Czytaj książkę: «Прими свою тень»

Стая является единым организмом, состоящим из сознательно свободных личностей. Высшая цель стаи – развитие и познание. Высшая цель каждого входящего в ее состав – гармонизация двух своих «я», образующих волвека. Мы дали им имена для своего внутреннего общения. Волк – зверь, дарующий нам силу, интуицию и азарт. Лвек – тонкая духовная структура, позволяющая делать выбор вовсе не по праву сильного… Погубив в себе волка, мы лишимся не только второго облика, но и восприятия яркости мира, восторга слияния с ним. Погубив лвека, мы умрем. Душа должна управлять силой, выбирая для нее и длину поводка, и время свободных прогулок.

Из книги первого вожака свободных волвеков Лайла Энзи «Мы – стая»

Глава первая
Мирная прогулка инспектора Йялла

Йялл двигался ленивой походкой по самой середине улицы. Как обычно. И смотрели на него тоже как обычно. Неудивительно: в этом поселении людей, сколько бы оно ни переезжало, изменений не накапливалось даже минимальных. Скучно. Йялл демонстративно зевнул и прищурился. Почесал за ухом, быстро, резко, точно так, как чешут за ухом лапой гроллы – волвеки в своем втором облике. Жест характерный, нарочито подтверждающий дикость, о которой теперь неизбежно шептались в каждом окне, спешно и плотно закрытом шторой или жалюзи. Отгородившись от дикаря, его обзывали гнусным вонючим гроллом, хотя сейчас он был в своем человечьем облике, на двух ногах, одетый приметно, чего стоит хотя бы куртка из светлой искусственной замши. Яснее слов показывает: всего лишь прибыл прогуляться по улице, даже без повода в виде рутинной инспекции.

Возле стеклянной стены бара, расположенного по ходу движения слева впереди, скучали на высоких стульчиках ранние пташки, выбравшиеся ловить случайных клиентов в полдень, когда эти самые клиенты еще спят или только собираются сюда, заранее выведя мобиль из состояния автопилота. Такой адрес ни у кого не хранится в числе постоянных. Не принято.

– Ё-о-о, наш любимый зверик в отпадном прикиде, – хихикнула старинная знакомая. В последний раз она была яркой брюнеткой, а сейчас встряхивает выбеленными до неестественности волосами. – Эй, скидку хочешь?

– С твоего возраста? – вроде бы язвительно поинтересовался Йялл, но шагнул с середины улицы ближе к тротуару сразу, без раздумий. – В прошлый раз я давал тебе тридцать один, если верно помню. Могу сбросить еще годик, прекрасно выглядишь. Привет, Лорри.

Лорри исправно оскалилась, морща нос и демонстрируя все свои зубы вплоть до коренных. Изобразила презрение и насмешку. Старая игра во вражду. Потому что здесь ему все не рады. А сам он в лучшем случае скучает. В худшем… Впрочем, если бы он подозревал жесткий вариант развития событий, то не надел бы любимую светлую куртку.

Йялл присел на свободный высокий табурет. Выудил из кармана мятую купюру. Изучил с сомнением. Во всем мире осталось не более дюжины поселений, где еще помнят и активно используют бумажные деньги. Большая часть людей и не знает о таком явлении. А меньшая вполне довольна своим положением в тени, вне внимания Совета. Лорри быстро выхватила бумажку, подмигнула гораздо дружелюбнее:

– Так мало я буду стоить еще лет через десять, когда сделаюсь окончательной развалюхой.

– Длинное предисловие. Ты же знаешь, я интересуюсь, как все вонючие гроллы, только неразбавленной растительной кровью.

– Гнусное животное, – хмыкнула Лорри.

Спрыгнув с табурета, она убежала в бар добывать редкий в этих местах, прямо-таки эксклюзивный, томатный сок с солью и без спиртного. Все-таки знакомы уже лет пятнадцать, вкусы выявлены и с тех пор не изменились. Отношения тоже устоялись. Он давно оставил попытки образумить дуреху, не желающую жить нормальной жизнью, она отвыкла лупить злодея-инспектора по голове подвернувшимся под руку тяжелым и чаще всего стеклянным предметом, обзывая легавым и продажной шкурой.

