за огородом простиралось огромное озеро, в котором Эно и Вейка ловили рыбу.
В самом доме было девять комнат – гостиная, столовая, кабинет мужа тети Марты, спальня, библиотека, детская и три комнаты для гостей. Слуги спали в пристройке.
Анюте поставили кроватку в детской. Павлик был очень рад:
– Мне часто страшно по ночам спать, а теперь не страшно!
По ночам он часто прибегал к ней греться.
– Анюта! – надрывался Павлик, – Анюта!
Пришлось выйти. Малыш бросился с ней:
– Ты пряталась, а у нас гости! Пойдем скорее, там девочка. Мама велела идти скорее!
Анюта побежала за мальчиком. Тетя Марта сидела в гостиной. Напротив нее в кресле сидела немолодая дама, за ее спиной стояла девочка.
– Ну, вот и мои детки, – весело сказала тетя Марта, – знакомься, Лидия: это Анюта, это Павлик.
Анюта поздоровалась. Павлик застеснялся и спрятался за ее спину.
– Очень приятно, – сказала дама, – меня зовут тетя Лидия. А это моя дочка, Кадри.
Девочка улыбнулась и присела в шуточном реверансе. Анюта несмело улыбнулась в ответ.
– Ну, детки, вы можете пойти погулять в саду, – сказала тетя Марта, – мы тут пока побеседуем, а потом позовем вас пить чай.
Дети вышли в сад.
– Какая красивая у вас усадьба! – радостно сказала Кадри, – я рада, что мы приехали. Ты знаешь, тетя Марта пригласила меня пожить тут, ой, как я хочу, чтобы матушка согласилась! Она скорее всего согласится; я совсем не вижу воздуха!
– А где вы живете?
– В Таллине. Ты бывала там?
– Нет.
– Может быть, и твоя мама позволит тебе приехать к нам…
– Тетя Марта мне не мама, – перебила ее Анюта.
– Вот как? Прости, я не знала. Я не так поняла матушку. Анюта, ты покажешь мне коров? И кур?
– Я покажу! – закричал Павлик и побежал вперед.
Настроение у Анюты испортилось.
– Беги вперед, а мы за тобой! – крикнула Кадри.
Она взяла Анюту за руку.
– Ты, наверное, приемная?
Анюта вырвала руки.
– Я не приемная. Просто я потерялась! Мои мама и папа уезжали на поезде из Петрограда, я потерялась по дороге, и тетя Марта забрала меня. Когда в Россию снова можно будет поехать, мы сразу же поедем искать их!
– Вот как, ты жила в Петрограде! – сказала Кадри, – Анюта! Ты умеешь хранить тайны?
– Умею.
– Я расскажу тебе одну тайну. Вернее, не тайну. Матушка не любит говорить об этом, но я только тебе. Никому не скажешь? Ну, слушай. Родители моей матушки были очень бедными людьми; это не страшно, бедность не порок, но они были пьющими, совсем бестолковыми. Поначалу был у них какой-то дом, а потом их выгнали, и они жили по ночлежкам, болтались по улицам. Кроме моей мамы, у них было еще двое детей, помладше, девочка и мальчик. И родители отдали их в богатый дом – просто взяли и отдали. А маму они почему-то не отдавали, и она бродила с ними по улицам… уже потом она пристроилась в какую-то мастерскую, потом в другую… Она почти не помнила брата и сестру, и вот как-то раз на улице она увидела молодых мужчину и женщину – они шли и смеялись. Мама была изумлена – ей казалось, что она видит саму себя… Тогда она подумала, что это, наверное, и есть ее брат и сестра. На следующий день она вернулась на ту улицу, стала искать и выяснила, что эти люди – действительно брат и сестра, их приемные родители умерли и они переехали в Петербург, брат получил там место… Матушка не стала их искать, а я так очень хочу найти! Наверное, у них есть и дети – мои кузены и кузины. Я одна у мамы, и мне бывает скучно.
