Czytaj książkę: «Искусственный отбор»
Предисловие
«Ars longa, vita brevis» (Искусство обширно, а жизнь коротка лат. Станислав Лем "Ничто, или Последовательность").
Даже не ожидал от собственной реакции пробудившегося своеобразия и неподдельного интереса, и вдруг трансляция телепередачи «Искусственный отбор» захватит мое воображение и гидом поведет по истории развития живописи, скульптуры, моды и современных художественных средств передачи изобразительности. Эфир от 12. 01. 2021г знакомит с творчеством художника Владислава Провоторова и уникальным восприятием субъективного глаза сканирующего окружающую реальность в эстетической выразительности полярного озарения грядущей эсхатологии.
Весь интернет взрывает тема искусственного интеллекта! создающего шедевры двумя кликами мыши, а здесь, «отбор», почти «эволюция» и кто бы мог подумать, где? В теме искусства! Сразу наводит на мысль впечатление недоступности такой сферы занятости. По меньшей мере, надо бы методично воспитывать в себе «эстетическое чувство», для того чтобы понимать язык выражения образности смысла передаваемого замыслом художника. Это как «китайская грамота», важно не то, что видишь, а только то, что можешь расшифровать справа налево и для этого обязательно иметь «код доступа» для образной впечатлительности эмоционально-чувственного присутствия замечая локальную детализацию прочтения полного смыслового предложения. Можно сказать Искусство это своего рода «закрытый клуб» интеллигибельной перспективы восприятия, соединяющего пространственное информационное и эмоциональное чувство энергетики, экспертное сообщество со своими «тараканами» и их ремесло так с кондачка и не освоить. Куда уж прихоти без «эстетического удовольствия» со своим суконным зрением да в «калачный ряд» метить?
Когда картина впечатляет гением разверзающегося прямо перед тобой пространства, выводит восприятие за матрицу эмпирической обыденности и засасывает воображение кричащей о себе выразительности, тогда приходит понимание неизбежности запущенного процесса и все отговорки остаются где-то там, за горизонтом событий. Уж тогда не в силах отмахнуться от назойливости мух, окружающих нектар воображения. Нимфы витающих мыслей что-то нашёптывают, и ты в нерешительности сделать первый робкий шаг навстречу этому оголенному нерву игры, грозящему раскрыть могучие смыслы бытия. Вот так, все процессы застывают в напряжённости выбора. Внутри что-то задевает за живое «кипит в них разум возмущенный…» проявляя крайнее несогласие с ограниченностью природы внешнего мира, а интуиция осмысленно ищет свободу личного пространства независимости, вырывающейся из власти куцего мира вещей там, где «веет свежестью, веет простором, как увидишь – почувствуешь, вечно, ребята, живем». Это действительно так, и так уже случилось вопреки желаниям и сомнениям «оп», и ты прошел «фейс-контроль» ограниченного доступа, глубинное интуитивное чувство, оказывается, отвечает критериям вовлеченности в алгоритмы движущихся шестеренок бытия и твоей биометрии уже был присвоен «код доступа» для проникновения восприятия в новую реальность. И сразу все снаружи становится второстепенным уже не повелевающим твоим возвышенным чувством левитации, парящей над действительностью кричащего о себе мира. Только там, в глубине на мониторе космического путешествия сигналом тревоги всплывает один единственный вопрос, отдающий молниями в рациональных складках нейронов: «И теперь как с этим жить?».
Тема глубины искусства в творчестве, соединяющая статичную симметрию с динамикой «Золотого сечения» стихийности жизни и ощущение важности его влияния на деятельность сознательного восприятия – необъятная. Она не вмещается в рамки человеческой занятости! Горные тропы нигилизма прокладывает группа поиска смыслов гармонии, кровью и потом добывающая исторический опыт соскальзывания. Идея разрушающегося образа существует и в современном искусстве, и в философии «нигилистического поворота» не только как состояние, но и осмысление напряженности столкновения перспективы восприятия с зеркалом растворяющегося бытия. Запретная зона неопределенности почти как «Родина Мать» зовет открыть за сенью вопрошаемого нечто, что обещает объяснить сам смысл существования, прячущийся в стыде потаенного от явно взирающего на человеческий рай знойного Лета. Утомленные Солнцем ищут свои смыслы в тени прохлады, с неизбежностью обнаружения «Я» заброшенного в мир и пробуждения глубины Мира в «Самое» себе. Силовая вертикаль и горизонт событий начертания сердечными линиями новых историй заставляет каждого нести свой крест. Эмпирика хранит заброшенность феноменологии субъекта, а субъект утаивает принципы бытия в точке разворачивающегося пространства субъектной сингулярности. Как невозможно мир лишить торжественной секунды Его дня рождения, так недопустимо разорять храм субъекта лишая его феномен смысла бытия в явлении мира.