Йялл вздохнул, глянул вверх, на синее густое небо неродного, но самого любимого Релата, и подумал о том, как тяжело здесь приживаться его родичам. Настоящим, стайным. Недавно пышно и торжественно отметили юбилей – полтора века совместной жизни трех рас: людей, айри и волвеков. Очень старались: забили до отказа все общественные каналы инфосреды программами по истории, с умилением показывали общие ясли и детские садики, поселения людей на Хьёртте – «стремительно возрождающейся к жизни планете наших братьев». Демонстрировали и желтоглазых профессоров из Академии, и влюбленно взирающих на них студентов всех трех рас, излагали перечни общих научных разработок и деловых проектов.

Смотреть было и больно, и грустно. Все в Совете прекрасно знают: единства нет и вряд ли оно когда-нибудь настанет, полное и окончательное. Давно закончилась эйфория, вызванная обретением братьев по разуму, прошло увлечение оригинальностью волвеков, нового вида разумных, утихла шумиха – вот с тех пор и стали копиться проблемы. Люди поначалу надеялись, что волвеки, побочный и достаточно спорный продукт давнего эксперимента айри, осознают свою дикость, устрашатся малочисленности собственной расы – и примут правила поведения, усвоят ценности и нормы человеческого общества. Перестанут именовать себя стаей, а главу Совета планеты Хьёртт (так его называют только люди) – вожаком и Первым. Представители человечества не без причин считают себя наиболее массовым элементом общей цивилизации и оттого – это сугубо их мнение – главным…

Айри вряд ли надеялись на перемены в характере волвеков, даже изначально. Отношение к ним у различных групп айри не просто неодинаковое – полярное. Да и сама эта раса весьма неоднородна: ее представители объединяются по интересам вокруг мало кому понятных извне ценностей и идей. Есть те, кто сразу или, что более естественно, после долгого размышления включались в стаю – так интереснее. Они, живущие долго, вообще предпочитают не спешить. Молча наблюдают, молча делают выводы и молча им следуют на правах самых умных… Вот уж кто в себе и собственной мудрости не сомневается! Айри мало, зато именно они создали современную науку как таковую. Кое-кто из них до сих пор полагает, что ум – это больше чем мудрость, а рациональность – выше порядочности. Приверженцы подобных воззрений дистанцировались от «низших», не желая забывать о том, что волвеков вообще-то создали именно представители расы айри. Древние и несравненные драконы, достигшие стадии человекообразия. Интеллектуально – боги.

Риан, старейший айри Релата, насмотрелся на комплексы родичей, наверное, больше всех. Он посмеивался над чужими предрассудками, возмущался, использовал – когда что удобнее. Ссорил айри, только что договорившихся о единой оппозиции, подначивал сомневающихся, уличал в глупости старейших, торговался по поводу прав на использование родичами собственных идей и разработок. Жестко одергивал надменных, если при нем упоминали «избранность и статус высших». А еще мирил и помогал выработать взаимопонимание. Он раньше иных осознал: необязательно быть одинаковыми, достаточно общаться, принимая соседей такими, каковы они есть.

Йялл вздохнул. Риану-то что – ему, страшно подумать, более полутора тысяч лет… Это не старость даже, это древность! Тем не менее учитель не слаб и отнюдь не медлителен. Лет двадцать назад, несмотря на столь преклонный и почтенный возраст, Риан накостылял ему, Йяллу Трою, по могучей шее и выгнал из учеников, назвав пригодным к бою и даже слишком драчливым. Сказал, что дальше наследнику гордой фамилии разведчиков стаи следует практиковаться не в крепости мышц и скорости реакции, а в понимании сути вещей. И что для указанной деятельности ему предоставлено все необходимое и природой, и учителем: ум, открытое доброе сердце, непреодолимое упорство, а также синяки и шишки, идеи и воззрения, медленно превращающиеся в жизненный опыт, личную позицию и убеждения. Йялл поклонился и ушел – стараться. Чем и занимается по сей день. Достиг звания шеф-инспектора. Преодолевает себя. Разжимает кулаки и учится просто разговаривать. До исчерпания самой последней возможности – просто разговаривать. Без ушибов и переломов. Это трудно.

