Czytaj książkę: «Под знаком ЗАЖИГАЛКИ»

Поколению 1975-1985 годов рождения посвящается…

Такому потерянному и испуганному «девяностыми» на старте, сомневающемуся в юности и полностью освобождённому «нулевыми» от глупых убеждений их родителей, от осколков моральных ценностей и дочиста отмытых от остатков рудиментной совести. Вперед к сверкающему солнцу личностного роста, профессионализма и творческой самореализации индивида! Ура!

Все названия городов, компаний, событий, проектов, фамилии и имена людей, вдруг оказавшиеся в этой книге – случайны и не имеют никакого отношения к нашей реальности… Реальна лишь наша жизнь и те люди, которых мы встречаем на нашем жизненном пути…

Пролог

Люди думают, что осень создана для того, чтобы шуршать листьями в задумчивых аллеях парков, ощутить на щеке сдержанный поцелуй скупого питерского солнца, случайно оказавшегося на вдруг синем небе, пропустить через себя чистую волну поэтического вдохновения «болдинской осени». Ну, может, ещё для того, чтобы поймать всплеск немного грустной, но светлой ностальгии по ушедшим дням безумного драйва жаркого, но короткого балтийского лета или хотя бы расстегнуть верхнюю пуговицу нового пальто, ощутив удовольствие от свежекупленной обновки.

Но нет – осень в Питере создана не для этого. Питерская осень – это высокомерная серьёзная сухопарая дама послебальзаковского возраста в чопорном тёмно-сером костюме, с тёмными, неопределённого цвета волосами с промелькнувшей сединой в висках, уложенными в строгий пучок на резинке. Её холодный взгляд через прозрачные линзы старомодных очков в толстой чёрной оправе держит вас на дистанции.

«+3 градуса по Цельсию», – холодным тоном объявляет она и бесстрастно смотрит на тебя. Что надеть на себя перед выходом на улицу, понятно москвичу, новгородцу, казанцу и даже передёрнувшемуся от таких цифр сочинцу. Непонятно только питерцу. Именно для него умный Яндекс в мобильном приложении «Погода» на телефоне придумал фразу мелким шрифтом «Ощущается как…».

Эти волшебные «ощущается как…» могут внушить обманчивую надежду превращения питерского ненастья в добрую понятную московскую погоду – «+3°С. Ощущается как +7°С» – когда Неизвестный Летающий Объект на небе, так напугавший с утра петербуржцев, на поверку вдруг окажется настоящим солнцем, а обалдевшие от такого поступка светила облака в изумлении разлетятся в стороны.

Чаще всего «ощущается как…» предназначен для испытания воли петербуржцев, внутренней выдержки, способности преодолевать любые неожиданные внешние препятствия – словом, всего, что отличает настоящих питерцев от легкомысленных москвичей и непостоянных южан, неспособных генетически, в отличие от Homo Piter, выдержать прочтение фразы на телефоне: «+3°С. Ощущается как –6°С».

Тёмная фигура девушки, нарисованная чёрным фломастером вечера на свинцовом небе, казалась ненастоящей. Как будто неведомый художник тщательно обвёл чёрным карандашом изгибы юного тела, кутающегося в шерстяной плед. Затем – красивый профиль, устремлённый за горизонт. И через мгновение, залив свой набросок сумрачной акварелью вечера, дунул на портрет. Плед затрепетал на ветру. Она поёжилась, убрала руку с холодных балконных перил и посмотрела назад.

Он стоял возле стеклянной балконной двери, не переступая порог на балкон, внимательно глядя ей в глаза. «Всё настоящее – здесь», – говорил его строгий взгляд. «Да, конечно», – улыбнулись в ответ её глаза. Она нагнулась и погладила его выгнувшуюся бархатистую спинку, горевшую рыжим огнём. Он развернулся, призывно мяукнул и, подняв пушистый хвост, важно повёл свою хозяйку к теплу.