Физиология существования мира Субъективна в каждой секунде его отчуждения от Вечности. Явление невозможно «избавить» от субъектной обусловленности бытия, потому что как только нас посетит эта бредовая мысль в ту самую крайность в нашем сконструированном мироздании, мир прекращает существовать во времени, а время превращается в размерную величину пространственной координаты. И тогда мы не только «убили бога», но и конституировали мертвое отношение к живой реальности. Субъективная реальность при вхождении в энергии вертикали силового влияния проникновенно устанавливает тождественность микрокосма и макрокосма, о чем свидетельствовали еще древние. Баланс меры проникающего действия сдерживает весы равновесия в экранизации горизонта событий явления мира, что соблюдает уровень потенциалов нагнетающей и убывающей действенности глагола в содержании субъективной реальности. То, что в физике интерпретируется «сохранением энергии» при взаимодействии и приписывается автономии материальности мира. Все это обеспечивает мера проникающего действия глагола в горизонт событий на более высоком энергетическом уровне силового контура, оживляя в становлении бледнеющую и растворяющуюся в ничто реальность. Действительность мира в ритме колебаний испытывает всплески и затухания, с неизбежным растворением объекта формального присутствия для каждого становления, о чем свидетельствует невозможность рассчитать одновременно квантовую динамику и пространственную механику электрона.
Горизонт Вселенной как тонкая пленка между Вечностью Бытия и Бездной Небытия претендует на свою мотивированную независимость! Принцип примирения силовых установок для центров влияния, представленных в могуществе функции бытия и ее неисчерпаемого действия, отбрасывающего власть ничтожности за горизонт событий. Мир существует на гребне волны глагола времени в субстанциональности фола. Экранизация мира есть постоянная величина, обуславливающая физику постоянства в силу того, что объем энергии Вселенной, рожденной из сингулярности, имеет конечное значение и представляет базовое положение отчужденности зеркала мира от истока трансляции. Физические постоянные хранят пропорции меры объективной реальности, регулируя проникающую возможность в условие способности мира, распределяют интенсивность влияния энергетических зеркал верха и низа на способ содержания бытия. Без преувеличений историю философии можно разделить на «чердачную» и «подвальную» философии, а когда утверждается, что мир существует в магнитном поле полюсов влияния, сразу же вспоминают изотропность пространства. Хотя я думаю, сложно было бы убедить мультяшного героя в том, что он существует, пока кинопроектор транслирует его действительность на экране. То, что касается сущего, воспринимается как данность и никого, впрочем, не волнует, как оно вообще появилось в этом пространстве.
«Бездна бездну призывает голосом водопадов Твоих; все воды Твои и волны Твои прошли надо мною» (Псалом 41:8). Одни водопады проникают в горизонт событий с потоком времени, другие подавляют функцию бытия, возвращая назад могущество потока как оказывается, не принадлежащей миру силы Вечности. Мир арендует бытие и существует поверхностью, не имея стержня, это сосуд с дырами, через который вытекает сила времени не способный собрать и сохранить полноту бытия. Протяженность рассеивания действия в явлении, претендующая на свое пространство и время, во внешней динамике становления хронологией бегущего ищет новую форму, отвечающую полноте содержания, и не находит что заставляет мир двигаться вперед в поисках идентификации образа зрелости. В условиях устойчивости форма становления должна отвечать функции содержания. Дистанция чуждости собственному бытию не позволяет привести в соответствие формальное и содержательное. Отрицание в становлении выглядит как несоответствие формальной обязательности присутствия функции бытия вовлеченной в поточную природу действенности. Свободные радикалы стихийности перемен – великие разрушители. Мир динамичен и того же он требует от формы становления, косность убивает качество организованного пространства.