– Когда я поеду в Петроград, я возьму тебя с собой, – решительно сказала Анюта, – я буду искать родителей, а ты – твоих родственников.
– Как ты хорошо придумала! – воскликнула Кадри.
Прибежал надутый Павлик.
– Я ждал вас, ждал! – едва не плакал он.
– Детки, идите домой! – послышался голос тети Марты.
Она и тетя Лидия пили чай в гостиной; детям накрыли в столовой. После чая тетя Марта весело сказала:
– Ну вот, с Лидией мы договорились! Кадри останется у нас до середины лета; а потом мы с Анютой отвезем ее в Таллин и погостим там пару дней.
– Ура, – закричала Кадри, – пасибо за приглашение, дорогая тетя Марта! Я так хотела тут пожить, и с Анютой мы подружились!
Ася.
Давным-давно, в Петрограде, папа сказал:
– Ведите дневники, девочки. Потом будет интересно читать.
Там я ленилась, да и событий в жизни было мало. Что мы делали? Ходили в гимназию, играли с Асей, помогали маме, гуляли.. Событий мало и тут; но из-за болезни я почти забыла мою предыдущую жизнь, а потому решила все записывать.
Кадри живет тут третью неделю, и нам весьма весело вместе. Она все время что-то придумывает: то мы идем в поход на берег озера, то строим домик в саду. Вечерами она бежит в библиотеку, которой тетя Марта разрешает пользоваться, и читает без остановки. Меня она учит эстонскому языку, и я уже немного разговариваю с Эно и Айно, которые совсем не умеют по-русски.
Иногда мне кажется, что я жила тут всю жизнь. Сейчас лето; стоит жаркая погода, спеют ягоды, которые мы едим прямо с куста.
С сегодняшнего дня я буду записывать все, что я помню о своей семье.
Мой отец – конторщик. Не могу вспомнить, как его зовут… У меня было отчество и фамилия, но я не могу сказать, какие… я стараюсь, ведь в гимназии называли мою фамилию. Но нет, никак.
Моя мама… у нее… уложенные на затылке волосы. Мы читаем ей вслух, она очень любит слушать, но сама читать не умеет, как странно! Папа всегда с книжкой; мама шьет или вышивает.
Ася. Она светленькая, но я не помню лица. Она все время играет в куклы. Куклы у нас есть общие, а есть у каждой своя. Моя кукла пропала, когда я потерялась на вокзале.
Где теперь моя куколка?
Мы куда-то ехали. Куда? Зачем? Мы шли по заснеженным улицам, я несла куколку. Где теперь куколка и как ее звали?
Сейчас придет Кадри и разревется вместе со мной.
Иногда я ненавижу тетю Марту. Зачем она забрала меня? Степушка говорит, что она не могла бросить меня на лестнице и не могла остаться в Петрограде. Я, наверное, поступила бы точно так же на ее месте, но все равно я зла на нее.
Мама и папа, наверное, ищут меня. Или же они тоже про меня забыли?
Может быть, мама не может вспомнить моего имени? А папа не помнит, как я много раз заводила дневник и бросала его? А Ася? Она помнит, как мы играли и секретничали?
Но ведь что-то я записывала. Может быть, та тетрадка где-то сохранилась, я найду ее и узнаю свою фамилию?
Когда-нибудь мы поедем в Петроград. Я не помню нашего адреса; я просто пойду по улицам и буду искать наш дом, который я, впрочем, тоже не помню. Какой он был, большой, маленький? Розовый, серый, красивый или совсем простой? Я помню много домов в Петрограде, но какой был мой?
У наших кукол был сервиз, беленький с розовыми цветами. Я убрала его в кукольный сундучок, но мама не разрешила взять сундучок в дорогу.
Я помню сундучок, а маму не помню.