Прилетевший на денёк пронзительно ледяной ветерок с Балтики, желающей, судя по её серо-матовой, уходящей за тяжёлый горизонт глади, уже в октябре отгородиться от унылого окружения ледяным панцирем, остаётся, как наглый родственник, погостить до следующего лета.

Рваные порывы промозглого ветра, не оставляющие тебя в одиночестве ни на минуту ни днём, ни ночью, доносят то далёкое гудение стартовых двигателей тяжёлой межконтинентальной ракеты Газпрома, мрачно воткнувшейся в грязно-серую сферу мутного неба на Лахте, то завывание Сауроновских тёмных сил, вгоняющих тебя в ежегодную октябрьскую депрессию, то смутное желание срочно улучшить нездоровый осенний социально-психологический климат в офисном коллективе глотком виски.

Этот животворящий глоток способен в пять минут превратить мрачную ракету в подсвеченную весёлыми огоньками «кукурузину», вдруг обнаруженную на Лахте, давящий Сауроновский дух – в родной запах несвежего белья Фродо, подковёрные подставы офисных коллег – в невинные дружеские шутки, а мерзкую питерскую осень – просто в досадный предвестник доброй морозной матушки-зимы.

Глава 1

Американцы говорят: «Сделай или сдохни» (Do or die). Русские говорят: «Сдохни, но сделай». У нас даже смерть не является уважительной причиной!

(Из серьёзного разговора в курилке перед переговорами со «Шлюмами».)

– Мы живём в эпоху глобальной цифровизации, активного использования инструментов Индустрии 4.0: большие данные, искусственный интеллект, имитационные модели и цифровые двойники нефтяных месторождений – это всё реальность двадцатых годов XXI века. Мы не просто занимаемся внедрением цифровых технологий – мы выстраиваем интегральную цепочку нового типа, включающую в себя цифровое нефтяное месторождение, цифровой нефтеперерабатывающий завод и цифровую автозаправочную станцию, – представитель американской нефтяной компании Shell с трибуны гордо делился опытом компании, поглядывая на присутствующих немного свысока и с лёгкой улыбкой. Щёлкнув пультом, он переключил слайд на огромном экране и продолжил:

– Мы приступили к внедрению инновационных технологий в рамках концепции «умное месторождение» – Smart Field – более десяти лет назад. Сейчас через систему цифрового двойника месторождения мы управляем нашими удалёнными активами, находясь в офисах за несколько тысяч километров от буровых скважин: следим за уровнем добычи нефти, за текущими характеристиками скважины, движением пласта, температурой, давлением и так далее…

Международная нефтегазовая конференция SPE в этом году из-за ковидных ограничений проходила в Москве в смешанном – онлайн и оффлайн – формате, всего два дня, но участников было не меньше, чем в былые годы.

«Да, Shell – молодцы, – размышлял Ободзинский, слушая довольного шелловца вполуха, – их система цифровых двойников создаёт эффект присутствия на каждом месторождении. Она позволяет им отслеживать специфику каждого объекта, будь то глубоководная добыча нефти в Нигерии или добыча сланцевого газа в Британской Колумбии, и в режиме реального времени удалённо управлять ими.

И в России они задают тон. Их совместное предприятие с нами – SPD¹ – первое в России оборудовало все свои нефтяные скважины системами удалённого мониторинга и управления уже к 2010 году».

Будучи членом самой авторитетной мировой инженерной нефтегазовой конференции SPE (Society of Petroleum Engineers) и работая начальником департамента в крупнейшем российском «синем нефтегазовом гиганте», Ободзинский по роду работы был глубоко погружён в трансформационные процессы мировой нефтегазовой отрасли. Успев в свои сорок три года поработать и в Канаде, и в Норвегии, он хорошо понимал уровень заданной Шеллом планки развития технологий. Сейчас, сидя в главном зале технопарка «Сколково», где проходила конференция, он в очередной раз возвращался к мысли об изменениях в отрасли, которые нагнали его здесь и которые больше игнорировать невозможно.