«Мыслящий камыш» по сути, хранит ключ отношений относительности бытия, зеркала мира обращенного к Истоку Вечности, выступает оберегом полярной пуповины централизованного начала, и на удивление агрессивности отрицающего Модерна оказывается способным открыть и прочитать вещую книгу природы в ее истоках. Субъективная реальность одновременно и «пуп земли», и «ось мира». Молчаливая книга природы оживляется истоком глагола, вещает об обратной стороне действительности и в этом великая тайна глубокого чувства недоступная для профанированной самонадеянности. Мера внутреннего и внешнего совпадают в точке принятия аксиологии бытия, формирует мировоззрение, ориентирующее и организующее самосознание жизни. Поэтому субъективная организация человеческого сознания либо поднимает свой горизонт событий над ничтожностью мира, либо ввергает исторический горизонт в пропасть небытия растворяя образы становления в ничто. Так стоит ли сделать свой последний отчаянный шаг к пределу небытия, который возможно даст ответы на все вопросы? Но это не точно. Секрет состоит в том, что вместе с обрушением судеб, начертанных историями, растворяются и сами смыслы бытия, не позволяя нигилизму обрести власть над жизнью. «У жизни нет хозяев» – считала Вангелия и в этом глубокий почти необъятный для разума принцип целесообразности движения в силовой вертикале падающего потока инструментарием веры, подавляя проявление ничтожности мира.
Если вспомнить эстетическое ощущение Шеллинга в «философии искусства», который приоткрывает завесу в мир мифотворчества человеческого подсознания, где уже не человек генерирует из себя образ, а сам образ культивирует, формирует, лепит смысл человечности в человеке. И мы обращаемся к образу как к зеркалу своей субъективной реальности, вовлекающей действительность мира во власть силовой вертикали осмысленного движения жизни. Акт рождения сознания связан с вхождением интеллектуальной активности в зону потенциально-утвердительного действия силы. Фиксация и даже дифференциация выделения из поточной природы, создает свое пространство декартовой системы координат, привязанной к точке отсчета. Это и поток возбуждения сознательной активности и фиксация восприятия: «мыслю – существую». Идея становится реальностью организованного пространства в явлении, генерируя поточную природу времени в сознании разума, а вектор проникающего действия глагола переходит в качество, наделяя мир свойствами присущими природе становления. Так мы получаем мыслящую и протяженную вещь Декарта. Поточная природа сознания развивает индивидуальное представление о личности и центр, неизменного для себя рождающегося «Я» в субъективной сингулярности. Сопрягая радость встречи с самими собой и с пространственно-временным могуществом влияния действительных и отчуждающих тенденций. Сознательную активность мы связываем с тождественной природой потока времени, культивацией субъективного опыта и традицией передачи идеи внутреннего мира через поколения. Духовные ценности хранят качество бытия в гармонии. Мир разделен на природу поточного и рассеивающего действия. Сознанием человека одаряет поточная природа силового влияния глагола, а личностью индивидуума – конечная природа становления. В антропологии прослеживается отпечаток влияния мотиваций Зеркал Верха и Низа. В человеке вертикальная проницательность центров влияния развита в полной мере, и череда смещения интенсивности мотивированного побуждения мысли под влиянием полюсов смещает антропологический горизонт событий по вертикали, меняя в отношении к миру представление о ценностях.
Такая наша интеллигибельная работа выходит далеко за рамки искусства и начинает вещать о самом человеке, пространстве его структурной вовлеченности – принципе организованного начала, рожденного из залы ничто мира, но представляющая собой нечто, что тоже не его собственное, но самое что ни на есть центральное. Стремление понять самость заставляет сознание метаться, бросаясь то в пропасть обезличенной темноты зеркала низа, растворяющего в своем континууме последний образ явления, то ввысь стремится достичь обжигающего крылья солнца. Экспериментальная автономия богоборчества историй человечества бросается в омут с головой во времени, рыща ускользающее будущее в условиях абсолютной невозможности объять и укротить формальной обусловленностью локализации возрастающий градус разящей энергии, ввергая свою судьбоносную целесообразность во власть хаоса Войны. Как результат, война с содержанием бытия. Война с миром. Такая мотивация препятствует реализации замысла Творца и поэтому выбирает для себя ничто. Огонь и пепел!