Полтора месяца пролетели быстро, Кадри пора было собираться. Вейка отвез тетю Марту и девочек до вокзала, а оттуда до Таллина они добирались на поезде. Тетя Лидия встречала их на вокзале. Она выглядела бледной и уставшей.
– Матушка, ты совсем устала тут! – воскликнула Кадри, – это тебе надо было ехать на мызу, а не мне…
Тетя Лидия улыбнулась. От вокзала до их дома дошли пешком. Дом был каменный, квартира находилась на втором этаже.
– Ну вот, располагайтесь, – сказала тетя Лидия, – ты, Анюта, будешь спать у Кадри, а ты, Марта, со мной. Квартира маленькая, но удобная, и вода течет. Водопровод пока не повсюду.
Анюте очень понравилась квартира. Комната Кадри окнами выходила на какую-то толстую каменную башню. Окна были открыты, и пахло очень странно.
– Ты нюхаешь воздух?-спросила Кадри, – это море.
В маленькой столовой тетя Лидия уже накрыла на стол. После вкусного обеда девочки ушли в комнату к Кадри, старшие остались в столовой и тихо разговаривали. Анюта прислушалась.
– Как ты собираешься ее учить? – говорила тетя Лидия, – в твоей деревне нету школы.
– Сама. Слава богу, у меня огромная библиотека.
– Но что даст твоя библиотека? А математика? Языки? Разве ты помнишь, например, французский?
– А зачем он ей, Лидия? Зачем ей математика?
– Ты странно рассуждаешь, Марта. Всем необходимо образование.
– Совсем не странно. Я училась с домашней учительницей. Ты думаешь, я хоть что-то помню? А то, что помню, мне оказалось ненужным…. Я живу на своей мызе, присматриваю за хозяйством… разве нужны мне дроби?
– Ну, ведь ведешь ты хозяйственную книгу?
– Веду. Но для этого вовсе не нужно столько учиться. Я с удовольствием читаю, но, например, не помню ни одной даты по истории, а ведь сколько их зубрила! Не будем говорить об этом, дорогая Лидия. Не будем!
– Пойдем погуляем? – предложила Кадри, – я покажу тебе наш город.
Анюта с радостью согласилась. Кадри предупредила мать, и девочки вышли на улицу.
Анюта жадно оглядывалась. Город поразил ее еще тогда, когда они вышли на вокзале: огромная крепостная стена, узкие улицы с каменными странными домами.
– Мы живем в самом центре, – рассказывала Кадри, – наш дом очень, очень старый, какого-то века… я забыла, мама рассказывала, но я забыла.
– А где море?
– Море там, надо перейти железную дорогу, а потом еще идти. Там порт, а на пляж мы ездим в другое место, в Кадриорг, туда надо ехать на трамвае. Завтра мама свободна, можем поехать!
Сегодня тетя Лидия была свободна, и мы поехали на море. Мне понравился и трамвай, и дорога, мы ехали мимо милых домиков, а потом трамвай остановился, мы перешли через лес или парк, и там был дворец, и потом дорога, и море.
Море!
Я не сумею описать его, скажу только, что это был такой хороший день…
Там, на море, случилось странное: я вдруг увидела мужчину с женщиной и двух девочек: они сидели на коврике, а рядом стояла корзина, и я точно знала, что там бутерброды с яйцом и ветчиной, а еще соленый огурец. Но тут закричала тетя Марта: ее обдало волной. Я посмотрела на нее, а потом снова посмотрела на ту семью – и там никого не было.
Я хотела спросить Кадри, видела ли она ту семью, но она как раз убежала искать красивые камни.
А завтра мы едем домой.
– Я буду учиться? – спросила как-то Анюта.
Тетя Марта оторвалась от вязания:
– Ты учишься, Анюта. Разве не так?
– Учусь, да… но… мне бы хотелось ходить в гимназию. Кадри прислала мне письмо, в котором пишет, что учится. Почему нельзя и мне?
