Czytaj książkę: «Битва за смерть»
«Битва под Москвой была поворотным пунктом войны, начиная с этого момента победа для нас была уже недостижима».
Генерал В. фон Меллентин
Часть первая
Глава 1
– Товарищ старший лейтенант, разрешите обратиться…
Командир роты оторвался от окуляров бинокля и увидел перед собой молодого незнакомого лейтенанта. Всё было понятно с первого взгляда. Опущенные уши у шапки на слабом десятиградусном морозе, испуганные глаза и дрожащие от волнения губы. Щенок еще…
Боровой снова посмотрел на расположенный вдали холм.
– Ты не в царской армии, – произнес он. – Не загибай пальцы и ладонью не верти, когда отдаешь честь.
Лейтенант испуганно попытался исправиться, но получилось еще хуже.
– Я к вам…
– Я понял. Ох, не вовремя ты!
– Меня направили, чтобы принять командование взводом!
– Да опусти ты руку! – с досадой ответил ротный, снова повернувшись к лейтенанту. – Давно окончил курсы?
– Три дня назад!
– Сколько учился?
– Две недели!
Боровой усмехнулся. Это было некрасиво, но он ничего не мог с собой поделать. Разве можно подготовить настоящего офицера за две недели! Только на изучение основ боя и тактики требуется не меньше трех месяцев. А есть вещи, которым невозможно обучить, которые приходят только с опытом…
– Извини, – сказал Боровой. – Сколько тебе лет?
– Девятнадцать, но скоро исполнится двадцать.
– Что ж… – Ротный повернулся и наткнулся на колючий взгляд старшины, который, судя по всему, был того же мнения о лейтенанте, что и Боровой. – Примешь первый взвод.
Взгляд молодого лейтенанта просветлел.
– А где они сидят? То есть я хотел спросить…
– Первый взвод занимает западный рубеж обороны. А найдешь их сам, понял? Это твое первое задание. – Боровой снова стал внимательно рассматривать в бинокль нетронутые сугробы противоположного холма.
Лейтенант растерялся:
– Я ведь здесь чужой. Как же я их найду?
– Найдешь-найдешь! – не отрываясь от бинокля, произнес Боровой.
Он вдруг настороженно поднял голову, словно услышал что-то.
– Всё! – рявкнул ротный. – У тебя минута-полторы, чтобы найти свой взвод. Не справишься – отдам под трибунал за неисполнение приказа. Бего-о-ом!..
Ошеломленный лейтенант бросился вон, но споткнулся и упал. Он спешно поднялся, сапоги скользили по снегу, руки в домашних вязаных перчатках пытались ухватиться за обледенелые стенки окопа.
– Что думаешь, Семен Владимирович? – спросил Боровой, когда молодой лейтенант скрылся за бруствером.
– Может и не дожить до трибунала, – мрачно ответил старшина. Голос у него был с хрипотцой, словно от долгого курения.
– Если не справится с простым заданием – мне такой командир не нужен. Как думаешь, есть в нем характер?
– Щенок безвольный.
– Не надо таких выражений, Семен Владимирович.
– Ты спросил, я ответил.
Боровой в который раз посмотрел на холм, недовольно покачал головой, затем поверх ушанки натянул каску, туго стянув ремешок на подбородке. Старшина смотрел в ту же сторону, но как-то безучастно. Его, казалось, совсем не волновало, что там за холмом. Ушанка с красной звездой была надвинута почти на самые брови. Он не стал надевать каску, будто смерть ему была нипочем.
– До сих пор не можешь оправиться? – осторожно спросил Боровой.
– Не придумано еще таких лекарств, – ответил старшина, выдохнув со словами облачко пара.
– Каску надень, – приказал ротный и ощутил на себе безразличный взгляд старшины.
– Ты и меня прикажешь под трибунал за неисполнение приказа?
– Брось, Семен. Ты мне мертвый не нужен. Всё и так плохо, да тебе еще шальной осколок голову продырявит! С кем мне воевать? С этим лейтенантом сопливым?
Из-за холма прорезался низкий, раскатистый гул. Казавшийся далеким, он неотвратимо приближался…
Мама милая! За что же? Как же так?