Стихийность можно наблюдать во внутреннем состоянии прогнозируемой непогоды сдерживаемой психологической концентрацией, вынужденной сосредоточенностью по отношению к внешним вызовам («…и смертный бой вести готов») или, наконец, психоз, угрожающий летальным исходом, например, от приступа смеха, а при выходе мотива в социальную сферу «машиной желаний» пробуждающего в массах фобии непроявленных чаяний, по Фрейду. Что легализует в общественном сознании идеологии превосходства. Ведь понятно, когда система нестабильна, незначительное событие может с легкостью вывести ее из состояния былого равновесия. И вдруг открывается ящик Пандоры, внутренние фобии становятся внешним кошмаром и консультацией у психотерапевта нельзя ограничиться для того, чтобы разрешить проблемную зону активности воспаленного воображения. И оказывается, совершенно не имеет значения, чью плоть будут рвать в клочья, лишь бы посыл был «правильным». Кто оплачивает Украину тот ее и «танцует».
Тайна искусства заключается не в искусственности искуса изобразить божественное начало в человеческой деятельности, что часто соотносят с формой поклонения идолу в обращении с которой, считается, власть злого гения овладевает восприятием. Прям, искушение, довлеющее над искусством передачи смыслов. Образ присутствия вечности хранит символ силы, важно, как мы к нему относимся, и какую роль он играет на ментальном уровне: распахнув объятья освобождения в общении с проникающей действенностью или как к объекту порабощения нашей сознательной несвободы. Не только вопрос иконоборчества в христианстве, но и смысл перерождения в Духе раскрывает целесообразность освобождения от любых оков детерминизма. Рабству не способному переступить через мир вещей наверно не имеет значение, сколько у него будет хозяев. Это вопрос веры и наставничества ведущих по тонкому лезвию учеников для передачи преемственности служения Духу.
Искусство хранит принцип проникновения человеческого восприятия в глубинную структуру силового контура. И это непосредственно связано со стихийностью, поскольку Витализм, пробуждающий на мертвой Планете могущество жизни – тоже стихия. Жизнь часто сравнивают с взрывом, заполоняющим все свободное пространство сред обитания. Однако в одном случае стихийность сдерживается органичностью Целого, упорядочивая пространство растущей деятельности, а в другом проявляет себя как хаотичная, неуправляемая свобода. Гармония, грация и красота, проникающие в сознательное отношение к бытию через постижение искусства воплощают принцип организованного пространства. Человечество присягает чувству прекрасного на уровне подсознательного ощущения жизнеутверждающего соприсутствия в теле. Если это чувство, осознанно связанное с перерождением гадкого утенка в белого лебедя и не отравлено печатью эгоистичной самонадеянности, то сохраняет сущность прекрасного в душе и духе. Переход от внешнего к внутреннему мироощущению требует зрелости, а проблемы психологии являются симптомом нестабильной системы восприятия. Важно вылечить болезнь, а не ее проявления.
Искусство вскрывает автономию пространственно-временного континуума, расширяя восприятию диапазон проникающего действия в феноменологию напряженного фона действительности. Это как радуга после дождя. Что позволяет вступить в прямой контакт с действием, его напором, броском проникновения прямо из холста запечатлев образ в предчувствии проницания темпоральности времени, ощутить свою причастность к высшему началу. Напряженность вибраций, звучание музыки, персонификация, вовлеченная в сюжетную линию сопереживания. Сбалансированность плавного скольжения взгляда по точкам психологического воздействия, ритм передачи пульсации движений в темпоральности времени и контраст, добивающийся выразительности в прочтении вещающих образов и смыслов все они создают единство согласованности общего впечатления в произведении искусства. Для тех, кто ощущает эту связь на уровне интеллектуальной интуиции, становится доступным перспектива пространственной организации, экранирующая необходимость действенного начала в сущности явления. Динамика восприятия не заканчивается в «достоверности» утвердительного завершения действия, а пробивает «чердак» и «подвал» горизонта событий в надежде добиться ответа на вопрос: «что там за этим ничто?».
