Czytaj książkę: «Голубиная книга анархиста», strona 3
Снег хрустел
Снег хрустел и железно скрежетал под их ногами. В сумраке плыла шеренга больших берез, как будто флотилия кораблей с мачтами, покрытыми водорослями. Они шли и шли, пока вдруг не оказались на берегу реки.
– Река?! – воскликнул Вася.
Он начал спускаться по склону в снегу. Валя остановилась и сверху наблюдала за ним. Вася осторожно ступил на лед, укрытый снегом. И вдруг в тишине раздалось мелодичное: «Длон-длон-длон». Вася замер, потом оглянулся. Валя рылась за пазухой – и достала мобильник, посмотрела на дисплей – и ее лицо стало фосфорически синим, как у героини «Аватара». У Васи и возникло такое чувство, будто он парит верхом на драконе, сорвавшись со скалы… ну или сам по себе, как обычно, зачем ему летающие животные?
И Валя заговорила по телефону. Отвечала: «Да?! Да! Да…» и: «Нет! Нет. Нет…»
Вася карабкался на берег, цепляясь за лед, снег. Валя уже закончила переговоры и убрала трубку.
– …Х-ххых!.. У тебя мобила? – задыхаясь, спросил Вася.
Валя кивнула.
– Фу!.. – Вася дышал тяжело. – Твоя?
Валя кивнула.
– Откуда? – допытывался Вася.
– Подарили мне, подарили, и все.
Валя сторонилась, глядела исподлобья, сжималась.
– Хыхых…
– Подарок, подарок, – бормотала девушка, отступая и даже как будто собираясь убегать.
– Так… что ж ты молчала? – спросил Вася. – Там же есть часы. Ты что, глупенькая, да? Дай посмотрю.
Валя отступила еще дальше и покачала головой.
– Да только посмотрю.
Но она отступала.
– Ну, я всегда знал, что это мафия, – сказал Вася. – Нищебродский Кремль. У вас, наверное, и пахан свой имеется? Президент? Премьер? Сладкая парочка рокировщиков-фокусников. И Дума?.. С кем войну ведете? С украинскими нищебродами? Или сирийскими? С американскими?.. Да, у них тоже есть бомжи. Но хоть книг не жжете. Не жжете? Как игиловцы?
– Не-а, – отчужденно сказала Валя.
– Ладно, нафиг мне не нужен твой мобильник. Но ты хотя бы время по нему смотри, ага?.. И не говори никому, где мы. Понимаешь?
Валя кивнула, но тут же спросила почему.
– А-а, долго объяснять. Но, короче, меня схватят. За мной охотятся.
– Кто? – широко раскрыв глаза, спросила Валя.
– Мафия, кто ж еще, – сказал Вася. – Но… хотел бы я знать, где ты будешь брать деньги для пополнения баланса. Работать-то не желаешь. А попрошайничать здесь не у кого. Или у тебя там, в подкладке, вшиты банкноты?
Она отрицательно покачала головой и тут же спросила, что это такое.
– Банкноты?.. Бумажки банковские. Деньги, зараза-дерьмо-проклятье…
Они пошли назад. Вася споткнулся и, не удержавшись, упал, заругался.
– Проклятье!.. Надо фонарик.
– Фонарь, – подсказала Валя.
– Хыхыхы… Смотреть керосиновые сны.
На этот раз Вася вошел без стука. Васильевна была в кухне, а из комнаты доносился возбужденный спор какого-то ток-шоу. Слышались выкрики о музыкантах, поддерживающих хунту, о национал-предателях Бабченко, Макаревиче, о русофобе Невзорове. Но тут же Эдик переключился на другую программу, воскликнув: «А пошли вы все на хер!..» Следом за этим заскрипели тормоза, раздался душераздирающий крик и загрохотали выстрелы.
Васильевна указала на коробку. Вася взял ее со стола и торопливо пошел прочь.
– Так где второй-то? – резко спросила Васильевна.
– Там, – ответил Вася. – В смысле, тут.
– Ну так пусть забирает, сейчас заполню.
Вася вышел на улицу, набрал холодного воздуха, выдохнул, кивнул на дверь и сказал Вале:
– Зовут.
Валя быстро перекрестилась и вошла в дом. Вася, глядя на это, просмеялся по своей привычке:
– Ну примадонна, а не попрошайка.
Вскоре Валя появилась со своей коробкой, и они отправились трапезничать в вагончик. Прежде чем усесться за стол, Вася зажег керосиновую лампу и затопил печку. Валя тем временем молилась да крестилась и шептала «Отче наш иже еси на небесех…» и так далее.