Лейтенант Алексей Калинин, спотыкаясь, бежал вдоль окопов. Он перепрыгивал через сугробы, огибал молодые березки, иногда падал, поднимался и бежал опять.
Одна минута! Одна минута!
Его этому не учили. Никогда не учили! Более того, до этого момента с ним никто не разговаривал так жестко. Ни за время школьной учебы, ни за те два года, которые он провел в МГУ…
Мама милая! Почему только одна минута? Всего одна, чтобы найти взвод и принять командование. Красноармейцы совсем не знают его! А что, если они не будут разговаривать с ним или, еще хуже, будут кричать на него? Он никогда не знакомился так с людьми. Кто-то должен представить его взводу, это обязательно! Этого требуют элементарные нормы поведения.
Калинин споткнулся о корень и свалился в траншею к одному из красноармейцев.
– Ты что? Ошалел, чума?!
– Простите меня, – выбираясь из окопа, бормотал Алексей. – Искренне прошу, простите! Мне нужен первый взвод…
Он не успел дождаться ответа, поскольку не удержал равновесие и кубарем скатился с горки.
Лейтенант замер, сидя на снегу. Сколько прошло времени? Минута? Он не знал. Впрочем, ротный сказал, что, возможно, у него чуть больше времени.
…Калинин внезапно услышал звук, который еще минуту назад почуял ротный Боровой. Из-за холма, располагавшегося метрах в ста перед линией обороны, донесся низкий басовитый гул. Словно раскаты грома душным летним вечером. Только это был не гром. Да и на дворе стоял далеко не июнь, а февраль 1942 года.
Калинин тревожно глянул на холм, словно надеялся, что тот внезапно станет прозрачным и откроет взору источник досаждающего гула. Голова вспотела, пока он бежал вдоль окопов, и Алексей поднял уши шапки на «рыбьем меху», чтобы завязать их на макушке, но так и забыл это сделать. Из-за холма, словно черная воронья стая, выплыло десятка два немецких бомбардировщиков.
Вид вражеских самолетов на ясном зимнем небе настолько удивил молодого лейтенанта, что он даже привстал. Шум двигателей усиливался, заполняя теперь всё пространство горизонта. Алексей, приоткрыв рот, пытался разглядеть крылья и кресты на них.
– Эй, хлопец! – раздался снизу остерегающий шик. – Быстро сигай в окоп! Снесет башку – опомниться не успеешь!
Калинин прыгнул в квадратную земляную ячейку, откуда донесся окрик. Украинец с хитроватым лицом озорно подмигнул молодому лейтенанту и сказал:
– Негоже в полный рост бомбы встречать. Немец прорывать нашу оборону собрался. Тут не до храбрости. Ее можно и по-иному показать. Сейчас лучше приляг на дно да закрой голову руками. А храбрость проявишь потом, как-нибудь в другой раз.
– Меня зовут Алексей Калинин. Подскажите, где найти первый взвод?
Красноармеец расплылся в улыбке, брови разошлись.
– Да ты чего, хлопец! Какой первый взвод! Лежи тут и не высовывайся. Щас такое начнется!
– Мне нужно скорее в первый взвод. Старший лейтенант Боровой приказал найти его за минуту.
– Брось, генералиссимус! Боровой приказал поторопиться, чтобы ты от бомб успел спрятаться. Ничего больше он не имел в виду.
– Если я не найду взвод, он отдаст меня под трибунал.
– Полно тебе… – Украинец не успел закончить фразу, поскольку Калинин выпрыгнул из окопа, отпихнув солдата, хватавшего его за сапог.
Гул летящих машин накрыл заснеженные холмы. Отбежав от окопа на несколько метров, Алексей замер, различив в установившемся окружающем шуме новый звук, визжащий и надрывный.
Земля под ногами вздрогнула. Справа, метрах в пятидесяти, поднялся столб черной земли, а следом по барабанным перепонкам ударил грохот взрыва.
Воздух наполнился истеричным визгом. Калинин задрал голову и с детским удивлением смотрел на огромные низколетящие самолеты, думая о том, что, наверное, следует упасть на землю, как советовал украинец.
Но сделать этого не успел.