Код прекрасного есть принцип проникающего действия глагола времени в пропорциях «Золотого сечения» созидающий весь этот мир в его полноте. Пренебрегать этим для человеческого восприятия крайне наивно. Там, где рациональные инструменты исчерпывают свои возможности, берет верх сила красоты! Искусство как инструментарий гармонии дает человечеству возможность обуздать стихию, усмирить агрессию и расставить фигуры на шахматной доске Бжезинского так, чтобы они не пожрали друг друга. Неудивительно, что Ф.М. Достоевский, доведя до пределов свою экспертизу, видел спасение мира в красоте эстетического восприятия. Красота внутреннего озарения создает гармонию внешнего выражения. Речь идет не о том, что приходит и уходит с возрастом, а о том, что остается в самобытности, персонально сохраняя уникальность общения с глаголом времени. Монолог Вечности и резонанс души мира. Гарантия этому основанию дает Высший Геометр, архитектурных строений соблюдающий структурно-силовую симметрию начертания мира в проектах его рождения. На самом деле безобразие творит «бес» и его лишенное образа восприятие, проваливающееся в бездну небытия, насаждая какофонию всему миру волюнтаризмом власти разыгравшейся стихии управляемого хаоса. В глубине безобразия не может созреть эстетический эквивалент, способный из осколков фрагментарного мира склеить полнокровный шедевр отражения образа полноты бытия в какой-либо целостности. Только искупительная жертва восстанавливает образ Вечности.
На одной стороне кровь искупителя, на другой – демон, разрушающий зеркальное отображение Небес в земном мире. Смысл существования горизонта событий, разделяющего пленкой бинарную структуру непрерывного падения с дождем времени функции бытия в бездну небытия находится за пределами природы становления мира. Мифотворчество, маркирующее символами силы зоны проникающего действия в матрице становления нельзя считать плодом чистого воображения отвлеченного от силового контура влияний на мир состоятельности. Достаточно напомнить, что все уникальные формы организации восприятия предмодерна описывают различными способами один и тот же объект суждения, отражающий внутренний опыт субъекта, это тоже опыт, и он отвечает условиям проникновения сознания в силовой контур энергетики бытия. Могущество мифа создает ориентиры зон силового влияния, что как стрелка компаса позволяет самосознанию жизни в полевой энергетике поточной природы безошибочно указывать путнику в направлении Севера – оси движения мира. Это важно для того, чтобы пробудить самость в субъекте становления с инициацией движения восприятия к силовой вертикали центрального организующего начала. Быть на «правильной стороне истории» означает быть самоцелью, а не средством достижения стихийного и желаемого.
В этой действительности нам позволит разобраться провозглашенная Новая религия Казимира Малевича, рождающаяся в предчувствии событий Первой Мировой Войны и творческий поиск Владислава Алексеевича Провоторова создающий новый проект восприятия в преддверии меняющейся действительности мира. Его творения несут проникновенные символы религиозно-мистического искусства. Владислав Алексеевич, будучи прихожанином, храма Николая Чудотворца в Кузнецком обнаружил, что в Церкви, как и в искусстве, существует «мощное духовное напряжение». Он принял сан священника и стал настоятелем храма Благовещения Пресвятой Богородицы. По словам его духовного наставника, благословившего его на священство «образованные люди необходимы в церкви чтобы и простецу и мудрецу, донести веру во всем ее великолепии, во всей сложности». «Все, что нас окружает, формирует нас, и проявление высшего начала в искусстве позволяет прикоснуться к Творцу». Преодоление внутренних ограничений и обретение творческой свободы дают силы противостоять внешним препятствиям, подавляющим жажду творческого полета. Душевная боль «унесенного ветром» в незримо уходящем настоящем из «жесткой пластики» ответственного руководства поверхностью анатомической плоскости добивается крайнего натяжения струны времени до состояния обрыва. «Тащить и не пущать» связав наконец-то обуздать ощущение расправленных крыльев, ожидающих встречного потока ветра перемен. «Этого не может быть, потому что не может быть никогда». Бюрократизм цензурирует выразительность телесной красоты, уродует замысел существования и не видит очевидной необходимости передачи состояний души мира в предчувствии грядущих перемен. Самосознание жизни теряет смыслы бытия. Только стержень глубины восприятия позволяет выстоять в лихую годину.