С начала двухтысячных годов все нефтегазовые компании мира стали заниматься внедрением технологий интеллектуального управления добычей углеводородов. Особенно преуспели в этом американцы. Изначально использовали «умные» скважины, просто оснащённые датчиками и системами для удалённого управления. Однако они не позволяли учесть геологические особенности месторождения и оборудования для добычи. Цифровые же скважины помогали лучше контролировать процесс добычи и управлять им максимально эффективно.

Фактически цифровое месторождение – это виртуальный аналог настоящего нефтяного месторождения, находящегося от офиса за несколько тысяч километров. Это самая современная модель добычи XXI века: объединение в одну систему различных датчиков, сенсоров, дронов, даже мобильных телефонов, для того чтобы анализировать получаемые с них данные и управлять этой системой из одного оперативного центра в Питере, Ставангере или Хьюстоне, моментально реагируя на любые изменения в добыче каждой из тысяч скважин в западной Сибири, Британской Колумбии, Большом Бургане или Северном море.

Революционность технологии в том, что если раньше все собранные данные обрабатывали спустя какое-то время, то сегодня это происходит онлайн. Сразу можно оптимизировать процесс добычи нефти в Альберте, Гаваре или Ханты-Мансийске на любой стадии путём моментальной обратной связи. Например, посредством удалённых сенсоров в режиме реального времени можно увидеть износ оборудования буровой скважины, запланировать её ремонт, следить за давлением нефтяного пласта и даже прогнозировать возможные сбои в работе оборудования, находясь в офисе за несколько тысяч километров от него.

– Да, Шеллу есть чем хвастаться, – наклонив голову, прошептал Ободзинский Павлу Пашковскому, своему генеральному директору, сидящему рядом, – они блистали и на прошлогодней конференции SPE в Хьюстоне.

– Хороший ориентир, – кратко вполголоса ответил Пашковский.

Российские нефтяные компании начали развивать подобные проекты, когда сокращение легкодоступных запасов и падение цен на нефть заставили их искать путь оптимизации процесса добычи. И это был непростой путь.

***

В связи то ли с ковидными ограничениями, то ли с общемировым трендом на ограничение излишеств и предполагаемым внутренним влечением нефтегазовых умов к скромности и умеренности (так бывает?) фуршет по окончании конференции проходил достаточно спокойно и скромно. Броуновское движение хаотично перемещающихся атомов с бокалами в пространстве выставочного зала технопарка «Сколково», где проходило венчающее конференцию мероприятие, в этом году было каким-то вялым, как при помещении бактериальной флоры в охлаждённую среду.

Однако эта пробирка содержала три центра притяжения и одновременно разогрева белковой нефтегазовой массы у трёх барных станций с алкоголем, представляющих собой наглядное пособие зарождения органической жизни на Земле. Если посмотреть на этот зал сверху, как через микроскоп, было ясно видно, как атомы соединялись в этих трёх точках в непрочные химические связи, потом распадались и затем перемещались вдоль электромагнитных полей к следующей точке притяжения, заставленной шотландским виски и французским коньяком.

Через полтора часа субстанция была уже полностью разогрета, электромагнитные поля трёх центров ослабли, и освободившиеся атомы в основной своей массе переместились к центру пробирки, где стали образовываться сложные органические соединения.

Как известно из курса органической химии нефтетехнических конференций, в центре подобных молекул всегда находятся атомы – топ-менеджеры и управленцы из ведущих нефтяных компаний – «Shell», «British Petroleum», «Shevron», «Exxon Mobil», «Petro China», «Роснефть», «Газпром нефть», «Лукойл». Обладая значительной силой атомного притяжения, они, сами того не замечая, подтягивают к себе большое количество других атомов, то есть сотрудников консалтинговых компаний всех мастей: от известных нефтесервисных консалтеров до небольших сервисных субсубсубподрядчиков.

