Автор сделал попытку рассказать своим читателям о том, что каждому в его Картине Мира Жизнь вышивала свои Узоры, правда, не всегда там, где хотелось бы. И ходят слухи, что попытка рассказа удалась. А что касается конкретно этой книги… Когда у автора спросили, что в ней правда, а что ложь, он посоветовал принять всё написанное за чистую монету, при этом не веря ни единому слову. И главное, к чему призывает автор своих читателей, – не обольщайтесь, эта книга не содержит рецептов…

Нет иного Мира, кроме Иллюзии, которую создал я сам.

Введение
История о том, как один Скорпион, обнаружил у себя четыре ноги, превратился в Кота и оседлал Черепаху. Две фиксации одной Реальности.

Однажды, буквально за два месяца до Нового года, в самый пик «Часа Тигра» родился Таир. Произошло это событие в роддоме деревни N, в четыре часа утра. Как его мать оказалась в этом роддоме, Таир не знает. Вылезать при родах он не хотел, и его тащили щипцами. Родился малыш весом четыре семьсот и ростом пятьдесят два. Опытная акушерка при виде новорождённого воскликнула: «Кра-а-асивый какой! Все девки его!» Но «девок» у Таира не было ни одной. Четыре женщины, которых он пытался в своей жизни идентифицировать как свою собственность, идентификацию не прошли, только «девками» они не были.

Родился Таир осенью и, по тогдашним астрологическим канонам, стал Скорпионом. Таиром его назвали не сразу, при рождении дали имя Лев. Лёвочкой он был ровно две недели, пока бабушка, собрав родственников на кухне, настойчиво не убедила всех, что имя ему надо дать Олег – в честь князя Олега из поэмы Пушкина. Тут же, на кухне, сотрясал пространство дед, который громко возмущался по поводу князя и утверждал, что имя Олег не в честь князя, а в честь Олега Кошевого из книги про молодую гвардию. Деду приказали молчать, дали ему два рубля и отправили в магазин за водкой.

– А ещё рупь? – спросил было дед.

– Ты разведка, вот и найди, – ответила ему бабушка.

Дед в войну был фронтовым разведчиком, поэтому спорить не стал.

Имя мальчику оставили Олег – в честь «вещего Олега», князя Новгородского.

А ещё через неделю мать снова собрала всех своих и объявила, что имя у сына будет Альтаир.

– Алька, значит, – весело сказал слегка пьяненький дед, и все обернулись в его сторону.

– Ты когда успел хлебнуть, старый? Опять принял на синий глаз? – спросила его бабушка.

– Нет, мать, в этот раз на зелёный, – ответил дед. Глаза у него были разного цвета: один синий, другой зелёный.

– Совсем сдурел, – всплеснула руками бабушка, имея в виду что-то, понятное только ей и деду.

– Разведка знает наперёд и повода не ищет, – загадочно ответил дед и хитро всем подмигнул пьяным глазом.

А что стало следствием того, что дед принял на зелёный глаз, мы скоро узнаем.

Через год после рождения глаза Таира обрели цвет бриллиантовой зелени демантоида…

Искусство

— Зачем алхимик разогревает печь?

– Для плавки

Разогрев Печи, или События, происходившие, до Горизонта Времени

– Возможно ли стать Колдуном?

– О да! При условии, что ты создашь «Лунную сонату» и станешь Бетховеном. Но лучше будет, если ты им родишься.

Кот на Крыше
Фиксация первая

Узор №1

Начало

Как-то раз Таир поехал в командировку в Москву. Закончив дела ещё до обеда, в ожидании поезда решил побродить по привокзальному универмагу. И там к нему подошёл человек с дипломатом в руке.

– Ты Таир? – спросил незнакомец.

– Да, – ответил он.

– Я Колдун, – представился незнакомец.

– А я граф Монте-Кристо, – ответил Таир.

Незнакомец улыбнулся и приветливо сказал:

– Понимаю шутку юмора. Но время не терпит. Вот смотри, – и незнакомец, держа в руках дипломат, раскрыл его. В нём лежала толстая стопа листов формата А4. – Здесь рукописи. Я отдаю их тебе.