Ниспадающий визг обернулся взрывом. Горячая волна отбросила лейтенанта. Он перевернулся в воздухе и упал навзничь. В ноздри ударил едкий металлический запах гари. Прогремел еще один взрыв. Землю тряхнуло, перекинув Калинина на живот.
Воздух, отравленный сгоревшей взрывчаткой, проник в легкие. Алексей лежал на животе и надрывно кашлял, уже не различая пауз в грохоте десятков других взрывов со всех сторон. Бомбардировщики не жалели бомб, густо посыпая пехотную линию обороны и расположенные чуть в глубине артиллерийские расчеты.
Земля содрогалась так неистово, будто ее тряс подземный бог, который за что-то разгневался на людей. Сверху на шинель сыпались комья торфа и мелкие камни. Пронзительный свист и оглушительный грохот наполнили окрестности деревни Ельцово, сделавшись на время ее неотъемлемой частью. Алексей втянул голову и накрыл ее руками, мучительно переживая, что за минуту – и даже за две! – найти взвод никак не успеет.
Грохот оборвался внезапно. Наступившая следом тишина принесла облегчение, но казалась неестественной. Оглушенный Калинин поднял голову. Комья земли скатились с плеч. Незавязанные уши шапки упали в разные стороны, словно у дворняги. Бомбардировщики уходили, но радости Алексей не испытывал. Он видел, как от дальнего холма беззвучно неслись немецкие танки.
Снежная гладь холмистой окраины деревни Ельцово была исковеркана воронками. Снег почернел, отчасти опаленный, отчасти густо усыпанный землей и торфом. Окопы в некоторых местах были разрушены и казались покинутыми, но Калинин видел в них шевеление. Красноармейцы оправлялись от бомбардировки; сбрасывая землю, поднимались из траншей и занимали боевые позиции.
Он тряхнул головой, и слух вернулся.
Лязг и рокот железных машин ворвались в голову, и Калинин всей душой пожалел, что не остался глухим. Он ощутил цепенящий ужас при виде летящих на наши позиции немецких танков. Темно-серые, выделяющиеся на фоне божественной белизны холма, они походили на стаю волков. Первые из них спустились со склона и, преодолев ложбину, начали подъем.
Сзади раздались редкие выстрелы уцелевших артиллерийских орудий. Между танками поднялись клубы дыма от взрывов. Снег вперемешку с землей вздыбился к небу. Некоторые красноармейцы в панике открыли огонь по смотровым щелям, но пули лишь отскакивали от брони.
Очередной выстрел артиллерийской батареи оказался удачным. Один из танков на противоположном склоне задымился и вспыхнул. Но этот успех был каплей в море.
Из башенных орудий танки открыли ответный огонь, судорожно застрочили корпусные пулеметы. Тяжелые свинцовые очереди рвали воздух, несколько пуль врезались в землю неподалеку от лейтенанта. Испуганный Калинин шарахнулся в сторону и упал в полуразрушенный окоп.
– Патрон! – неистово кричал крепкий бронебойщик без шапки, прильнув к прицелу ружья.
Второй номер, молодой солдат с глазами навыкате, уставился на Калинина. Он был всего на год или два старше новоиспеченного лейтенанта.
– Патрон, твою душу! – снова рявкнул стрелок, и молодой красноармеец, спохватившись, втолкнул бронебойный патрон в казенник. Стрелок недовольно лязгнул затвором и надавил на спусковой крючок. Он метил в танк, карабкающийся прямо на них, но что-то не задалось. Пуля не пробила броню или прошла мимо. Неповрежденный танк продолжал неумолимо взбираться по склону.
– Меня зовут Алексей Калинин, – промямлил лейтенант молодому красноармейцу. – Я ищу первый взвод…
Ползущий на них танк выстрелил. Помощник бронебойщика начал что-то говорить, но рядом рванул снаряд, и грохот взрыва заглушил слова. Алексей только видел, как шевелятся губы молодого красноармейца.
– Что? – переспросил Калинин.
– Я говорю…
– Патрон давай! – истерично закричал бронебойщик.