– Где я возьму тебе гимназию, Анна, – раздраженно сказала тетя Марта, – здесь, в деревне?
– Но тетя Лидия предлагала…
– Предлагала, предлагала! Лидия известная фантазерка. За твое содержание мне пришлось бы платить, а чем? Ты знаешь, время тяжелое, у меня почти нет денег… вот я купила тебе ботинки и Павлику новое пальто – тут-то деньгам и конец! Нет-нет, Анюта, оставь эти мысли. У нас прекрасная библиотека; собирать ее начинал еще мой дед. Читай, учись!
Анюта не стала возражать, молча ушла в детскую. Павлик бросился было со своими игрушками, она покачала головой и достала письмо Кадри.
Как она описывает гимназию, подруг! Пишет, что после учебы она с девочками заходит в кондитерскую и покупают булочки…. Дело не в булочках, Степушка печет очень вкусные слойки…
Как тут скучно, боже мой! Иногда Анюта жалела, что встретилась с Кадри и тетей Лидией. Если бы она их не знала, то не скучала бы, не грезила бы Таллином, их уютной квартирой, не было бы этих мечт про гимназию. Кадри напоминала ей Асю. А тетя Лидия… нет, не маму – ведь Анюта совсем не помнила маму.
– Какой-то человек идет, – сказал Павлик.
– Где?
– Вон там, по дороге.
– Анюта подошла к окошку, выглянула.
– В самом деле… Кто бы это?
– Я побегу скажу матушке! – и Павлик выскочил из комнаты.
Из окна Анюта видела, как тетя Марта, накинув шаль, спускается с крыльца. Было видно, что она не сразу, но узнала пришельца – она поднесла руку к губам, покачала головой и пошла навстречу.
У Анюты застучало сердце – почему-то пришло в голову, что это кто-то от родителей. Она отскочила от окна, села с ногами в кресло и зажмурилась. Тетя Марта с незнакомцем тем временем зашли в дом, о чем-то тихо переговариваясь.
– Анюта, поди сюда! – услышала она голос тети Марты и бросилась в гостиную.
Около стола сидел худой, усталый человек. Анюта неловко поздоровалась, он поднял глаза и кивнул.
– Это мой муж, дядя Хенрик, – сказала тетя Марта нервно, – а это наша Анюта.
Мужчина пристально разглядывал Анюту. Ей стало неловко. Наконец он отвел взгляд:
– Марта, у нас есть пообедать?
С прибытием Хенрика в доме стало неуютно. Казалось, никто не был ему рад. Тетя Марта ходила скованная и серьезная; маленький Павлик, обычно шумный и веселый, теперь сидел в детской. Даже слуги стали какими-то другими.
Хенрик, впрочем, и не старался кому-то понравиться. Первые дни он отсыпался, а потом начал инспектировать дом. Первым делом он потребовал счета и бумаги, долго рассматривал их, попутно выговаривая тете Марте:
– Ты потратила такие деньги на пальто? Да ты с ума сошла, Марта!
Тетя Марта поначалу оправдывалась, потом стала просто молчать. Дядя Хенрик ходил по дому, бурчал, выискивал недостатки, выговаривал, сердился. Анюта теперь почти безвылазно сидела в своей комнате. Не выходил и Павлик. Анюта жалела его: надо же, какой ему достался отец. Мой был другой, думала она, и тут же грустно усмехалась: отца она совсем забыла.
Как-то Павлик разнылся: ему хотелось пить, а выйти на кухню за водой он боялся или ленился. Анюта, не выдержав его причитаний, пошла за водой сама.
За дверью гостиной слышался раздраженный голос дяди Хенрика:
– Не понимаю, о чем ты думала, Марта! Ну и что, что лежала на лестнице? Ну и что, что была ранена? Впрочем, я, вероятно, должен быть счастлив: в Петрограде сейчас на каждом углу беспризорные дети, хорошо еще, что ты притащила только одну… Ты видишь, сколько денег идет на ее содержание?