– А мне-то они на что?

– Послушай, я в курсе всей твоей жизни. Чтоб было понятно, я лично знаю того самого авторитетного йога, о котором мало кто слышал, но ты с ним знаком. Знаком ведь с Рыбаком?

Таир слегка заинтересовался.

– И что мне с этими бумагами делать?

– Просто прочти. Они тебе помогут, а мне они уже не нужны.

– А ты, вообще, кто такой?

– Я же сказал, я Колдун. Да там, в книге всё написано.

– А может, у тебя и Ведьма есть?

– Ну конечно, есть.

– И где же она?

– Где-то поблизости. Но скоро мы с ней отправляемся далеко, к себе, и она меня ненадолго отпустила, точнее, я сам отлучился ненадолго.

– Колдун спросил разрешения у Ведьмы?

– Да, представь себе, так надо.

– И где же ты такую раздобыл Командиршу?

– Не Командирша, а Наездница. Ладно, расскажу, у нас есть пара минут, слушай.

И Колдун рассказал Таиру историю.

– Дело было так. Однажды летом я вышел из дома на улицу к подъезду вечерком, покурить возле крыльца. Людей нет, стемнело уже, только фонарь на одном столбе немного светил. И вот смотрю, идёт женщина. Невысокая, худенькая такая, в платье синем в белый горошек. На ремешочке через плечо сумочка махонькая висит, сбоку, элегантно так – настоящая Дама, а в руке у неё лампа типа «летучей мыши». И вот останавливается она напротив меня и говорит: «Так спишь, что никого не узнаёшь? Сильно ты себя запечатал».

А во мне будто окаменело всё – ни шевельнуться, ни слова сказать не могу. Усмехнулась та дама и начала.

– Что начала?

– А вот что. Впилась в меня взглядом, и неожиданно из-за её спины выплыла метла, ну, какая у дворника бывает… и прямо перед женщиной остановилась горизонтально, в метре от асфальта. Женщина тот фонарь, «летучую мышь», на кончик метлы повесила, а потом как-то хитро повела рукой, и возникла флейта, которая стала кружить вокруг неё. Потом расстегнула сумочку и достала оттуда пригоршню какой-то не то пыли, не то порошка, серебристого такого, и в воздух подбросила, затем вспрыгнула на метлу, схватила флейту и стала играть на ней.

– Чудеса.

– Не то слово. Играет себе, а музыка такая плавная, завораживающая. И флейта светиться начала золотистым светом, как солнце на зорьке, а потом вдруг и фонарь засиял, но светом лунным – чисто светильник из сказок. Светло стало, как ночью под луной. Дама флейту выпустила, а та всё равно кружится вокруг неё и играет, поёт, а следом и женщина запела. И песня какая-то сильно знакомая, но я стою дуб дубом и вспомнить никак не могу.

– А потом? – Таир был уже заинтересован.

– А потом женщина петь перестала и говорит мне тихо так, ласково: «Проснись, Колдун, тебе снова пора на крышу».

– И что?

…И тут Колдун проснулся. Он хищно огляделся, увидел Ведьму, улыбнулся широко: «Ах ты, Чуда моя». Сказал и, мгновенно превратившись в огромного Кота, скакнул на самую высокую крышу из всех, которые смог увидеть. Оказавшись на крыше, он снова обернулся Колдуном и стал ждать. Пока он ждал, у него созрел план. Он щёлкнул пальцами, и в его руке появился дипломат. Колдун открыл его, проверил содержимое, остался доволен и, произнеся: «Я скоро», – исчез с крыши.

– А дальше? – спросил его Таир.

– А дальше я здесь и отдаю этот дипломат тебе, – Колдун протянул его Таиру.

Тот взял в руки чемоданчик и спросил:

– Что-то не вяжется у тебя, Колдун. Как же ты сейчас на крышу попадёшь, если Ведьма не знает, где ты?

– Она позовёт, снова позовёт.