Алексей отпрянул. Второй номер спешно зарядил противотанковое ружье. Бронебойщик матюгнулся на них так, что у Калинина покраснели уши, после чего со злостью дернул за спусковой крючок. В этот раз попадание было очевидным, но совершенно бесплодным. Пуля лишь разворотила лист брони, прикрывающий правый трак, не причинив танку особого вреда и даже не замедлив его движения.
Стрелок обернулся. Лицо его пылало яростью. Глаза горели. Даже редкие волосы на голове встали дыбом.
– Ты что, мать твою, тут шляешься! Тут тебе, китайский хлебороб, не улица с магазинами!
– Мне нужен первый взвод! – только и смог вымолвить Калинин. Но бронебойщик уже его не слушал, обратив разъяренное лицо к своему второму номеру.
– Не хлопай челюстью! Убью! – раздалось в адрес молодого красноармейца. – Заряжай!
В третий раз лязгнул затвор противотанкового ружья. Алексей выглянул из окопа и ужаснулся, насколько близко к позициям подобрался немецкий танк. На его темно-сером корпусе замерцал огонек, 7,92-миллиметровые пули ударили по брустверу. Алексей пригнул голову. Молодой пучеглазый красноармеец нырнул следом. Один лишь бесстрашный бронебойщик, сощурив левый глаз и оскалившись, тщательно целился.
Алексей и молодой красноармеец оказались так близко друг к другу, что их лица почти соприкасались.
– Где первый взвод? – страдальчески произнес Калинин, раскачивая незавязанными ушами на шапке.
Тяжело дыша, солдат испуганно смотрел на него. Выстрел из противотанкового ружья, похожий на многократно усиленный удар бильярдного кия, заставил вздрогнуть обоих. Вслед за этим раздался взрыв, и в адрес подбитого немецкого танка понеслась длинная тирада бронебойщика.
Алексей ощутил внезапную радость. Он взглянул на красноармейца и увидел робкую улыбку на его лице. Они подняли головы. Свернутая набок башня танка полыхала, испуская черный масляный дым. Подбитый танк медленно скатывался обратно в ложбину между холмами.
– Вот тебе, жестянка помойная! – выкрикнул вслед ему бронебойщик.
– Я скажу, где первый взвод, – с улыбкой произнес молодой красноармеец, но сказать ничего не успел. Где-то коротко стукнул пулемет. Взвизгнувшая пуля ударила красноармейца в спину и бросила его на руки Калинину. Стекленеющий взгляд скользнул по лицу Алексея и замер. Из приоткрытых губ на подбородок сползла струйка крови.
Лейтенант в ужасе отдернул руки. Никогда еще он не видел смерть так близко.
Тело красноармейца повалилось на дно окопа.
Справа поднимался новый танк, из пулемета которого и был застрелен молодой солдат, всего на год или два старше Алексея. Калинин перевел беспомощный взгляд с танка на лицо убитого красноармейца. Казалось, что застывшие глаза всё еще смотрят на лейтенанта. В них не было мольбы о помощи, боли и страдания. Они просто смотрели, словно погибший даже после смерти следил за ним.
Наблюдал…
– Патро-он!! – страшно закричал бронебойщик, вырвав Алексея из плена мертвых очей.
– Мне нужно найти первый взвод, – оправдываясь, произнес Калинин и стал пятиться, пока не уткнулся спиной в стенку окопа.
Немецкий танк поднялся к соседним позициям, на которых засел пулеметный расчет. «Панцер» был совсем близко, всего в десяти метрах. Очереди из «максима» били по броне, но в смотровую щель не попадали.
Прильнувший к прицелу бронебойщик держал этот танк на мушке и разъяренно кричал:
– Заряжай! Убью, мышь трусливая! Заряжай…
Алексей выскочил из окопа. Бронебойщик продолжал кричать, и Калинин понял, что тот до сих пор не знает о гибели помощника. На какое-то мгновение Алексей подумал, что следует остаться и помочь бойцу.
«А как же приказ Борового? – спросил он себя. – Ротный приказал найти первый взвод. А приказа быть вторым номером бронебойщика никто не давал. Я же лейтенант! Это не моя обязанность».
Суровый бронебойщик по-прежнему ничего не видел вокруг, кроме немецкого танка. Не отрываясь от прицела, он сам нащупал патрон и загнал его в казенник. Лицо солдата блестело от пота, от непокрытой головы поднимался пар.