Даже теперь, прожив с волвеками бок о бок сто пятьдесят лет, люди не понимают до конца принципов общения в стае. Люди очень редко могут стать в ней по-настоящему своими, если не входят в семью и не имеют способностей снави – чувствовать сердцем больше, чем сказано на словах. Волвеки, в свою очередь, не в состоянии осознать пределов людского… скажем так, разнообразия. Им кажутся дикими и непростительными абсурдная ложь и мелкая себялюбивая подлость. Им никогда не вникнуть в смысл вполне типичных для людей, лишенных единого стайного духа, проявлений индивидуальности: как безобидных – стремление к уединению, застенчивость, скрытность, так и весьма неприятных – собственничество, жадность, эгоизм и завистливость. А еще люди бездумно создают семьи, словно по-детски играют в серьезные чувства. И столь же легко разрушают их… Зато у волвеков до сих пор разрешены телесные наказания и драки. Сломанная рука, например, – не повод для вмешательства инспекции. У волвеков вообще нет привычных и понятных людям систем и силовых структур для поддержания порядка. Только коллективное сознание и вожаки нескольких уровней иерархии. Сломали тебе руку не по делу – отвечающий за поселение сам узнает, сам и вмешается.

А если волвек повредил руку человеку, даже за дело, но это произошло на Релате, где закон другой? То-то и оно. Общих городов здесь, под синим ясным небом, осталось всего два. С тех пор, как ушел к предкам, в родовую память стаи, первый из Йяллов, разобщенность стала расти. С тех относительно недавних времен, когда покинуло мир живых его поколение, поколение первых свободных волвеков, обе стороны – люди и их новые соседи – противостоят расколу по мере сил, осознавая негативные последствия возможного разделения.

Но если объяснить законы людей волвекам еще можно, то как примирить их с существованием беззакония? Такого, которое день за днем обыденно творится здесь. Для жития в беззаконии и вырос этот городок в сухой степи, никому не нужной и давно задичавшей. Городок, где не желают жить общей со всем миром жизнью: работать, учиться, развиваться… Зачем? Можно и проще добывать хлеб с жирным маслом. Одни торгуют собой, другие промышляют азартными играми, третьи содержат притоны. Многие откровенно бездельничают, тихо проедают всевозможные социальные пособия – здесь ведь можно снять комнату практически даром и не придется выслушивать никаких увещеваний типа «так жить нельзя».

Можно, само собой, это локальное безобразие и иные, подобные ему, прикрыть. Совет по данному поводу уже много раз собирался. Но разве таким способом переделаешь нутро людей? Нет. А если гниль загнать вглубь и замаскировать, станет лишь хуже. Тем более и гнили той – с ноготь. Да пусть живут как им вздумается. Их ведь – и поселений, и обитающих в них людей – за полвека стало втрое меньше… Пусть тихо вымирают города-призраки, пока не мешают жить остальным и никого не тянут к себе силком. Не в них главная беда Релата. Гораздо хуже и опаснее те люди, которые пытаются активно строить мрачную и чуждую нынешнему миру жизнь: продавать оружие или иные запрещенные вещества и предметы, воровать секреты и наживаться на людских слабостях. С ними как раз инспекция и борется.

Йялл усмехнулся. Он вполне согласен с разумностью доводов людей. Теоретически. Вот только на практике ездить сюда приходится именно ему, недоброму нелюдю с очень хорошей, просто уникальной реакцией. С выдающимся чутьем на неприятности. И внушительными способностями из них выбираться.

Дверь бара скрипнула, выпуская Лорри. Тридцать один! «Сказал, тоже», – усмехнулся про себя Йялл. Он точно знает: Лоране Диш тридцать пять, а выглядит она на все сорок пять под этим жутким слоем боевой раскраски. Маленькая, полноватая, с нарочито наглыми манерами, с излишне громким хрипловатым голосом. На первый взгляд – обычная девка, стареющая и уже никому из трезвых дневных посетителей не интересная. Жалко ее. Неплохой ведь человечек с глупой и трогательной жаждой самостоятельности. Правда, безнадежно напичкана предрассудками о том, что жизнь – вечный праздник, а запреты и ограничения придумали глупые чинуши. И что вот этот город-помойка и есть настоящая свобода. И что она «никому ничего не должна и не такая дура, чтобы верить в бесплатную доброту».