И тут же откуда-то сверху полилась тихая мелодия. Таир от неожиданности покрутил головой, ища источник звука, а когда глянул снова перед собой, то никакого Колдуна не было и в помине. Так и стоял он с дипломатом в руке, изредка оглядываясь, ещё минут десять…

Узор №2

Каково начало…

На самом краю проезжей части стояли двое – парень и девушка. До Нового года оставалось около часа. Они спешили к ней домой с праздничной вечеринки, улизнув от компании, которая притворилась, что ничего не заметила. Поток машин был очень плотный, и в ожидании разрыва в потоке пьяненькая девушка незаметно для себя на секунду заснула, положив голову на плечо своего сопровождающего.

– Ах! – вдруг вскрикнула она.

– Что случилось?

– Я, кажется, уснула.

– Ничего страшного, я ведь рядом.

– И мне приснился сон.

– Это тоже бывает – короткий быстрый сон. А ну, побежали.

И парочка быстро пересекла дорогу, пока в потоке автомобилей образовалась прореха. Минут через пятнадцать они уже были в её квартире и накрывали стол. Парень приготовил бутылку советского шампанского и стал нарезать хлеб, а девушка сноровисто жарила яичницу.

– Ты знаешь, никак не выходит сон из головы. Мне кажется, что и не сон это был, а… словно явь. Всё быстро и очень чётко.

– Да что такое тебе там приснилось?

– Мне, скорее, привиделось, будто мимо нас пронёсся кот, сидевший верхом на черепахе.

– Ну да, на черепахе только и носиться перед Новым годом, – со смехом ответил ей парень.

– Нет, правда. Я, как сейчас, вижу: большая черепаха, а на неё накинута уздечка, за которую держится огромный кот. И кот такой чёрный, с прищуренным левым глазом, правое ухо у него подморожено и короче левого, улыбается, а во лбу у него светится синий третий глаз.

– Под Новый год все улыбаются, даже твой кот.

– Нет, правда, правда. Он улыбался как-то насмешливо, а когда поравнялся с нами, то вообще расхохотался и двинулся на своей черепахе дальше и вскоре пропал – наверное, я в это время проснулась.

– Да ты просто устала, вот и приснилась чепуха. Какой-то кошак на какой-то черепахе – все вокруг уже квакнули по стопарику и теперь ползут себе в магазин за шампанским, – парень весело рассмеялся своей шутке.

– Да нет, всё не так. Кот с черепахой были огромные – размером с уазик, и они не ползли, а скакали галопом.

– Ага, скакали и песни напевали. Приснится всякое.

– И что-то было ещё – никак не вспомню. Что-то очень важное.

– Бедная моя, бедная уставшая девчонка, которой приснилась чертовщинка.

Парень подошёл к девушке, обнял и стал неторопливо потискивать её левую грудь. Девушка была не против, и через минуту никто в целом мире про кота уже ничего не помнил.

Узор №3

Дружба

Таир откинулся на спинку стула и стал смеяться. Смех лился из него против воли, и никак его было не остановить. Наконец, минут через пять смех утих, и стало возможно размышлять.

– Похоже на то, что происходящее подтверждает правильность моих выводов, – подумал он вслух. – А это означает, что я иду верной тропой.

* * *

Дня три тому назад Таир вдруг вспомнил своего школьного друга Серёгу и решил поискать его координаты в сети «Интернет». Ну, в общем, чтобы потрындеть, вспомнить, так сказать, детство босоногое. В поисках лазил он по различным ресурсам очень долго – часов шесть кряду и, наконец, обнаружил одно-единственное фото давнего друга со ссылкой на сайт. Перейдя по ней, он оказался в какой-то задрипанной соцсети с названием PhotoСаntry. Там нашлась и Серёгина страница. Конечно, это был уже старый дядька, но выглядел он очень бодрым весельчаком и, по-видимому, любимцем женщин. Аккаунт у него просто зашкаливал от лайков, поцелуйчиков и прочих женских инетовских ништяков.

– Ах ты донжуан, – произнёс с улыбкой Таир.