Танк почти вскарабкался на позиции, темное днище выросло над окопом. Откуда-то справа в него полетела граната, но замах оказался слабым, и она бессмысленно разорвалась рядом, осколки звякнули по броне. Ответом была длинная очередь. Послышались вскрики солдат, угодивших под пули.
Калинин со страхом смотрел на огромную машину. На ее борту белели четыре уголка с черным ободом, образуя крест. Через пару мгновений тремя десятками тонн танк обрушится на ров с пулеметным расчетом.
…Рядом прогремел выстрел. Алексей даже вздрогнул от неожиданности.
Бронебойная пуля сбила трак. Порванная гусеница по-змеиному сползла с катков.
Движущаяся вторая гусеница резко развернула танк.
Стальной корпус опасно накренился. По ушам резанул мерзкий скрежет.
Огромная бронированная машина опрокинулась. Разметав сугробы, она со всего маха ударилась башней о землю. Башня отлетела, словно отрубленная голова. Поднимая серпантин почти прозрачного снега, покатилась вниз по склону. Бешено закрутилась уцелевшая гусеница, делая гибель танка похожей на предсмертную агонию подстреленного животного.
Алексей повернулся к бронебойщику, радуясь его удачному выстрелу, и наткнулся на пристальный, тяжелый взгляд. Позади бойца с противоположного холма катилась серая лавина, на позиции лезли новые танки, а суровый бронебойщик не сводил глаз с Алексея Калинина. Совсем еще зеленого лейтенанта, которому было приказано найти первый взвод за одну минуту.
Вереницы пуль вспарывали воздух, снаряды рвались, словно в преисподней. Не оглядываясь, Алексей полз и полз, желая оказаться как можно дальше от укоризненного взгляда бронебойщика. Но через какое-то время не выдержал и обернулся.
Тот по-прежнему смотрел на Калинина. Даже когда рядом с ним поднялся очередной немецкий танк и днищем рухнул на окопы – он до последнего момента не сводил с Алексея пронзительного взгляда. Калинин не знал, что случилось с бронебойщиком дальше. И больше никогда его не видел.
Полковая батарея молчала. Орудийных залпов не было уже несколько минут. Видимо, от нее ничего не осталось. Пара танков прорвала оборону, но один из них сразу задымился, остановленный бронебойно-зажигательной пулей. Прижавшийся к земле Алексей повернул голову в направлении, откуда раздался выстрел.
Метрах в тридцати на пригорке он различил солдата, устроившего отличный укрепленный рубеж. Когда танк вспыхнул, до Калинина донесся звонкий голос:
– Сгинул, проклятый! Получи дулю!
«Этот красноармеец наверняка сможет указать, где находится первый взвод, – почему-то подумал Калинин. – Или, возможно, он сам из первого взвода».
Более не размышляя, Алексей пополз в том направлении. Он преодолел несколько метров, и тут новая серия взрывов заставила его вжаться в землю. Снаряды рвались и возле Алексея, и возле пригорка, к которому он полз. Огонь вел второй немецкий танк и еще пара переваливших через окопы.
– Струсили, сволочи! – снова раздался звонкий голос с возвышенности. – Страшно подойти-то?!
Алексей вдруг увидел торчащий из земли темно-зеленый цилиндр. На полукруглом жестяном боку виднелись едва различимые буквы. Очень осторожно он провел пальцами по краю цилиндра.
Что это?
Со стороны пригорка раздался новый выстрел из бронебойного ружья. Еще один танк остановился и выпустил в закопченное небо струйку дыма.
– На, получи, фашист рогатый!
Обеими руками Алексей стал быстро разгребать землю вокруг непонятного предмета. Показался тонкий шов, огибающий цилиндр по краю. Теперь Калинин смог разобрать буквы на жестяной поверхности. Они образовывали слово «правила».
Тем временем немец саданул по пригорку из пулемета. Пока заливистые очереди взрыхляли укрепление, оттуда не раздавалось ни звука. Но как только выстрелы оборвались, в адрес танка понеслась очередная тирада:
– Не достать вам морячка черноморского! Не достать зубра соленого!