– Пей кровь, животное, – проникновенно и мрачно предложила Лорри, ставя на стол сок.

– Давай я тебя устрою в Красной степи? – вздохнув, как всегда, предложил Йялл, принимая бокал.

– Да кому я нужна, – без обычного раздражения, вроде бы даже с грустью отмахнулась Лорри. – Нас ведь называют там, в вашем большом мире, носителями вируса разложения общества. Нас предпочитают изолировать от нормальных людей. Прикол, а? Мои клиенты – они «нормальные».

– Скажи, кто предлагает, и я ему шею намну.

– Да начни с представителя Совета на землях нашего полуострова, – усмехнулась Лорри. – Йялл, ты хоть и инспектор, и легавый, и все такое, но ты – человек. – Женщина рассмеялась над странностью своего утверждения. Тряхнула выбеленными волосами, нагло прищурилась: – Ё-о-о, ты же вонючий гролл, чего это я? Люди из инспекции за столиком со шлюхами не сидят и сок в этом баре не пьют. У них может пострадать репутация. А ты сидишь. Даже примчался по первому вызову. Один и не в форме. Как будто мало тебя здесь били.

– Так ведь и я приложил лапу к разрушению города, – весело оскалился Йялл.

Взглядом нашел свежий фасад быстровозводимого домика поодаль. Года два назад он прежний снес. Начал лично, своей широкой спиной. Хлипкое было сооружение. И памятный рейд. Люди неисправимо интересны. Наворотят глупостей – а потом, как с похмелья, пытаются сообразить, как это у них вышло, с чего все началось и отчего потом столь жутко обернулось.

– Это мы тебя вызвали, – глядя прямо в желтые глаза волвека, сказала Лорри. – Я и девочки. Очень боялись, что ты окажешься далеко и не успеешь. Но ты опять возник, как призрак. Прибыл быстрее, чем мы ожидали.

Йялл залпом допил сок и кивнул. Девочки его еще никогда не вызывали, хотя он и приложил немалые усилия, чтобы в диком и глупом городе у них было относительно приличное положение. Двух выволок из этой ямы за шкирку и заставил закончить базовые курсы медиков. На свои деньги приобрел для них дополнительный мобиль, оборудованный под медблок. Переломал руки и ноги всем, кто этими девочками тут распоряжался как собственным имуществом. В инспекции о нем до сих пор ходят гнуснейшие сплетни. Еще бы! Волвек, создавший в кочующем Трущобном городе профсоюз продажных девиц. Добавьте: не просто волвек, а одиночка, исторгнутый стаей. Это тоже слух. Люди обожают делать вид, что знают всё. И понимают тоже всё – до донышка.

– Вас что, вывезти в Красную степь?

– Дурак ты, зверик, – хихикнула Лорри. – Мы здешние, не скаль зазря зубищи. А вот Сати… В общем, пошли, расскажу по дороге.

Женщина подхватила свою сумочку на тонкой длинной цепочке и застучала каблуками по плиткам мостовой. Йялл шагал рядом. Смотрел сверху вниз на выбеленную макушку, примечал, как поредели пряди за два года. Кожа стала более рыхлой, бледной. И двигается Лорри тяжело. Обязательные в ее рабочем наряде туфли на высоких тонких каблуках старые, шпильки явно стоптаны, левая нога ступает криво. Колени у нее болят. Одышка изрядная. Да еще на солнцепеке сидела, его ждала – видимо, давно сидела. Йялл почесал за ухом и с сомнением дернул край куртки. Отогнал дурное предчувствие, выговорил себе за мнительность. Это всего лишь визит вежливости, в сообщении так и было сказано: «Есть тема». Когда Лорри переживает всерьез, она выражается иначе. Ну вот, споткнулась. Йялл поймал спутницу под локоть и возмущенно рыкнул:

– Лорри, ты хоть знаешь о том, что в Карне медицина полностью бесплатная? И не только там.