Он тут же написал ему письмо, мол, «Здарова, Серёга! А помнишь ли меня – друга детства», ну и так далее. Но задрипанная соцсеть потребовала регистрации. Покобенившись немного, он зарегистрировался, и снова соцсеть поставила условие – разместить своё фото в аккаунте. Попытки разместить фотографии слона, одуванчика или телевизора не увенчались успехом – админка жёстко банила фотки и требовала «вашу настоящую фотографию». Чего не сделаешь ради прежней дружбы, и на третий вечер личное фото было размещено.

Оставалось ждать, и буквально утром следующего дня в приватку пришло письмо – скорее всего, с ответом. В предвкушении долгожданного разговора с другом Таир приготовил себе кофе, уселся удобно на свой любимый венский стул перед компьютером и торжественно кликнул на кнопку почты.

В письме какой-то педераст плакал, что у него никогда не было с мужчинами в возрасте и предлагал обрести этот опыт совместно. Таир сидел, окаменев, почти минуту с чашкой кофе, так и не донесённой до рта. В своём ответе Таир предложил педерасту сдохнуть, затем написал гневное письмо админу, аккаунт свой удалил, а задрипанную сеть проклял, потом откинулся на спинку стула и стал смеяться.

С того дня при слове «друг» внутри него возникало какое-то движение, как если бы он хотел быстро отойти от края грязной лужи, по которой мчался автомобиль.

Узор №4

Авторитетный йог

С авторитетным йогом Таир познакомился в Крыму на одном из семинаров по всяким там восточным премудростям. Это был худощавый и высокий, под два метра ростом, дядька лет около сорока, одетый в спортивный костюм и кроссовки. Руководитель семинара представил его как очень авторитетного йога и, рассадив всех на полянке для занятий, велел слушать и вникать. Тот часа полтора рассказывал всем про какую-то алхимию бессмертия, но Таир слушал невнимательно. Вещи, с его точки зрения, непрактичные были ему не особо интересны. Он обдумывал, как бы ему завтра слинять с этого тупого семинара, и прикидывал, как побыстрее добраться до вокзала. Когда йог закончил, он разрешил всем задавать вопросы, и его ещё минут пятнадцать осаждали слушатели, желавшие завтра же стать бессмертными. Таир решил не быть серой массой и, когда толпа схлынула, подошёл к йогу и задал свой вопрос.

– Скажите, пожалуйста, а возможно ли, не становясь бессмертным, прожить сотни жизней одновременно?

Авторитетный йог на мгновение будто замер, затем встряхнувшись внимательно каким-то своим, особенным образом прищуренным глазом посмотрел на Таира и спросил его:

– Вас как звать, молодой человек?

– Таир.

– Таир, зовите меня Рыбак. Я обязательно отвечу на ваш вопрос, если позвоните мне после семинара в любое время вот по этому телефону, – и протянул ему свою визитку. Таир визитку взял, а на следующий день, не дожидаясь окончания практикума, уехал домой.

Почти через десять лет после того семинара, когда они стали уже не просто хорошими знакомыми, а почти друзьями, авторитетный йог с Таиром сидели в кафе и тихо разговаривали о том, что было понятно только йогу. Пока только ему. Таир понять лишь пытался.

– Таир, скажите, пожалуйста, а как будет ваше полное имя?

– Альтаир.

– В честь звезды?

– Ага.

– Что ж, сударь, по сути, то, о чём вы меня спросили, – вещь очевидная. По какой бы лестнице вы ни взбирались – результат всегда виден только с последней ступени.

– Слушай, давай на ты. Ну какой результат? Зачем такие аллегории? Что за сложности?

– Хорошо, на ты, значит, на ты. Да никакой аллегории и никаких сложностей. Ты никогда не знаешь, что увидишь с последней ступени, пока не поднимешься на неё. И результат не зависит ни от какого твоего желания, или знания, или интуиции. Тебя встретит голая реальность. Может быть, это будет крыша, а может, это будет пропасть.

– Да ведь это просто рассуждение, не более.

– Допустим. Для тебя. Но ведь опыт, даже твой опыт, уже говорит тебе, что я прав. Если желаешь, я могу и на примере доказать.

– Изволь.

– Когда-то я уже рассказывал тебе про восемь восприятий, точнее, про четыре восприятия и по два варианта их фиксации – итого восемь.