Наконец они открыли свои коробки.
– Что это у нас? – пробормотал Вася, беря ложку.
– Макароны, – сказала Валя.
– Ххыхыхых!.. Как в тюрьме…
Валя быстро на него взглянула. Вася поймал ее взгляд.
– Что смотришь? – спросил он. – Как прокурор?
– Ничего, – ответила Валя, отводя глаза.
Позже, когда они улеглись на свои койки в натопленном вагончике, Валя спросила:
– А ты там, на берегу, говорил… говорил…
– Что? – осоловело спрашивал Вася.
Тепло и сытость разморили его, да и целый день труда, физического труда, к которому он вовсе не был привычен.
Валя молчала, вздыхала.
– Что… – снова пробормотал он, уже почти засыпая.
– Про Фуджу, – сказала Валя. – Это твоя баба?
– Фуджи – это… это вулкан.
– Ты сказал… сказал… жалел, что нет тут твоей Фуджи, – почти дословно воспроизвела его реплику Валя.
– Да?.. А, это… это камера… Фирма такая японская, производит их. Камеры. Так они и называются – «Фуджи».
– Для кино? Ты киношник? Кинокамера?
– Хыхыхых, – засмеялся Вася. – Нет, я человек пока. А «Фуджи» – фотик. Но у меня его изъяли… Как и вообще всю технику. Ну комп, мобилу. Только велосипед не взяли. А зря. Я на нем могу въехать в мавзолей… Или в ворота Кремля врубиться в знак протеста. Хыхыхыхых…
– Гора… фотик… камера… – бормотала Валя.
– Да это мне тот фотограф дал кличку – Фуджи, потому что люблю фотики этой фирмы. А я ему дал кличку Никкор, он любитель «Никона». Свадьбы снимает.
– А ты?
– Я? Нет. Я так… свободный художник. Любитель.
– А кем ты работал?
– Хыхыхыхых!.. Хыхыхых!.. – Вася зашелся своим смехом. – А ты?..
– Я-а-а? – изумленно спросила Валя.
– Ты, ты, ты.
Она не отвечала.
– Тоже, как видно, свободный художник, художница, – заметил Вася.
– Фуй, как жарко, – сказала повеселевшая Валя, стаскивая свитер, потом и темно-голубые штаны толстые спортивные со светло-синими лампасами, трико, две рубашки, пока не осталась в одних трусиках и черной футболке. – Счас бы закурить сигаретку.
– Да ну, – возразил Вася, – развешивать сеть для рака. Легкие и будут такой сетью – обязательно поймаешь. Моя тетка курила, как героиня Гарика Сукачева, только не трубку, а папиросы все. И ей отрезали легкое. А она все равно курила. Ну и в одно легкое набилось порядочно этих с клешнями, задушили ее. Нет. Мне воздух нравится! Синее небо…
– А на Соборной же горе ты курил? – напомнила Валя.
– Чтобы согреться, расслабиться, – сказал Вася. – Ну… сам не знаю зачем. Ты закурила, тогда и я. Так просто… А вообще не курю.
Вася уже плохо различал ответ Вали. Она еще что-то говорила, ерзала на кровати, скрипела пружинами.
Набрел в солнечный и заснеженный день на заросли шиповника за холмами. «Одет в рубище, но за пазухой нефрит», – проговорил кто-то.
Сполохи алых плодов в зарослях шиповника и были похожи на блики печные. А дао и есть плавильная печь, где одно перетекает в другое. А вообще эти заросли напоминали какой-то сад. И я снова подумал о Чжуанцзы. Ведь он служил смотрителем сада. Озирался. Не появится ли? Кто-то же сказал про нефрит и рубище. Не появится ли садовник? Чжуанцзы. Он же и служил смотрителем сада… только какого-то другого. А потом и эту должность бросил, чтобы спокойно скитаться по Поднебесной в заплатанной одежде из грубого холста, в сандалиях, подвязанных веревкой. Хо-хо!.. Бедность, а не рабство.
Но когда вышел на мост, то увидел, что льда нет, совсем нет, вот удивительно-то, правда. Стал смотреть. А в воде резвятся рыбки. Вот радость! Хых!..
– Ты же не рыба, откуда тебе знать? – cнова спросил кто-то.
И тогда возмущение охватило меня и предчувствие какого-то счастья.
И я сказал в воздух:
– Но я и не шиповник, а знаю его радость!
Хы-хы-хы… Хы-хы-хы…
Вася заворочался, всхрапнул и разбудил Валю. Она привстала, озираясь, и снова уронила голову.
