Czytaj książkę: «Выжигая души», strona 5

Внезапно лесную благодать разорвал в клочья ужасный крик. Следом еще один. Анна резко выпрямилась и обернувшись увидела, как за доли секунды Михаил Федорович скрылся за деревьями. Моментально забыв про ягоды, она бросилась вслед за ним. Анна бежала, чуть разбирая перед собой дорогу в направлении привала. Добежав до густой поросли кустов, она внезапно рухнула на землю. Ей показалось, что она зацепилась за какую-то корягу, но оглянувшись, увидела, что Михаил Федорович крепко держит ее за ногу около щиколотки.

– Тихо, – скомандовал он. – Лежите тихо и не шевелитесь. Чтобы ни случилось, ни звука.

Что-то это ей напоминает, молниеносно промелькнуло у нее в голове. Точно также она твердила своему сыну, когда выходила на разведать обстановку и не вернулась. Неужели опять все повторяется? Анна даже не думала ему сопротивляться и лишь покорно кивнула в ответ.

С места привала ветер своим легким дуновением донесся еле уловимый запах дыма. И Анна поняла, их обнаружили по дыму разведенного костра. Но зачем? Зачем? Так глупо? Господи!

Спустя несколько минут, в стороне от себя, они услышали приближающийся собачий лай.

– Берегите себя, – неожиданно для Анны произнес Михаил Федорович. – И помните, теперь Вы просто обязаны выжить.

Затем он встал и решительным шагом вышел из кустов. Собака залилась злобным лаем и остервенело рвалась с поводка.

– Не надо собак, – невозмутимо произнес Михаил Федорович. – Теперь мне бежать некуда. У вас мои близкие. Делайте, что должны.

Анна смотрела, как Михаил Федорович, опустив седую голову на грудь, покорно шел впереди, а наемники, отпуская в его адрес колкости, не отставая ни на шаг и подгоняя его, следовали сзади.

Анна лежала в кустах, словно в оцепенении, не в силах даже пошевелиться. Из-за зарослей, которые ее тщательно скрывали, было не разглядеть, что там происходит. Но лес со скорбью разносил звуки, и она четко слышала, как плакала Юля, как истошно кричала и звала на помощь Катя. В ушах стоял душераздирающий крик Ирины и будто рычание в предсмертных судорогах, голос Романа. Единственный голос, который она не слышала, был голос Михаила Федоровича. Он добровольно пошел на это, тем самым спасая жизнь Анна. Подарив ей еще один шанс – спастись и остаться человеком.

Анна лежала будто парализованная. Ей все еще не верилось, что все это происходит сейчас наяву. Кажется, вот она проснется, на привале, вместе с остальными. Ирина с Юлей будут мирно спать рядом, как всегда крепко обнявшись. А это, это все просто окажется страшным сном.

Сколько времени она так лежала, Анне было неизвестно. Но пока она находилась в оцепенении, все звуки стихли. Не было уже слышно ни криков, ни собачьего лая. Все кругом было покрыто мертвой тишиной.

День катился к закату и его кровавое зарево, напоминая о произошедшем, словно прощалось с землей и Анной навсегда. Она все еще не верила, что осталась одна. Куда же ей теперь идти? Что же теперь ей делать? Господи! Ну почему ты это допустил? Почему не уберег этих хороших людей? А дети? За что же их? Что они такого ужасного натворили за свою короткую жизнь, что ты их так наказал? Что их ждет там, в конце? За что?

Слезы ручьем полились из глаз. Не помня себя, Анна зарыдала в голос. Но боль не отпускала и держала словно в тисках. Изнутри просто рвался крик души, но все никак не мог прорваться наружу. Не в силах уже сдерживаться и содрогаясь от рыданий, она уже просто кричала. От боли, от отчаяния, от усталости. Она даже не думала, что ее могут услышать. Ее это уже совсем не волновало. Боль в душе была настолько острой, что словно ножами резала изнутри. Рыдая, не помня себя, Анна причитала уже в голос:

– Господи, ну за что? Зачем ты спас меня? Зачем я до сих пор жива? Чтобы еще дальше мучить? Зачем? У меня больше нет сил. Ну, как же ты все это допускаешь? Я больше не могу. Я больше так не могу! Не могу!!! Что мне дальше делать? Ты сохранил мне жизнь, но зачем? Как теперь жить? Для чего? Как жить дальше? Почему дети? Почему всегда хорошие люди? Господи спаси их, не оставляй их там одних без своей защиты. А со мной теперь делай, что хочешь? Мне уже все равно. Все равно. Я больше так не могу.

