Czytaj książkę: «Кровь. Закат»

Czcionka:

Битое стекло.

Мелкое крошево.

Оно повсюду – искрит в лучах тактических фонарей. Хрустит под подошвами. Словно кто-то ходил тут с ведром битой стеклотары и сыпал горстями.

Перевернутый стол.

Столешница излохмачена автоматной очередью. Скорее всего, не одной. Стол – плохая защита от 5.45. Тот, кто за ним спрятался, наверное, даже не успел этого понять.

Запах. Этот запах.

Запах свежесдохшей собаки.

Что за день-то такой?.. Все не так. С утра все не так…

Кровник понимает, что все ждут его дальнейших указаний. Блестят глазами из-под черных беретов. Раздувают ноздри.

Запах. Этот запах. Заставляет дышать ртом, показывая зубы.

Кровник жестом приказывает группе двигаться вперед, к дальней от них стене этого гигантского подземного куба с бетонными стенами. В лучах фонарей виден пар, вырывающийся из их ртов: система отопления не работает уже несколько часов.

Пугач идет первым номером. Потом Луцик и Саморядов. За ними Кровник и Сахно. Остальные следом.

В этом гулком пространстве, в мечущемся нервном свете их фигуры, упакованные в бронежилеты, выглядят квадратными несгораемыми шкафами. Бронированными сейфами.

Так и есть – шкафы. Амбалы.

Когда Кровник был молодым, его все считали повернутым. Но эти повернутее его раза в три. Из спортзала не выгонишь: таскают железо часами. А выгонишь – будут стоять и часами же метать саперные лопатки в мишень.

Стреляют как роботы. Бац – десятка. Бац – десятка.

Недавно разогревал Пугача перед спаррингом, держал «лапы». Тот гасил с обеих рук так, что Кровник аж покряхтывал. Отсушил предплечья. Когда такое было, чтоб ему отсушили предплечья? Да никогда! Ох, и лоси!.. На руках с ними бороться бесполезно. Уложат на обе. Или сломают. Могут ведь. Луцик на общевойсковых какому-то морпеху сломал правую в прошлом году.

Откуда они такие берутся? Чем их мамка кормила? Или сами жрут что-нибудь? Химию какую-нибудь…

Пугач останавливается.

Все останавливаются. Замирают. Смотрят на большой предмет, лежащий на бетонном полу в перекрестии узких лучей света. Похоже на здоровенную хоккейную шайбу. Это дверь. Стальная круглая дверь в метр толщиной. Вырванная, как страница из тетради. Там, где она была, теперь черный симметричный провал.

Дыра в стене.

Им нужно туда, в эту дыру.

Повинуясь беззвучным командам, ныряют в нее один за другим.

Проникают в длинный коридор: вот оно. Место, где зарождается запах.

Кто-то бросил сюда из-за бронированной двери связку гранат. Криминалисты наверняка назвали бы это «фрагменты тел». Кажется, пятеро – точнее все равно не определишь. Бетон стен иссечен осколками.

И кровь.

Она повсюду.

Будто макнули малярную кисть в коричневую краску и забрызгали ею потолок, стены, пол, дверь.

Эта дверь на месте. Такая же круглая. Стоящая в своих петлях в вертикальном положении. Приоткрытая на пару сантиметров, ровно настолько, что можно различить узкую полоску непроницаемой тьмы за ней. Тускло блестит россыпь разнокалиберных гильз у металлического порога.

Кровник показывает: входим.

Большое гулкое помещение. Раскуроченные пулями серые металлические шкафы с циферблатами и ручками контролеров.

Разделившись, они быстро инспектируют эту большую подземную комнату. Проверяют один из боковых коридоров: кухня, несколько жилых комнат с застеленными кроватями. Пусто. Никого.

Кровник ныряет в следующий коридор, светит себе под ноги: кого-то тащили здесь. Кого-то истекающего кровью.

Сахно и он идут по этому следу, стараясь не наступать на смазанную бурую линию. След обрывается за ближайшим же углом. Человек в сером свитере и мятых коричневых брюках. Лежит ничком у стены, прижав руки к животу. Лысина в обрамлении жидких седых клочков. Мертв.

– Что ищем? – Спрашивает Сахно.

– Найдем, тебе первому скажу. – Отвечает Кровник, приподнимая ствол чуть выше и оборачиваясь на звук шагов: из-за угла выходит Пугачев.