…Капает. Кап-кап-кап… То ли дождь, то ли с деревьев. Сыро. А в домике хорошо, сухо, тепло, ах, ах, как хорошо!.. Но… Но кто-то дергает угол. Ну? Ну?.. Лень посмотреть, так устала, что до сих пор не хочется лишний раз…Так устала убегать, все убегала по снегу, по снегу. Ладно, привстала, смотрю в оконце. Никого. И внезапно замечаю дырку. В моем новом легком домике. Ах да! вечером перед оконцем торчали две жабы. Две, две, две жабы. Как они могли сжевать угол домика?.. Так он же бумажный?! Ой, ой, а если… если огонь-огонь-огонь, мамочки, Матушка!.. И в это время снова кто-то взялся дергать… Дерг, дерг, дерг. Силуэт на стене. Кто это? Кто это? Мышь! Злобная мышь!.. Как дала ей щелбанец сквозь бумагу! Мышь подскочила как ужаленная и, крикнув, исчезла.
– Жалко, нет такой должности, – говорил утром за чаем Вася, – фотограф снов. Вот это было бы круто. А свадьбы – что… Одно и то же, козлиные прыжки, фужеры, костюмы, платья…
– Безо всего было бы лучше? – спросила Валя.
– Ну. Как Адам и Ева. Какая там была самая первая свадьба?.. Хыхых… Среди гостей змий, потом всякие зверушки, да? Лев с овцой, олень с волком, птица Сирин, павлин-мавлин… И же-э-э-э-лтогрывый ле-э-э-в да синий вол, исполне-э-э-э-нный очей, – запел, блея, Вася.
Валя зажмурилась.
– Ой, какая песня! А как дальше?
Вася посмотрел на нее удивленно.
– С ними золотой орел небесный, чей так светел взор незабываемый.
– А всю песню?
– Ты что, прикалываешься? Это же Бэ Гэ.
Глаза Вали расширились.
– Бэ Гэ-э?..
– Боб Гребенщиков. Не слышала?
Она покачала головой.
– Ну дела… И кино не смотрела «Асса»?
– Не-а.
– Где же ты жила?.. Ну не в туалете же на Соборной горе ты родилась?
Валя покачала отрицательно головой.
– А где?
– В деревне.
– Ну и что?! – воскликнул Вася. – Ломоносов тоже в деревне родился. На севере, кстати. Знаешь такого?
– Слыхала, – уклончиво ответила она.
– Да по большому счету сейчас без разницы, деревня или город. Коммунисты все стирали-стирали это различие, а тут пришел мистер Интернет и сразу уравнял всех, как «кольт» когда-то на Диком Западе. Но интернет лучше. Пускай стрельба идет словами. И третья мировая. А она уже развернулась в сети паутины. Там есть свои мухи и пауки. Меня вот сцапали, как муху.
– Ты на муравья похож, – возразила Валя.
– И что, в твоей деревне не было интернета?
– Это с экранчиком-то?.. Было такое у Сашки Мордвина, сам собрал, мы ходили смотреть, как он с актером переписывается. С этим… знаменитым… Кирпичом… Ну, про банду кино такое было.
Вася нетерпеливо мотнул головой.
– Я телевизор не смотрю, а кино у меня по ночам бесплатное и самое крутое.
– Сны? – догадалась Валя.
Вася посмотрел на нее и кивнул.
– Жаль, что с фотиком туда не проникнешь.
– А я их и так зырю, – сказала Валя.
– Ну, свои и я вижу, – ответил он.
– Нет, и чужие, – сказала Валя.
Вася поднял брови, потер нос.
– Хыхы, так тебе и фотик не нужен… Ну, что мне снилось?
– Не хочу говорить, – ответила Валя.
– Почему?
– Потому, – ответила она и вдруг перекрестилась.
Вася начал было мелко смеяться по своему обыкновению, но вдруг замолчал и удивленно взглянул на девушку. Ее жест озадачил его, но он никак не мог вспомнить, что же снилось…
– Ладно, давай собирайся, пойдем трудиться.
– Я позже приду, – сказала Валя.
– Нет, – ответил Вася. – Хватит таскать меня за нос.
Валя прыснула в ладошку.
– Я-а? Я тебя таска-ю-у?
Вася стал серьезен, свел рыжеватые брови к переносице, почесал конопушки на остром носу.
– Валентина, слушай меня предельно внимательно. Я всегда был человеком умственного труда…
– К-какого? – слегка заикаясь, спросила девушка.
– Такого, – ответил он и постучал себя кулаком по лбу.
– П-принимал решения? – спросила она, робея еще сильнее.