– Мы не в Карне.

– Ну и что? В ваш город регулярно наведываются медики, я сам участвовал в подборе добровольцев. И в стационаре поблизости тоже можно договориться. Документы у тебя есть, претензий у инспекции к тебе нет. Займись собой, не доводи дело до инсульта. У тебя налицо все признаки проблем с сосудами, уж поверь моему звериному чутью. В ушах часто звенит?

– Ё-о-о, сколько тебе лет, Йялл? Ведешь себя, как скрипучий дед с бесконечными заумными поучениями.

– Шестьдесят три, то есть для волвека немного.

Лорри неопределенно фыркнула и свернула в узкую улочку. Вцепившись в руку волвека, она едва слышно зашептала, прекрасно зная, что для него и этой громкости довольно:

– Ее привез Тощий Дик. Давно, лет десять назад. Сказал, что никому не нужна и пусть подыхает, а сам с рук на руки сдал старой Томи, которая дурнее всех дурных, даже кошку пнуть не в состоянии. Девочке на вид было годика два. Томи ее выхаживала. Странный ребенок. Вроде такая вся добренькая, наивненькая, миленькая – хоть слюни пускай. Но на деле очень непростая она – и не мягкая, и не покладистая. Мы к ней привыкли. Даже я раскисла: сюсюкала, бантики-тортики и все такое. И вдруг – облом… Дик сказал, что надо вернуть. Папаша у нее нашелся. Богатый папаша. Знаться с ней не желает, но денег отслюнил и на школу, и на все прочее. Дику денежки и упали в ладошку его загребущую, ясное дело. Тот указание переслал Шмыгу, который спьяну Норме сболтнул, Норма – Томи, а старуха – уже мне.

Йялл поморщился. С возросшим сомнением пощупал рукав куртки. Любимой, светлой. Вздохнул, снял ее и бережно свернул. Сунул в руки Лорри. Брюки не жалко, да и не стаскивать же их тут, посреди улицы. Женщина поняла, захихикала:

– Ты не боись, он завтра собирался Сати увозить. В среду.

– Кто еще тут самый наивненький, – оскалился Йялл. – Я тебе подарю календарик с автоматической подсветкой даты. Сегодня среда и есть.

Лорри споткнулась, прошипела свое неизбежное «ё-о-о» и выругалась. Спасибо хоть куртку не уронила. Йялл вдвинул женщину за плечи в узкий проем меж двух заборов. Задействовал коммуникатор и сообщил на базу, что с курткой в частности и поездкой в целом вышла ошибка. Дежурный в ответ заржал. Вот дурень! Не иначе поспорил, будет ли разрушен хоть один дом после мирного визита инспектора Йялла в городок.

– Стой тут, – предупредил он. – Не хватало еще, чтобы тебя сочли наводчицей и помощницей инспекции.

– Йялл… – Лорри выглядела виноватой.

– Ты бегаешь слишком медленно, – привел волвек второй довод. Неоспоримый.

Он отвернулся, резко втянул ноздрями воздух. След по ужасающим духам Лорри мог бы взять, пожалуй, даже человек. Хотя кто их, людей, поймет. Гроллов обзывают вонючими, а сами-то… По три дня носят одну рубаху. Заливают с утра пятна подсохшего пота пахучими средствами, снова успевают взмокнуть к полудню и ходят в этом ужасном облаке угара.

На бегу мысли всегда получались злыми. Он не знал, почему, но привык. Пропускал их, такие колючие, мимо сознания. Мчался по следу. Прыгал через заборы, перемахивал через урны и мобили, толкал плечом упрямые, некстати торчащие углы домов. Запах казался зримым – его, свежий и стойкий в безветрии, удавалось проследить далеко вперед и выбрать кратчайшие срезки.

Шикарный черный мобиль того, кто был известен Лорри под кличкой «Дик», волвек увидел за очередным поворотом. И сам мобиль, и пожилого обрюзгшего мужчину у задней дверцы, и троих его личных помощников, и пятерых охранников у заборчика перед убогим подъездом дома. Один взгляд. Когда картинка отпечаталась в сознании, сразу же пришел и ответ. Дика он знал. И головорезов его знал, а недавно вычислил и их хозяина, на которого нет прямых выходов и улик. Зато есть точное понимание: зря надел светлую куртку, но вовремя снял. Еще он зря прибыл один. Дело не мелкое и не простое.