Но в ответ была лишь непроницаемая тишина и робкое шептание листвы. Анна уже совсем обессилила от пережитых потрясений и потеряв сознание, отключилась.

Очнувшись, Анна встала и огляделась вокруг. Она снова пыталась привести мысли в порядок.

Вечер отступал перед ночной мглой, и та уже вовсю торопилась накрыть все своим черным покрывалом. Все еще шмыгая распухшим носом и тяжело прерывисто вздыхая, Анна побрела вперед. Сначала она шла просто по инерции, но потом вспомнив, что Михаил Федорович говорил, что нужно держаться направления вдоль главной дороги. И, если никаких происшествий больше не случиться, то к середине ночи они должны были добраться до города. И Анна решила следовать этому план до конца. Тем более, что другого у нее и не было.

Она шла словно в каком-то тумане, двигаясь будто зомби. Уставшая, душевно и физически вымотанная, то и дело спотыкаясь, она словно была в какой-то прострации.

Вот она уже на распутье, на котором была еще совсем недавно. Проклятые чиновники с их неутолимой жадностью и алчностью, положивших к ним на алтарь целый народ, последних выживших после катастрофы людей. Проклятые штрих-коды, отобрали всех, кого она знала. Похоже, люди так и не поняли чего-то самого главного, ради чего были спасены и продолжали жить. Но видимо оказались недостойными к продолжению будущего. Поэтому и должны просто исчезнуть, уступив место для другого, чего-то более благородного достойного светлого.

Подходя к городу, она уже не шла, а плелась чуть пошатываясь. Усталость давала о себе знать. Но страха почему-то уже не было. Осталось какое-то равнодушие. Ей уже было все равно, будь, что будет. Она чувствовала себя, словно пустой сосуд, из которого давным-давно извлекли всю живительную воду.

Краем уха она слышала, как где-то недалеко в стороне, негромко переговаривались наемники. Луч фонаря мелькнул в ее сторону, и задержавшись на ней несколько секунд, исчез.

– Да, готова. Посмотри на ее руки, видишь?

– Вижу, – последовал ответ, а следом смачный плевок в ее сторону. – Ну и красотка. К такой даже подходить противно. Вонючка.

И оба голоса зашлись раскатистым смехом.

Уже позже, войдя в город и укрывшись за уцелевшими зданиями, Анна наконец пришла в себя окончательно. В памяти сразу всплыл разговор двух наемников. Видно, когда она собирала и лакомилась черникой, то на руках и лице синими разводами отпечатался сок ягод. Видимо их то наемники и приняли за штрих-коды. За всеми последними событиями и переживаниями, она совсем забыла про себя, было не до этого. Ей было все равно, как она выглядит и давно забыла об уходе за собой. Она даже не помнила, когда в последний раз просто расчесывала волосы и умывалась. А ведь именно это сейчас и стало ее спасением. Она спокойно прошла мимо наемников. Это ли не чудо? Не ведет ли ее сам Господь за руку?

– Я оценила твою шутку, Господи, – подумала Анна и рассмеялась.

Так почему же она тогда так отчаялась? Почему уже сдалась? Нет. Нельзя. Нельзя! Иначе все, что она перенесла за все это время, станет бессмысленным. И люди, который ее любили и которые ей помогали, тогда погибли напрасно. Нет! Она пойдет до конца! Как бы тяжело не было. Михаил Федорович твердо ей приказал, выжить, во что бы то ни стало! А она? Как она могла позволить себе махнуть на все рукой и сдаться? Нет! Теперь она на это просто не имеет никакого права.

Немного взбодрившись и мысленно дав себе обещание, твердо идти до конца, Анна двинулась вперед, к центру города. Туда, где в самом его сердце, за кованным высоким забором, располагался правительственный дом с аппартаментами президента, в стенах которого отражался пылающий жизнью город.