– Прлежде всего – думал, – ответил он и снова постучал себя по лбу.
Девушка кивнула, лучисто глядя на него.
– Как наш Мюсляй. Он тоже говорит, что думает за всех.
Вася не выдержал и зашелся своим хихикающим смехом.
– Мыслитель из туалета в горе!.. Я уже жалею, что не встретился с ним. Может, это новый киник Диоген.
Валя замахала на него.
– Ой, не надо с ним тебе встречаться, не надо, не надо. Он тебя прибьет. И меня.
– За что?
– Что ушла с тобой.
– А ты была его… ну, девушкой?
Валя опустила глаза.
– Что, угадал? – спросил Вася.
Она возвела на него крупные карие глаза.
– Мы все его. Даже Мартыновна. Да она улетела.
– Ясно, пахан, президент вашей нищенской шайки. Ладно, дай мне мысль закончить… Так вот, Валя, и на этот физический труд я соглашаюсь по одной причине: чтобы купить лодку и уплыть.
– Куда?
– Да я уже сто раз говорил.
– Скажи еще.
Вася покачал головой.
– Не скажу. Хочешь – участвуй, а нет – так и давай, возвращайся к своему пахану Диогену. Мюсляю. Или как там его.
– Он сам нас скоро догонит.
Вася взъерошил волосы.
– Хых-ха! За нами гонятся попы, полицейские да к тому же и пахан нищей братии? – Он возвел глаза к закопченному потолку. – А еще и сам боженька? Ну, за мои богохульства? Вот это компания! – Вася встал. – Короче, Вальчонок, или ты сейчас идешь со мной к новозеландцам, или…
Валя посмотрела на него вопросительно, откинула прядь грязных волос.
– К кому?
– Я разве не говорил? Ну новозеландцы, – Вася поднял руки и, приложив их к вискам, помахал ладонями, изображая уши.
Глаза Вали
Глаза Вали расширились.
– Какие зеландцы? – спросила она.
– Новые! – ответил Вася. – Красные! Все, пошли, сама увидишь. Целые толпы Red Rabbits1. РэРэ.
– Кого? – совершенно сбитая с толку, если можно применить это выражение к Вале, спрашивала девушка, уже собираясь следовать за таким изощренным представителем умственного труда, знающим языки непонятные.
– Сама увидишь, – отвечал Вася, выходя из вагончика.
И они пошли к шедам. Летел мелкий мокрый снежок, погода была мерзкая. И всюду серели непроглядные небеса. На высоких березах остро кричали галки. Никого не повстречав, они подошли к первому шеду, Вася открыл дверь. Валя стояла позади в своем то ли пальто, то ли в длиннополой куртке, в спортивных штанах с лампасами и разбитых кроссовках.
– Заходи, чего ты? – позвал ее из пахучих сумерек Вася.
– Я… я… кхм, кха, – закашляла Валя.
– Ну? – Вася выглянул из дверного проема.
Оробевшая Валя была бледна, ее полные губы беззвучно шевелились. Вася засмеялся.
– Ты как миссионер, приплывший на дальние острова к людоедам. Ну, с молитвой ведь можно смело хоть в огонь, хоть в воду?!
Но Валя не входила, мешкала. И ему пришлось выйти и схватить ее за руку. Валя упиралась. Вася тащил ее внутрь. Оба громко пыхтели. Наконец ему удалось затащить девушку в шед и, захлопнув дверь, встать перед нею. Валя боялась оглядываться.
– Фу… фух, дерьмо, – отдышался Вася. – А ты здорова, подруга… зараза… Будешь навоз таскать, как Геракл из древнегреческих конюшен. Хотя он и не чистил-то навоз сам, а просто пустил две реки… Поступок, достойный героя умственного труда, хоть древнего, хоть современного. Ну, гляди. Вот, вот они, новозеландцы, иммигранты с далекого острова – зайцы! Гляди, это же – хыххыхых – кролики! Red Rabbits! Красные Кролики. Ну, ну. Вот, вот, красавцы, пушистые… Только не улизни за каким-нибудь в нору, как Алиса.
Вася открыл дверцу ближайшей клетки, запустил внутрь руку и, схватившись за теплые уши, поволок кролика наружу. Это был большой кролик почти шоколадного цвета.
– Пусти! Не надо! – крикнула неожиданно Валя и толкнула Васю, так и не успевшего полностью извлечь упиравшегося кролика из клетки.
Вася удивленно смотрел на нее.
– Чего ты? Я просто хотел показать тебе… Чтобы ты сама увидела…
Валя рассматривала сквозь сетку кроликов.