– Товарищ капитан, мы там… – Пугач тыкает большим пальцем за спину. Он шмыгает носом и заканчивает вполголоса:

– В общем, там это…

– Все так плохо? – Спрашивает Кровник уже на ходу.

– Да нет… – Пожимает плечами Пугач. – Как всегда…

Они быстро топают по коридору в обратном направлении, снова оказываются в зале, уставленном раскуроченными серыми шкафами, лавируют между ними и наконец, ныряют в еще один дверной проем.

– Ох ты!.. – Сахно, идущий за ними следом, выругался.

Видимо, охрана отступала, сюда уводя с собой персонал.

Кровник подсознательно отметил хорошо простреливаемый широкий коридор и несколько железобетонных колонн, позволяющих вести огонь из-за укрытия. Тактически все верно. Практически помогло мало. Вернее, совсем не помогло.

Здесь было месиво.

Лупили в упор из «калашей» друг в друга. Били кулаками. Рвали зубами.

Зубы. Эти зубы.

Его передергивает: столько лет, а никак не привыкнешь.

Груда тел.

Оборонявшиеся и нападавшие.

Люди и Нелюди.

Теперь их можно рассмотреть поближе.

Кровник видит, как неосознанно скалятся его бойцы. Сжимают свое оружие так, что побелела кожа под ногтями. Да. Он их понимает. Не каждый день…

День? Днем их не увидишь. Прячутся.

Нелюди.

Какое-то из их спецподразделений.

Черные легкие «броники», черная форма без опознавательных знаков, черные перчатки, черные маски на головах. У некоторых на глазах мощные светофильтры. Одежда их и на одежду-то не похожа в привычном понимании – все какое-то бесшовное, натянутое как чулок. Говорят, в этом они могут минут пять-десять бегать в предрассветной мгле пока солнце не появится над горизонтом…

Ни клочка кожи не видно, все спрятано. Только зубы наружу.

Не зубы – зубья.

Оскаленные в предсмертных гримасах рты.

Не рты – пасти.

Кровник медленно идет, перешагивая через трупы.

Их было раз в пять больше. Устлали своими черными телами весь этот хорошо простреливаемый коридор. Смяли охрану.

Разозлились, видать, по-настоящему: в ярости набросились на оставшихся в живых.

Вырывали кадыки. Откусывали носы и уши. Рвали людей на части.

Сволочи. Нелюди. Злобные взбесившиеся твари.

Кровник до конца не был уверен, что эти упыри вообще способны злиться или беситься. Они просто находятся в этом состоянии круглосуточно. Во всяком случае, он лично никогда не встречал невзбесившегося кровососа.

Кровник внимательно осматривается по сторонам.

Так… Всех перебили… Стали лютовать… Потом, судя по всему, забрали то, за чем приходили, и ушли.

Он смотрит на часы: пора и нам.

– Товарищ капитан! – откуда-то.

Сахно светит фонарем на голос. Из-за дальней колонны появляется один из новеньких, рядовой Рыбалко. Рыба.

– Товарищ капитан, посмотрите тут… – говорит Рыба.

Кровник и Сахно быстро идут к нему.

Еще одна круглая дверь в метр толщиной. Похоже, дверей с другими пропорциями здесь просто не предусмотрено. Единственное ее отличие от предыдущих – отполированная до зеркальной внутренняя поверхность.

И помещение за ней, за этой дверью, тоже зеркальное.

Пол, стены, потолок – все отражает свет их фонарей, многократно дублируясь и усиливая эффект. Они словно внутри капсулы. Внутри колбы термоса.

Здесь по-настоящему светло. Здесь все можно рассмотреть в деталях.

Пожилой мужчина в белом халате, лежащий навзничь. Левая половина лица его словно покрыта розовой гладкой резиной. Голая безволосая половина розового черепа. Вместо левого уха – съежившийся кусочек плоти. Кровник знает, что человек получил сильный ожог. Что он потерял левый глаз. Не сегодня. Двадцать лет назад. Кровник даже знает, как его зовут.

Смерть оставила на его лице странное выражение: он выглядит очень сосредоточенным. Его правая кисть расцарапана и вывернута под неестественным углом. Кровник качает головой – ломали пальцы.

Переводит взгляд вправо.

Вот эта сволочь ломала.

Единственный упырь в штатском. Горчичного цвета мешковатый костюм. Белая сорочка. Один коричневый ботинок слетел. Белый носок. Мраморный лоб без единой морщины, ровный нос. Глаза – черные провалы.