Она пройдет этот город, чего бы ей это ни стоило. Пройдет это ужасное место и доберется до спасительного храма. Обязательно доберется!

ГЛАВА 15

Место, где президент со своим заместителем планировали дальнейшие действия и принимали различные решения, представляло собой круглое двухэтажное здание с закругленной куполообразной крышей. Стены его снаружи были отделаны затемненными зеркалами и украшены резным орнаментом из хрусталя так, что в этих стенах полностью отражался город. Но то, что было внутри этого здания не видел и не знал никто из граждан последнего целого государства на земле.

На первом этаже располагался официальный кабинет президента, где он принимал своих подчиненных, проводил совещания и переговоры.

Второй же этаж полностью занимали личные апартаменты руководителя. Вдоль стен, по всему периметру круглого помещения, что составляли президентские покои, в несколько рядов были расположены широкоэкранные мониторы. Эти экраны предназначались только для самого президента и только для его досуга. По ним он не проводил видеоконференции и с их помощью не решались какие-либо важные вопросы и дела, нет. С помощью этих экранов руководитель мог в любое время любоваться молодыми красивыми девушками. Подчас, даже несовершеннолетними, что было в принципе своем не редкостью и считалось вполне нормальным явлением.

Каждая девушка находилась одна в отдельной комнате, под круглосуточным прицелом камеры и для каждой выделялся отдельный экран в президентских покоях. Так, что глава государства мог в любую секунду любоваться каждой из них. Также, девушка обязана была явиться к руководителю по первому же зову, либо выполнять все его команды, находясь по ту сторону экрана, дабы ублажить своего господина.

Когда президент выбирал одну из девушек, то все экраны подключались к одной линии, выключая изображения остальных. Мониторы переключались на данную жрицу, увеличивая ее изображение во всю стену.

Вот и сейчас, находясь в своих апартаментах, президент заканчивал обсуждение текущих дел со своим заместителем. При этом его взгляд уже нетерпеливо скользил по экранам, где девушки без устали старались привлечь его внимание к себе. Он уже вовсю предвкушал яркий и теплый вечер с одной из них. Он уже представлял, как будет с ней развлекаться. А может и не с ней одной. Он уже раздумывал, сколько же жриц любви ему все-таки на сегодня хочется. Но погрузиться полностью в приятные для него размышления ему не давала его заместитель. То и дело осыпая вопросами и различными своими размышлениями, и советами по будущим действиям руководителя.

Это была стройная худощавого телосложения женщина со светлыми аккуратно стриженными волосами, лет тридцати. У нее было худое лицо с впалыми щеками. Губы ее были похожи на тонкие ниточки, а глаза сужались в хитром прищуре, каждый раз, когда она говорила.

Президент, конечно же, время от времени вслушивался в то, что она говорит, лишь урывками улавливая некоторые ее фразы. Но дальше снова, делая вид, что внимательно слушает, погружался мысленно в свои фантазии. Моментами, поддакивая ей, не открывая рта.

Помощница не унималась и продолжала говорить, приводя разные доводы:

– Ну, что ж, я считаю, что мы все-таки делаем все правильно. Конечно, есть еще некоторые элементы, которые пытаются стоять на своем. Но таких, в считанные дни останется единицы. Я думаю, что мы их скоро тоже изловим и они будут, как все, либо просто ликвидируем. Лишняя огласка и паника нам тоже не нужны. Так, что на данный момент мы в только в плюсе. И, чтобы не терять своего положения, я думаю в скором времени усилить посты и число наемников. Но, если все-таки останутся не согласные с нами и будут противостоять нам или прятаться, то мы обшарим все углы и подвалы, каждую щелочку. Все равно им деваться уже некуда. Это просто лишь вопрос времени, – подытожила помощница на твердой уверенной ноте.

Тот же, в свою очередь, стоя к ней в пол-оборота, скрестив руки на груди, в очередной раз еле слышно поддакнул ей в ответ, при этом половину ее речи пропустив мимо ушей.

– Все равно будет, как задумано, – протянул он, задержавшись взглядом на жгучей брюнетке лет шестнадцати, извивающейся в танце, демонстрируя кошачью гибкость своего тела. – Так, как запланировано. Ведь у меня есть Вы.