Впрочем, последние, обладая небольшой атомной массой, не всегда могут пробиться к центральной молекуле, надёжно прикрытой щитом таких американских мастодонтов консалтинга, как «Schlumberger», «Halliburton», «Baker Hughes»². Парадоксально, но бóльшие шансы их достичь есть только у достаточно эффектных ярких атомов, обладающих, как ни странно, небольшой атомной массой, но с правильным расположением протонов, нейтронов и электронов в пропорции 90-60-90.

Сильное электромагнитное поле, возникшее между центральной молекулой взаимодействия и ярким длинноногим представителем неметаллов в короткой юбке, разрывает защитную оболочку динозавров нефтегаза, давая возможность юному благоухающему поколению внести свою лепту в развитие нефтегазовой индустрии или хотя бы установить новые многообещающие связи по рабочим и не менее важным послерабочим вопросам.

Ободзинский с бокалом сухого красного вина, вполуха слушая очкастого представителя какой-то сервисной компании, уже полчаса заученно прокачивающего Ободзинского на предмет возможного подряда их компании, обладающей «уникальным опытом работ по геомеханике и гидродинамическому моделированию в России», лениво поглядывал по сторонам. В нескольких шагах его директор Павел Пашковский что-то негромко обсуждал со своим коллегой – директором «Лукойл-Инжиниринг». Было бы неплохо подойти и пообщаться в такой компании на профессиональные темы, они наверняка найдутся, но что-то подсказывало ему, что он был бы лишний.

Слева лохматый Толик Амосов, восходящая научная звезда из департамента Ободзинского, которого он взял с собой на конференцию, что-то весело рассказывал окружившим его двоим консалтерам в мятых костюмах, которые громко и старательно гоготали, заглядывая ему в рот, всем своим видом пытаясь показать, что они свои в доску ребята. В краткие паузы между его анекдотами они по очереди совали ему свои визитки и пытались вернуть тему разговора к «разработке нефтегазоконденсатных месторождений», на которой они хотели, как на белом коне, въехать к нему подрядчиками.

В восприятии Амосова таился определённый когнитивный диссонанс. Вчера, выступая на технической сессии с рефератом об «особенностях интегрированного моделирования пластов», он производил впечатление живущего одной наукой, лохматого, с горящими глазами, ботана, увлечённо тараторящего о «композиционных моделях».

Сейчас с такой же энергией и с юморком, с торчащим из кармана мятым галстуком Толик самозабвенно рассказывал весьма сальные байки – судя по тому, что минуту назад подошедшая к ним миниатюрная девушка в строгом сером костюме, привлечённая голубой зажигалкой на бейджике Толика, чуть поджала нижнюю губу. Тем не менее девушка осталась стоять рядом, а сладкая парочка консалтеров, бросив на неё короткий, чуть ревнивый взгляд, тут же повернулась обратно к Толяну.

Чуть поодаль двое знакомых ребят из «Роснефти» что-то обсуждали с окружившими их представителями буровых компаний.

Забавно было видеть, как строгие, деловито выступавшие на технических сессиях серьёзные эксперты из небольших подрядных компаний на фуршете, увидев на бейджике Ободзинского волшебную голубую зажигалку и его должность, как-то сразу съёживались, становились меньше ростом. Расплывшись в счастливой улыбке, они начинали тараторить об уникальном опыте работы их компании в исследовании кернового материала, размахивая рекламными буклетиками, даже если никто их об этом не спрашивал.

От настойчивого собеседника у Ободзинского начала болеть голова.

– М-м-м, у меня кончилось вино, нужно добавить! – Ободзинский растянул улыбку своему визави, честно отработавшему с ним тридцать минут, развернулся и направился к бару.

Проходя мимо представителей Saudi Aramco или Adnoc (сразу и не разберёшь) в длинных белоснежных таубах, оживлённо беседующими с коллегами, которые были исключительно женщинами всех возрастов (как арабам удаётся сразу формировать вокруг себя такое правильное и приятное окружение?), Ободзинский услышал слева знакомый голос. Семён Ярцев, что ли?