Лежит так, словно поскользнулся, ударился затылком и передумал вставать. Теперь рассматривает себя, дохлого, в зеркальном потолке, открыв рот от восторга. Покрывшаяся коркой темная лужа под его головой – вместо подушки.

Кейс. Черный, чуть больше стандартного «дипломата». Пристегнут наручниками к его правому запястью.

Кровник видит, что белоснежная манжета упыря в ржавых пятнах. Он знает, что это не ржавчина. Это тонкие нити человеческой кожи и плоти. Содрал блестящий шипастый браслет с человеческой руки и защелкнул на своей.

– Оно? – шепотом спрашивает Сахно.

– Оно. – говорит Кровник.

Вчера выдвигались на полигон: пристреливали новую оптику, работали на полосе препятствий, отрабатывали вход в «адрес». Вернулись под вечер, ближе к ужину. Почистили и сдали оружие. Отпустил всех отдыхать, а сам потопал в штаб: наутро комбриг планировал кросс в полной снаряге.

За казармой поймал прапорщика с сигаретой. Сунул ему «в душу» пудовым кулаком. Забрал пачку, швырнул на землю и припечатал каблуком. Прапор закашлялся, держась за грудь. Аж присел от боли.

– Какого хера! – недовольно просипел он.

– В следующий раз увижу с сигаретой – вообще фанеру пробью, – спокойно сообщил Кровник. – В моей роте не курят. Я предупреждал?

– Так точно, – пробурчал прапор.

– Вопросы?

– Никак нет.

– Свободен.

Прапор отдал честь и исчез за углом. Кровник двинулся дальше: твою жеж мать! А потом дохнут на третьем километре марш-броска! Легкие свои выкашливают! Не охотники, а добыча!

Он вправлял здесь мозги уже третий месяц. Тридцать восемь человек из бригады готовятся на краповый берет. Из них можно было бы сделать взвод. Но взвод вряд ли получится: краповыми беретами из них станут максимум пятеро. Из этих пяти он выберет всего одного. Того, кто после специальных психологических тестов, возможно, нашьет на свой правый рукав шеврон с символом Команды «А». Черная «альфа» на черном поле.

Он уже поставил ногу на первую ступеньку штабного крыльца, когда услышал сзади торопливые шаги.

– Товарищ капитан! – окликнул его кто-то, запыхавшийся от быстрой ходьбы.

Кровник обернулся: сержант-срочник. Лицо знакомое. Кажется Петров.

Разрешите обратиться!

Разрешаю.

Товарищ капитан, вам приказано явиться на узел связи! Москва! Уже два раза звонили. По спецканалу. Приказано, как появитесь в расположении бригады, срочно вас найти.

Понятно… Вольно.

Есть!

Он глянул на окна комбрига. Пошел с сержантом в сторону узла связи.

– Ты Петров? – спросил Кровник.

– Нет… – сказал сержант, – я Александров…

– Чего сопишь? – Кровник смотрел на Александрова.

– Не знаю… – озадаченно ответил тот – Дышу… носом.

– Ааа…– понимающе кивнул Кровник. – Ну дыши-дыши…

Прошли еще метров двадцать.

– Нет, ты все-таки сопишь, – сказал Кровник.

Сержант промолчал.

Его проводили в отдельную комнату с несколькими одинаковыми телефонными аппаратами без дисков для набора.

– Слушай, – сказал Кровник связисту в лейтенантских погонах, – у вас тут чайку не найдется?

– Найдется – кивнул лейтенант – Вам с сахаром?

– Да. Две ложки.

Трыыыыыыынь! – один из аппаратов.

– Ладно, извини, не надо… – махнул Кровник.

Трыыыыыынь!

Он подождал, пока лейтенант закроет за собой дверь, и снял трубку:

– Капитан Кровник.

– здорово, Константин Васильевич…

Голос, долетевший сюда по кодированному каналу связи, и пропущенный через систему дешифраторов, был незнакомым.

– Здравия желаю, – ответил Кровник.

– Не узнаешь?

Кровник, подняв левую бровь, посмотрел на трубку и снова приложил ее к уху.

– Нет – ответил он, наконец.

– Паршков.

– Ооо! – Кровник ухмыльнулся. – здорово!

Лет пять назад он наконец-то выбил себе отпуск в начале августа и зарулил в Москву к Витьке Великану.