Уже более твердо и громко закончил он и взглянул на свою помощницу.

– Конечно, – улыбнулась она ему в ответ дежурной улыбкой, понимая, что президент полностью на нее полагается.

Одной фразой он дал ей понять, что полностью ей доверяет и надеется, что она его не подведет. Одной фразой он похвалил ее за все старания безграничную преданность и верность своему руководителю.

– На этом, пожалуй, все, – поторопился он быстрее закончить этот деловой и утомительный для него разговор. – Делайте так, как считаете нужным, – поставил он окончательную точку в их беседе.

Помощница, скоро попрощавшись, вышла из личных апартаментов президента. Уже стоя в холле перед зеркалом и поправляя себе прическу и макияж, она мысленно улыбалась сама себе, что отражалось легкой улыбкой на ее губах. Какая же она молодец и первый человек в государстве, обладающий такой безграничной властью над всем, ценит ее и считается с ее мнением.

Помощница осталась очень довольна собой. Довольна состоявшейся беседой и отношением к ней руководителя. Он доверяет именно ей и полагается на нее во всем, а этого много стоит. Довольная собой, окинув взглядом еще раз свое отражение в зеркале, она уже повернулась, чтобы выйти из здания. Но вдруг сверху стали доноситься непонятные звуки.

Помощница несколько секунд стояла в растерянности, прислушиваясь к звукам, не зная, как ей поступить. Все еще в недоумении и сомневаясь в правильности своих действий она стала подниматься по лестнице. Звук нарастал все сильнее и было ощущение, что он множился с каждой секундой. Поднявшись на второй этаж и отворив двери, она вошла в апартаменты президента. Перед ней предстала просто страшная картина…

Охранники, прислонившись к дверным косякам, скрючившись лежали на полу, обхватив руками головы и стонали от невыносимой боли. Все чаще их стоны переходили в рычание и крики.

Помощница провела взглядом по помещению и страх полностью сковал ее. На всех экранах девушки кричали, стонали, корчились от неописуемой боли. Их лица искажали ужасные гримасы. Они метались по свои комнатам, не видя перед собой уже ничего, натыкаясь на разные предметы. Падали, рвали на себе одежду в клочья. Кто-то от нестерпимой боли рвал на себе волосы и бился головой о стену.

И везде, везде стоял один гул, оглушающий все пространство, состоящий из душераздирающих криков и стонов.

Помощница глянула вниз. На полу и дивана, стоящего посередине помещения, крючился, рыча от боли и извиваясь всем телом, как змея, лежал президент. Обхватив голову руками, он катался по полу, захлебываясь собственными хрипами от страшной боли. Он то закрывал глаза, зажмуривая их сильно то снова широко раскрывал. В эти моменты, в его глазах читалось такое страшное безумие, такая ужасная боль, что от всего увиденного у помощницы по спине бежали мурашки. Она стояла, как вкопанная, не зная, что ей делать.

Из непонятного оцепенения ее вывел крик одной из девушек на экране. Он был настолько дикий, что помощница невольно вздрогнула. Девушка на экране уже не металась по комнате, а просто стояла посередине ее, не в силах даже двинуться и в глазах стоял такой ужас, что даже перехватывало дыхание. Ее тело просто начало распадаться на части. Сначала стала растекаться кожа с лица, затем стали отваливаться нос, уши, грудь. Следом отпали конечности и остатки ее тела просто рухнули на пол и начали тлеть.

Помощница смотрела на мониторы не моргая. В них одна девушка за другой распадались на части и тлели. Она еще раз посмотрела на президента, но его постигла такая же участь. Ей хотелось бежать отсюда, как можно быстрее и дальше. Но ноги не слушались и вместо того, чтобы мчаться отсюда, она еле их передвигала. Она шла, пошатываясь в разные стороны. Выйдя из здания, все еще придерживаясь руками о стены, она направилась по улице. Не помня себя от страха, она то и дело спотыкалась о падающие тела и сталкивалась, с мечущимися в разные стороны существами. Все еще вяло двигаясь, она вышла к центральному парку и все еще находясь в шоке, устало опустилась на скамейку у розовых кустов.