– Ой, точно… коричневенькие какие-то… я таких в жизни не видала…
Вася торжествующе простер руку, как некий патриций.
– Ну вот, владей… лелей… И будь красной Алисой, хыхыхы, нашим ответом проклятым пиндосам.
– Эта порода какая-то заморская, – бормотала Валя, идя вдоль клеток.
– Да, я же говорил: новозеландцы.
Она оглянулась на Васю.
– А это где такое?
– Новая Зеландия? Ты чего, в школе совсем не обучалась?
– Обучалась, – буркнула Валя.
– Новая Зеландия – остров в Тихом океане, – сказал Вася. – Или… в Индийском?.. – Он потер нос. – Проклятье… Земля такая маленькая, а всего не упомнишь. В общем, ниже Индии, около Австралии… Да, за Австралией… у черта на куличках. А на самом деле – как у бога за пазухой.
– Они там живут?
– Ага. Наверное… Ну, раз их так называют. Хотел бы и я там сейчас оказаться. Уж там ни попы, ни жандармы не достанут. Даже корабли американцев с ядерным оружием не могут заходить.
– А там они живут так, сами по себе? – спрашивала Валя, наблюдая, как Вася начинает засыпать корм в плошки, наливать воду.
– Ага, и воду пьют из хрустально чистых речек, и травку хрумкают изумрудную. Новая Зеландия – экологически чистая страна. Хотя у них там и монархия, дерьмо и проклятье. А могли бы анархию учредить. Хы-хы-хы, – Вася начал смеяться по своему обыкновению.
Отсмеявшись, он пояснил, что вспомнилось, как батька Махно мечтал о своем рае: мол, лошади и девушки в травах; а тут вместо лошадей кролики… Измельчали анархисты.
Валя наморщила лоб.
– А… так… это же… ну как так?
– Что?
– Этот же… Махно, он ведь бандюга и жил как давно? – спросила девушка.
– Пропаганда, – сказал Вася. – А жил – да, давненько.
– А говоришь – батька, – сказала Валя.
Вася остановился посреди прохода между клетками с ведром воды, посмотрел на Валю и ничего не ответил. Позже он велел ей сметать катышки новозеландцев в совок, опорожнять совок в ведро. Валя поморщилась и ответила, что нет, лучше она будет поить и кормить новозеландцев.
– Ого, какая цаца, – откликнулся Вася. – Быстро ты забыла свое прошлое, жизнь в смоленском нутре. Ладно, давай. А я послежу.
Валя взяла мешок с кормом и стала насыпать в железные миски, бормоча что-то. Вася с изумлением следил за ней. Она взглянула на него. Вася покачал головой.
– Да ты прирожденный кроликовод, Красная Алиса!
Валя нахмурилась.
– Зови меня Вальчонком, – сказала она.
В полдень к ним заглянул сам Борис Юрьевич. Был он в брезентовых штанах, свитере, вязаной шапке, высокий, немного нескладный, с длинным лошадиным лицом и почти квадратной челюстью, кареглазый. Поздоровался, прошелся вдоль клеток, сунул руку в одну миску, вынул щепоть корма, поднес к носу с горбинкой, то ли природной, то ли образовавшейся от перелома, понюхал.
– Мм… – промычал он, отправляя щепоть обратно и вытирая руку об руку. – А вода свежая?
Вася замешкался.
– Они любят свежую, – сказал фермер.
– Хыхых, – просмеялся Вася. – И рацион у них ничего себе. Гурманы.
Фермер слегка поморщился.
– Вас Эдуард не обучал технике безопасности? – спросил он.
– Какой? – спросил Вася растерянно. – Не совать палец в клетку?
Фермер повел головой.
– Главному правилу? А оно простое: не давайте им кличек и не называйте их гурманами или там зайчиками. Это все.
Он доставал пачку сигарет.
Валя откашлялась и быстро спросила:
– Дяденька, не угостите?
Фермер перевел глаза на нее.
– Ты разве куришь?
– Ага, – откликнулась Валя радостно, вытирая руки о штаны.
– Да ладно тебе, – одернул ее Вася.
Но она уже шла к фермеру, протягивая руку.
– Привыкла с протянутой рукой, – пробормотал себе под нос Вася.
Фермер дал ей сигарету, но попросил в шеде не курить, и сам тоже вышел. На улице они продолжали разговаривать с Валей. Вася сметал веником катышки по желобам, ссыпал их в ведро. Покурив, Валя вернуться не спешила, так что в конце концов Вася выглянул из шеда. Вали нигде и не было. Вася затараторил свое: зараза, проклятье. Но еще поработал: отогнал тачанку в дальний угол, опростал ее. Мелкий гадкий снег все летел докучно, колол лицо, обжигал уши. Вася нахлобучил вязаную шапку, скрывая уши, оглядел пространство и лишь выдохнул:
– Тоска!..