Витяба был челябинским двухметровым обалдуем, который непонятным образом зацепился в военно-инженерной академии министерства обороны и осел в столице.

В 79-м их взвод участвовал в штурме дворца Амина. А потом они еще пару лет наводили шороху в горах на границе с Пакистаном.

– Костян! – завопил Великан, увидев Кровника, и сгреб в охапку, чуть не сломав ребра – Братуха!

Витька получил недавно майора. Он занимался какой-то статистикой и отъелся на столичной колбасе до состояния «человек-гора».

Вечером гуляли в ресторане с московскими друзьями Великана. Там-то они с Сергеем Паршковым и познакомились.

Паршков служил где-то в генштабе и пил как не в себя. Он знал миллион анекдотов и классно играл на гитаре.

Они втроем приговорили ведро водки и поехали к Паршкову, пить дальше. Паршков позвонил каким-то поварихам из «интуриста». Посреди ночи приехали девки крашеные перекисью с коньяком и кассетой группы «Комбинация». Они танцевали, подпевая магнитофону и тряся телесами. Кажется, двух из них звали Ксюшами, а третью Люсей.

– Здорова! – усмехается Кровник, – Не ожидал!

– Да я сам не ожидал! – говорит невидимый Паршков – Я сегодня с утра бумаги подписываю, смотрю: командировка на завтра. Старший группы сопровождения – капитан Кровник. Я думаю: ну не может же быть что это просто совпадение! Где еще найдется второй капитан Константин Кровник из спецназа?! Я сеанс связи заказываю – ты на стрельбах. Еще раз – опять нет. Я тогда вашему связисту приказываю: как появится – на узел! Срочный разговор с Москвой!

– Ааа! Понятно!.. – Кровник вытер трубку о грудь – Командировка куда?

– Да там по нашему ведомству… – Кровник слышит, как Паршков шуршит невидимой бумагой. – Груз нужно забрать из… Короче, из Сибири… Сядете на нашем запасном аэродроме, а оттуда уже вертушками…

– Что за груз? – Кровник смотрит на часы.

Паршков смеется в трубку:

– Ну, это я тебе сказать не могу!.. Серьезный груз, серьезный, не беспокойся… Кто ж к несерьезным грузам группу спецназа в сопровождение ставит… Там «почтовый ящик» в тайге. Старший – профессор Иванов. Строгий такой дядька с такой… в общем, ожог у него на полголовы. Лет двадцать назад на испытаниях получил… Короче, узнаешь. Он тебе груз этот лично должен передать и инструкции по транспортировке. Вообще – все инструкции у Иванова. К нему все вопросы…

– Ясно… – говорит Кровник.

– Вас просто после завтрака так и так дернут, а я вот решил тебе заранее, чтоб сюрпризов не было…

– Ясно. – Кровник смотрит на часы – Ладно. Буду тогда прощаться. Пойду своих на завтра готовить…

– Ну, пока. Удачи.

– Пока.

– Так, киборги! У кого меньше десяти магазинов? Все получили по десять? Пугач, сколько у тебя? Ты, макака! Я у всех спросил, кажется?! Куда хочешь засовывай.

– Есть, товарищ капитан!

– Сейчас принесут гранаты, и мы с прапорщиком Сахно их вам выдадим. Так… Луцик!

– Да товарищ капитан!

– Ты мне скажи, дядя, ты подсумки для подствольников на пять штук взял? На пять? Дядя, ты ненормальный? Ты на войну идешь или на дискотеку? Ну-ка бегом нашел и показал мне нормальный подсумок! 30 секунд – время пошло!

– Есть товарищ капитан!

– Гончарова ко мне!

– Рядовой Гончаров по вашему приказанию прибыл, товарищ капитан!

– Мужчина, я жду ваш доклад!

– Доклад, товарищ капитан?

– Ох! Я-егу-бабу-ягу… Не заставляй меня нервничать! Я сказал тебе готовить гранаты и… что?

– Что?

– Получать и готовить гранаты, чудовище! Получил гранаты? Где доклад об этом? Хочешь утомиться? Хочешь всю ночь с гирей на шее стоять – щас выдам гирю, не вопрос! Ну что ты смотришь на меня? Неси гранаты!

– Есть товарищ капитан!

– Макаки! Внимание! Как мы кладем гранату – в карман подсумка или в ранец?

– Кольцом к себе, товарищ капитан!

– Молодцы, макаки! Чтобы что?