– Ба, Семён, привет!

Семён Ярцев раньше работал вместе с Ободзинским в компании, но в департаменте информационных технологий, начальником отдела по разработке сервисных продуктов для геологии. Семён в дорогом костюме никогда не походил на типичных программистов его отдела в старых джинсах и неопределённого цвета футболках, принципиально игнорирующих любое проявление дресс-кода в их одежде. Притащив свои уже усталые тела на работу в девять утра – а это был их единственный компромисс «Правилам внутреннего трудового распорядка», – они надевали большие мягкие наушники (с льющимся «Пинк Флойдом» или гремящей «Арией» – в зависимости от индивидуальных предпочтений) и уходили в астрал до девяти вечера, возвращаясь оттуда с красными осоловелыми глазами, опустошённой кофемашиной и большим куском написанного кода.

Быстрый в движениях и мыслях, с иголочки одетый «продуманный Хитрован» – как звали его свои же сотрудники за глаза – никогда не упускал своей выгоды. Семён никогда детально не проверял написанное его сотрудниками. Наверное, в силу холеристического склада характера и не был способен всё детально вычитать. Однако же Ярцев умел мыслить объёмно, быстро и на перспективу. Бюрократические и неспешные процедуры огромной компании явно тяготили его вечно бегущую куда-то натуру, скачущие мысли и не укладывающиеся в корпоративные рамки идеи.

В компании он задержался не особо надолго, всего на пару лет, и ушёл в «свободное плавание», прихватив с собой пару светлых голов из отдела. Нужно отдать должное его умению работать с людьми и способности так запудрить им мозги, что они оставили хорошие позиции в компании и ушли с ним фактически в никуда.

– Здорово-здорово, дружище! Как там поживает главная российская зажигалка? Как у тебя дела? Наверное, уже в замах у Алексея Борисовича ходишь? Ха-ха! – Семён уже основательно поддал, и широкая улыбка не сходила с его лица.

– Да что там в замах – рулю за него! Ха-ха!

Это была стандартная шутка всех покинувших компанию. Алексея Борисовича³ Ободзинский видел близко всего раз пять, когда тот приезжал к ним в научно-инновационный центр на совещания, связанные с внедрением новых технологий в «Главного Поставщика газа и нефти Её Величества Европы», и однажды даже делал презентацию для него в связи с открытием «Центра управления добычей нефти» компании, – гордость Пашковского, – больше напоминавшего Центр сопровождения полётов Роскосмоса, весь заставленный огромными мониторами, не выключающимися 24 часа в сутки.

– У тебя-то как, Семён? Два года ничего не слышал о тебе!

– У меня всё отлично. Раскрутился. Заказов полно! Летом выиграли тендер на разработку софта для одной из дочек Лукойла. Всё прёт! – основательно уже выпивший Ярцев вальяжно облокотился о барную стойку, отставив в сторону бокал с вином.

– Красавчик, Семён! Импортозамещение работает? – подмигнул Ободзинский.

– А то! Сам не знаешь, что ли? Кстати, есть тема, которая тебе будет очень интересна.

– Ну? – Ободзинский посмотрел на него с удивлением.

– Мы периодически заявляемся на ваши тендеры, где вы закупаете услуги по написанию программ для вас или проводите научно-технические разработки на разные темы. Но что-то почему-то не выигрываем. Это крайне неправильно! Учредитель каждый раз пролетающего мимо кассы подрядчика – бывший преданный сотрудник вашей компании, а ваши заказы почему-то в пролёте для нас? – с деланным недоумением намекнул Ярцев на себя.

– Ну, во-первых, не преданный, а во-вторых, плохо работаете на рынке, если предварительную проверку не проходите, – вернул мяч Ободзинский, поднимая бокал.

– Слушай, я слышал, в вашем тюменском офисе будет два тендера в следующем месяце на закупку услуг по разработке софта. Я даже догадываюсь, о чём, – хитро улыбнулся Ярцев, беря новый бокал на стойке бара. – У меня конкретное предложение к тебе. Отойдём?