Валя сидела в вагончике. Там было накурено.
– У тебя тут взвод кролиководов, что ли, дымил? – спрашивал Вася.
– Не-а, – откликнулась Валя. – Дядя Боря подарил всю пачку.
Вася увидел на столе пачку «Sovereign» и в сердцах воскликнул:
– Ну и дерьмо же! Зараза. Проклятье.
Валя вытаращила на него и без того крупные ясно-кофейные глаза.
– Чего, а? Чего такого, а? А? Вася? Вася?..
– Ничего, – откликнулся Вася. – Но это конкретная засада.
Валя испуганно моргала.
– Какая? Какая, Вася?
– Такая, такая, – в тон ей отвечал он. – «Соверен» – значит «Монарх». Ну и монета, конечно.
Валя смотрела на него.
– Это все знаки! – воскликнул Вася.
– К-какие? – заикнувшись, спросила она.
– Собаки Баскервилей! – ответил Вася ожесточенно.
– Это чего такое?
– Стозевно, лаяй, обло… озорно… Чудище такое, Вальчонок. На цепи в волосатой руке депутата там, мэра, губернатора, попа, само собой. Оно-то, зараза, за мной и гонится.
– Кто? – спросила Валя, таращась на него.
– Ну чудище… Собака. Обло… Баскервилей.
Валя хихикнула вроде, но, взглянув в напряженные глаза Васи, примолкла.
Пора было отправляться за обедом. А Вале приспичило… Она поспешила в дощатое сооружение, стоявшее неподалеку. Вася не стал ее дожидаться, пошел один. Взял у Надежды Васильевны один контейнер, та предложила забрать и второй. Вася заупрямился было, но Надежда Васильевна в сердцах сказала, что некогда ей возиться, мол, бери сразу и уходи, а то еще та грязь притащит.
– Какую грлязь? – спросил недоуменно Вася. – На улице снег.
– Такую! – сердито выпалила женщина и сунула ему второй пластмассовый контейнер.
Пришлось Васе взять обед и на Валю. А та и не показывалась. Вася шел, поглядывая исподлобья на унылые окрестности, и вдруг отчетливо вспомнил свой сон про шиповник. Он даже остановился, соображая.
– Хых… Так это сам Чжуанцзы и был, – пробормотал он и добавил восхищенно: – Вот зараза!.. Смотритель шиповника, правда. А настоящий работал смотрителем сада лаковых деревьев. Чего это такое, кто знает… Потому Вальчонок и крестилась. Неужели в самом деле?..
Валя была в вагончике.
– Ой, Вася, я токо собиралась пойти, а ты тут как тут. Ой, спасибачки, – говорила она.
Вася поставил контейнеры на стол.
– Ты руки-то помыла?
Она закивала энергично.
Вася тоже шагнул к рукомойнику, звякнул штырьком, заругался:
– Дерьмо, зараза! Проклятье. Воды нету. Не могла, что ли, принести? Чего ты такая ленивая?
Схватив ведро, он пошел за водой и так и забыл спросить о Смотрителе шиповника – точно ли она дозналась о нем? А Валя уже уплетала второе, гречку с поджаркой и подливой. В вагончике пахло этой гречкой.
– Вася, – говорила она с набитым ртом, – а кто такая эта… про которую ты рассказывал… ну… Красная…
Вася наливал воду в рукомойник.
– Шапочка?
– Не-а, – ответила она, покачав головой из стороны в сторону. – Эта… ну, с кроликами…
– Алиса, – вспомнил Вася, моя со звоном и хлюпом руки.
Он уселся за стол, раскрыл свой контейнер, взял ложку, хлеб, начал хлебать суп.
– Кто, Вася? – снова спросила Валя.
Он покосился на нее и ничего не ответил.
– Ну кто, Вася?
Вася вздохнул.
– Откуда ты вообще свалилась?
– Я-а-а? Ниоткуда. Ниоткуда.
– А по-моему откуда-то, откуда-то.
– Откуда?
Вася хмыкнул.
– Это я у тебя и спрашиваю.
– Так откуда? – снова спросила Валя.
Вася посмотрел на нее и начал мелко смеяться.
– Ну я-то откуда знаю? Это ты должна знать.
Валя пожала плечами.