– Чтобы не зацепиться случайно за ветку в лесу и не подорваться, товарищ капитан!

– Как мы передвигаемся с оружием в лесу, макаки?

– Оружие находится на предохранителе, товарищ капитан!

– Чтобы что?

– Чтобы случайно не выстрелить, товарищ капитан!

– Слушать всем, макаки! Всем положить в ранец свитерочек и калики! Еще раз напоминаю про флягу с водой: вода должна быть у каждого. Все! Всем спать!

– Есть, товарищ капитан!

– Прапорщик Сахно, ко мне на пару слов… Эй, че там за тело мечется? Сон не идет, воин? Щас найду задачу до утра! Спать всем!

Его будят по тревоге за два часа до подъема.

Выдергивают из липкого жуткого сна: всю ночь собирал с покойной бабушкой упавшие вишни в вишняке за колодцем. Лепили в каком-то незнакомом подвале большие бугристые вареники, бросали их в чан с кипятком. Вареники, извиваясь, выпускали темную сукровицу из аккуратных симметричных ран.

Костя кричал во сне от ужаса.

Вскочил, судорожно всхлипнув и чувствуя теплую влагу на лице. Потрогал подбородок – кровь. Пошла носом, пока спал. Хлынула из обеих ноздрей. Он задрал голову, втягивая липкие сопли – поздно. Заляпал красным подушку, простынь, тельняшку, трусы.

Слышал, как за стеной его отдельного кубрика собираются бойцы.

– Черт! – сказал он и встал с постели. Стянул тельняшку, вытер ей лицо и швырнул в корзину для грязного белья. Туда же полетели трусы. Распахнул свой шкафчик, быстро нашарил и натянул новые.

– Черт! – он еще раз обыскал все полки сверху донизу: чистой тельняшки нет.

– Черт! Черт! Черт!

Кровник быстро застегнул маскхалат, молниеносно обулся.

Выбежал из кубрика и сразу же вбежал обратно, расстегиваясь на ходу. Схватил из корзины запачканный кровью тельник. Натянул его быстро через голову.

Капитан Кровник? По боевой тревоге?? Без тельняшки???

Связь с Москвой дают уже в воздухе. В кабине самолета пилоты протягивают ему один из шлемофонов.

– Все по плану, – говорит Паршков, – направляетесь туда же.

– А что не по плану? – спрашивает Кровник.

– Связи нет. Уже три часа не отвечают. Боимся, как бы там сам знаешь кто не пошуровал…

– Понятно, – сквозь стеклянный пол кабины Кровник смотрит на плотную серую вату облаков внизу. – Какие будут указания?

– Понимаешь, – говорит Паршков, – нас сейчас вполне могут слушать некие товарищи, которые на улицу в это время суток выйти уже не могут, а вот послушать – запросто. Очень даже могут.

– Понятно, – говорит Кровник.

– Действуйте по обстановке. Вы там будете примерно через час. Может просто со связью у них что-то…

– Сам-то в это веришь?

Паршков молчит.

Командир экипажа поворачивается и смотрит прямо в глаза.

– Снижаемся! – говорит он.

У вертолетчиков в кабине вымпел ЦСКА и фотка голой девахи из какого-то импортного журнала.

Кровник смотрит на вымпел, на огромные груди с темными большими сосками.

Он не может удержать взгляд на этих двух кусках идеальной европейской плоти, его взгляд сам соскальзывает вниз. В темное неровное пространство за иллюминатором. Он смотрит в кристально чистый, звенящий от запредельного количества кислорода воздух над тайгой.

Этот воздух настолько свеж и упруг, что кажется, будто он – та невидимая подушка, что удерживает над острыми пиками сосен густое одеяло туч.

Кровник видит соседнюю вертушку. Точную копию той, в которой летит он сам: темно-зеленую, с большой красной звездой на борту.

Пятиконечный знак, каким его племя метит свою территорию.

Звезда цвета крови, пролитой в борьбе против погани.

Алый пентакль.

Символ, размноженный миллионами экземпляров.

Символ означающий «человек».

Вдруг он поворачивается и требовательно протягивает руку в сторону Сахно. Тот несколько секунд смотрит на него непонимающе. Наконец, неохотно лезет в карман и отдает Кровнику красно-белую пачку «Мальборо». Кровник бросает ее на вибрирующий пол и давит каблуком.

Сахно, ухмыляясь, разводит руками. Блестит в полутьме салона его золотой зуб.