Йялл взвился в прыжке над очередным заборчиком, извернулся винтом, встряхиваясь в полете. Из нынешних он один умел так, если не учитывать Горров. Отталкивался ногами еще человек, а падал на все четыре лапы уже гролл. Очень крупный серо-рыжий гролл. В нем все-таки сто тридцать килограммов сухих мышц без малейшего намека на жир. Жир себе могут позволить стайные. Он – одиночка.

Из штанов и ботинок удалось вывернуться идеально, своевременно и без шума. Рубашка хрустнула, расходясь на плечах и спине по швам. Люди стали оборачиваться со всей доступной им, скажем так, поспешностью. Вполне профессионально. Уже тянули из-под полы костюмов тонкие стэки. Запрещенные к использованию, само собой. Потому что эта гадость и для дальнего боя годится, и для ближнего. А Релат – мирная планета. Девяносто пять процентов его населения понятия не имеет, что такое стэк и как он выглядит.

Йялл оттолкнулся от плиток пешеходной дорожки, рванул правой передней лапой стену на высоте двух метров, взлетая на вертикаль. Содрал покрытие еще раз задней правой уже в падении, поправляя траекторию. Отсюда, прямо со стены дома, само собой, никого не ждали…

Волвек обязан контролировать своего зверя, справиться с которым даже вооруженным людям вряд ли по силам. Лет двадцать назад я не решался так резко менять облик и отдаваться наитию боя. Тогда я гораздо хуже читал людей. Путал страх бессилия и страх смерти. Тогда я еще клевал на фальшивое раскаяние, ведь в стае не стремятся ко лжи и не бьют в спину… Был неопытен, не умел осознавать мгновенно и точно, что важнее в данный момент: преодолевая внутренний барьер, причинить вред и даже убить, или пощадить, рискуя чужими жизнями и здоровьем. В меня-то не попадут. А если и попадут – будет одним шрамом больше, велика ли беда? Но жизни других людей, ввязавшихся в переделку… Два с лишним десятка лет работы в патрулях меня сильно перекроили. Научили прыгать, не тратя время на раздумья. И отпускать зверя без опаски. Цель ясна обоим, и тяжесть отнятия жизни – если придется отнять – посильна. Окупается другими жизнями, спасенными. Потому что я давно не ошибаюсь, читая самых грязных и темных людей…

Две шеи коротко хрустнули. Гролл перекатился, мстительно и точно изуродовал когтями борт мобиля, заодно задевая гнездо зарядки: теперь не взлетят, автоматика не допустит аварии. Самый умный и быстрый охранник Дика уже успел развернуться спиной к врагу, начиная спасаться своим человечьим, точнее, черепашьим бегством. Двое лихорадочно заливали мостовую лучами стэков и готовились активировать второй тип вооружения этой компактной и мощной дряни. С тем, собственно, и отбыли в лучший мир. А может, просто в обморок… Йялл очень старался, чтобы именно туда. Дик и его ближние благоразумно нырнули в мобиль. Гролл замер. Истратил пару мгновений, немигающими желтыми глазами демонстративно изучая людей в салоне мобиля. Спокойно, оценивающе – как дичь. Те осознали, насколько им повезло быть внутри. И практически сразу вспотели, додумавшись до новой здравой идеи: на прочность обшивки надежды нет, если гролл разозлится всерьез… Поспешно подняли пустые ладони, защелкали запорами дверей. Решили дождаться нормальных инспекторов. Без когтей которые, на двух ногах и с полной башкой законов и правил.