– Хорошо, как называлась твоя деревня, твой район какой? Область? Страна? Континент? – спрашивал Вася. – Планета?
Валя вдруг стала очень серьезной.
– А зачем это тебе?
Она подозрительно щурилась.
– Да просто интересно, и все, – ответил Вася.
Валя молчала, сосредоточенно попивая кисель.
– Не скажешь? – спросил Вася, принимаясь за гречку.
Валя кротко вздохнула, глядя в стол.
– Ну и я не расскажу про Алису, эту очень любопытную штучку.
Валя молчала.
– Про ее приключения в норе, во дворце у Королевы, во время чаепития, в лесу, в поезде, на линиях шахматной доски… Классные приключения.
Валя отмалчивалась.
Второй трудовой день тянулся долго. Пришедший с проверкой под вечер Эдик разразился бранью. В последнем шеде еще не было убрано, и миски для воды пустовали. Валя их как-то пропустила. И кролики целый день не пили. Эдик пообещал выставить с фермерского подворья этих бродяжек, за что их только мамаша кормит. Валя и Вася уныло выслушивали ругань. Наконец Валя попросила его:
– Дяденька, не надо уже, ведь сказано же было: не судите да не судимы будете, ну? И сказано было благодарить ненавидящих вас и молиться за обижающих. Ну-тка я и помолюся.
Тот запнулся и уставился на нее. А Валя, полуприкрыв глаза, продолжала нараспев:
– Ай вы нуте-ка, ребята, / За царей – Тут она проглотила слово, – … молити, / За весь мир православный! / Кто нас поит и кормит, / Обувает, одевает, / Темной ночи сохраняет, / Сохрани его… – Снова проглотила слово.
Эдик оглянулся с изумлением на Васю.
– Хм… бл… кх-а… Чего это она?
Вася пожал плечами. А Валя напевала, покачиваясь:
– От лихого человека, / От напрасного от слова, / Сохрани… помилуй! / Что он молит и просит, / То создай ему… – Она открыла глаза и, ясно взглянув на Эдика, спросила: – О чем вы, дяденька, молите?
Эдик почесал подбородок.
– Э-э-э… Ишь, как шпарит. Ты бы так и работала складно, девка. В самодеятельности, что ли, выступала?
– Хыхы, – просмеялся Вася. – Это древняя самодеятельность.
– То песни-молитвы, – сказала Валя.
– Ладно, – откликнулся Эдик, сбавляя тон. – Молитвы молитвами, но здесь не богадельня, ребята. Включу вам свет – все сделайте, приду проверю.
Он погрозил коротким пальцем с грязным ногтем и ушел. Вася усмехался.
– А здорово это у тебя получилось.
Валя поправляла волосы, охорашивалась.
Все доделав, они выключили свет и пошли было к вагончику, но потом повернули к дому Эдика. Уже пора было забирать ужин. В доме работал телевизор: «В Москве прошла акция движения “Антимайдан”, организованная в связи с годовщиной протестов в Киеве, в ходе которых погибли более ста демонстрантов и которые привели к отстранению президента Украины… “Антимайдан” назвал события в Киеве “переворотом”… По сообщению арабской газеты “Аш-Шарк аль-Аусат”, в руки ливийских радикальных группировок попала часть химического оружия, принадлежавшего ранее Муамару Каддафи, и они уже провели первые испытания этого оружия… Армия Нигерии сообщила о том, что ей удалось вернуть контроль над городом Бага на северо-востоке страны, сотни жителей которого были в январе убиты боевиками исламистской группировки “Боко харам”».
– Ну чего, все чики-чик?! – крикнул из комнаты Эдик, когда Вася и Валя вошли.
– Да, – ответил Вася.
– Эй! Я спрашиваю… – начал Эдик.
Но тут Надежда Васильевна ему сама ответила:
– Да, да, тебе говорят.
Подавая контейнер Вале, она внимательно глядела на нее.
– Хлеба-то хватает? Не стесняйтесь, скажите.
Валя кивнула. Забрав свои коробки с ужином, они отправились восвояси.
В вагончике было холодно. Зажгли лампу. Вася решил сначала затопить печку, а потом ужинать. Но Вале не терпелось, и она сразу стала есть. А Вася, глотая слюнки, разводил огонь. Наконец пламя загудело в железной печке. Вася открыл свой контейнер. Валя разлеглась на койке и курила сигарету.
– Проклятье, – заворчал он, попробовав картошку. – Остыла уже. На чем бы подогреть?
Отыскав железную миску на полке, он переложил картошку в нее и поставил на печку. Вскоре запахло подгоревшей картошкой.
– Возьми тряпку, – предупредила Валя.