Кровник видит, как он шевелит губами. Слов не расслышать в этом грохоте, но он понимает. Показывает Сахно кулак. Остальные хохочут, беззвучно разевая рты.

Внизу – под их ногами – лес неожиданно обрывается, и они видят большую поляну.

Вертолеты начинают снижаться.

Едва они успевают сделать пару шагов по земле – вертушки снова взмывают вверх, пытаясь сбить их с ног неожиданным смерчем.

Кровник смотрит в небо: в это время года здесь рано начинает темнеть.

Быстро рассредоточившись, они длинными перебежками перемещаются в сторону деревьев, по очереди держа на прицеле лес вокруг. Мелькающие среди вековых стволов тени бесшумно приближаются к входу в объект.

Они с минуту изучают вход и прилегающую к нему территорию.

Что-то не так? Что-то кажется подозрительным?

Все кажется подозрительным. Не так – все.

Какая-то ненормальная тишина.

Деревья вокруг поляны словно окаменели. Все замерло в безветрии.

Кровник быстро зевает пару раз: уши заложило. Зевает посмотревший на него Луцик. И стоящий за ним прапорщик Алехин.

– Входим, – говорит капитан Кровник своему подразделению и, чувствуя как уши прижимаются к затылку, делает первый шаг.

– Оно? – шепотом спрашивает Сахно.

– Оно, – говорит Кровник и думает: «А что еще?».

– Быстро, – он дергает подбородком в сторону кейса. – Берем и уходим.

Луцик достает из кармана небольшую связку крохотных пронумерованных ключей.

Рыба подсвечивает ему фонариком.

Первый ключ не подходит.

– Твою мать! – громким шепотом.

Второй, видимо, тоже.

Кровник смотрит по сторонам: ух, как все напряглись! Чихни он сейчас – обделаются. Или перестреляют друг друга.

Щелчок. Громкое сопение.

– Вот! – Луцик протягивает кейс Кровнику.

Ручка ледяная. Тяжелый, зараза…

– Уходим! Быстро!

Спустя пять минут они один за другим вываливаются под серое небо.

За старшего здесь, на поверхности, он оставлял лейтенанта Рожкова. Кровник быстро зыркает по сторонам. Вот и Рожков. Сам спешит к нему с докладом.

– Как тут? – спрашивает Кровник.

– Все тихо товарищ капитан! – говорит Рожков почти радостно, – А…

Он смотрит Кровнику за спину.

– На полпервого движение! – негромко кто-то.

«Молодцы!» – думает Кровник – «Ай, молодцы!».

Рассыпались в доли секунды. Все возможные огневые точки под прицелом. Радист?.. Кровник скосил взгляд: прикрыт…

Сахно выругался вполголоса.

– Что? – шепотом Кровник.

– Вон… – одними губами тот. – Вон…

Кровник достает бинокль: стволы.

– Правее… За деревом. За упавшим…

Вековые сосны. Кора буграми. Земля вся в ковре из хвои. Упавшее дерево.

Кровник моргает: ребенок.

Он зажмуривается. Считает до трех. Еще раз прикладывает окуляры к глазам.

Ребенок.

Мальчишка. Лет двенадцати. Стоит у поваленной сосны. Стрижка короткая. Комбинезон. Кеды.

Стоит, смотрит в их сторону.

Этого, конечно, не может быть, но Кровнику кажется, что малец смотрит прямо на него. Прямо ему в глаза.

Капитан Кровник оборачивается: все смотрят на него.

Несколько секунд спустя он и еще пятеро бойцов бегут через поляну, прямиком к упавшему когда-то дереву.

Мальчишка.

Стоит и смотрит на то, как они бегут к нему.

Он испуган? Он в шоке? В состоянии аффекта? Или это кукла?

Пятнадцать секунд – и Кровник рядом с ним.

Вот он.

Совсем близко.

Не кукла. Живой мальчишка. Волосы черные. Глаза темные. Чистый лоб.

Кровник знает, что Сахно держит сейчас этот чистый лоб в перекрестии прицела. Этот лоб, или какой другой – ему пофигу. Сахно попадает в любой лоб с трех сотен метров.

Кровник молчит. Просто не знает, что сказать.

– Как тебя зовут? – наконец спрашивает он.

Стоит, смотрит. Молчит.

– Ты тут один? – спрашивает Кровник, – Есть взрослые?