Гролл презрительно встряхнулся, отвернулся от мобиля и двинулся по дорожке к двери дома. Сознание волвека не обмануть. Эти больше не бойцы, уже внутренне сдались. Даже в спину не рискнут бить. Можно целиком сосредоточиться на изучении трехэтажного убогого строения. На втором этаже всхлипывает запертая в комнате старуха, знакомый голос, они уже встречались, давно, мельком… Хороший человек, но слишком нежный и тонкий для этого города. Вот и попадает в неприятности, что неизбежно для не умеющих отворачиваться и проходить мимо. Теперь тоже не молчит, бессильно стучит кулачками, умоляя не обижать ее девочку. Йялл шевельнул ухом. Кто ж им теперь позволит обижать…

Шаги трех пар ног – двое мужчин и ребенок – отзвучали эхом на лестнице и затихли. Споткнулись о волну звуков скоротечного и уже угасшего боя, катящуюся запоздалым эхом снизу, от мобиля. Теперь с лестницы раздавалось лишь судорожное дыхание. Его, Йялла, еще не видели, но уже боялись. Гролл метнулся в три прыжка вверх по стене, всаживая когти на всю их немалую длину. Надо спешить.

– Я перережу ей горло! – взвизгнул самый обычный, человеческий, задушенный страхом голос в темном парадном. – Я не шучу, у меня заложница!

Девочка охнула. Не шутит, получается. Впрочем, Йялл и так знал, какова сила человеческих страхов. Наворотят – а потом всхлипывают и трут слезы по щекам, бормочут про аффект и рассчитывают на доброту наивных психологов из мирной иной жизни, нормальной для девяноста пяти процентов людей. Только кому нужно их раскаяние, даже искреннее, что маловероятно? Точно не этой девочке, если она пострадает. Хотя последнее вряд ли произойдет: гролл уже взметнулся до верхнего окошка возле крыши. Каплей, без единого шороха, стек в темный затхлый чердак, заструился по лестнице вниз, втянув когти, неприметнее сквозняка и бесшумнее кошки. Мгновенным движением лапы успокоил охранника за спиной подонка, вопящего о заложнице и своих планах.

– Зарежу прямо сейчас! – рявкнул тот более уверенно: уже сам себя раззадорил и подбодрил.

И осел на ступеньки. Девочка вывернулась из-под ослабевшей руки. Побежала вверх, мимо гролла. Сперва Йялл решил, что от страха. Потом понял: малышка старается выручить свою названую бабушку. Двинулся следом. Всего-то пять шагов ее тонких ножек-палочек в шумно шлепающих туфлях на плоской подошве. Йялл возмущенно оскалился: разве такие туфли можно покупать детям? У людей от них развивается плоскостопие. Гадкая болезнь.

На лестничной площадке второго этажа девочка остановилась перед запертой дверью и обернулась к Йяллу:

– Ты же умная собачка?

Йялл сел от изумления. Он – собачка?.. Ни разу в жизни никто так не называл. Девочка, впрочем, вряд ли умела читать эмоции на морде гролла. Жаль: в шоке его никто не наблюдал уже много лет. Даже в коротком, мгновенном замешательстве. Сати подошла, погладила по шее. Успокаивает, что ли? Вот так невидаль! Девочка важно указала на дверь:

– Умная, я знаю, и смелая. Бабушка там. Сломай дверь, я здесь живу, и я разрешаю.

Йялл невнятно подавился рычанием. Вот так ребенок! Он не оценил сразу намек Лорри про наивненькую и миленькую. Пасть гролла растянулась в широкой улыбке. Когти правой передней лапы снова выдвинулись на всю их длину. Йялл впился в мягкий пластик двери и рванул замок из гнезда целиком – так быстрее и вернее всего. Оттеснил девочку. Принюхался. Когтем срезал растяжку, уже отпрыгивая назад и аккуратно роняя малышку на пол, а точнее, на свои подставленные передние лапы. Хрустнул короткий удар. Обычное дело: прощальная гадость для инспекции. Если и не убьет, то поранить может серьезно. Или хотя бы задержать.

Девочка встала, деловито отряхнула платьишко, вцепилась рукой в складки на загривке гролла – так ей спокойнее. Закусив губу и стараясь не бояться, вошла рядом с ним в пустой проем по обломкам двери. Минуту спустя бабушка Томи уже плакала в голос, обнимая любимую воспитанницу. А гролл злился на себя, собирая внизу у дома ботинки, штаны и обрывки рубашки. Приволок добычу в пасти на верхнюю площадку. Сменил облик, быстро оделся. Мрачно почесал за ухом. Теперь объяснений писать придется – лучше и не думать, сколько. Три трупа и один полутруп плюс разгром и калеки на лестнице. Что ни напиши, все равно объявят маньяком и отправят в Акад к психологам на восстановительное лечение. Если Тимрэ не успеет приехать и спасти. Вся надежда на него. И на…

Сверху, прямо с небес, сразу в полную громкость рухнул звук сирен пикирующего мобиля инспекции. Прибыло подкрепление, даже почти вовремя.