Ободзинский молчал.

– Пятнадцать процентов от цены закупки. Кэшем или на любой счёт, какой укажешь. Мне нужен заказ на твой симулятор ГРП, – вдруг абсолютно трезвым и твёрдым голосом негромко сказал Ярцев.

Ободзинский молчал. Вино показалось мерзким, каким-то прокисшим. Да, дешёвка. Стало противно.

– Зелёную рубашку нельзя носить с голубым пиджаком и коричневыми слаксами. Даже, если это Tom Ford. Тошнит, – неожиданно сказал он.

– Что?! – Ярцев запнулся и выпучил глаза. В голове у него были заранее просчитаны разные варианты развития событий и последующего уламывания Ободзинского по деньгам. Этого ответа там не было.

– Интересно, я кому-то давал повод думать, что меня можно купить? – задумчиво спросил Ободзинский сам у себя.

– Ну почему купить… Небольшая благодарность… ну, можно добавить, конечно, если ты так считаешь… до восемнадцати… хорошо – двадцати процентов… но больше – это уже слишком… – сбивчиво бормотал Ярцев, глядя куда-то вниз и вбок.

– Наверное, давал, раз предложили, – ответил сам себе Ободзинский и, не слушая бубнёж Ярцева, опрокинул в себя бокал вина. – Редкостная пакость.

После этого развернулся и твёрдым шагом пошёл из зала.

Вдруг на выходе их зала он увидел Олафа, отца Хильды, немигающим взглядом смотрящего прямо в глаза Ободзинскому. За прошедшие годы он мало изменился: короткий ёжик волос на голове, тот же цепкий колючий взгляд, та же хорошо сбитая спортивная фигура. Только серые волосы уже не прятали седину, добавились узелки морщин у глаз, а сами глаза потемнели и сузились. И его жилистая крепкая фигура чуть сгорбилась. В руке его был плотный прямоугольный пакет, завёрнутый в плотную коричневую пергаментную бумагу. «Странно, он же никогда не ездит по делам в Россию», – первая мысль, которая пронеслась в голове у Ободзинского…

***

…Воздух был пропитан ожиданием светлого будущего и счастья. В двадцать четыре года всё легко и преодолимо! Ободзинский сидел у входа в кампус университета Heriot-Watt⁴ в Эдинбурге со своим новым приятелем Джимми, куда Ободзинский приехал на стажировку как лучший выпускник совместной магистратуры Томского политеха и шотландского Heriot-Watt две недели назад.

– Наконец этот чёртов понедельник закончился! – Джимми глубоко затянулся и выпустил кольцо дыма.

– Почему некоторые так не любят понедельники? – лукаво засмеялся Ободзинский.

– После воскресной тусовки не очень хочется погружаться в эту работу…

– Да? А может, потому, что некоторые всё пытаются начать в понедельник новую жизнь, а потом выясняется, что и старая ничего? Сойдёт?

– Да иди ты!.. – Джимми в шутку замахнулся на него.

Джимми уже третью неделю бросал курить. Здесь мало кто из студентов курил, было не принято.

Комната Джимми в кампусе соседствовала с его комнатой. Они частенько по вечерам пересекались в холле или возле кампуса. Ободзинский сидел на лавочке под развесистой берёзой, почти такой же, как в России, с книгой возле небольшого чистенького прудика рядом с кампусом на окраине Эдинбурга с забавным названием Лох, чуть подёрнутым в середине зелёной тиной.

«Почти такой же» – потому что каждый её листочек казался до блеска вымытым. Подстриженная возле неё травка как будто росла строго по линеечке, не отклоняясь от установленных Евросоюзом нормативов роста травы экономически успешных государств еврозоны, а расположившиеся рядом ярко-зелёные кусты с неизвестными красными цветочками, должно быть, были запрограммированы Еврокомиссией на рост в виде правильной сферической формы.