Цилиндр удалось отрыть настолько, что за него можно было ухватиться. Алексей вцепился в гладкие края и стал тянуть. Жестянка сидела крепко, словно вросла корнями в землю. Калинину пришлось раскачивать ее из стороны в сторону.
– Выпусти море кровушки, сам в нем и захлебнешься! – раздалось с пригорка. Молодой лейтенант поднажал. Цилиндр стал поддаваться. Сделав последний рывок, Алексей вытащил противотанковую гранату «РПГ-41». Однако то, что показалось вслед за ней, заставило молодого лейтенанта закричать от ужаса. Неподалеку раздался взрыв, и крик утонул в страшном грохоте.
Калинин лежал на месте бывшего окопа, разрушенного и засыпанного землей во время бомбардировки. Алексей продолжал кричать, даже когда грохот взрыва ветер унес в сторону почерневших березок. Рукоятку противотанковой гранаты, которую вытащил Калинин, сжимали посиневшие пальцы. Из земли торчала мертвая рука. Было похоже, будто Алексей раскопал чью-то могилу.
Внезапно что-то загрохотало совсем близко, заставив Калинина вжаться в землю. Огромные гусеницы пролетели рядом, лязгая и разбрасывая снег и мерзлую почву. На какое-то мгновение над головой, словно чудище из древней сказки, вырос темный гигантский силуэт.
В глазах потемнело. Сердце перестало биться, дыхание остановилось. Страх судорожный и всеохватывающий накатил на молодого лейтенанта.
…Темная тень, накрывшая Калинина, слетела. Танк спешил к высоте, на которой засел неуступчивый красноармеец. Немца совершенно не интересовало застывшее в снегу безвольное тело, больше похожее на труп. Один из многих.
Алексей медленно вытащил гранату из окоченевших пальцев неизвестного бойца, похороненного заживо. Она оказалась громоздкой и очень тяжелой и всё норовила выскользнуть из ладони.
Он прополз несколько метров вперед, поднял голову и с огорчением понял, что опоздал. Немецкий танк уже въехал на пригорок и утюжил гусеницами укрепление красноармейца.
«Всё, – подумал Калинин. – Конец парню».
Он с сожалением посмотрел на гранату. Кольцо предохранительной чеки покачивалось у основания ладони.
Танк съехал с пригорка. Калинин тяжело вздохнул, глядя на исковерканную огневую точку.
Немецкие танки прорвали оборону. Выстрелов больше не было слышно. В воздухе стояли только грохот гусениц и рев бензиновых моторов. Очевидно, танки стремились захватить какой-то рубеж за линией обороны, поэтому не задерживались на высоте и уходили дальше, сквозь деревню Ельцово.
Раздался хлопок. Машина, утюжившая пригорок с храбрым бойцом, загорелась. По тому, как пламя быстро охватило броню, Калинин понял, что это была бутылка с зажигательной смесью.
– Вот тебе, зверь неписаный! – раздался знакомый голос из окопа.
Алексей оживился и быстро пополз к пригорку. Он не знал, зачем, но думал, что так нужно. Пока он полз, из окопа донеслось:
– Рви-ломай, вражья сила! Сам черт тебе не поможет!
Этот голос… Он стал почти родным Алексею в адском грохоте немецких танков.
Калинин замер в каком-то десятке метров от огневой точки. К высоте летел еще один танк. Он объехал подбитые красноармейцем полыхающие машины и оказался рядом. Очередь из пулемета начала хлестать по окопу, не давая солдату подняться.
«Вряд ли у него что-то осталось, кроме слов», – подумал Алексей.
Пулемет на мгновение затих, вслед за ним выстрелило башенное орудие. Снаряд взорвался на краю рва. Землю и осколки отбросило как раз туда, где находился солдат.
Снова заговорил пулемет, дробя мерзлую землю пригорка. «После такого обстрела не выжить», – решил Алексей, когда пулемет замолчал.
Словно опровергая его мысли, из окопа донеслось очередное:
– Слабо бьете, сволочи! Мне даже не щекотно! – Пулемет вновь заработал. Калинин вспомнил, что всё еще держит гранату в руке. Сжав ее покрепче, прополз пару метров к танку и остановился.
«А что, если танк переведет огонь на меня?» – закралась в голову предательская мысль.