Рис. 1 «Ангел пустыни» Владислав Алексеевич Провоторов
На ваших лицах холода печать,
Я равнодушье вам прощаю, дети:
Черт старше вас, и чтоб его понять,
Должны пожить вы столько же на свете.
Иоганна Вольфганга Гёте «Фауст»
С творчеством В. Провоторова я познакомился в передаче «Искусственный отбор» – картины впечатляют, говорящие образы антропологии расколотого пространства. Их заряд импульса не отпускает восприятие и заставляет искать утраченный смысл кричащей изобразительности ощущения боли человечности, попадающей под неумолимый каток Модерна. Попытка современности сшить эту фрагментацию личности только выявляет очевидные намерения безжизненной модернизации в желании ассимилировать сложность носителя разума социологией держателей акций товарных ценностей. Театральная постановка разыгрывает сценарий господ мира, в котором прямая связь человека с Истоком бытия не позволяет лоббировать ценности псевдодемократии, продвигая власть поверхности над сущностью бытия. Им нужны блестящие, а не глубокие мыслители и в этом цензура гарантирована. Потом на модель «нового человека» повесят ярлык, предъявят авторство в изготовлении бренда представительства цивилизации «нового общества», и по этому лекалу станут переделывать весь мир. «Герои нашего времени» в псевдодемократиях, те, которые отказывают сущности своего бытия и готовы быть кем угодно, хоть андрогеном, только не человеком. Война с гендером как результат потуг социологии человеческого быта занять центральное место в судьбе всего человечества, подменив социальной логистикой потребления душевную потребность в метафизике бытия. Человек – неправильная вещь и эту его особенность учитывает стихийная жажда власти. Симулякр создаст картинку видимости, в рамках системы потребления сохраняя форму, но лишая этот фарс благополучия содержания присутствия духа.
Рис. 2 «Жесткая пластика» Владислав Алексеевич Провоторов
“Жесткая пластика” импортируется господством “ризомы” способной симулировать любое содержание бытия, превращая все в гладкую и отшлифованную поверхность, делающую приятное, в тактильном прикосновении, ни сучка, ни задоринки ни встретишь в проявлении «правильной» свободы.
И действительно, кому нужен внутренний мир человечности, достаточно свести его смыслы до существования присутствующей наличности: «Нет необходимости умножать сущности» – бритва Оккама. Вся антропология души есть только «социальное животное», а социология гарантирует рай правда на своих корректируемых правилах. Ну и потом область использования этого «филе» можно состряпать упаковав секрет в антиутопию из «искренней» любви к человечеству, тем более что планета крайне перенаселена однородным видом, а ресурсы, нас убеждают, не смогут всех прокормить? Такая голая тема, в развитии которой рациональные решения непопулярны и крайне напоминают эвтаназию, прикрытием легенды суицида легализованного социологией гуманизма, проясняя для непонятливых «новые смыслы бытия». В сфере обслуживания важно чтобы клиент уходил счастливым. Улыбка на лице – индикатор качественного обслуживания. Товарно-денежные отношения все приберут и нарисуют картинку в рамках рекламной компании обыденной повседневности. И опять на защиту высшего права «на жизнь» в переосмыслении переосмысленного выступает Искусство! Не удивительно, что искусство в культурной трансляции смыслов, так раздражало Геббельса: «Когда я слышу слово «Культура», моя рука тянется к пистолету». На первый взгляд отталкивающие образы картин Провоторова, содержат живой протестный вызов вскрытия дисфункции, выражающий кричащую антропологическую реальность. В ее непростом положении крайней невозможности сохранить культурную идентичность в условиях социальной адаптации субъекта размытием смыслов и образов нечеловеческими скоростями в гонке за первенство. Судьба человечества в современном мире предрешена. Ничего не поделать – прогресс. Станислав Лем считал «технологический взрыв – могильщиком культуры». «Технологический взрыв» как могильщик усилий времени, сбивающий пламя органического разума в кромешную тьму небытия.