– Не так-то много, – сказала тетя Марта дрожащим голосом, – я ей почти ничего не покупаю.
– Ничего? А чулки? Кроме того, в бумагах указано, что в сентябре ты купила ей пальто… Неужели нельзя было отдать ей твое старое? Немного подшить…
– Как ты скуп, Хенрик!
– Я не скуп, а рачителен. И не желаю тратить деньги на пришлую девчонку! Тем более, что…
Скрипнуло кресло. Анюта затаилась у двери.
– Она, может быть, дочь большевика, – глухо сказал дядя Хенрик, – может быть, она дочь того, кто меня… меня…
– Опомнись, Хенрик! – воскликнула тетя Марта, – ты пугаешь меня.
– Я пугаю? Я? Чем же? Чем может напугать человек, сам до смерти запуганный? Как ты могла, Марта? Ты говоришь, что ехала искать меня. И вместо меня ты притащила в дом…
– Но почему ты считаешь, что она дочь большевика? Она ходила в гимназию, довольно воспитана…
– Ты глупа, как все женщины, Марта! За время в России я видел разных большевиков. Ты думаешь, все они грязные и пьяные? О нет! Такие не смогли бы устроить это светопреставление…
Воцарилось молчание.
– Я не хочу видеть ее в своем доме, – сказал дядя Хенрик, – не желаю. Не хочу, чтобы она спала в одной комнате с моим сыном.
Анюта бросилась прочь.
Павлик приставал, где его вода, ныл и дергал ее за рукав. Анюта не слушала.
Конечно, тетя Марта послушается мужа. Но куда она ее пошлет? Наверное, можно добраться до Петрограда. Но что там творится? Дядя Хенрик долгими вечерами рассказывал ужасы про людоедов, бандитов, огромные сугробы до третьего этажа. Ее поймают и посадят в детский приют, искать маму и папу, конечно, никто не будет.
Павлик совсем разревелся. Дверь распахнулась:
– Что здесь творится?
Анюта исподлобья взглянула на дядю Хенрика.
– Ничего, – пискнул мигом успокоившийся Павлик.
Через несколько дней тетя Марта, пряча глаза, сообщила, что Анюта уезжает в Таллин:
– Тетя Лидия берет тебя к себе. Будешь жить у них, ходить в гимназию. Сейчас Степушка соберет твои вещи, а завтра дядя Хенрик отвезет тебя.
Прощание вышло скомканным – тетя Марта и Степушка обняли ее, Павлик смутился и церемонно кивнул, Айно и Эно просто помахали руками. Вейка довез Анюту и дядю Хенрика до станции, там они сели в поезд. На вокзале в Таллине встречала тетя Лидия:
– Здравствуй, Анюта, – сказала она, – и ты здравствуй, Хенрик.
– Здравствуй, Лидия, – скороговоркой сказал дядя Хенрик, – вот Анна. Признателен, что ты согласилась о ней позаботиться. Мы, как оговорено, будем высылать продукты. Теперь же прошу простить меня – у Таллине у меня срочные дела, и мне надо поспеть на обратный поезд…
– Ты хочешь уйти? – удивленно спросила тетя Лидия, – а как мы доберемся до дома?
– Чемодан Анны совсем легкий…
– Ты знаешь, что по слабому здоровью я не могу нести чемодан. Не позволю нести и Анне: если она надорвется и заболеет? Мы сразу влетим в большие расходы… Дай нам денег на извозчика – трамвай до моего дома не доходит. Или же донеси чемодан.
Дядя Хенрик колебался. Потом сердито сунул руку в карман:
– Держи. Надеюсь, этого хватит?
– До крепостной стены да, но мы живем несколько дальше.
Дядя Хенрик со стоном вытащил еще купюру. Тетя Лидия сунула ее в карман:
– Ну что же, Хенрик, всего доброго. Обними Марту и Павлика от меня.