Что же это получается? Все, что она делала и хотела еще сделать, все было напрасно? Все это было неправильно, только во вред людям? Сколько боли и горя она принесла людям, следуя за своими идеалами, не оглядываясь ни на кого! И что же, никакого идеального общества, довольного и добродушного никогда не существовало? И никогда бы не было? Это же просто подмена идей. Ее просто использовали в своих личных целях и она, веря в то, что действует во благо народа, шла до конца, без каких-либо компромиссов, не оставляя никому ни единого шанса. И те, кто не были с ней согласны, оказывается наоборот, не врали. Наоборот, они были героями, пытающимися спасти людей от них же самих. От их пошлости и низменности. А она? Что же она? Как она могла этого не видеть, не замечать, не придавать этому значения? Веря в то, что творит добро и не понимая почему многие все же недовольны ее действиями? Она же старалась сеять только хорошее, как можно больше, заботясь о людях… А результат? Полное уничтожение человечества. В итоге, она разрушила все, все и всех… и даже саму себя. Теперь ей стало понятно все. Но стало понятно уже слишком поздно. Теперь понятно, почему многие так упорно сопротивлялись ее идеям. Какую же ошибку она допустила. Наверное, это все уже неважно. Все кончено! Ну почему она не замечала этого раньше, не задумывалась об этом? Раньше, когда еще было время. Когда была возможность еще все исправить. Но раньше ей и размышлять об этом было некогда. Она просто шла вперед, твердо уверенная в своей правоте и совсем не замечала трещин в происходящем. Успешная, довольная, деловая, имеющая право голоса на самом верху. И что сейчас? Конечно же она не одна виновата во всем этом хаосе, который кружил вокруг нее. Но оправданий ей нет! Нет ни в чем! Она несомненно виновата! Прощения нет! Пути назад нет! Расплата за все неизбежна.

Она взглянула на выбитый на запястье руки штрих-код и такой тяжелый камень вдруг придавил ее душу, что слезы невольно покатились из глаз. Она перевела взгляд на небо, которое все плотнее закрывали сгустки тьмы.

– Господи, прости меня за все. За всех людей, которых я погубила, за их души. Даруй им свое прощение и царствие небесное. Господи прости.

Это были уже последние мысли полного покаяния и мольбы, застывшие навечно в ее глазах. В этих глазах не отражался больше страх и ужас. Лишь чувство вины о содеянном. Только раскаяние в глазах, к сожалению, уже запоздалого, устремленных еще в тот чистый светлый кусочек неба, который уменьшался с каждой минутой. В глазах, единственных, что остались целыми, не растекшимися в тлеющих остатках тела.

ГЛАВА 16

Ночь казалась нескончаемой. Небо было все черное и из-за расплывающейся во все стороны черной массы, похожей на туман, совсем не было видно звезд. Анна смотрела по сторонам и не могла поверить, что город всего за каких-то два дня, стал неузнаваемый совсем. Оказалось, все что она видела недавно и что ее еще тогда повергло в шок, были просто цветочки. Тогда еще люди были похожи на людей, еще что-то человеческое читалось в их лицах и была хоть какая-то надежда. Но сейчас, сразу бросалось в глаза – ничего человеческого не осталось. Существа вели себя хуже животных и уже больше походили на ужасных монстров. Грязь, вонь, брошенные прямо на улицах, разлагающиеся трупы, агрессия, озлобленность и непрекращающееся чувство голода, которое постоянно точило изнутри и которое уже невозможно было ничем утолить. Это все, что осталось в удел этим созданиям.

Анна шла по краю тротуара, опустив глаза и глядя прямо перед собой. Она старалась двигаться, также, как они и ничем не отличаться. Как и в прошлый раз, она старалась никого не разглядывать. Страх внутри зарождался с новой силой.

Вокруг нее, сплошным хаотичным потоком бесновались эти ужасные существа. Ее слух постоянно ловил душераздирающие звуки. Рев, рычание, крики, скрежет, стоны, похожие на скуление побитой бездомной собаки, какие-то хлопки, удары, треск – все это сливалось в один непереносимый гул, который накрывал весь город, пронизывая своим воем все пространство насквозь, до самых дальних улочек.