– Говорил.

– Мы же с тобой учёные и вполне можем порассуждать. Вот, допустим, видишь ты человека – пусть знакомого, где-то, пусть в саду-огороде, который ежедневно достаёт откуда-то лестницу и несёт в сторону высокого сарая. Там он приставляет её к стене и взбирается на крышу. Взобравшись, что-то там делает и через какое-то время, довольный, спускается, забирает лестницу и куда-то её уносит. Его умиротворённый вид не даёт тебе, сударь, покоя, и ты уже замучился в своих догадках. Стало охота узнать, что же там такое на крыше делает этот человек. Чего только уже ты не предположил, но у тебя нет лестницы, а попасть на крышу надо и самому увидеть, что же там происходит. Выход один – когда твой знакомый поднимется и скроется где-то там наверху, ты поднимешься за ним следом и хоть краем глаза, но увидишь то, что рассеет подозрения и домыслы.

– Уже интересно…

Узор №5

Детство

Описывать детство Таира нет никакого смысла – об этом есть целая, с хвостиком, книга¹, поэтому можно смело продолжить с кажущихся действительно важными событий.

Воспоминаниям своим Таир никогда не придавал исключительного значения. Первое, что всплывало у него в памяти о себе самом, это что-то тёмное, тёплое и влажное. Точнее, он находился в темноте в тёплом океане, в котором ему было уютно и сытно и хотелось пребывать вечно, почти не двигаясь.

Второе – короткое, как вспышка. Ему перерезают пуповину. Тут Таир никогда не сомневался, потому что слово «пуповина» впервые прозвучало для него именно здесь. Как он мог видеть сам себя, да ещё и помнить об этом, он понятия не имел, да и никогда не морочился на эту тему.

Третье – его взвешивают на весах. Таких белых, в форме люльки – для новорождённых. Затем кладут на стол и зачем-то чертят химическим карандашом на животе полосу поперёк, которую потом измеряют оранжевой сантиметровой лентой.

Четвёртое – он с отцом в деревне N. Они смотрят в окно второго этажа роддома, и отец показывает ему на его мать, держащую в руках новорождённого. «Смотри, какой маленький», – произносит отец. Это воспоминание было самым чётким и самым непонятным для Таира, потому что если маленький был его младшим братом, то тот родился в городе. А вот он, Таир, как раз был рождён в роддоме деревни N.

Все эти ранние воспоминания Таир нёс в себе, как что-то обычное. То есть никогда не возвращался к ним и не носился с ними, как с «нечто», – они были естественны. И только когда ему было около двадцати и он в какой-то пьяненькой компании выдал их «на-гора», а его подняли на смех, он закусил язык. И больше о его ранних воспоминаниях никто никогда не слышал. Единственное, чему он тогда удивился, так это тому, что никто из присутствующих не помнил свою жизнь раньше своих четырёх-пяти лет. И это было самым непонятным для него – чего там помнить-то? Вот четыре года, вот три года, вот два года – конечно, не всё как на ладони, но отдельные моменты всегда всплывают, если их начинаешь извлекать. Но в этом вопросе окружавшие Таира люди всегда неожиданно для него тупели и начинали его убеждать в том, что помнить о чём-то ранее пятилетнего возраста природой не дано, а вот он, Таир, явно начитался фантастики. Так и повелось у него потом – всё, что было с ним необычного, люди относили к выдумке. Он же относился к этому без всякого сомнения и удачно укладывал в отдельный сундук памяти, из которого через много-много лет сложилась целая библиотека знаний, перевернувших его мир.