Он замер в нерешительности. Танк перестал стрелять, въехал на пригорок и начал утюжить гусеницами укрепления и засыпать землей солдата. Он крутился на месте, съезжал и снова налетал на окоп. Иногда его борт или задняя часть корпуса поворачивались к Калинину и были совершенно открыты для поражения. Алексею нужно только подняться, пробежать несколько метров, метнуть гранату. Но лейтенант был не в силах даже оторвать руку от земли, настолько велико было охватившее его оцепенение.
Танк съехал с пригорка. Повалил тоненькую березку и умчался в глубь деревни.
Некоторое время Алексей лежал, не двигаясь. Затем, так же ползком, пробрался к окопу. Метрах в двух остановился и, не в силах сдержать слезы, пополз обратно. Среди комьев земли он увидел безжизненное тело в морской тельняшке и мирно закрытые глаза под белесыми бровями. В сжатых зубах стиснуты ленточки от бескозырки, которая свалилась с головы, выпустив золотистые кудри. Слезы катились по щекам. Понимая, что слабость недостойна командира взвода, Алексей, однако, был не в силах остановиться. Угрызения совести, неумолимые и мучительные, преследовали его. Ведь он мог уничтожить танк и предотвратить гибель отчаянного красноармейца…
«Он был моряком. Черноморским морячком. Зубром соленым!» – пронеслось в голове.
Алексей мог бросить гранату, но что бы это дало? Его бы расстрелял или раздавил гусеницами следующий танк. К тому же немцы всё равно прорвали оборону. Защищать больше нечего. А когда нечего защищать, геройство не имеет смысла. Нужно сохранить вою жизнь и силы, чтобы противостоять фашистам в дальнейшем. И он сделал это…
Тогда ради чего погиб бесстрашный моряк? Неужели зря? Почему «зубр соленый», предвидя свою гибель, сражался упрямо и бесстрашно? Разве он не понимал бессмысленности сопротивления?
Выходит, не понимал. Выходит, что зря погиб. Вот только не мог Алексей поверить, что смерть моряка была напрасной, вспоминая, как мужественно и отчаянно тот бился. У него была вера. И он держался за нее так же крепко, как его зубы стискивали ленточки от бескозырки.
Рев моторов растворился в закопченном воздухе, лязг тяжелых гусениц стих за избами. Бой подошел к концу. Алексей Калинин неожиданно вспомнил, что до сих пор не выполнил приказ Борового и не нашел свой взвод.
Сергей Вирский поднял голову и увидел вокруг сплошное месиво. Окопы разрушены, воронки усеивали окрестности, насколько хватало глаз. Борозды грязного снега чередовались с полосами коричневой земли. В воздухе стоял тяжелый запах пороха, дыма и горящего машинного масла.
Бой закончился. Танки прорвались, но вражеской пехоты не было и в помине.
Вирский встал, пошатнулся. Кружилась голова. Внутри что-то ныло, как будто слышалось тоскливое женское завывание. Барабанные перепонки медленно отходили от разрывов снарядов и бомб. Кажется, его контузило.
Не чувствуя уверенности в ногах, он опустился обратно на землю. Женский голос в голове поутих, и Сергей было подумал, что тот, наконец, заткнулся, но возобновился. Вирский сдавил виски ладонями и взглянул на небо.
Яркий солнечный луч прорезал марево черного дыма и облаков, коснувшись развороченной земли в паре воронок от солдата. Он осветил разрушенные окопы и спуск с холма, сглаживая грубые очертания руин и придавая ландшафту неземной, волшебный вид. Вирский некоторое время сидел на снегу, любуясь чудным зрелищем, а затем пополз на четвереньках в направлении света. Влекомый странной силой, он надеялся попасть в манящий столб света.
Но луч убегал от Сергея, словно играя. Он не успел. Разлапистые клубы грязного дыма, похожие на грозовые тучи, заволокли солнце, оборвав теплый луч, прикоснувшийся к земле.
– Откуда ж я знаю! – кричал в трубку полевого телефона Боровой. – Они пронеслись через позиции, даже не заметив нас… Да, одни танки, без пехоты!.. Пехота в ложбину не пошла… Как же их сдержать было!..