Молчит. Бойцы прислушиваются: вертолеты возвращаются. Слышен быстро нарастающий гул винтов.

Луцик смотрит на Кровника.

– Мож немой? – спрашивает он. – Заблудился?

Кровник протягивает руку:

– Пойдем?

Мальчишка смотрит на руку. Кровник и пара бойцов вздрагивают – над головами неожиданно возникают снижающиеся вертолеты. Они все – и мальчишка тоже – стоят, задрав головы на огромные винты, кромсающие воздух ломтями.

Все. Разговаривать бесполезно. Даже орать бесполезно. Ветер раскачивает деревья вокруг поляны. Кровник жестами приказывает Луцику взять ребенка с собой на борт. Луцик кивает и одним движением усаживает мальчишку на предплечье.

Они почти бегом двигаются в сторону снижающегося вертолета. Луцик не вносит – вбрасывает пацана как мешок прямо в раскрытую дверь. Следом влетает сам. Десять секунд – вся группа в вертолетах.

Еще мгновение – и земля ухнула куда-то вниз.

Они разом оказались выше самых высоких деревьев.

Бойцы смотрят на него. Он показывает им большой палец. Сует «дипломат» Сахно. Тот кладет его на пол и садится сверху. Кровник входит в кабину к пилотам.

«Ми-8». Старая проверенная вертушка. Но не та, на которой он летел сюда. Здесь нет вымпела ЦСКА. Нет голых сисек.

На приборной доске – крохотный иконостас. Три иконки со спичечные коробки размером.

Кровник хватает шлемофон. Он слышит голос командира соседнего борта:

– Полста Первый! Чебурашек забрали, возвращаемся на базу…

– Понял, Полста Первый!

В декабре семьдесят третьего на сирийско-израильской границе экипаж арабской «восьмерки» перебрасывавший отряд спецназа, заметил с воздуха большую диверсионную группу противника, возвращавшуюся с задания. Израильтяне буквально за три минуты до этого, совершив дерзкое нападение, выволокли из подорванного бронетранспортера сирийского генерала, и сейчас двигались в глубь своей территории. Спецназ произвел экстренную посадку под непрерывным огнем противника и, потеряв двух бойцов, буквально вырвал генерала у израильтян из рук и доставил на свой аэродром. Вертолет «Ми-8», в корпусе которого впоследствии насчитали 36 пулевых пробоин, смог выполнить 12-минутный полет и совершить посадку в расположении своих войск при отсутствии масла в основной гидросистеме и поврежденной маслосистеме одного из двигателей. Сержант Кровник наблюдал эту посадку своими глазами.

Их ощутимо клонит вправо, и он видит, как линия горизонта неожиданно меняет свое положение в пространстве: вертолеты, наконец набрав нужную высоту, синхронно начинают заходить на вираж.

Позже раз, за разом прокручивая следующие тридцать секунд своей жизни, он восстановил в памяти почти все целиком.

Кровник помнил, что хотел посмотреть на часы, но не успел: он увидел, как из плотной ваты облаков где-то впереди, нарушая все законы гравитации, вынырнуло хищное безупречное тело.

Кровник помнил, что целую секунду ему казалось, будто черный силуэт истребителя просто висит в воздухе вверх тормашками.

Он помнил, что испытал какой-то необъяснимый восторг от этого зрелища.

Он услышал, как кто-то из пилотов сообщил базе, что их атакуют. Он увидел четко выделяющийся в октябрьском небе стремительно растущий белый обувной шнурок.

Инверсионный след ракеты.

Кровник помнил, что хотел зажмуриться, хотел отвести взгляд, но так и не смог заставить себя. Он завороженно смотрел.

– Все, – сказал кто-то в наушниках. Командир их борта? Второй пилот? Он сам?

Ему показалось, что в соседний вертолет ударила молния: ослепительный сноп белого света мощностью в миллион фотовспышек.

Он успел подумать, что ослеп.

Что хрусталик оплавился, а зрачок превратился в уголь.

Он успел подумать, что лишился и слуха.

Что возможно все закончилось, и ракета пролетела мимо.

И в этот момент услышал взрыв.

Он почувствовал сильный удар. Его швырнуло куда-то в сторону потолка.

Едкий запах пополам с дымом заполнил салон.

Человеческий вопль, треск рвущегося фюзеляжа и вой двигателя.

Вертолет сильно накренился, крутанулся, словно большая юла вокруг своей оси, и десятитонной грудой металла ухнул вниз.