Узор №6

Нирвана

Однажды в седьмом классе, на уроке труда, учитель ближе к окончанию урока вдруг заговорил об индийской йоге. И с первых его слов Таир уловил в слове йога что-то беспредельно близкое ему и знакомое. До этого он никогда ни о какой йоге не слышал. Но тут вдруг так страстно разгорелся желанием узнать о ней всё, что едва учитель упомянул о какой-то перепечатанной самиздатовской книге, которая у него есть, Таир после окончания урока, когда все пацаны покинули мастерскую, стал осторожно, но настойчиво выпрашивать эту книгу почитать. Трудовик сильно подивился такому упорству, но не отказал, а пообещал принести. И принёс. «Только на три дня», – сказал он, передавая ему толстую стопку печатных листов, завёрнутую в газету. «Я быстро прочитаю и сразу принесу», – ответил Таир и вечером этого же дня, когда все домашние улеглись спать, он при свете настольной лампы принялся изучать текст. Уже через пятнадцать минут он понял, что в его руках величайшая в его жизни драгоценность. Он уже смог выполнить парочку незамысловатых йоговских упражнений и тут же сообразил, что прочитать книгу за три дня невозможно. Это надо изучать, и в этом следует упражняться. И принял решение – не вникая в смысл текста, переписать содержимое, за три дня успеет, книгу вернуть, а потом не спеша постигать великое искусство индийской йоги. Так и было сделано. Трудовик удивился, что такой текст был освоен за три дня, но ничего не сказал, лишь покачал головой и похвалил Таира за пунктуальность.

Меньше чем за полгода он изучил всю книгу по хатха-йоге и научился выполнять асаны в любой последовательности, но главное, ему удалось овладеть основным искусством и секретом древней науки – пранаямой. Со своим дыханием и пульсом, который смог доводить до трёх ударов в минуту, он творил чудеса. И вот уже в восьмом классе, прочитав за летние каникулы массу книг по индийской философии, он стал тренировать главную, как ему казалось, цель йоги – достижение нирваны, которую индийские мудрецы превозносили выше всех знаний мира. И ему удалось её достичь.

Однажды поздней осенью он, как всегда, лежал на полу поверх сложенного пополам ватного одеяла, служившего ему ковриком, и проводил задержку дыхания. Вдруг он заметил, как его тело стало постепенно исчезать. Точнее, исчезало не тело, а ощущение его, и когда тело «исчезло», он оказался в пустоте. Он был в ней один, и был там единственный, и ничего больше не было. Возникла мысль исследовать пустоту на предмет нахождения в ней ещё кого-либо, подобного ему. Он уже направил было мысль свою от себя куда-то вовне, как вдруг раздался сильнейший хлопок или даже взрыв. Таира мгновенно выбросило из достигнутого состояния, и он понял, что за окном шла уличная разборка местных хулиганов с такими же из другого двора. Там кто-то бросил самодельную бомбочку.

«Вот гады», – подумал Таир, и когда шум на улице утих, он принялся за повторение своего опыта. Всё получилось, как и до этого, и даже лучше. Он словно шёл по уже проторённому маршруту. И погружённый в пустоту, едва начал он ощупывать пространство, как опять раздался взрыв, и его снова выбросило из нирваны.

В этот вечер погружение больше ему не удалось. Не удалось и на следующий день и вообще больше никогда. Он долго, почти три месяца ходил нервный, думая о том, что эти проклятые разборки помешали ему ощутить первозданную мудрость вселенной. И почти довёл себя до очень сильной степени нервного истощения, пока однажды, придя после школы домой и завалившись на диван, не выкатился в какую-то полудрёму. Он будто спал, но мысль о мудрости вселенной вдруг начала куриться в его голове, как слабый дымок от разгорающегося костра. Мысль вилась и стала уходить куда-то глубоко, в бескрайность самого Таира, затем подхватила его сознание и, пронеся по какой-то структурированной бесконечности, вытолкнула из сна. Таир вскочил совершенно бодрый, без малейших признаков болезни, и к нему тут же пришло знание того, о чём твердили индийские мудрецы. Он понял, что в нирване, точнее, в одном из её аспектов, нет никакой мудрости, нет никакого знания, нет ничего, что могло бы там быть и что можно было бы придумать. Даже пустота, которую он там ощущал, на самом деле тоже там отсутствовала. И тотчас стало ясно, что нирвана и ей подобные состояния не являются инструментами и для него, Таира, бессмысленны и бесполезны.

В ЭТОТ МОМЕНТ СКОРПИОН ОБНАРУЖИЛ СВОЮ ПЕРВУЮ НОГУ.