Анна старалась избегать больших скоплений этих существ. И каждый раз, едва приметив группу беснующихся монстров, сворачивала на другую улицу. Продвигаясь вперед, путем такого лабиринта, Анна неожиданно сама для себя попала на главную площадь. Сразу же метнувшись в сторону дальнего глухого тупика, чтобы не привлекать к себе ненужного внимания, спряталась за кованную колонну, которую когда-то обвивали, лаская своей нежностью клематисы и настурции. Она стояла замерев, боясь даже пошевелиться и настороженно озиралась вокруг. Перед ней встала ни с чем несравнимая картина ужаса, страха и безрассудства.

Площадь со всех сторон ярко освещали прожектора, а посередине ее возвышалась сцена, на которой музыканты играли что-то вроде тяжелого рока. Они так сильно сотрясали инструментами, что у гитариста даже начали рваться струны, а у ударника лопаться покрытие барабанов. При этом они синхронно трясли головами, словно кивая, так ритмично, что могло показаться, что те вот-вот отвалятся. При этом в такт их музыки стали двигаться все существа, которые находились на площади, а пространство площади все время пополнялось приходящими постоянным потоком со всех уголков города, новыми существами. Площадь была уже настолько плотно наполнена ими, что многие из них то и дело задевали друг друга. Из-за этого постоянно местами вспыхивали драки, но быстро прекращались, т.к. соперники под воздействием лившейся музыки, вставали и начинали дальше, вместе с остальными двигаться в такт.

Но лившийся по площади звук, Анна никак не могла назвать музыкой. Скорее это походило на смесь звуков электрического треска и работающего отбойного молотка, разбавленных непонятными криками. Этот звук окутывал не только площадь. Он проникал во все уголки города, застревая где-то глубоко в подсознании. И от него спрятаться было уже просто невозможно.

Анне очень хотелось закрыть ладонями уши и бежать отсюда, как можно скорее. Все равно куда, лишь бы подальше от этого кошмарного места. Машинально, она продвинулась в дальний угол, который образовывали соединяющиеся между собой стены зданий и куда свет прожекторов не проникал. Она медленно отошла в самый угол, пока стеной не почувствовала холод бетонной стены. Отсюда, как из засады, она уже могла более тщательно рассмотреть двигающихся существ, синхронно сотрясающихся в такт летящим звукам. Площадь уже больше напоминала собой какую-то массивную бурлящую массу. Доносившиеся звуки становились все нестерпимее, и все больше резали слух, так что уже начинали болеть уши. Эти звуки все больше походили уже на лязганье и дребезжание. Анна оглядела находившихся рядом существ. Остановив взгляд на одном из них, она видела, как он уже уставший изможденный продолжал подпрыгивать. Но так, как у него уже не оставалось сил, то он просто словно пружинил, но на полусогнутых ногах, руки его беспомощно висели, словно истощенные плети, но все еще, раз за разом взмывали вверх. Голова обессиленно повисла и моталась из стороны в сторону, как маятник. Это существо уже не двигалось так энергично, как в самом начале, но и остановиться уже не могло, словно у него не хватало сил, чтобы совладать с собственным телом. И так, с опущенными плечами и повисшими головой и руками, уже даже не двигалось, а просто хаотично сотрясалось.

На площади становилось все теснее. Существа, которые совсем недавно были людьми, шли на эту площадь со всех сторон, гонимые непонятным зовом, вливаясь в общую массу. И она, пульсирующая этими созданиями, становилось все гуще. Через какое-то время их собралось уже столько, что они уже стояли плотно к друг другу, толкались, друг друга задевая, но все еще продолжали дергаться в непонятных конвульсиях.

Анна от страха вжималась в стену все плотнее. Создавалось ощущение, что на площади начинало происходить еще что-то, что-то непонятное, которое она никак не могла определить.

Она переводила взгляд от одного существа к другому. Все они, стоя на одном месте, продолжали дергаться в невообразимых конвульсиях, но как-то уже синхронно. При чем некоторые из них сотрясались уже из последних сил. Их словно сотрясала какая-то невиданная сила. Они уже не общались между собой. Даже все конфликты стихли и уже не вспыхивали новые. Вся площадь уже напоминала не бурлящую, а колышущуюся массу.