Кто-то стонет. Кто-то воет от боли в переломанных костях.

– Василич!.. Василич!.. – сквозь оглушительный звон в ушах.

Кто-то бьет его по щекам. Кто-то кричит прямо в его лицо. Он чувствует запах чеснока и человеческой слюны. Кто-то взламывает ампулу нашатырного спирта прямо перед его носом.

Капитан Кровник открывает глаза.

Он видит лицо. Перепачканное лицо с большими перепуганными глазами. Лицо улыбается.

– Василич! – облегченно восклицает его обладатель, – Фуууххх!

Это Сахно. Кровник трогает себя за ремень. Еще раз.

– Пхррр… – говорит Кровник и облизывает губы, – воды дай…

Сахно сует ему флягу. Кровник делает несколько крупных глотков, дергая кадыком. Снова ложится спиной на землю. Его оттащили от упавшего в тайгу вертолета. Скорее всего, тот же Сахно. Кровник слышит стоны откуда-то из-за ближайших деревьев.

– Цел? – спрашивает Сахно. – А?

Кровник сжимает и разжимает пальцы рук, сгибает ноги в коленях, шевелит обеими ступнями.

Крутит носом, с шумом втягивая воздух.

– Вроде да… – говорит он. – Вроде цел…

У него гематома за ухом, ноет плечо. Он смотрит на смятый кусок леса метрах в двадцати от себя и слышит странный звенящий треск в отдалении – словно сотня лесорубов прорубается сквозь густую таежную чащу.

Кровник приподнимается, потом осторожно встает в полный рост. Он еще раз ощупывает свое тело: бедра, плечи, живот, ягодицы.

Цел.

– Сколько живых? – спрашивает он.

– Пятеро… – Сахно мотает головой в сторону. – Двое раненых, ты, я и Луцик…

Кровник, наконец, понимает, что странный звенящий треск в отдалении никак не связан с лесорубами. Это горит тайга. И пахнет здесь соответствующе – изломанной горящей древесиной. Он видит отблески пламени. Видит, как сгущается тьма над этим местом. Как мгла цепляется рваными кусками черной материи за колючие кроны сосен. Словно огонь притягивает к себе липкие сгустки мрака.

Сумерки уже выглядывают из-за стволов, почти не таясь.

Кровник смотрит в небо: темнеет. Он переводит взгляд на Сахно.

– Вот… – говорит тот, протягивая ему черный кейс. Кровник берется за холодную пупырчатую ручку.

Тяжелый, зараза… Хоть бы хны ему: пара длинных царапин и небольшая вмятина.

Он опять смотрит в сторону пламени – дыма там все-таки больше чем огня. Это радует.

– Че горит? – спрашивает Кровник, – Наша вертушка?

– Не… – Сахно тыкает рукой в противоположную сторону, – Наша там… Мы туда навернулись. А это та, в которую ракета попала… Они даже «обманки» свои успели отстрелить, отвлекающие, но один хер…

Сахно качает головой.

– Ох, я и очканул!.. – говорит он.

Ракета.

Умная злая железяка.

Если бы умела думать, то пока летела к цели – размышляла бы что это она центр мира, точка опоры, пуп земли. Что это облака и лес вращаются вокруг нее, а не она сама согласно своим баллистическим характеристикам.

Она взорвалась, не долетев до корпуса, каких-то пять метров.

Она даже дернулась на отстреленные экипажем отвлекающие снаряды. На этот неуместный здесь и сейчас небольшой праздничный салют.

Но было уже поздно.

Ее акулье тело лопнуло титановой граненой шрапнелью.

Сотни крохотных раскаленных металлических кубиков, вращаясь, разлетелись по радиусу.

Сшибли верхушки нескольких сосен.

Изорвали нижний край облака.

Вскрыли вертолет, как консервную банку, начиненную человечиной.

Они с силой ударили «Ми-8» в левый борт, запрыгали внутри, рикошетя от плоскостей салона, перемалывая двигатель, людей, электронику и топливную систему в однородный фарш.

Вертолет взорвался в небе над тайгой, высветив на секунду ручей на дне глубокого оврага.

– Он просто в нас врезался, – сказал Сахно и стукнул ребром ладони по сжатому кулаку, – Ударил нас винтом в задницу… Отсек хвостовую часть… Тех, кто сзади был, тех просто пополам… Потом нас крутануло… А потом чувствую – падаем…