Над окопом взвизгнула пуля. Старенький политрук Зайнулов, молча ожидавший конца разговора, окинул окрестности прищуренным взглядом.
– Откуда стреляет эта сволочь? – озабоченно спросил Боровой, на миг оторвавшись от трубки. – Нет, это я не вам! Не вы сволочь!.. Как я мог их сдержать! На батарею был налет. Ружей всего два. А немецких танков больше, чем у меня солдат в роте!
Он рассерженно бросил трубку.
– Что за идиоты в этом штабе! – воскликнул он в сердцах, повернувшись к Зайнулову.
– Мы в окружении? – поинтересовался политрук. У него на лбу, прорезая морщины, уголком белел шрам.
– Они там не знают. Они ни хрена не знают! – Боровой нервно затянулся папироской. – Ахметыч, будь добр, найди мне старшину.
Старенький политрук кивнул.
– Только осторожнее! – предупредил Боровой. – Кажись, снайпер работает. Откуда он только взялся!
Политрук снова кивнул и скрылся в окопах. Пробираясь между обвалившимися стенками, он столкнулся с незнакомым молодым лейтенантом, чье лицо почернело от копоти, уши на шапке торчали в разные стороны, его шатало, как пьяного, но пьян он не был.
– Извините меня, простите меня, – бормотал лейтенант. – Вы не скажете, где первый взвод?
– Что? – не понял Зайнулов.
Не повторив вопроса, лейтенант, спотыкаясь, побрел дальше.
Старенький политрук много чего повидал на своем веку, поэтому не удивился поведению лейтенанта и даже не пожал плечами. Он осторожно продолжил движение по окопу в поисках старшины.
– Товарищ старший лейтенант? – удивился Калинин, увидев перед собой Борового. Он никак не ожидал, что снова вернется к командиру роты. Это выбило его из колеи. Он живо представил, как командир достанет табельный пистолет и со словами: «Нашел ли первый взвод за минуту, добрый молодец?» – приведет приговор в исполнение.
– Ах, это ты. – Ротный едва взглянул на него. – Выжил?
Калинин не мог вымолвить ни слова. Слова застряли в горле, словно колючки.
– Плохи наши дела, – сокрушенно произнес Боровой. – Танки прорвались, линия фронта неизвестно где… Батальон то ли в окружении, то ли нет. Никто не знает.
– Я…
– Хорошо, что выжил. А вот большая часть роты полегла. Наверное, отступать придется, раз танки порвали нас. В штабе пока не решили… Как чувствуешь себя?
– Мне было очень страшно, – откровенно признался Калинин. – Меня ударило, оглушило, отбросило…
– Это и называется мясорубкой! – объяснил Боровой. – С боевым крещением.
И ротный протянул руку молодому лейтенанту. Тот нерешительно пожал жесткую большую ладонь.
– Помню, на Финской попали мы между двух огней, – поведал командир, снимая каску вместе с ушанкой и вытирая платком пот с бритой головы. – Финны ударили с двух сторон из минометов и артиллерии. Мы ничего развернуть не успели, заняли круговую оборону. Много народу тогда полегло. Тоже была мясорубка!
– Я не нашел первый взвод, – признался Алексей.
– Немудрено. Видал, под какую бомбежку попали! – Боровой взглянул вверх, заметив кого-то у окопа. Привстал.
– Семен, иди сюда! – крикнул он, махнув старшине.
На душе у Калинина полегчало. Ротный не сердился на него! Наоборот, даже обрадовался, что он остался жив. Командир начинал нравиться молодому лейтенанту. Вначале он казался суровым и даже слишком. Но теперь стало понятно, что суровость Борового была вызвана предчувствием серьезного боя. Мясорубки, как он выразился…
…(возьми-получи)…
Просвистела пуля. Алексей уже перестал вздрагивать от их истеричного визга, как в начале боя. К тому же стенки окопа надежно защищали его.
Боровой покачнулся.
Молодой лейтенант удивленно взглянул на командира.
Ротный неловким движением попытался ухватиться за край окопа, но рука соскользнула, и он повалился на землю. Над бровью появилась темная дырочка, которой раньше не было. Из нее сочилась кровь.