Узор №7

Любовь

В восьмом классе, сразу после новогодних каникул, к ним пришла новенькая. Её звали Лена. Это была невысокая худенькая, стройная, с большими и очень живыми глазами девчонка. Таир в неё сразу безнадёжно и навсегда влюбился. Его любовь была очень странной. Он был до того стеснительным и так скрывал свои чувства, что даже его лучший друг Серёга догадался о его влечении к Ленке случайно, заметив однажды на перемене, когда пацаны в коридоре шутили про одноклассниц и их красоты, как Таир начинал краснеть при любом упоминании её имени.

– Ты чего, Таир, влюбился в Ленку, что ли? – спросил он его, когда пацаны пошли в класс после звонка и их никто не слышал.

– Да ты что, Серёг, очень надо, – ответил Таир, стараясь не смотреть на друга, и скорым шагом направился в кабинет литературы.

– Понятно, – пробормотал друг и тихо вздохнул.

В классе, где учился Таир, все были старше него, и он надолго стал слегка выпавшим из пространства разговоров своих одноклассников о другой, почти уже взрослой для его лет жизни. Старше него почти на год была и Ленка. И в то время как парни из класса уже начинали потихоньку исследовать прелести своих одноклассниц, Таир оставался в глубоком неведении о происходящем вокруг. По сути, он был ребёнок, сознание которого спало сладким сном и не собиралось взрослеть ни за какие коврижки. Он не был, как говорят сегодня, «ботаником» – при пацанах он неплохо ругался матом, умел, но не любил, курить сигареты, мог, если требовалось, подраться и, в принципе, был своим по всем параметрам стайки одноклассников. Но в то же время его интересовали вещи, которые на ту пору были абсолютно всем без надобности. Он часами зависал в школьной библиотеке, изучая в крохотной читальной комнате энциклопедию Эрмитажа с работами Леонардо да Винчи и Микеланджело, или вдруг увлекался астрономией и подолгу разбирался в различиях между «белым карликом» и «красным гигантом», а однажды целый месяц был полностью погружён в исследование библиотечного фонда по теме Тунгусского метеорита. Надо ли говорить о том, что библиотекарша его просто обожала, и к концу восьмого класса в школьной библиотеке не было, пожалуй, ни одной книги, которую он не прочитал бы или как минимум не ознакомился с её содержанием. Память у него была феноменальная, да к тому же не только зрительная, но и память моторики, когда он, не помня страницы в книге, просто воспроизводил нужное количество движений и книга всегда открывалась там, где нужно. Возможно, благодаря всем этим прочитанным книгам он возводил абсолютно всех женщин в идеал. Идеал такой необыкновенной высоты, что любые думы о чём-то телесно-земном в его понимании женщины были абсолютно неприемлемы. Даже идей на эту тему не возникало. Ну, то есть, он, конечно, замечал и видел безостановочно нарастающую красоту учившихся с ним девчонок, но его отделяло от них всего лишь одно слово – любовь. Без её наличия в его идеальных грёзах и фантазиях иного контакта с женщинами возникнуть и быть не могло никак. Вероятно, поэтому он не замечал томные взгляды других девчонок, кроме той, в которую сам был по уши влюблён.

Ленка ходила в цирковую студию при городском Дворце культуры. После школы она часами пропадала там, и это было не просто увлечение – она всерьёз готовилась к поступлению в цирковое училище, собираясь по окончании учёбы поехать в Ленинград для сдачи экзаменов и, поступив, учиться там своему искусству. Она была пластическим акробатом. Однажды перед весенними каникулами весь класс ходил на представление цирковой студии, где Ленка под знаменитую в то время музыку из фильма «Крёстный отец» исполняла свой сольный номер. После представления, придя домой, Таир никак не мог отделаться от мысли, что когда он смотрел на Ленкино выступление, его всецело захватила не её почти идеальная пластика, а мелодия, под которую Ленка выступала, и это его ужасно раздражало. Было совершенно непонятно, почему какая-то музыка полностью вытеснила из сознания образ той, которую он почти боготворил.