Серые утки, крякающие на местном диалекте английского, деловито суетились рядом, курсируя между тёмно-зелёным пятном тины и берегом. Два благородных белых лебедя делали вид, что с утками они не знакомы, их шотландского акцента не понимали. Они величественно проплывали мимо, не обращая внимания на суетившихся у берега серых плебеев, выпрашивающих хлебные крошки у читающих на зелёной травке студентов.

Джимми приехал из Нигерии. Его отец был в Абудже каким-то большим чиновником и, по всей видимости, как-то связан с национальной нефтяной компанией. Джимми не любил на эту тему распространяться, но стеснения в деньгах никогда не ощущал, несмотря на приезд из небогатой африканской страны.

– Ну что, вечером идём в Драгонфлай? – Джимми выпустил густые клубы дыма.

«Dragonfly» был уютный бар в центре города. Каменные серые старинные стены бара, казалось, вырубленные в скале с воткнутыми толстыми белыми цилиндрами восковых свечей, соседствовали с современными разноцветными стеклянными витражами. Пол из грубого серого гранита, больше подходящий для «аппартов» средневекового рыцаря, сурово хмурился на весёлое панно светлого потолка. Большие викторианские люстры тысячей стекляшек отражались на дубовом старинном буфете за современной барной стойкой, повидавшей не одно поколение владельцев, отблески былых дней, весёлых пирушек и счастливых мгновений.

Рядом находилась самая известная достопримечательность Эдинбурга – древняя крепость на высоком зелёном холме – Эдинбургский Замок.

– Нет, брат! Сегодня я уединяюсь с Питером Роузом, – Ободзинский, сощурив глаз, кивнул на лежавшую на лавке книгу «Анализ рисков и управление нефтегазопоисковыми проектами».

– О, брат! Что я слышу! Ты поменял ориентацию? Какой coming out! Я впечатлён!

В «Dragonfly» подавали изысканные коктейли, которые очень нравились девушкам. Широкой натуре Джимми очень не хватало полноформатного общения с молодой женской половиной Эдинбурга. Поскольку все коммуникации с прекрасной половиной alma mater проходили исключительно в деловом формате в кампусе или лаборатории университета, шансов на возможность более тесного общения, к которому он так привык дома в Нигерии, у него не было никаких.

– О нет! Урсула и Хильда сегодня собирались в «Драгонфлай», и я думал, что мы можем «случайно» встретиться с ними там. Хильда сегодня утром вернулась из Осло, и у нас будет много профессиональных тем для обсуждения!

– Профессиональных? Джимми, не смеши меня. Я знаю твои основные профессиональные темы. Только я боюсь, что Урсула не захочет их обсуждать с тобой, а с Хильдой – не захочешь обсуждать ты.

Длинноногая, стройная, знающая себе цену и поэтому чуть высокомерная блондинка Урсула общалась с мужской половиной строго, деловито и исключительно по рабочим вопросам. С Джимми была подчёркнуто вежливой, как и со всеми темнокожими студентами, но от этого более расслабленного общения, как мечтал Джимми, не происходило. Полная и рыхлая Хильда с широким блёклым лицом, с прозрачными голубыми глазами, не отражающими ничего, ни у кого из мужской половины студентов кампуса вообще никаких желаний не вызывала. Хотя она, как показалось Ободзинскому, перекинувшимся с ней парой слов, была неплохим человеком.

– Кстати, а почему Осло? Не самый лучший город для weekend`а в конце лета.

– Она оттуда родом. У неё отец – крупный босс в «Statoil⁵», поэтому она первая, кто узнаёт все последние новости в европейской нефтянке. Ну пойдём, bro! – Джимми, дурачась, умоляюще сложил ладони у груди и затряс ими. – Ты мне очень нужен для компании!

– Ха-ха! – Ободзинский отложил книгу и засмеялся. – Ладно, наверное, ты прав, нужно развеяться… Слишком много учёбы и много работы последнее время.