Все! Люди окончательно и бесповоротно потеряли себя. Утратили не только человеческий облик, чувства, которыми были наделены от природы, но и разум, которым сверху их наградил Господь. Не осталось ничего. Сплошная пустота, черная дыра, выдавившая все эмоции. А главное, убившая саму сущность человека – его душу.

Анна видела эти пустые глаза, словно черные дыры, не выражавшие ничего. Пустые и безжизненные, смотрящие просто тупым мертвым не моргающим взглядом, только перед собой. Анна вглядывалась в эти лица. Но ни одной эмоции, никакой мимики, выражающей хотя бы боль или страдание, отвращение или брезгливость. Эти лица уже ничего не выражали. Безжизненные мертвые существа, словно ходячие трупы. На это было просто страшно смотреть. Еще больше безжизненности лицам придавали темные круги вокруг глаз, которые с каждой минутой, все более интенсивно и ярко проступали.

Анна не знала, что ей делать дальше. Она просто стояла в тени здания, прижавшись к стене и смотрела широко открытыми глазами от страха на этих существ. Но чем больше она их разглядывала, тем яснее понимала, что с ними стало что-то происходить. Все звуки и движения будто разом смолкли. И только душераздирающее лязганье, так называемых музыкантов, пронзало всю площадь и разносилось по всему ее пространству. Эти звуки становились все громче и интенсивнее, пока не слились в один непонятный щемящий душу гул. Этот гул не прекращался ни на секунду и лился сплошным потоком, накрыв полностью всю площадь и пронзая весь город.

– О, Боже, что это?

Теперь гул становился с каждой секундой все громче и резче. Существа, которые двигались синхронно, вдруг начали так дергаться, как будто их каждого подсоединили к высоковольтной линии. Многие начали в каком-то безумстве метаться по площади, сталкиваясь друг с другом. Падали, наступали друг на друга. Внезапно, в их глазах что-то прояснилось. Они словно очнулись от какого-то гипноза. На лице появилась такая боль, которую уже было не стерпеть. Они так кричали, что сердце готово было разорваться на части. Никогда бы этого не слышать.

Анна словно вросла в стену. Растерявшись от увиденного, она стояла, будто парализованная. Она смотрела на все это, находясь словно в каком-то страшном сне, не зная, что же ей делать. Слезы непроизвольно навернулись на глаза. Она все еще смотрела на этих существ, словно чего-то ожидая. Она чувствовала, что в этой агонии, где-то в глубине себя, эти существа все осознавали и понимали, но сделать уже ничего не могли. Назад дороги уже нет. Это был конец.

Музыканты на сцене все еще продолжали играть. На какое-то время, задержав на них взгляд, Анна сквозь слезы увидела, что вместо инструментов, они играли на человеческих частях тела. У гитариста, вместо гитары было тело человека, без рук и ног, а вместо грифа, человеческая голова с оголенными позвонками. Ударник вместо барабанов играл на человеческих головах. При чем головы представляли собой не оголенные черепа, а полностью были сохранены кожа, волосы, глаза. Они были совсем разные, по размеру и цвету. Они были и мужские, и женские, и детские. Из безжизненных глаз текли струйки крови. А, когда барабанщик ударял с неистовой силой по ним ударными палочками, сделанными из детских ручек, то в разные стороны брызгами разлетались светлые нежные мозги. Саксофонист держал инструмент, сделанный из девичьего тела, молодого гибкого позвоночника и головы. При звуках, выходивших через нос и рот, при каждом нажатии на один из позвонков, открывались небесного цвета глаза. А украшала все это длинная блестящая коса.

Анна все еще не могла поверить, что это происходит действительно, наяву. Это был словно сон, страшный сон, тот самый, который она когда-то видела. Но это было, кажется так давно.

Она видела, как прямо перед люди начали падать и крича, извиваться от нестерпимой боли. Музыканты на сцене, сбросили свои маски, и Анна увидела самых настоящих чудовищ, пришедших словно из самой преисподней. Они все еще продолжали играть на человеческих останках. Звуки, уже несравнимые ни с чем, просто раздирали тело и душу на части. От них можно было просто сойти с ума.