Десятый класс Таир окончил с хорошими оценками, но на семейном совете было принято странное решение, круто повлиявшее на всю его следующую жизнь. Планов, куда идти учиться или работать, у Таира никаких не было. Родители у него были заводские, хотя мать сама родом из каких-то интеллигентов, поэтому либо на завод, либо поступать учиться, но куда? Из вариантов перебрали всё, что возможно было перебрать: военные училища, строительный институт, химический техникум и прочее, и прочее, благо справочник учебных заведений был толст и понятен. И тут старенькая бабушка Сима подошла с объявлением о наборе в художественно-реставрационное училище по мозаике. Училище было ленинградское, и решение семейный совет принял моментально: Таир едет в Ленинград, поступает в училище, а параллельно учится на курсах для последующего поступления в Ленинградский строительный институт на факультет «Строительство мостов и тоннелей». Решение приняли, и через пару недель Таир был уже в Ленинграде, имел беседу при поступлении, принят был без экзаменов и остался там учиться. Училище было никаким не художественно-реставрационным, а обычным ПТУ строительного профиля, и там Таир стал облицовщиком-плиточником-мозаичником четвёртого разряда.

Через полгода учёбы он узнал из Серёгиного письма, что Ленка поступила в своё цирковое училище и тоже учится в Ленинграде. В письме Серёга сообщил Таиру Ленкин телефон, и он ей позвонил. От волнения с трудом произнося слова, Таиру удалось договориться о встрече со своей мечтой – Ленка назначила ему место возле входа в цирковое общежитие в шесть вечера следующего после звонка дня. В тот вечер Таир прождал Ленку до часа ночи, но она так и не появилась. Он подобрал на земле кусочек известняка и, написав на стене около входной двери огромными буквами: «Я был. Я ушёл», – отправился к себе. Ночи были белые, и к утру, пройдя половину города пешком, он добрался до своего общежития.

Однажды через много лет ему позвонил друг Серёга и сказал, что в ближайшую субботу будет встреча одноклассников и, между прочим, там будет Ленка, с которой он не виделся со школьной поры. Ощутив в груди слабый толчок волнения, Таир сказал, что придёт, но чтобы не напиваться со всеми, решил поехать на своём автомобиле. В какой-то довольно приличной столовке собралось человек около тридцати – бывшие одноклассники из двух параллельных классов. Когда он вошёл, намеренно опоздав минут на двадцать-тридцать, все были навеселе. Его дружно приветствовали и посадили за стол напротив Ленки. Она почти не изменилась: та же фигурка, тот же живой взгляд, только отпечаток иной жизни мгновениями угадывался за весёлой и уже в подпитии маской. Собравшиеся одноклассники, через пять минут потеряв к Таиру всякий интерес, сначала спели песню «Как здорово, что все мы…", а потом начали вспоминать школьный выпускной, хохоча над тем, как они после бокала шампанского тискались в тёмных уголках школьных коридоров. Затем кто-то произнёс очередной тост, и все стали совсем пьяны. Таир вышел покурить в полуосвещённое фойе, а через минуту туда пришла Ленка. Перекинулись парой фраз, и вдруг Ленка разговорилась: про Ленинград, про мужа, который не пустил её учиться в Германию, и про то, как она прочла его надпись на стене и всё хотела ему позвонить, но вот была чудовищно занята на гастролях. Затем она неожиданно приблизилась к нему, дыша перегаром, расстегнула молнию у себя на джинсах и, схватив его руку, запустила её к себе в трусы. Таир выдернул руку и, велев ей обождать его, вышел на улицу. На крыльце стоял и курил Серёга. Таир встал рядом, и вдруг его стало трясти. Трясло и колотило сильной дрожью, дрожало всё тело. Он был в полном сознании и не понимал, что с ним происходит, не испытывал никакого волнения, никакого переживания и вообще никакой тревоги или беспокойства, но трясучка реально была и била его с ног до головы. Через минуту она вдруг прекратилась, и ноги неожиданно стали подкашиваться.

1. «Сказки Вселенной ОМ».

To koniec darmowego fragmentu. Czy chcesz czytać dalej?