Что выражает существительное «гармония», «грация», «красота» в точке зрения человеческого существа? Первое что бросается в глаза – признак действительности, придающий формы пространственным организациям и представляющий геометрии всего существующего в энергиях бытия. То, что для восприятия естественно и красиво является необходимым и для проникающего и оживляющего глагола и силы действительности. По законам красоты реализуется субстанциональность мира, поэтому чувство прекрасного фундаментально и для принципов образования Космоса Вселенной влиянием силовой вертикали, связывая микрокосм становления и макрокосмос поточной природы действия. Мы воспринимаем это как красивое только потому, что мы живем в этом особенном мире, и само представление о красоте фиксирует энергетику рождения Вселенной из сингулярности. В иных условиях для нас возможно естественными были бы другие ассоциации с красотой. Красота представляет собой аналог напряжения поточной природы времени для каждого периода становления, генерируя в сознании образ на интуитивном уровне. Действенность глагола, созидающего симметрии и пропорции гармоничного сочетания статики и динамики подобно тому, как река выбивает свое русло. Формирует не только внутреннюю органичность, но и внешний мир антропологической мотивации действия в действительности. Это силовое поле мотивированного начала в своей действенности укрощает «мир количества» и стихийность незадачливости, увеличивающей свое жизненное пространство за счет разрушительного расширения, почти как во Вселенной с ее растущей энтропией.
Под эгидой гармонии проблема перенаселенности планеты решается комплексно, внедряя алгоритмы действия в самосознание жизни. Руководствуясь истоками организованного начала, а не стихийными тенденциями. Ориентируясь на централизацию проекций силового контура, что приводит в порядок, уравновешивает и гармонизирует стихийные порывы расширяющегося антропологического пространства, угрожая экосистеме массами заполоняющих тел. Связь между природной красотой и благополучием экосистем очевидна. Красота содержит жизненную силу природного всплеска в ее утвердительном проявлении. Могущество жизни неподвластно хищническим притязаниям обладания. Симбиоз органичного общежития привносит гармонию в экосистему уравнивания ее баланс утвердительного могущества жизненной силы и хищнического голодания. Важно не утратить чувство меры. Право хищника съесть добычу, не терзая свою природу моральными издержками равномощно возможности умереть с голоду. В книге пророка Исаии, организованное пространство исключает хищническую мотивацию, приравнивая мудрость змеи в искушении Рая к праху ничтожности: «Волк и ягненок будут пастись вместе, и лев, как вол, будет есть солому, а для змея прах будет пищей: они не будут причинять зла и вреда на всей святой горе Моей, говорит Господь» (Книга пророка Исаии). Если происходит разрыв между мотивацией небытия и становлением мира, то в иерархию организации пространства внедряет свои алгоритмы Сам Господь. Гора символизирует силовой контур, а гармония симбиоза хищников и травоядных утверждает власть силового поля над коварством ничтожности змия. Мотивация небытия просто вытесняется из горизонта событий. Говорят, когда в мире что-то происходит, то всегда кому-то это нужно и на нижнем страдательном, и на верхнем уровне зреющих мотиваций, созидающих и разрушающих организованное пространство. Сам мир мечется между этими мотивами, то поднимаясь на гору, то уверяя всех широко открытыми глазами, что «гору родила мышь» и надо исткать в подножье.
В контексте организованного пространства инструменты либеральных ценностей заимствуются у Франкенштейна и предлагают оскопить человечность для того, чтобы решить проблему перенаселения планеты. Отсечь у этого тела место обитания души, чтобы возвеличить природное начало. Разрешить человеку жить в роли «социального животного» но утилизировать дух внутренней централизации. Ни это ли кощунство оскорбительного отношения, к человеческой глубине прививаемое глобалистами, их стихийностью жажды власти, что доводит отрицание человеческой субъективности до абсурда. Человек в его претензии сохранить внутренний мир, как бельмо на голубом глазу для превосходства исключительной расы напоминает всем своим видом о существовании Творца, раздражая князя мира сего. Человек по-прежнему сохраняет в традиционной преемственности поколений культуру проявления Вечности человечностью бытия. Глубину гармоничного организованного пространства. Тогда как власть поверхности признает только плоскостную тишину увеличивающейся энтропии. Человек в пространстве рационализации власти ноуменальная персона, а его «вещь в себе» делает мир неконтролируемым для «ratio».