– You are right bro! – у Джимми заблестели глаза. – Но имей в виду, Урсулой сегодня занимаюсь я!

– Ну, конечно, не переживай, брат! Я иду исключительно, чтобы составить тебе компанию! – многозначительно улыбнулся Ободзинский.

***

Бешеный ритм дня не кончался. Это было пятое за день совещание. Оно переносилось два раза, поскольку у генерального директора Научного Инновационного Центра главной синей нефтяной компании Петербурга постоянно двигался график. Все его замы вынуждены были вслед за ним сдвигать свои другие рабочие встречи и совещания.

– Коллеги, я хотел бы поговорить с вами об инновациях в нашей компании, – наконец Павел Пашковский начал совещание и внимательно оглядел собравшихся у него в кабинете начальников департаментов и управлений: – Для вас не секрет, что к 2025 году все крупные западные нефтяные компании будут использовать цифровые двойники своих нефтегазовых месторождений. Для нас этот вопрос выходит на первоочередную повестку дня.

Последние два дня я был на конференции SPE в Москве и много общался с западными коллегами. Знаете, как обстоят дела у наших зарубежных конкурентов по этому вопросу?

Ободзинский краем глаза посмотрел вокруг.

Слева Дмитрий Сагальский, начальник департамента закупок, сосредоточено тыкал пальцем в айпад. В самом инновационном центре главной нефтяной корпорации Петербурга было моветоном ходить на совещания с записной книжкой или бумажным ежедневником. Дима держался до последнего, обычно незаметно доставая на совещаниях синий кожаный ежедневник с эмблемой «Газпрома» и выгравированной зажигалкой и такую же синюю ручку «Ватерман». Однако однажды, после к ни к кому не обращённой реплики Пашковского «в нашей команде не может быть людей, которые не трансформировались изнутри в соответствии с новыми вызовами современности», Сагальский сразу пришёл на следующее совещание с яблочным планшетом.

Поймав взгляд Ободзинского, Сагальский сразу же оторвался от гаджета и устремил свой преданный взгляд на директора.

– British Petroleum уже с 2017 года использует виртуальные модели всей своей технической инфраструктуры в самых труднодоступных местах. В том числе и в Северном море, – продолжал Пашковский. – «Бипишники» хвастались, что могут строить цифровые модели любых объектов за двадцать минут, хотя раньше это занимало до тридцати рабочих часов.

Итальянская ENI уже внедряет цифровые решения на базе искусственного интеллекта и виртуальной реальности для моделирования операций. Уже подходят к разработке цифрового симулятора бурения. Ну, в этом вопросе мы их даже опережаем, – Павел Пашковский улыбнулся. – Норвежская Equinor с филиалами в тридцати странах мира применяет цифровые двойники на месторождении «Юхан Свердруп» в Северном море, на которое приходится четверть всей морской нефтедобычи в Норвегии. Самое интересное, что данные о работе оборудования поступают в режиме реального времени на планшеты и смартфоны их сотрудников.

Ободзинский вздохнул. Пашковский бросил на него быстрый взгляд и продолжил:

– Дальше всех продвинулись «шелловцы». Shell первая в мире создала цифровые буровые установки, что значительно снизило текущие расходы и на 25% повысило эффективность бурения. Их самообучаемая система на базе искусственного интеллекта предупреждает о потенциальных сбоях за два месяца. Вся информация о состоянии нефтяной платформы и работе всего оборудования идёт в режиме реального времени.

А что эти годы делала наша «большая российская нефтяная тройка: «Газпром нефть», «Роснефть» и «Лукойл»?

Справа от Ободзинского заёрзал Мишин, дряхлый начальник департамента геологии и разработки активов. Сейчас он сидел, беспокойно поглядывая по сторонам, протирая платком свою вспотевшую лысину, а потом очки, и пытаясь понять, что ждёт его завтра и не скажутся ли новые инициативы генерального на достижении им своих KPI⁶, а значит, и премии в конце года. Всё остальное – бренное – его волновало мало.