– Всем оставаться на местах! Проходит спецоперация! Внимание! Любые перемещения будут считаться недружественными!

Началось. Спасибо хоть орет сам Ларх, человек во всех отношениях замечательный. Явно рванул сюда, едва узнал о планах напарника, и сообщение диспетчера поймал уже в полете… Может, все уладится и без длинных письменных объяснений с последующими заслушиваниями комиссии? Йялл вздохнул, потрогал голую кожу шеи. Ожог, и здоровенный. Все же один стэк достал его по касательной. Значит, не ошибся – третье поколение, самонаводящиеся. Волвек спустился до второго этажа и усмехнулся. Девочка уже ждала его, сидя на маленьком старомодном чемоданчике из жесткого дешевого пластика. Веселый цвет, розовый с рисунком в виде синих тощих кошек, разнообразно изгибающих спины и хвосты. Бабушка Томи стояла рядом.

– Ты ее не отдашь этим? – жалобно уточнила пожилая женщина.

Одним словом «эти» она объединила и Дика, и загадочного отца Сати, и инспекцию, и Совет, и любые иные угрозы большого мира. Йялл усмехнулся. Теперь он вспомнил Томи. Два года назад видел, в тот самый день, когда снес спиной домик… Вроде бы Ларх потом делал ей документы: выяснил, что непонятно сколько лет Томи жила вообще безымянная и неучтенная.

В душе шевельнулось нечто темное и древнее. Не понять, то ли гролл почуял странное, то ли сама кровь шепнула…

– Вы теперь моя личная стая, это больше, чем семья у людей, – окончательно определился Йялл. – Я вас никому не отдам. Собирайтесь.

Женщина успокоенно кивнула, достала из кармана кофты документы – примитивные, пластиковые, в виде карточки с плоской фотографией. Пожала плечами. Правильно: какое у нее имущество? Миски-ложки паковать глупо, шмотки – и того дурнее. Йялл с новым интересом глянул на чемодан, а точнее, на пластиковый кофр. Принюхался.

– Вонючий помоечный кот в моей стае, – фыркнул он, весело щурясь. – Дожили.

– Котенок, – обиделась Сати, гладя свой чемодан. – Мне его Лорри принесла. Я попросила, она добыла. Породистый, с синими глазками. У помоечных глаза желтые, точно как у некоторых. Вот.

Ну что за беда – теперь проявилось наконец-то детское поведение: надулась и быстро отвернулась. Все равно понятно, даже со спины: глотает слезы. Впечатлительная. От обиды плачет, а на затихшего в глубоком обмороке похитителя – ноль внимания. Еще бы: ее «собачка» рядом и присмотрит за врагами. Странно, как сразу установились забытые стайные отношения молчаливого доверия. Обычно с людьми их строить немыслимо трудно, как же…

Додумать идею до логического финала Йялл не успел. По лестнице уже стучали подкованные модные сапоги Ларха. Скоро появился и сам он. Огромный, белокурый, породисто-синеглазый, аккуратный и улыбающийся. При полной форме. Именно таким он позировал для сюжетов в инфосреде. Живой идеал инспектора: глаза добрые, стэк застегнут в кобуре и скрыт под полой. Ларх в их паре – «хороший». У него ни единого взыскания, все списываются по обоюдному согласию на толстокожего дикаря гролла, у которого нет пока детей и семьи, да и репутация уже не может пострадать – она и так выглядит слишком… яркой. А еще у Йялла, в отличие от идеального синеглазого инспектора, никогда не появится терпение для написания отчетов по полной форме. Ларх подмигнул, бросил приятелю куртку – его обожаемую, замшевую. Значит, Лорри бегает не так уж плохо.