Вася обвернул руку тряпкой и снял миску. Шумел огонь в печи, красноватые отсветы бросала лампа.
– Вася, – подала голос Валя. – Что такое… основная… основная теория?
Вася Фуджи поперхнулся и взглянул на Валю, на ее лицо в струйках табачного дыма.
– Не знаю, – ответил он. – Смотря о чем речь. Основная теория в какой области?
Валя мотнула головой, как бы сбрасывая вопрос. Вася снова занялся картошкой. Доев, обернулся к Вале.
– Может, та, про которую Эйнштейн догадался? Великий физик.
– Чиво это такое? – спросила Валя.
– Ну… Теория относительности. Искривление времени-пространства, черные дыры, отклонение света… Даже машина времени.
Валя встрепенулась.
– Ага, – пробормотала она, – машина? Поезд?
– Какая разница. Из этой теории выходит, что можно совершать путешествия во времени. Попадать, короче, в прошлое. Или в будущее. Но сам Эйнштейн считал это лишь… ну, научной фантазией, точнее выводом, который в реальности не имеет смысла. Зачем тебе это?
Валя не ответила.
– Алиса, ну, та штучка с кроликами, как раз и попадала в какие-то искривленные пространства, – сказал он. – Наркоманы ее обожают.
Они укладывались спать. В вагончике было тепло, даже жарко. Вася попросил Валю задуть лампу, но та не двинулась. Он решил пересилить ее лень и тоже не вставал, чтобы загасить лампу. Ей-то дотянуться было ближе. Но она не делала этого.
В доме кто-то был, точно. Точно-точно. Как только они вошли, сразу ощутили чье-то присутствие. В кухне – никого. В спальне – никого. А вот в большой комнате? И здесь – никого. Сервант. Стол. Стулья, телевизор, диван. За шторами – никого. Они сели на диван. Между ними оказался чемодан. Он лежал на диване. Она прикоснулась к выпирающим округлостям чемодана. И отдернула руку, взвизгнув: кожа чемодана дышала. Он тут же рванул крышку… Ах!
В чемодане лежал, подтянув колени к самому подбородку, человек.
– Кто ты такой?!
– Извините, извините, – бормотал человек.
– Вор!!!
– Извините…
– Полицию…
– Не надо, я прошу, прошу вас. Я ничего не взял, ничего, совсем, клянусь. Умоляю.
– Не клянись!
– Почему?
– Таково поучение!
– Хорошо, не буду. Я никогда больше не буду клясться. Никогда.
– Точно?
– Клянусь… То есть – нет. Но обещаю, да, вот-вот, обещаю. Даю слово. Слово можно давать?
– Слово?.. Это не клятва.
– Тогда я пошел?
– Ну смотри же.
– Да, да.
Он ушел, а они еще ходили по дому, считали деньги из шкатулки, доставали цепочки, медальоны, все проверяли, рылись в шкафах, перебирали ложки. Как вдруг она спохватилась: где котенок? Но и котенок был здесь, он вылез из-под комода, позевывая розоватой крошечной пастью, потягиваясь.
И тут раздался стук. Или звонок. Они открыли дверь. На пороге стоял тот вор, на руках он держал медвежонка.
– Вот, я же обещал отблагодарить, пожалуйста, берите.
– Это же медведь!
– Медвежонок.
– Но он вырастет и станет медведем.
– Ну, тогда вы можете отдать его в зоопарк или в цирк.
– Какой цирк…
– Никулину.
– Он же помер?
– Его сыну.
– Нет, постойте…
Но вор убежал. А медвежонок перевалился через порог и стал играть с котенком.
Валя открыла глаза и увидела освещенный потолок, повернула голову. Лампа горела на столе. Она посмотрела на Васю. Тот ровно дышал. Приподнявшись, она потянулась к лампе и попыталась задуть огонек, но красноватый гребешок пламени продолжал трепетать.
– Фу! Фу!
Нет, не угасал. Тогда она догадалась прикрутить огонек, а потом уже легко его задула.
Обыкновенная вроде бы женщина, а на самом деле – пантера. С кем-то вдвоем мы уходили от нее и оказались в тупике. Обернулись. Она шла неторопливо, мягко ступая, пластично. Вот снова – да обычная, лишь весьма тренированная, спортивная грациозная женщина. Но я взглянул на ее перчатки – сквозь них прорезались стальные когти и даже на ладонях – острые тонкие шипы. Сейчас она исполосует своими лапками нас обоих.
В отчаянье я крикнул:
– Как с тобой справиться?
И она засмеялась и ответила:
